Легенда о короле и шуте

Старик, не смотря на почтенный возраст, помчался выполнять поручения, и уже через полчаса король принимал ванну, под которой теплилось пламя небольшого костра, что подогревал воду. Молодые служанки поливали сюзерена душистыми травяными настоями, безвредными для дряблого организма и терли конопляными мочалками. Сюзерен похрюкивал от удовольствия и краем глаза посматривал на свою супругу, которая нежилась в ванной напротив.

Стоит заметить, что королева была моложе своего венценосного спутника жизни ровно втрое. Этот факт порождал множество слухов, которые Генрих тут же пресекал. Тело главной леди растирали молодые мускулистые слуги-мужчины, что заставляло Генриха недовольно хмуриться время от времени.

– Изольда, – сюзерен сплюнул попавшую в рот мыльную воду, – вам передали, что я жду вас к завтраку ровно в восемь?

– Передали, Ваше Величество… – томно ответила та и тяжело вздохнула.

– Почему вы не явились ночью в мои покои? Где вы были? – король дал знак слугам, и те стали дуть в длинные тонкие трубки, заставляя воду пузыриться.

Первая Дама государства вылезла из ванной, и пенные струи потекли с ее упругого тела на мраморный пол. Она щелкнула пальцами, и ее тут же укутали в большое полотенце.

– Потому как я зачиталась у себя в покоях и заснула.

– Да? – Генрих тоже закончил водные процедуры. – Но я слышал через стену какие-то стоны!

– Видимо кошмар приснился, – спокойно ответила Изольда.

– Сколько раз тебе говорить, чтобы не читала на ночь всякие пасквили! – покачал головой сюзерен. – Кто-нибудь скажет мне, приехал мой шут или нет?!

– Да приехал он… – Королева вздохнула и в сопровождении слуг покинула ванную комнату, оставив драгоценного супруга во власти миловидных дев. – Я буду в обеденной зале к восьми и будь так добр, давай, поедим в тишине, без этих твоих песнопений, – Она послала воздушный поцелуй и скрылась из виду за тяжелыми дверями.

Изольда не любила придворных музыкантов. Нет, не за их песни, которые ей тоже не очень-то и нравились, а из-за внешнего вида. Те больше походили на лесных разбойников, нежели на королевских служак. Но, с другой стороны, они же работали в замке за кров и еду, которыми платил король за их выступления. Где взять денег на хорошую одежду? В остальное время артисты работали в таверне «Три поросенка», где развлекали публику своими песнями. Там им перепадали гроши, которые тратились на новые инструменты и леший знает на что еще. Каждое утро музыканты играли в Обеденной зале, пока Государь вкушал пищу, и королева всегда смиренно терпела их присутствие. Генрих загрустил и задумчиво произнес:

– По всей видимости, трапеза обещает быть скучной. Главное, продержаться до обеда, там казнь. Хоть какое-то разнообразие, – Король закутался в халат и отправился в свои покои готовиться к завтраку.

***

Как и предполагал король, без музыкантов пища не жевалась и не глоталась. На другом конце длинного стола королева вкушала утиные яйца, фаршированные креветками, явно наслаждаясь едой и царящей тишиной. А вот сюзерену, наоборот, кусок не лез в горло. Слуги стояли в стороне от своих хозяев и глотали слюни, глядя на уставленный яствами стол. Неожиданно петли массивных позолоченных створ скрипнули, и в обеденную залу вошел любимый шут короля. Он гордо вышагивал по мраморному полу, звеня бубенцами на своем колпаке.

– Ну наконец-то! – всплеснул руками сюзерен.

Прохор подошел к хозяину.

– Ваше Величество… – и низко поклонился. Затем кивнул государыне. – Ваше Высочество…

– Ну, рассказывай, как обстоят дела с этим сумасшедшим стариком в той деревне.

Королева нарочито громко брякнула вилкой о тарелку, чтобы на нее обратили внимание.

– Самое время для таких разговоров! Ничего, что я ем?! Повременить нельзя?

– Дорогая, просто не слушай, – ответил король и протянул шуту кубок с вином. – Не томи.

Тот залпом выпил терпкий хмельной напиток, поставил посуду и сел на стул рядом с государем.

– Ой, Онри… – махнул рукой придворный болтун. – Это что-то с чем-то! Театр и хранцузы! Разобрался я со стариком. Хорошо, что взял с собой солдат, а то бы несдобровать мне было. Им, правда, досталось хорошенько, но я все уладил. Твой летописец все занес в книгу хроник, но вкратце скажу – история достойна песни, честное слово!

К королю тут же вернулся аппетит, и величество впился зубами в запеченную с яблоками утку, обильно запивая ее вином. Прохор то и дело прикладывался то к тарелке с виноградной гроздью, то к блюду с клубникой, украдкой поглядывая на королеву, которая делала вид, что разговор ее абсолютно не интересует.

– Значит, загибай, так сказать, пальцы, – король вытер руки о скатерть. – Беги к Главному Министру и скажи ему, что собрание с девяти часов переносится на после обеда, это раз. Два, чтобы в двенадцать часов не забыл собрать на площади всех жителей города: во-первых, нужно наказать конюха, а во-вторых, надо достойно наградить тебя за службу. И пусть велит музыкантам сложить в честь твоего подвига песнь, которую им надлежит исполнить на площади сегодня же! Вроде ничего не забыл.

Прохор встал из-за стола, дурашливо поклонился, взял яблоко, подбросил его и, поймав, сунул в сумку, которая висела у него на поясе.

– Будет исполнено, сир. Разрешите идти?

– Иди, иди, – отмахнулся Генрих.

Шут помахал пальцами королеве и, прыгая из стороны в сторону и подволакивая то одну, то другую ногу, удалился из обеденной залы. Супруга государя недовольно бросила на стол салфетку и откинулась на спинку стула, поправляя свое нежно голубое бархатное платье.

– Каков наглец! Подумать только, ведет себя со мной, как с уличной девкой! Что это такое?! – и она повторила движение пальцами. – Словно я его любовница! Фу! Накажи его, дорогой!

Король вздохнул.

– Дурак, чего с него взять?! Пойдем, моя ненаглядная, надо приготовиться к выходу в народ.

Слуги помогли выбраться королевской чете из-за стола и сопроводили каждого из них в свои покои.

***

Площадь напоминала собой муравейник. Едва глашатаи прокричал, что приближается время казни, простой люд стал тут же стекаться к сцене, стоящей посреди дворцовой площади, забросив свои дела. Именно здесь проводили все экзекуции, и тут выступали заезжие актеры, бродячие циркачи и прочий сброд, веселящий публику. Солнце стояло в зените, а по синему небу проплывали редкие облачка, да проносились голуби и вороны.

Часы на Главной башне дворца показывали одиннадцать часов и сорок пять минут. Где-то в глубине площади раздался звук трубы, и толпа стала расступаться – это вели виновника «торжества», конюха. Двое солдат, облаченных в доспехи, вели его под руки, ибо тот еле мог передвигаться самостоятельно. Мужики в таверне отделали его от души. В синюшном мужике трудно признать королевского конюха – там, где когда-то было лицо, теперь находился один огромный синяк. Горожане заранее запаслись тухлыми помидорами и яйцами, которые теперь летели в преступника, но ровно половина уже не съестных припасов попадала в стражников, разлетаясь мелкими брызгами, ударяясь в шлемы и кирасы. Кто-то развернул над головой транспарант с надписью «Конюх сволочь!». Мужики норовили дать арестованному зуботычину или пнуть побольнее. Многие кричали ему вслед оскорбительные слова.

– Какую бабу извел, собака!

– Ослина тупоголовая, мог бы со мной женами поменяться! Моей сто лет в обед, ее не жалко!

– Ни себе, ни людям! Скотина!

– Остолоп!

Процессия двигалась к помосту, временно ставшим эшафотом, очень медленно. Гвардейцы даже начали переживать, что конюх загнется раньше, чем поздоровается с палачом, что скучал, оперевшись на свой огромный топор и поставив одну ногу на колоду, возле которой стояла корзина. Свое лицо здоровяк скрывал под глубоким красным капюшоном с прорезями для глаз, но по его взгляду было понятно, что работой он не очень-то и доволен.

Никто не хотел быть палачом – это самая отвратительная, хоть и хорошо оплачиваемая, работа на свете. Никто с тобой не здоровается, и жить приходится за стенами города. Люди от тебя шарахаются, как от прокаженного, в таверне приходится сидеть за отдельным столом. Не жизнь, а помойная яма. Именно поэтому человек и скрывал свое лицо. Поди знай, кто он такой! А так, завернул за угол, скинул окровавленную одежду и живи дальше полноценной жизнью.

Вот арестованный в сопровождении гвардейцев поднялся по лестнице на эшафот, а с другой стороны появился Главный глашатай, в обязанности которого входило зачитывать все указы государя и приговоры суда. Поправив потертую кожаную куртку и закрутив усы, служака развернул свиток и громко прокричал.

– Жители столицы! – Он выдержал паузу и, когда площадь накрыла тишина, продолжил. – Сегодня у нас два события, и начнем мы с плохого. Наш самый гуманный и справедливый суд вынес свое решение по делу номер десять. Обвиняемого в предумышленном убийстве, последующем глумлении над убиенным и хулиганских действиях в отношении граждан, а так же в людоедстве, признать королевского конюха Бланше виновным! Для тех, кто еще не в курсе, сообщаю: он уличил свою жену в супружеской неверности, сварил из нее рагу и накормил им ее любовников. Короче: конюха приговорили к отсечению головы, посредством топора. Палач, можешь приступать.

Глашатай свернул бумагу, засунул ее за пазуху и отошел в сторону. Гвардейцы подтащили упирающегося конюха к колоде и опустили на колени.

– Не дергайся! – прорычал палач, и от его голоса бедолагу словно парализовало. Он прекратил трепыхаться и замолк. – Будь паинькой, и я все сделаю быстро и не больно, ты даже ничего почувствовать не успеешь.

Здоровяк провел по лезвию топора большим пальцем, и над площадью пролетел металлический звон. Затем он плюнул на ладони, обхватил топорище своими могучими ладонями, размахнулся и… Раздался шмякающий звук, голова конюха свалилась в корзину, а на доски хлынули струи крови. Палач завернул обезглавленное тело в огромный отрез плотной ткани, взвалил на плечо и, подхватив корзину, сошел с эшафота. Толпа расступилась, пропуская душегуба, и вновь сомкнулась за его спиной.

Бирича передернуло, когда его взгляд упал на багровую лужу. Он поднял руки вверх, призывая толпу к тишине, которая наступила минуты через две, едва палач покинул площадь, вновь достал свиток и провозгласил.

– Жители столицы Королевства Серединных Земель! Встречайте, Его Величество король Генрих и его супруга, Ее Высочество королева Изольда!

Народ заулюлюкал и стал подбрасывать вверх шапки. На балкон Главной дворцовой башни, который находился аккурат над часами, ступили королевские особы, рассылая своим подданным воздушные поцелуи. Естественно, верный Прохор находился подле хозяина. Ликование продолжалось минут пять. Затем король жестом попросил тишины, и глашатай продолжил.

– Жители столицы! Не далее, как вчера, в селе Большая пахота случилась чудовищная история: тамошний старейшина сошел с ума. Для решения этой проблемы наш Государь, да продлятся его дни вечно, отрядил своего верного шута, который вернулся с победой. С повеления Короля, – бирич снова поклонился сюзерену, – сегодня мы чествуем нашего шута и объявляем выходной день!

После этих слов вверх опять взлетели шапки, и толпа взорвалась криками «Ура!» и «Хвала Генриху!». На сцену поднялись придворные музыканты, одетые, как последние бродяги, разобрали инструменты и стали ждать отмашки к началу своего выступления.

– Итак, – глашатай убрал свиток и продолжил уже своими словами, пытаясь перекричать толпу. – Сейчас наши любимые артисты исполнят свою песню, чтобы вы смогли сами почувствовать, что пришлось пережить нашему герою в схватке с безумцем. Начинайте.

Тишина окутала площадь, а воздух задрожал от напряжения. Зазвучали тревожные нотки скрипки, потом вступили мандолины и тамбурин с литаврой. Певцы закружили по сцене и запели зловещими голосами.

Паника в селе – дед взбесился.Вилами колет всех, кого видит.Шум, гам, воют собаки,бегают люди, хлопают ставни,бабы визжат.Беда! Паника в селе!С ума спятил дед!В одних он трусах,И ужас в его глазах!

Тут некоторые горожане побледнели от страха и стали икать. Кое-где даже завопили дети. Мамаши стояли, как вкопанные, и боялись пошевелиться. Особо впечатлительные упали в обморок. Казалось, что все происходит не в песне, а прямо тут, на дворцовой площади! Кое-кто даже стал озираться, вдруг безумный староста появится в толпе.

Старуху его отыскали,она от страха вся побледнела:– Дед, мол, черта увидел.Тот ему, сволочь, мозги запудрил —мол, нынче помрешь!Беда! Паника в селе!С ума спятил дед!В одних он трусах,И ужас в его глазах!Бедного старика черт попутал.Такого ему наговорил!Много ли старому дураку надо,Чтоб рассудок потерять?!К тому же он бьёт, как бык!К тому же он бьёт, как бык!К тому же он бьёт, как бык!4

Едва стих последний аккорд, толпа взревела, восхваляя музыкантов за песню, а шута за подвиг. Люди чуть ли не на сцену лезли, чтобы поблагодарить артистов за выступление. Не каждый день дают представление, а послушать балаган в таверне удается не многим. Места хватает не всем. Вновь возник глашатай.

– Всем спасибо, все свободны! Гуляй честной народ, но не забывайте: делу время, потехе час! Завтра снова на работу! Хвала королю Генриху!

– Хвала! Хвала! – подхватили люди и стали разбредаться, кто куда. Площадь опустела в считанные минуты.

Тем временем на балконе Главной башни король с супругой сидели, округлив глаза и вцепившись в подлокотники позолоченных кресел. Прохор нарочито громко откашлялся в кулак, привлекая их внимание.

– Государь, с тобой все в порядке?

Король сглотнул, а королева наконец-таки начала дышать.

– Ужас какой! – выдохнул сюзерен. – Ну и нагнали эти певуны на меня жути! Неужто на самом деле все так и происходило? – шут кивнул. – Кошмар! Не знаю, будь я на твоем месте, наверное, умер бы от страха!

– Ну, умереть бы не умер, а портки бы испачкал, – усмехнулся Прохор.

Королева аж воздухом подавилась от этих слов.

– Фи, что за моветон?! Тут, вообще-то, дама!

Шут низко поклонился, и бубенцы на его колпаке зазвенели.

– Прошу прощения, Ваше Высочество. Дурак, манерам не обучен…

– Хватит вам уже лаяться, как собаки, ей-ей! – остановил словесную перепалку король. – А что случилось со стариком, чего он взбесился?

– Да опоил его проныра один. Но не беспокойся, виновник наказан по всей строгости. Сидит в подземелье под моим личным наблюдением, – Прохор отвесил поклон.

Генрих почесал живот, что выглядывал из-под королевских одеяний.

– Ну и ладненько. Пора обедать. Я со страху проголодался. Пойдем, дорогая, – сюзерен помог своей драгоценной супруге подняться и покинуть смотровой балкон. Прохор за спиной правителей скорчил обоим ржи и поплелся следом…

***

Как всегда, после обеда, в Тронной зале состоялось каждодневное совещание титулованных особ Королевства Серединных Земель.

Первая леди со своей свитой стояла на своем излюбленном месте, возле окна, и вела непринужденную беседу. Фрейлины в пышных платьях перешептывались, поглядывали на мужчин, и хихикали, прикрываясь веерами. Франты же то подмигивали дамам, то поднимали брови и еле заметно помахивали пальцами. Так они и обменивались знаками внимания, пока входящие в высший совет власти решали судьбу королевства.

Главный Министр, как всегда затянутый ремнями форменного мундира, стоял перед государем, что по обыкновению своему восседал на большом позолоченном троне и разглядывал лепнину на потолке. Преданный шут развалился у ног хозяина, на ступеньке под королевским седалищем, и чесал за ухом у одной из громадных черных псин.

– На границе все спокойно! – отрапортовал Генерал. – Налоги собираются исправно, урожай зреет.

– Это, конечно, замечательно, – Генрих убрал за спину державу и скипетр. – Ты мне скажи вот чего: почему мне на завтрак не подали чернику с молоком, а на обед к картофельным котлетам грибную подливу?

Министр вновь стянул с головы треуголку, промокнул батистовым платком лоб и прокашлялся.

– Так ить, – и он стал мять головной убор.

Шут оторвался от своего занятия и подозрительно посмотрел на бравого офицера.

– Что, в лесах закончились ягоды и грибы? Сдается мне, Генрих, – Прохор посмотрел на короля, – творится что-то неладное.

Сюзерен кивнул в знак согласия и щелкнул пальцами по бубенчику на колпаке придворного дурака. Легкий звон разлетелся по Зале, привлекая всеобщее внимание.

– Говорите, Министр, мы все слушаем, – король откинулся на спинку трона и с трудом закинул ногу на ногу, запутавшись в горностаевой мантии.

– Я не знаю подробностей… – начал Генерал, но его тут же перебил шут.

– А вот даже не удивительно. Однако продолжайте, любезный.

– Хм, – офицер одернул мундир. – Лесная снедь отсутствует по причине отсутствия королевского сборщика ягод. Он куда-то подевался несколько дней назад. А грибы… Пропал королевский сборщик грибов. Уже неделю его никто не видел. Кстати, пасечник тоже исчез. Странно все это как-то…

– Да уж конечно! – воскликнул Прохор. – Подданные пропадают, а у тебя все спокойно! Генрих, ты никогда не думал соорудить в темнице камеру для очень важных персон? У меня есть одна кандидатура, чтоб ее там поселить.

– Действительно, – хмыкнул Король, и Министр пошел пятнами. – Люди пропадают, а ты и ухом не ведешь. Скоро в королевстве народу не останется. Сам прислуживать будешь? Где мой Советник?!

Вновь придворные вытолкнули в центр зала мужчину в зеленом камзоле и в длинном белом парике. Тот встал рядом с Генералом и поклонился Государю.

– Ну, что скажите? – спросил его сюзерен.

– Полностью согласен с вами, Ваше Величество, – и вновь согнулся до пола.

Король покачал головой. Отодвинув в сторону шута, он встал и не спеша подошел к Советнику и Генералу, сделал несколько кругов вокруг них, внимательно осмотрел и встал напротив.

– С чем ты постоянно соглашаешься? – спросил Генрих, склонив голову на бок, придержав рукой корону, чтобы та не свалилась.

– С вами, Ваше Величество, – сглотнул Советник.

– Так я же ничего сказать не успеваю. Это я должен соглашаться или нет с тобою, а не наоборот. Прав дурак: надо вас в темнице подержать денек-другой, для просветления, а то и вовсе на галеры отправить, камень мраморный добывать. Другой советник мне нужен. От моего шута и то толку больше…

Последний перестал чесать собаку за ухом и с удивлением посмотрел на своего хозяина.

– Я согласен, думаю, справлюсь. Не велик труд: соглашайся со всем и головой кивай.

Придворные вновь стали шептаться между собой, качать сокрушенно головами. Дамы от волнения сильнее замахали веерами. Советник встрепенулся.

– Помилуй, Государь! Зачем сразу на галеры?! Я работаю над этим вопросом, ум напрягаю. Сейчас! Вот уже… Надо назначить кого-нибудь, чтобы он разобрался с этим!

– Да вы сама очевидность! – воскликнул Прохор и поднялся с насиженного места, звякнув бубенцами на одежде. – Генрих, зря ты их держишь.

Шут прошел вдоль ряда придворных, всматриваясь им в глаза. На секунду задержался возле королевы, отвесив ей клоунский поклон, и вернулся к трону. Тем временем Генерал осмелел.

– Если ты такой умный, сам и разберись с пропажей верноподданных короля! Посмотрим, как это у тебя получится.

– Да и пожалуйста!

– Решено! – Генрих вернулся на свое место, согнал Прохора, который уселся на трон, и, взяв в руки скипетр и державу, огласил. – Повелеваю: моему шуту выяснить, куда подевались королевские сборщики ягод и грибов. По выполнению доложить. Давайте сюда бумагу, я подпишу.

К трону подбежал королевский летописец, что прятался в толпе. Он в знак приветствия кивнул Прохору и протянул сюзерену Книгу указов. Генрих схватил перо, макнул его в чернильницу и размашисто поставил непонятную закорючку.

– Передайте глашатаю, пусть объявит во всеуслышание! На сегодня все, пошли вон.

Раздался всеобщий вздох облегчения, и придворные в мгновение ока покинули Тронную залу, словно тараканы, застигнутые врасплох светом масляной лампы. Королева задержалась и подошла к своему величественному супругу, нарочито наступив шуту на ногу. Тот сжал губы и притворно улыбнулся.

– Ты, как всегда, справедлив, Генрих, – Изольда присела на позолоченный подлокотник. – Тебе следует быть построже, – Она щелкнула супруга по носу.

Тот несколько смутился.

– Не заговаривайте мне зубы, драгоценная моя. Не хотел поднимать этот вопрос утром, но сейчас спрошу: почему вы вновь не пришли ночью в мои покои?

Королева соскользнула на пол и сделала несколько шагов вглубь залы, рассматривая картины, украшающие стены.

– Зачиталась и задремала, не уж-то ты не можешь заснуть без моего присутствия?! – Она покосилась на мужа.

– Хм, – Генрих поспешил к супруге. – Могу, но просыпаюсь ночью, слыша, как ты стонешь за стенкой от ночных кошмаров.

Прохор украдкой улыбнулся и покачал головой. Изольда остановилась и повернулась к мужу.

– Я не хочу обсуждать наши взаимоотношения, тем более такие подробности в присутствии этого… – Она махнула рукой в сторону шута. – И вообще, я приду, когда сочту нужным. Возможно, на будущей неделе. У меня мигрень, длительная. Королевский врач сказал, что возможно это на всю жизнь.

Прохор вновь усмехнулся, но на этот раз слишком уж громко, чем заслужил гневный взгляд королевы. Шут поднялся, отряхнул одежду и обратился к хозяину.

– С твоего позволения я пойду. Надо приготовиться к выполнению твоего указа.

– Иди, – Генрих махнул рукой. – Когда закончишь, сразу ко мне. Я же со скуки умру один. И перед отбытием зайди ко мне, расскажешь одну из своих историй перед сном.

Прохор поклонился сначала королю, потом его супруге и вприпрыжку, гремя бубенцами, покинул Тронную залу. А в это время над городом уже разлетался крик глашатая, объявляющего королевский указ.

***

Собираться долго Прохор не стал, тем более что и собирать-то ему особо было нечего. Как говорится в народе: нищему собраться – только подпоясаться. Он только переоделся, перебросил через плечо торбу и решил первым делом посетить кухню и родственников пропавших, благо те жили в городе, недалеко от замка.

Королевские повара не сообщили ничего полезного. Жены исчезнувших в один голос заявили, что те покинули дом и ушли в лес, дабы собрать снедь для государевой кухни. Дети королевских сборщиков грибов и ягод дергали шута за куртку и умоляли найти именно их папку. Прохор насилу отбился от них и понял, что остается только одно, а именно – отправиться на поиски пропавших в лес. Но сначала он решил заглянуть в таверну, дабы насладиться ароматным жаркое, глотнуть вина, послушать сплетни, которые могут оказаться полезными, ну и, конечно же, насладиться творением музыкантов.

Едва рыжеволосый слуга короля зашел харчевню, как на него тут же обратили свое внимание посетители.

– Смотри, кто пришел! – воскликнул толстый трактирщик

– Входи, входи, герой! – крикнул беззубый старик, поднимая кружку и расплескивая пиво.

– Спаситель пожаловал! – смеялся кузнец.

Прохора стали хлопать по спине, и каждый старался усадить его за свой стол, но шут целенаправленно шел к своему любимому месту возле небольшого помоста, на котором выступали музыканты. Едва таверна набилась до отказа, а подручные девы трактирщика разнесли заказы, появились и сами артисты. Для начала они сыграли парочку незатейливых мелодий, под звук которых девки с моложавыми парнями пустились в пляс. Громила Гаспар даже перевернул один из столов, пока отчебучивал пого. Затем музыканты спели несколько старых песенок, заслужив одобрительные аплодисменты подвыпившей публики и горсть монет, что та кидала в шапку. А когда время перевалило за полночь, о чем возвестил бой часов на башне, артисты решили исполнить свой последний на сегодня номер. Музыканты о чем-то пошептались между собой, и один из певцов, тот, что всегда ходил с взъерошенными волосами, объявил.

– Сейчас мы споем вам о нашем друге, который от большой любви потерял голову! Он был славным малым, хоть и со странностями.

Певец выпучил глаза, оскалился в устрашающей улыбке и под звуки мандолин и скрипки запел хриплым голосом.

За столом сидели мужики и ели,мясом конюх угощал своих гостей.Все расхваливали ужин, и хозяин весел был,о жене своей всё время говорил.Ели мясо мужики, пивом запивали.О чём конюх говорил, они не понимали.– Я узнал недавно, все вы, как ни странно», —конюх хриплым голосом проговорил. —С моей бабою встречались втайне от меня,и поэтому всех вас собрал сегодня я!Ели мясо мужики, пивом запивали.О чём конюх говорил, они не понимали.Я за ней не уследил!В том моя вина!Но скажите,Правда, вкусная она?Ели мясо мужики, пивом запивали.О чём конюх говорил, они не понимали.5

С чего началась драка – никто уже не сможет сказать, но она началась. Видимо, кто-то посмеялся над бедолагами, которым довелось отведать стряпни обезглавленного днем конюха, а может на то имелись другие причины. Так или иначе, таверна заходила ходуном. В разные стороны полетели посуда, лавки и некоторые посетители заведения. Громила Гаспар вышибал дух из драчунов, которые пытались на него напасть. Даже Прохор окунулся в бузу, раздавая зуботычины налево и направо, ловко уворачиваясь от ударов. Девки громко визжали, а трактирщик, в уме подсчитывая ущерб, схватился за голову. И лишь музыканты закатились смехом и продолжили играть заводную мелодию.