Полная версия
Святитель Григорий Богослов
Вскоре после сего, по желанию народа, Григорий назначен был архиепископом Константинопольским самим императором. И теперь сопротивление его сему назначению было столь сильно[118], что до крайности огорчало некоторых даже из самых ревностных его почитателей. Впрочем, хотя и против воли назначен был архиепископом, Григорий всей душой предался заботам епархиального управления. «…Я заботился, – говорит он сам, – о нищих и монахах, о девах, служащих при храме, о странниках, о прохожих, об узниках, о псалмопениях, о всенощных бдениях, о мужах и женах… и обо всем, что веселит Самого Бога, когда совершается благочинно»[119].
Противники Григория распустили было слух, что у нового архиепископа недостанет народа для наполнения одних притворов дарованного храма, но при частом проповедании слова Божия Григорий имел утешение видеть полным народа не один только константинопольский храм, но даже несколько храмов. Только распоряжение касательно церковного имущества не нравилось большей части клира и народа, но Григорий уверяет, что при этом имел в виду возвысить святую веру и ее таинства. Вот в чем состояло это распоряжение. Главный храм константинопольский, полученный в управление от ариан, прежде был известен огромными богатствами и многими драгоценностями; но Григорий, по занятии архиепископского престола, не нашел никакого отчета в этом ни в записях прежних предстоятелей, ни у экономов. При этом иные не только советовали, но и принуждали произвести проверку церковных доходов и имущества, но святитель не стал входить в разыскание, главным образом из опасения, чтобы не послужило это к оскорблению таинства. А для отражения порицаний за этот поступок Григорий писал: «Кто выше пристрастия к богатству, тот весьма одобрит меня за это. Если же во всяком случае худа ненасытность, то еще хуже быть ненасытным духовному. Если бы все так рассуждали о деньгах, то никогда не было бы такого беспорядка в Церквах»[120].
Между тем враги Григория не преминули распространить молву, будто он домогался Константинопольского престола, и довести ее до слуха Григориева. Для обличения их св. Григорий в присутствии царя произнес Слово, в котором неопровержимо доказал неверность распространенных толков[121].
В 381 году составился в Константинополе Второй Вселенский Собор под председательством Мелетия, Антиохийского архиепископа. Отцы Собора утвердили за Григорием кафедру, предоставленную ему народом и императором. Это утверждение подействовало весьма успокоительно на Григория и даже немало его обрадовало. «…В мечтаниях суетного сердца, – говорил он после, – предполагал я, что, как скоро приобрету могущество этого престола… тотчас приведу в согласие… отдалившихся друг от друга»[122]. Сколь ни естественна подобная надежда при самом глубоком смирении, но она не оправдалась, как бы для уверения его в том, что и малейшая самонадеянность неугодна Богу; Григорий вскоре усмотрел, что и в таком святом деле, как соборные совещания епископов, трудно примирить разногласящих. Смерть Мелетия породила чрезвычайные споры о том, кому быть его преемником, тогда как этот вопрос не требовал и совещаний, потому что у Мелетия был достойный его совместник, Павлин, только потому не пользовавшийся уважением восточных епископов, что был избран на Антиохийский престол западными епископами. После многих совещаний по поводу этого вопроса Григорий с твердостью человека, убежденного в истине, сказал отцам Собора: «Мне кажется, друзья, что не все вы равно постигаете дело. Пока находился в живых Мелетий, извинительно еще было несколько и оскорбить западных епископов. Теперь же примите мое предложение – благоразумное, превышающее мудрость юных. Престол пусть будет предоставлен во власть тому, кто владеет им, то есть Павлину. Это будет единственным прекращением неустройств. Пусть западные победят нас в малом, чтобы самим нам одержать важнейшую победу – быть спасенными для Бога и спасти мир». Так говорил Григорий, но прочие епископы кричали каждый свое; по словам Григория, «это было то же, что стадо галок, собравшееся в одну кучу; буйная толпа молодых людей, общая рабочая, вихрь, клубом поднимающий пыль, и бушевание ветров. Вступать в совещание с такими людьми не пожелал бы никто из имеющих страх Божий и уважение к епископскому престолу. Они походили на ос, которые мечутся туда и сюда и вдруг всякому бросаются прямо в лицо»[123]. «Немного спустя прибыли еще на собор епископы египетские и македонские. Те и другие сошлись между собой, как вепри, остря друг на друга свирепые зубы и искошая огненные очи»[124]. Они сочли самое утверждение Григория на Константинопольском престоле несообразным с законами, так как он рукоположен в епископа Сасимского. Как скоро намекнули на это, Григорий с радостью ухватился за предлог к оставлению кафедры и, здесь-то высказав общеизвестное сравнение себя с пророком Ионой, добровольно и решительно отказался от престола. Тотчас же после того он отправился к императору и просил дозволения навсегда оставить Константинополь, чтобы не быть предметом зависти других епископов. Царь в присутствии некоторых сановников с рукоплесканием выслушал последнюю речь Григория, однако же с трудом согласился на его просьбу. Еще труднее было убедить народ, чтобы приняли это равнодушно[125].
И прежде много было пролито слез о Григории, много высказано было громких восклицаний, жалоб, заклинаний, когда он, по случаю противоречий об Антиохийской кафедре, перестал являться на соборные совещания и объявил желание вести жизнь пустынную[126]; и тогда еще многие говорили: «Уважь труды свои, какими изнурял себя, и останок дыхания своего отдай нам и Богу. Пусть этот храм препроводит тебя из сей жизни». Теперь же еще более можно было ожидать слез, просьб и заклинаний; это потому, что, когда Собор изъявил беспрекословное согласие на увольнение его из Константинополя, многие из епископов, как скоро узнали о решении Собора, потекли вон, как стрелы молнии, затыкали себе уши, всплескивали руками и не хотели даже и видеть, чтобы другой возведен был на престол Константинопольский. При таких обстоятельствах нужно было употреблять ласки, похвалы и рукоплескания людям злонамеренным, чтобы народ не питал к ним гнева, и Григорий дозволил себе то из опасения народного возмущения[127]. Для большего же утешения своих чад по вере св. Григорий в присутствии ста пятидесяти епископов сказал самую трогательную прощальную беседу к константинопольской пастве[128]. В этой беседе он предавал свое дело суду архипастырей, указал, сколько дозволяло смирение, на свои труды для блага Церкви, на слабость своих телесных сил, которые требовали успокоения, объяснил необходимость тех своих действий, которые подвергались пересудам, и повторил сущность проповеданного им здесь учения; в заключение просил отпустить его с молитвами, а на его место избрать такого, который был бы из числа возбуждающих зависть, а не сожаление, из числа не всякому во всем уступающих, но умеющих в ином случае и воспротивиться для большего блага. После этой беседы он вскоре удалился из Константинополя.
И в стихотворении о своей жизни и в некоторых Словах, говоренных в Константинополе, Григорий имел случай довольно яркими чертами изобразить образ своей двухлетней жизни в Константинополе. Чтобы вернее можно было судить об обстоятельствах, благоприятствовавших восстановлению Православия в столице арианства, для сего здесь не только уместно, но и необходимо сделать извлечения из сих сочинений. Вот что сам Григорий говорит о том, что он сделал для Константинополя и какие употреблял для сего средства. «Некогда паства сия была мала и несовершенна, без порядка, без надзора, без точных пределов… Но теперь, кто бы ни был ценителем слов моих, виждь Собор, пресвитеров, украшенных сединой и мудростью, благочиние диаконов, недалеких от того же духа, скромность чтецов, любовь к учению в народе. Посмотри на мужей и жен – все равночестны в добродетели; и из мужей посмотри на любомудрых и простых – все умудрены в божественном; начальников и подчиненных, здесь все прекрасно управляются; на воинов и на благородных, на ученых и любителей учености; все воинствуют для Бога, все в подлинном смысле учены, все служители истинного слова. Иные из них – дело моих слов, порождение и плод моего духа, и я очень уверен, что сие засвидетельствуют признательные из вас или что даже все вы засвидетельствуете это. Смотрите: языки противников стали кротки и вооружившиеся против Божества безмолвствуют предо мною. И это плоды Духа, и это плоды моего делания. Ибо учу не как неученый, не поражаю противников укоризнами, но воинствование свое за Христа доказываю тем, что сражаюсь, подражая Христу, Который смирен и кроток»[129]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Священномученик Иларион (Троицкий). Творения. Т. 2. М., 2004. С. 154.
2
Печатается по: Архимандрит Порфирий (Попов). Жизнь святого Григория Богослова. М., 1864. Ссылки на страницы творений свт. Григория Богослова приводятся по изданию: Святитель Григорий Богослов, Архиепископ Константинопольский. Творения: В 2 т. М.: Сибирская Благозвонница, 2007. (Полное собрание творений святых отцов Церкви и церковных писателей в русском переводе; т. 1, 2). (Далее в сборнике – Свт. Григорий Богослов. Творения). – Ред.
3
См.: Надгробное слово отцу Григория (Свт. Григорий Богослов. Слово 18 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 223–245. – Ред.). Вот более подробные сведения, какие передает Григорий о своих родителях то в надгробных словах им, то в стихотворениях своих. «Отец мой был прекрасный, весьма добрый старец, простой нравом, истинный патриарх, второй Авраам; он был отраслью корня, который составился из двух противоположностей – из языческого заблуждения и подзаконного мудрования, то есть принадлежал к секте ипсистариев, которые, почитая единого Вседержителя, отвергая плоды и жертвы, поклонялись огню и светильникам и, уважая субботу и до мелочи соблюдая постановления о животных, не принимали обрезания» (см.: Свт. Григорий Богослов. Слово 18 // Творения. Т. 1. С. 225; Он же. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Там же. Т. 2. С. 197). Впрочем, и до обращения в христианство отец Григория известен был многими добрыми душевными качествами. В язычестве он столько отличался целомудрием, что был вместе и весьма любезным, и самым скромным, а при этом показывал и добровольную покорность жене; правдивость его была так велика, что, проходя первые должности в государстве, не приумножил своего имения ни одной драхмой, хотя другие, как известно, пухли от гнусных поборов (см.: Свт. Григорий Богослов. Слово 18 // Там же. Т. 1. С. 225). Мать Григория Нонна, происходя от благочестивых родителей, сначала превосходила своего супруга благочестием и по телу только была женщина, а по нравам превышала мужчин (см.: Там же. Т. 1. С. 225; Т. 2. С. 197). «Думаю, – говорит Григорий Богослов, – что если бы кто, ища для себя совершеннейшего супружества, обошел все концы земли и весь род человеческий, то не нашел бы лучшего и согласнейшего. В нем так соединились все превосходные мужские и женские качества», что брак по всей справедливости можно было назвать «союзом добродетели» (Там же. Т. 1. С. 225). Одни из жен обыкновенно отличаются бережливостью, а другие благочестием, но мать Григория превосходила всех тем и другим и в каждом достигла верха совершенства. Попечительностью и неусыпностью она так умножила все в доме, как бы вовсе не знала благочестия. Но и столько была усердна к Богу и ко всему Божественному, что как бы не занималась домашними делами. Умея приобретать нужные стяжания, она умела и благотворить, и в ней так было непомерно желание раздавать милостыню (а раздача сия лежала на ее руках), что если бы позволили ей черпать из Атлантического или другого обширнейшего моря, и того бы ей недостало. Все имущество, какое было в ее доме, она почитала скудным для дел благотворения и неоднократно говаривала, что, если бы можно было, в пользу нищих отдала бы себя и детей. Кроме сего, она более всех в то время оказывала уважение руке и лицу священников. В ней нельзя не признать важным и того, что «никогда не обращала хребта к досточтимой трапезе, не плевала на пол в Божием храме; встретясь с язычницей, никогда не слагала руки с рукой, не прикасалась устами к устам, хотя бы встретившаяся отличалась скромностью и была из самых близких; со вкушавшими нечистой трапезы не только добровольно, но и по принуждению не разделяла соли» (Свт. Григорий Богослов. Слово 18 // Там же. Т. 1. С. 227). Еще удивительнее то, что она хотя сильно поражалась горестями, даже чужими, однако же никогда не предавалась плотскому плачу до того, чтобы скорбный глас исторгся прежде благодарения или чтобы при наступлении светлого праздника оставалась на ней печальная одежда. Иноверие супруга так было тяжко для ее сердца, что она день и ночь припадала к Богу, в посте и со многими слезами просила у Него даровать спасение мужу ее. Кроме молитвы и собственной ревности о благочестии, для обращения его на путь истины она употребляла и другие доступные средства: упреки и увещания, услуги и отлучение; при всем этом понимала, что ей надобно, как воде, пробивать камень, непрестанно падая на него по капле, и от времени ожидать успеха; наконец одно сновидение мужа представило ей прекрасный случай к его обращению в христианство. «Отцу моему представилось, – говорит Григорий, – будто бы поет он следующий стих Давида: возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем» (Там же. С. 228). Мать объяснила сновидение в самую добрую сторону, и он вскоре согласился принять крещение. Во время крещения, когда выходил из воды, осиял Григория необыкновенный свет, виденный и многими из присутствовавших, особенно же теми, кто крестил и миропомазывал его. Чрез несколько времени Григорий был посвящен в пресвитера, а вскоре и в епископа. Несмотря на то что его пасомые были подобны пажити, заросшей лесом и одичавшей, он без труда умягчил их нравы как благоразумными пастырскими наставлениями, так и тем, что себя самого предлагал в образец всякого превосходного дела. Желая внушить усердие к богослужению, он пожертвовал часть денег на построение такого храма (см.: Там же. С. 243), лучше которого и нельзя было желать назианзянам. После посвящения в епископа в сострадательности и щедрости к нищим Григорий нисколько не уступал супруге, а в то же время отличался и глубоким смирением, но смирение выражал не согбением выи, не понижением голоса, не наклонением вниз лица, не походкой, но признанием своего недостоинства пред Богом. В незлобии он мог равняться с архидиаконом Стефаном: у него не было промежутка времени между выговором и прощением, так что скоростью помилования почти всегда закрывалось огорчение, какое соединялось с его выговором (см.: Там же. С. 234). В числе угроз бывали колеса и бичи, являлись и исполнители наказания, бывала опасность пожатия ушей, удара в щеку, поражения в челюсть, но этим и прекращалась угроза. Роса долее удерживает солнечный луч, падающий на нее утром, чем в нем удерживался какой-либо остаток гнева. Да ему не нужно было и раздражаться, потому что он был страшен для оскорбителей и одним своим благочестием. Не произносил он ни одного слова молитвенного или клятвенного, за которым бы не последовали тотчас или долговременное благо, или временная скорбь. Многих из огорчивших его постигало в скором времени явное Божие наказание: иных бросали вверх волы, сдавленные ярмом, других повергали на землю и топтали кони, дотоле самые покорные и смирные, а некоторых постигала сильная горячка и мучили мечтания о собственных проступках. При частых болезненных припадках Григорий искал утешения и подкрепления только в молитве и в совершении литургии, и, что особенно удивляло всех знавших его тогда, этим средством в праздник Пасхи он излечился от такой болезни, которой окончания нисколько нельзя было ожидать в скором времени. В царствование Юлиана он так открыто и безбоязненно противодействовал коварным замыслам богоотступника, как это можно представить только в жарком ревнителе веры и благочестия (см.: Свт. Григорий Богослов. Слово 18 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 239). Что касается до умственных его качеств, то хотя и поздно начал он учиться Слову Божию, но, занявшись им со всем усердием, в непродолжительном времени приобрел столько мудрости, что соделался учителем Православия (см.: Там же. С. 230), отцом и пастырем пастырей и даже какою-то мощью пастырей. Не перечисляя других достоинств своих родителей, св. Григорий в похвальном Слове им дозволил себе сделать такое обращение к слушателям: «Всем вам известны мои родители, видимы и слышимы их добродетели, вы подражаете и удивляетесь им, а незнающим, если есть таковые, рассказываете, избирая для сего один то, другой другое, да и невозможно было бы одному пересказать обо всем. Такое дело, сколько бы кто ни был неутомим и ревностен, требует не одного языка» (Свт. Григорий Богослов. Слово 7 // Там же. С. 137).
4
Свт. Григорий Богослов. Плач. О страданиях души своей // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 300.
5
См.: Свт. Григорий Богослов. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Там же. С. 198.
6
Свт. Григорий Богослов. Стихи о самом себе // Там же. С. 188.
7
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Плач. О страданиях души своей // Там же. С. 300–301.
8
См.: Свт. Григорий Богослов. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 198.
9
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 43 // Там же. Т. 1. С. 510.
10
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 7 // Там же. С. 137.
11
См.: Свт. Григорий Богослов. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Там же. Т. 2. С. 207.
12
Ср.: Там же. С. 200.
13
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Слово 43 // Там же. Т. 1. С. 517.
14
См.: Свт. Григорий Богослов. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Там же. Т. 2. С. 200.
15
Юлиан Отступник (331–363) – римский император в 361–363 гг. Получил христианское воспитание, но, став императором, объявил себя сторонником языческой религии; издал эдикты против христиан. – Ред.
16
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Слово 5 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 116.
17
Из этого отзыва св. Григория о Юлиане можно видеть и то, что, по его мнению, наука, известная под именем физиогномики, не есть плод одного суеверия, но имеет для себя и довольно твердые основания.
18
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 43 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1.С. 522.
19
Свт. Григорий Богослов. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Там же. Т. 2. С. 201.
20
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Слово 7 // Там же. Т. 1. С. 140.
21
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Стихи о самом себе // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 184.
22
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Там же. С. 202.
23
Ср.: Там же.
24
Свт. Григорий Богослов. Стихи о самом себе // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 182.
25
См.: Свт. Григорий Богослов. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Там же. С. 202.
26
См.: Там же. С. 203.
27
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 3 // Там же. Т. 1. С. 29. Таких «смельчаков» в то время было очень много. «Большая часть из нас (чтобы не сказать – все), – говорит Григорий, – прежде нежели узнаем наименование священных книг, научимся распознавать письмена и писателей Ветхого и Нового Завета, если только затвердим два или три слова о благочестии, и то понаслышке, а не из книг, если хотя мало ознакомимся с Давидом, если умеем ловко надеть плащ или до пояса походить на философа, – мы уже и мудры, и высоки, сами себя посвящаем в небесные и желаем звания учителя» (ср.: Там же. С. 42). Посему для людей с поверхностным взглядом на пастырское служение удаление Григория, столь знакомого с науками, конечно, могло быть очень поучительным и даже обличительным.
28
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Слово 3 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 29.
29
См.: Там же. С. 48.
30
Там же. С. 53.
31
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Слово 3 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 59.
32
Т. е. в проклятие. – Ред.
33
См.: Свт. Григорий Богослов. Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает жизнь свою // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 203.
34
Ср.: Свт.: Григорий Богослов. Слово 3 // Там же. Т. 1. С. 59.
35
Там же.
36
Там же. С. 58.
37
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 2 // Там же. С. 24.
38
Имеется в виду Слово 3. – Ред.
39
Констанций II (317–361) – римский император в 337–361 гг., поддерживал арианство. – Ред.
40
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 6 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 130; Слово 18 // Там же. С. 231.
41
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 18 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1.С. 231.
42
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 4 // Там же. С. 64.
43
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Письмо 7. К Кесарию брату // Там же. Т. 2. С. 421–422.
44
Ср.: Там же. С. 422.
45
См.: Там же. С. 421.
46
Ц.-сл. «отрыгнуть» – «сказать», «изречь». – Ред.
47
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 6 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1.С. 125.
48
Свт. Григорий Богослов. Слово 18 // Там же. С. 231.
49
Свт. Григорий Богослов. Слово 6 // Там же. С. 125–136
50
Ливаний (Либаний; 314 – около 393) – языческий ритор, известный представитель так называемой второй софистики. – Ред.
51
Ср.: Свт. Григорий Богослов. Слово 5 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 123.
52
См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 7 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1.С. 143.
53
Кесарии Каппадокийской, предшественника св. Василия Великого по кафедре. – Ред.
54
Валент (около 328–378) – император восточной части Римской империи с 364 г. – Ред.
55
Хотя Григорий твердо был убежден, что Василий жизнью, словом и правилами превосходит всех известных ему, однако не считал излишним давать ему свои советы и как бы поощрять к добродетелям. Так, вскоре после рукоположения его в пресвитеры, тоже против воли, он писал ему о необходимости терпения и ревности к исполнению обязанностей нового сана.
56
Свт. Григорий Богослов. Письмо 12. К Евсевию // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 429–430.
57
Свт. Григорий Богослов. Письмо 17. К Евсевию // Там же. С. 430.