Студенты. Книга 1

* * *

Савве казалось, что инцидент был исчерпан. Но не тут-то было. Уже утром следующего дня его встретил на вокзале какой-то вёрткий паренёк и спросил:

– Ты Савва Мартынов?

– Я, – ответил он.

– С тобой наш бугор хочет поговорить.

– А где он? – оглядываясь вокруг на идущих на работу взрослых и спешащих в школу учеников, спросил теперь уже Савва.

– Пойдём со мной. Тут недалеко, прямо за гайкой, – ответил паренек и побежал в сторону магазинчика, стоявшего чуть поодаль перрона и по форме действительно напоминавшего шестигранную крупную гайку.

Савва молча следовал за ним.

– Ты куда? – спросил приятеля Лёшка Гринин.

– Да на минутку отойду, дело ко мне есть у местных горилл. Да ты иди, я тебя догоню. Только узнаю, в чём дело, и следом.

– Ладно, только ты не задавайся, один-то, – крикнул вслед Савве Лёшка и, взяв под мышку брезентовую сумку с книгами, пошёл в сторону школы.

За магазином одиноко стоял огромный и лохматый Алька Русан. Большое чёрное родимое пятно на его щеке выглядело как клеймо. Посмотрев на довольно щупленького, в легкой спортивной курточке Савву, Русан скривил губы и спросил:

– Ты, что ли, Мартынов?

Савва ничего не ответил, лишь кивнул головой.

– Что, язык проглотил? – опять скривился в ухмылке Алик.

– Да нет. Говори, что надо, а то я спешу.

– Спешишь? – удивился Русан. – Со мной многие хотят поговорить по душам, но я не хочу. А ты говоришь – спешишь. Куда, если не секрет?

– Да ладно тебе задаваться. О деле толкуй и разойдёмся, – как можно независимее ответил Савва.

На его удивление Русан не обиделся, а лишь примирительно хмыкнул:

– Не лезь в бутылку-то. Значит, так. Ты вчера моего кореша сильно обидел, – прохрипел почти в упор Алик.

– Какого? – удивился Савва.

– Витьку Дидю…

– Я такого не знаю, – искренне удивился Савва.

– Зато он тебя знает. Короче… Ты отбил у него девчонку, но мало того – морду ногой разворотил, он два зуба выплюнул. А за телесные повреждения, сам знаешь, по ментовским законам и нашим ответ полагается. Чуешь, о чём я? – опять криво усмехнулся Алик.

И тут Савва всё понял: «Значит, человек, который на него напал в школьном парке, и есть Витька Дидя, а напал он на меня из-за танца с Никой».

– Послушай, Алик. Ты, конечно, парень не дурак, в авторитете. Твои друзья под твоей защитой, так?

– Ну-у, – лениво выдавил из себя Русан.

– Гну, – по инерции съязвил Савва.

– Ты полегче на виражах! – недовольно буркнул Алик. – В чём суть-то? Говори яснее.

– А в том, – продолжил уже серьёзно Савва, – что я, зная об этом, стал бы на твоих корешей первым нападать? Не резон мне, как ни крути – не резон. Я человек для вас новый, езжу сюда каждый день и буду тебе пакостить? Не имея надёжного прикрытия? Согласись, нет логики…

– Ты парень ловкий, хорошо калякаешь. Но пыль в глаза мне не пускай. Все видели, что ты девчонку Дидину лапал на школьном вечере. А потом на законное возмущение пацана морду ему набил.

– Ничего я ему не бил. Он на меня с ножом сзади напал. Я чудом увернулся, а нож выбил ногой и морду ему расквасил, когда он на меня снова накинулся, как дикий кабан. Тут, наверное, я ему и врезал головой, что зубы вылетели. Но я не хотел этого делать.

Алик удивлённо смотрел на худенькую, но плотно сбитую фигуру Саввы и никак не мог понять: неужели Дидя, здоровый пацан, прошедший с Русаном вместе по зоне, не мог с ножом одолеть его? Не верилось. Хотя он вспомнил подобный случай в лагере. Один такой же на вид доходяга отделал, как повар котлету, их смотрящего по зоне по кличке Фиксаж, здоровенного, выше и толще, чем он, Русан. Каким-то не то китайским, не то японским приёмчикам был обучен этот доходяга. Фиксаж его два раза кидал через себя, повертев предварительно на могучих руках, как пропеллер. Но тот, подлец, падал прямо на ноги и как ни в чём не бывало танцевал вокруг тучного смотрящего. А потом как-то смешно подскочил петухом и тихо так ударил противника в шею пяткой. После этого Фиксаж отключился и пришёл в себя только в лазарете. Но тот парень был из Питера, там научат чему надо и не надо. А этот где нахватался?

Так думал про себя Алька Русан, не зная, что делать с Саввой – наказать или миловать.

– Шабаш, – пробасил он. – Дело требует доработки, а разборку проведём в ближайшие дни. Тебе сообщат.

И, развернувшись и опустив голову, тяжёлой походкой пошёл вдоль перрона.

В школе Савву ждал ещё один сюрприз. Завуч и классный руководитель одновременно, Исаак Моисеевич, уже знал о драке. Кто и когда сообщил ему об этом – осталось тайной до сих пор.

Он пригласил Савву к себе в лаборантскую и важно вышагивал вдоль всевозможных приборов со стрелками. Задрав нос, расправив плечи, с горящими глазами, чёрными как смоль волосами, гладко зачёсанными назад, он походил на Мефистофеля. Казалось, он знал или по крайней мере предвидел развитие многих событий и вещей. Что будет завтра, чего нельзя делать сегодня, о чём можно думать сейчас и о чём никогда нельзя даже помыслить. И хотя прошли уже времена хрущёвской «оттепели», но и до них, и после у него в кабинете висел небольшой портретик Сталина в кителе генералиссимуса. Все знали об этой его любви к вождю всех народов, но никто никогда не осуждал его за это публично.

Находившись, Дизель наконец-то сел на высокий вертящийся стул около какого-то физического прибора и начал разговор.

– Мартынов, скажи: что движет тобой, когда ты совершаешь тот или иной поступок?

Савва, стоящий у захлопнутой тяжёлой двери, молча пожал плечами. Он, зная привычку Дизеля, без приглашения не садился.

– Между нами, давай на чистоту поговорим. Мне вот лично ничего не понятно в твоих поступках.

– А чего тут непонятного? – ответил вопросом Савва. – Действую строго по обстоятельствам.

– Какая такая нужда была у тебя ввязываться в драку с Витькой Дидей, хулиганом и бандитом?

– А я не ввязывался ни во что и не дрался с ним.

– Неправда! У меня точные сведения. Вчера после школьного бала ты подрался с Дидей, разбил ему лицо и выбил два зуба.

– Мне сегодня тоже об этом сказал один человек. Я не знал, кто это был, кто нападал на меня. Может, и Дидя, может, кто другой. Но я защищался, а не нападал…

– А у меня другие сведения на этот счёт.

– Я сказал вам правду. Я не видел лица нападавшего на меня человека. Может, я и нанёс ему травму, может, действительно выбил зубы, но он напал на меня с ножом!

– Ну уж и с ножом? Это тебе от страха показалось.

– Если бы не нож, я, может, и драться не стал бы, просто убежал и всё. Но когда на меня с ножом в руке идут, тут не до любезностей. Я оборонялся как мог…

– Эта драка тебе может боком выйти. Если узнает милиция и сообщат в школу – сам понимаешь… Ту-ту из школы, а может, и дело заведут. Тогда ещё хуже, в колонии можешь оказаться, и не надсмотрщиком, – зло добавил Дизель.

– Пусть доказывают, что это я его поранил. Свидетели где?

– Это самый весомый аргумент. Тут ты, Мартынов, прав, без свидетелей доказать будет трудно. Но это забота пострадавшего. Сам-то понимаешь, в какую грязь ты вляпался? Или так и не дошло?

– Ну почему, всё до меня дошло. Вляпался не я, а они, те, кто организовал нападение. Мне с милицией дéла иметь, конечно, не хочется, но я не боюсь: я ни в чем не виноват!

Дизель сморщился и остановил разошедшегося Савву:

– А ты хоть понимаешь, зачем я тебя сюда пригласил? – и не дожидаясь ответа продолжил. – Чтобы тебя предупредить. Веди себя корректно, иначе твоя учеба у нас закончится тюрьмой. А мне честь школы дорога. Понял!

– Исаак Моисеевич, а чего вы меня тюрьмой-то пугаете? Что я вам-то лично плохого сделал?

– А то, что если не бросишь свои заморочки да ухаживания за девушками, занятыми другими, дело этим и кончится. Да, кстати, Вероника, то есть Ника, дочка моего хорошего приятеля, замечательного человека. И я не позволю тебе морочить ей голову. Понятно выражаюсь?

– Ах, вот оно что, – помолчал Савва полминуты, собираясь с мыслями. – Понял, Исаак Моисеевич. Вы собираетесь мстить мне, если я буду дружить с Никой? Только мы в другое время живем, не в сталинское, – кивнув на портрет вождя всех народов, продолжил Савва. – Можно идти?

Дизель встал со стула, бледный, с ходящими желваками на лице, подошёл и прямо и зло посмотрел в глаза Савве:

– Ну ты и фрукт! А характеристику я тебе напишу такую, что даже в колонии будешь меня вспоминать. Иди и помни о нашем разговоре.

Савва молча вышёл из лаборантской завуча и пошёл на урок.

Вечером того же дня, когда Савва обедал в железнодорожной столовой, к нему подошёл тот же пацан, что и утром, и передал бумажку, сложенную в четыре раза.

– От кого? – спросил Савва.

– Сам узнаешь, – ответил паренёк и убежал, не дожидаясь других вопросов.

Савва развернул мятую бумагу и прочитал: «Ждём тебя завтра после обеда, в четыре, около головного буфета. Алик».

«Кажется, конец подходит, – невесело усмехнулся про себя Савва. – Что же делать?» Он стал лихорадочно перебирать возможности: «Не ходить, сослаться на болезнь? Не пройдет. Скажут струсил, а потом всё равно когда-то нужно будет поговорить. Уехать срочно в гости, скажем, к тёте в Питер? Тоже не очень. С какой стати так вдруг понадобилось? Нет, не то. Нужно пойти на разговор. Но как? И, главное, с кем? Стоп!» Тут поподробнее стал заставлять себя думать Савва. «Значит, так: собрать ребят, желательно старших и опытных. Можно попросить друзей брата Леонида. Они, кажется, у родителей ошиваются сейчас. Взять трёх надежных парней – Мишку Резунова, Пашку Пронина да и Вальку Зверева. Ребята вместе с братом выросли, в Питере учились, потом кто в десанте, кто на Кубе служил, умеют за себя постоять, да и закалка питерская. Так, это хорошо».

А в том, что они поедут, у Саввы сомнений не было. Побузить да ещё за правду, за своего парня, за свой родной разъезд – дело чести. Тут они не струсят, с кем угодно в драку полезут.

«Ладно, хорошо. Что ещё? «Вальтер» достать, который ещё брат Лёшка спрятал? Это тоже надёжный аргумент, особенно когда «тет-а-тет» разговор пойдёт. Тут терять нечего: или ты их, или они тебя».

Вечером, выпросив с трудом у матери десять рублей якобы на учебники, Савва пошёл собирать компанию. Долго уговаривать скучающих без дела здоровенных молодых мужиков не пришлось.

– О чём разговор? Брату Лёхи мы всегда поможем. Только обрисуй картину: что к чему?

Савва как мог всё рассказал.

– Хорошо. Подытожим. Дело ясное: тебе нужно форт показать, а нам тебя поддержать. Идёт! Пиво будет?

Савва вынул червонец:

– Конечно, сразу же там в главном буфете и отоваримся.

– Договорились, – за всех ответил Мишка Резунов.

* * *

Следующий вечер встречи Саввы с Русаном выдался почти по-летнему тёплым. Хотя половина листвы тополей пожухла и опала от первых заморозков, но трава сочно зеленела под деревьями. А в воздухе замельтешили густые кучи комаров – верный признак тепла.

Поезд подъехал к перрону почти по расписанию, без десяти четыре. На задней площадке последнего вагона вся их бригада из пяти человек была наготове. Пятым в последнюю минуту присоединился Юрка Андреюшкин, здоровенный парень, немного заикающийся, но неимоверной силы: мог одними руками гружёную машину сдвинуть. Он недавно вернулся из армии и работал на путях молотобойцем, вколачивал в деревянные шпалы костыли. Один удар – один костыль. На спор мог выпить десять кружек пива одну за другой, не отрываясь, и ещё много чего…

Самый интеллигентный из них – Пашка Пронин – весело пошутил:

– Звёздный состав 207-го разъезда в сборе!

– Значит, так, – начал Мишка Резунов, обращаясь к Савве. – Ты идёшь к ним, мы сзади за тобой, чуть поодаль. Так, невзначай приехали парни пивка попить. И к головному буфету пойдем. Там около него остановимся покурить, обстановку оценим. Ты начинаешь разговор, и если что, даёшь знать. Ну, хоть рукой почеши затылок – это значит наша подмога нужна. Мы в один миг будем там. Понял?

– Хорошо, – согласился Савва.

Все замолчали. Поезд мягко подошёл к перрону и остановился.

– Ты сходи один, а то за тобой наверняка следят. А мы чуток попозже, – хлопнул Мишка Савву. – Удачи тебе!

– К чёрту! – бросил в ответ Савва и соскочил на перрон.

Последний вагон остановился почти напротив места встречи. Длинное одноэтажное здание, обшитое вагонкой и выкрашенное охрой в тёмно-коричневый цвет, как и все железнодорожные сооружения тех лет, носило странное название «головной буфет» скорее из-за своих размеров: по сравнению с другими такими железнодорожными строениями ОРСа оно выглядело флагманом на фоне мелких магазинчиков и ларёчков. Савва, не оборачиваясь, быстрой походкой спортивного парня направился к зданию буфета. Подойдя к высокому крыльцу, остановился и осмотрелся. Кроме двух подвыпивших и обнимающихся друг с другом мужиков поблизости никого не было. Савва взглянул на часы: ровно четыре. «Где-то тут, видимо, наблюдают», – сделал вывод Савва и неторопливо стал подниматься на крыльцо. В это время раздался свист – так свистят, когда хотят себя обозначить. Савва на минуту замер и обернулся. Свист повторился. Свистели из-за разросшихся кустов акации привокзального палисадника, заканчивавшихся как раз напротив буфета.

Палисадник был со всех сторон по периметру обсажен акацией и считался святым местом для работников станции. Чужаков туда не пускали: железнодорожники отдыхали в тени во время летней жары, располагаясь вокруг небольшого фонтанчика. В любое время года после получки или аванса они «вспрыскивали» эти события стаканчиком водки и кружкой пива. Савва раза два бывал там с отцом ещё ребёнком, а просто так ходить туда не рекомендовали никому. За это можно было по шапке получить, да и относились в то время к железнодорожникам с почтением: полувоенная форма с нашивками, фуражки, кители, да и заработок выше, чем везде. Создавали тем самым своеобразный ореол рабочей элиты.

Савва оглянулся и увидев, что его группа поддержки, болтая и смеясь, подходит к буфету, смело шагнул вперёд, перепрыгнул через невысокий штакетник и нырнул в кусты. За кустами около уже не работающего фонтанчика его ждали трое, знакомым был один – Алик Русан. Он был в чёрной кожаной куртке с поднятым воротником и в больших чёрных очках. Других парней Савва никогда не видел. Тот, что стоял слева от Алика, был невысоким крепышом, губы у него были разбиты и припухли. «Дидя», – догадался Савва. А третий, высокий тощий мужик с узким и злым лицом, был в сером красивом костюме в полоску.

Начал разговор Алик Русан:

– Пришёл, значит, не струсил? Хорошо. Один?

– Пока один, – ответил спокойно Савва, хотя сердце его трепетало так же часто, как строчил пулемёт.

– Ты должен возместить ущерб Витюхе пятьсот рябчиков, и ещё пятьсот нам, за урегулирование конфликта. В общем, штука с тебя, парень, – перешёл к делу Русан.

– За что? – вырвалось у Саввы.

– Было бы за что, мы бы тебя уже давно прикончили, – ответил с ухмылкой Алик.

Дидя тоже осклабился лишь губами. Лицо третьего оставалось абсолютно застывшим, со злым выражением чёрных колючих глаз.

– Ах да, я тебя не познакомил. Это, – Алик показал на парня с разбитыми губами, – как ты, наверное, догадался, Витёк. А этот, – он кивнул на высокого худого мужика, – наш кореш Вагоб из Питера. Сюда приехал по делам, но специально пришёл посмотреть на фраера, который лучшего спортсмена зоны разделал под орех.

И он басисто рассмеялся.

– Да ладно ты, Русан, зубы-то скалить, – прошипел со злостью Дидя. – Если бы не ты, пришил бы его, сучонка, на следующее утро.

Он матерно выругался, хотел ещё что-то добавить, но Алик резко одёрнул его:

– Цыц! Не тебе меня учить, как правёж вести. Сказано – замётано, – продолжил уже спокойно Алик.

– Да откуда у меня такие деньги? – ответил, сохраняя спокойствие, Савва.

– Это не наше дело. Ты ввязался во взрослые игры – плати по счетам, – как бы подытоживая встречу, хрипло проговорил Русан. – Даём тебе три дня. Чтобы через три дня к семи вечера вот так же, здесь, передал моему человеку штуку. Кто будет деньги брать – сообщу накануне. Свободен.

– Нет, погоди! Погоди! – вдруг снова вскипел Дидя. – И уговор насчет бабы!

Алик поморщился:

– Да, чуть не забыл. Ты девку оставь, не по себе сук рубишь. Усёк? Ну, покедова.

И Русан повернулся спиной к Савве, приглашая своих друзей идти с ним. Но в это время Савва вдруг решительно схватил Алика за плечо:

– Погоди!

– Что так?

Резко и пружинисто Алик сбросил руку Саввы с плеча, и в левом рукаве куртки что-то щёлкнуло. Савва опустил глаза и увидел лезвие ножа, выскочившее из чёрной рукоятки. Алик поднял нож, поднес к лицу Саввы и тихо, но твёрдо произнёс:

– Я не Дидя. Шутить не привык, – и снова защёлкнул лезвие в рукоятку. – Что хотел? Говори!

Савва судорожно сглотнул слюну.

– Вероника сама решит, с кем ей дружить. А во-вторых, я же сказал – нет у меня тысячи рублей, и взять негде.

– А корова в доме есть? – спросил опять с ухмылкой Алик.

Видно, нравился ему этот ершистый парень: вот бы себе в помощники такого.

– Корова? – удивлённо переспросил Савва. – Есть.

– Пусть родичи продадут. Вот и деньги, – уже со смехом прибавил Алик.

Что-то напоминающее улыбку появилось даже на лице Вагоба, гостя из Питера.

– Корову они не продадут, – уверенно парировал Савва. – Родители за детей не отвечают. Так ведь по закону, и вашему, и нашему, – добавил он. – Заработаю – отдам, только время нужно.

– Сколько же тебе его дать? – опять со смехом спросил Алик.

– Летом на каникулах буду на путях работать. Там хорошо платят. И зимой подработать можно на расчистке снега. Соберу за год.

Тут уж рассмеялись все трое.

– Молодец! – вдруг заговорил длинный приятель Алика. – Слушай, Русан! Отдай его мне на неделю. Возьму с собой в Питер. Там дело серьезное намечается, человек со стороны нужен.

Русан пожал плечами:

– Бери. Только задаток оставь.

– Поедешь со мной? – спросил Вагоб Савву, не отвечая Русану.

– А зачем?

– Деньги заработать.

– Как?

– Как-как? Заквакал! – засмеялся Дидя. – Воровать будешь. Понял? И чтоб через неделю пятьсот рябчиков мне выложил, а не то каюк тебе.

– Не пугай парня! Он и так, видно, не из пугливых, – заступился неожиданно за Савву Вагоб. – Ну что, поедешь? – уже более приветливо спросил Вагоб.

– Нет, не поеду, – уверенно и твёрдо ответил Савва. – Воровать не буду.

– Дело хозяйское, – как-то с сожалением проговорил Вагоб. – Тогда разбирайся с долгами сам, – и он отвернулся.

Алик снял очки, посмотрел на Савву и как-то спокойно и безучастно пробасил:

– Ну и дурак!

Потом подумал о чём-то и добавил:

– Мне будет жаль тебя, если через три дня не будет денег. Понял? Хороший малыш!

И он хотел было похлопать Савву по щеке своей огромной ручищей с большим золотым перстнем на пальце.

– Не понял! И понимать мне нечего, – так же спокойно, но категорично ответил Савва, отдергиваясь от руки Алика.

И тут он сделал шаг в сторону, выхватил из-под ремня свой главный аргумент – «Вальтер» – и навёл ствол в лоб Алику.

– Стоять всем! Иначе выстрелю!

– Это меняет дело, малыш, – прохрипел Русан, также делая шаг в сторону и пытаясь достать нож.

Но Савва упорно держал его под прицелом и звонко выкрикнул:

– Не делай глупостей, Алик! Ты не успеешь! Я выстрелю быстрее.

Русан опустил руки:

– Ну! Пошутил и хватит! Опусти пушку.

– Стойте на месте, иначе выстрелю, – повторил команду Савва и пронзительно свистнул.

Из кустов, ломая ветки, с двух сторон выскочили приятели Саввы. Оценив ситуацию, Мишка Резунов покачал головой.

– Ай-ай-ай! Не получилось, значит, разговора. Теперь слушайте меня внимательно. Ты у них за пахана? – обратился Мишка к Алику.

Тот ничего не ответил.

– Да ладно, мне всё равно кто. Слушайте тогда все. Этот парень… – он взял Савву за плечо и, видя, что Савва не опускает пистолет, кинул ему: – Да убери ты свою зажигалку, – и снова обратился к Алику. – Так вот. Вот этот парень – наш земляк, брат Лёшки Би. Слыхал о таком?

– Да был какой-то фраерок с такой кликухой, – произнес было Русан.

Но Мишка поднял указательный палец вверх, и Алик замолчал.

– Лёшка Би не фраерок и никогда им не был. Он настоящий уркаган и таких питерских, как ты, – Мишка повернулся к Вагобу, – ставил на четвереньки вдоль Лиговки. И не одного хмыря вроде тебя, – Мишка ткнул пальцем в Русана, – шлёпнул. Сам свидетель. Всем всё ясно? И все в Питере знали Лёшку Би и уважали за честность и порядочность. А пока вы зону по малолетке топтали, Лёха на Кубе страну защищал, в Карибском кризисе. Фидель лично наградил Лёху орденом. И в довесок получил Лёха малярию… Сейчас Лёха ушёл от старых дел, но порох в пороховницах сохранил сухим. Помните об этом, урки! Мы, друзья Лёхи, не дадим в обиду его братана, вот этого парня.

Он снова обнял Савву за плечи и продолжил:

– Кто будет мешать ему ходить свободно и везде, где он пожелает – будет иметь дело с нами… Мне ваше согласие не нужно. Я лишь предупредил, чтобы вы не делали глупостей. Усекли? Впрочем, он и сам может за себя постоять.

Мишка закончил свою короткую речь и посмотрел на Савву, мол, давай командуй. Савве ничего не оставалось, как пригласить всех в буфет:

– Айда в головной, угощаю пивом.

Мишка заулыбался и неожиданно, как всегда, выдал:

– Кто не с нами, тот против нас, – и направился в сторону головного буфета. К удивлению Саввы, все остальные пошли за ним.

В буфете, сев в зале под огромной репродукцией с картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», Савва заказал шестнадцать кружек пива, по две на брата, восемь бутербродов с колбасой и бутылку водки. Ровно на десятку, как он и рассчитывал. Удобно усевшись за столами, ребята с удовольствием потягивали пивко. Мишка быстрым движением плеснул всем в кружки по пятьдесят граммов водки, оставив себе чуть побольше. Только Савва закрыл ладонью свою кружку, и Мишка понимающе обошёл его.

– За примирение! – предложил тост Мишка, видя, что братва расслабилась и спало недавнее напряжение.

– Да чего базарить? Дело в прошлом, замётано! – поддержал Русан.

– Вот и ладненько, – заулыбался Мишка, показывая золотую фиксу на зубе.

После второй кружки пива беседа перешла в шумный разговор и воспоминания обычных знакомых. Русан неожиданно подошёл к Савве.

– Лёху-то, твоего братана, я, оказывается, знал. Ещё по школе. Парень свойский был, нормальный пацан. Ты пойми меня правильно: на воле каждый сам за себя, а в кодле каждый друг за друга.

– Да я не в претензии к тебе, Алик, – ответил миролюбиво Савва. – Слава богу, всё выяснилось.

– Ты это, того… Если что – мне дай знать. Никто тебя не тронет. И с девкой своей гуляй где хочешь. А этому, – Русан кивнул на Дидю, который сидел с распухшими губами и цедил пиво одной половиной рта, – я уже всё сказал. Он тебя не тронет. А девка действительно хороша. И если бы не моя любовь к Валюхе, занялся бы ей сам.

Русан засмеялся, но, видя что Савва настороженно поднял на него глаза, успокоил:

– Ну, ну… Пошутил я, пошутил. Ладно, давай пять.

Он протянул свою огромную ладонь. Савва протянул свою, и они обменялись крепким рукопожатием.

Глава 2. Утраченные иллюзии

Господи! Неужели это было на самом деле? Со мной? Неужели сорок пять лет пролетели как один день? Мысли Саввы наконец-то прояснились, отошли от школьных воспоминаний, и он вновь увидел перед собой здание библиотеки, у которого стоял и плакал. Найдя платок, он вытер слёзы и медленно стал ходить вперёд-назад по дорожке около здания ректората. Собственно, здесь Савва Николаевич оказался неспроста. Его привела сюда забота о судьбе внука – младшего Мартынова, Дениса. Он в этом году окончил школу и, к удивлению деда, решил пойти в медицину. Ни сын, ни дочка медиками не стали, а тут внук решил осчастливить – стать врачом. Из разговора с внуком Савва Николаевич понял, что Дениска хотел бы учиться в том же институте, что и дед. Савва Николаевич, к этому времени известный в стране учёный, мог бы без труда пристроить внука куда-нибудь поближе к себе: в свой университет, например, где он заведовал кафедрой. Но внук решил иначе.

– Хочу учиться и жить в Питере. Хочу как ты – всё сам.

Дед, конечно, обрадовался, но решил всё же подстраховать Дениса. И вот он здесь, около своей alma mater, ждёт прихода ректора Широкова Владимира Александровича, с которым по телефону была согласована встреча.

Ректор появился неожиданно. Они обнялись и поздоровались.

– Здравствуйте, Владимир Александрович.

– Здравствуйте, Савва Николаевич. Какими судьбами? – спросил ректор.

Немолодой седовласый мужчина, немного старше Саввы Николаевича, пригласил его к себе в ректорат.