– Ах, мой милый, да разве трудно до этого додуматься? Ведь я видала семейную жизнь, – я говорю не про свою семью: она такая особенная, – но ведь у меня есть же подруги, я же бывала в их семействах; боже мой, сколько неприятностей между мужьями и женами – ты не можешь себе вообразить, мой милый!

– Ну, я-то, Верочка, воображаю.

– Знаешь ли, что мне кажется, мой милый? Так не следует жить людям, как они живут: все вместе, все вместе. Надобно видеться между собою или только по делам, или когда собираются вместе отдохнуть, повеселиться. Я всегда смотрю и думаю: отчего с посторонними людьми каждый так деликатен? отчего при чужих людях все стараются казаться лучше, чем в своем семействе? – и в самом деле, при посторонних людях бывают лучше, – отчего это? Отчего с своими хуже, хоть их и больше любят, чем с чужими? Знаешь, мой милый, об чем бы я тебя просила: обращайся со мною всегда так, как обращался до сих пор; ведь это не мешало же тебе любить меня, ведь все-таки мы с тобою были друг другу ближе всех. Как ты до сих пор держал себя? Отвечал ли неучтиво, делал ли выговоры? – нет! Говорят, как сто можно быть неучтивым с посторонней женщиною или девушкой, как можно делать ей выговоры? Хорошо, мой милый: вот я твоя невеста, буду твоя жена, а ты все-таки обращайся со мною, как велят обращаться с посторонней: это, мой друг, мне кажется, лучше для того, чтобы было прочное согласие, чтобы поддерживалась любовь. Так, мой милый?

– Я не знаю, Верочка, что мне и думать о тебе. Да ты меня и прежде удивляла.

– Миленький мой, ты хочешь хвалить меня! Нет, мой друг, это понять не так трудно, как тебе кажется. Такие мысли не у меня одной, мой милый: они у многих девушек и молоденьких женщин, таких же простеньких, как я. Только им нельзя сказать своим женихам или мужьям того, что они думают; они знают, что за это про них подумают: ты безнравственная. Я за то тебя и полюбила, мой милый, что ты не так думаешь. Знаешь, когда я тебя полюбила, когда мы в первый раз разговаривали на мое рожденье? как ты стал говорить, что женщины бедные, что их жалко: вот я тебя и полюбила.

– А я когда тебя полюбил? в тот же день, это уж я говорил, только когда?

– Какой ты смешной, миленький! Так сказал, что нельзя не угадать; а угадаю, опять станешь хвалить.

– А ты все-таки угадай.

– Ну, конечно, когда: когда я спросила, правда ли, что можно сделать, чтобы людям хорошо было жить.

– За это надобно опять поцеловать твою ручку, Верочка.

– Полно, мой милый, это мне не нравится, когда у женщин целуют руки.

– Почему же, Верочка?

– Ах, мой милый, ты сам знаешь, почему – зачем же у меня спрашиваешь? Не спрашивай так, мой миленький.

– Да, мой друг, это правда: не следует так спрашивать. Это дурно. Я стану спрашивать только тогда, когда в самом деле не знаю, что ты хочешь сказать. А ты хотела сказать, что ни у кого не следует целовать руки.

Верочка захохотала.

– Вот теперь я тебя прощаю, потому что самой удалось над тобою посмеяться. Видишь, хотел меня экзаменовать, а сам не знал главной причины, почему это нехорошо. Ни у кого не следует целовать руки, это правда, но ведь я не об этом говорила, не вообще, а только о том, что не надобно мужчинам целовать рук у женщин. Это, мой милый, должно бы быть очень обидно для женщин; это значит, что их не считают такими же людьми, думают, что мужчина не может унизить своего достоинства перед женщиною, что она настолько ниже его, что, сколько он ни унижайся перед нею, он все не ровный ей, а гораздо выше ее. А ведь ты не так думаешь, мой миленький, так зачем же тебе целовать у меня руку? А послушай, что мне показалось, мой миленький; как будто мы с тобою не жених с невестой?

– Да, это правда, Верочка, мало похожего; только что же такое – мы с тобою?

– Бог знает что, мой миленький, – или вот что: будто мы давно, давно повенчаны.

– Да что же, мой друг: ведь это и правда. Старые друзья, ничего не переменилось.

– Только одно переменилось, мой миленький: что я теперь знаю, что из подвала на волю выхожу.

XIX

Так они поговорили, – странноватый разговор для первого разговора между женихом и невестой, – и пожали друг другу руки, и пошел себе Лопухов домой, и Верочка Заперла за ним дверь сама, потому что Матрена засиделась в полпивной, надеясь на то, что ее золото еще долго прохрапит. И действительно, ее золото еще долго храпело.

Возвратившись домой часу в седьмом, Лопухов хотел приняться за работу, но долго не мог приняться. Голова была занята не тем, а все тем же, чем всю длинную дорогу от соседства Семеновского моста 15 до Выборгской. Конечно, любовными мечтами. Да, ими, только не совсем любовными и не совсем мечтами. Жизнь человека необеспеченного имеет свои прозаические интересы, о них-то Лопухов и размышлял. Понятное дело: материалист, все только думает о выгодах. Он и действительно думал все о выгодах, вместо высоких поэтических и пластических мечтаний, он занимался такими любовными мечтами, которые приличны грубому материалисту.

«Жертва – ведь этого почти никак нельзя будет выбить из ее головы. А это дурно. Когда думаешь, что чем-нибудь особенным обязан человеку, отношения к нему же несколько натянуты. А ведь узнает. Приятели объяснят, что вот какая предстояла карьера. Да хоть и не объясняли бы, сама сообразит: «ты, мой друг, для меня вот от чего отказался, от карьеры, которой ждал», – ну, положим, не денег, – этого не взведут на меня ни приятели, ни она сама, – ну, хоть и то хорошо, что не будет думать, что «он для меня остался в бедности, когда без меня был бы богат». Этого не будет думать. Но узнает, что я желал ученой известности и получил бы. Вот и будет сокрушаться: «ах, какую он для меня принес жертву!» И не думал жертвовать. Не был до сих пор так глуп, чтобы приносить жертвы, – надеюсь, и никогда не буду. Как для меня лучше, так и сделал. Не такой человек, чтобы приносить жертвы. Да их и не бывает, никто и не приносит; это фальшивое понятие: жертва – сапоги всмятку [37]. Как приятнее, так и поступаешь. Так вот поди ты, растолкуй это. В теории-то оно понятно; а как видит перед собою факт, человек-то и умиляется: вы, говорит, мой благодетель. И ведь уж показался всход этой будущей жатвы: «ты, говорит, меня из подвала выпустил, – какой ты для меня добрый». Очень нужно было бы мне выпускать тебя, если бы самому это не нравилось. Это я тебя выпускаю, ты думаешь? – стал бы заботиться, как же, жди, как бы это не доставляло мне самому удовольствия! Может быть, я самого себя выпустил. Да, разумеется, себя: самому жить хочется, любить хочется, – понимаешь? – самому, для себя все делаю. Как бы это сделать, чтобы не развилось в ней это вредное чувство признательности, которое стало бы тяготить ее. Ну, да как-нибудь сделаем, – она же умная, поймет, что это пустяки. Конечно, я не так располагал сделать. Думал, что если она успеет уйти из семейства, то отложить дело года на два; в это время успел бы стать профессором, денежные дела были бы удовлетворительны. Вышло, что отсрочить нельзя. Ну, так мне-то какой убыток? Разве я о себе, что ли, думал, когда соображал, что прежде надобно устроить денежные дела? Мужчине что? Мужчине ничего. Недостаток денег отзывается на женщине. Сапоги есть, локти не продраны, щи есть, в комнате тепло – какого рожна горячего мне еще нужно? А это у меня будет. Стало быть, какой же мне убыток? Но женщине, молоденькой, хорошенькой, этого мало. Ей нужны удовольствия, нужен успех в обществе. А на это у ней не будет денег. Конечно, она не будет думать, что этого недостает ей; она умная, честная девушка; будет думать себе: это пустяки, это дрянь, которую я презираю, – и будет презирать. Да разве помогает то, что человек не знает, чего ему недостает, или даже уверен, что оно ему не нужно? Это иллюзия, фантазия. Натура заглушена рассудком, обстоятельствами, гордостью, – и молчит, и не дает о себе голоса сознанию, а молча все-таки работает и подтачивает жизнь. Не так следует жить молоденькой, не так следует жить красавице; это не годится, когда она и одета не так хорошо, как другие, и не блестит, по недостатку средств. Жаль тебя, бедненькая: я думал, что все-таки несколько получше для тебя устроится. А мне что? Я в выигрыше, – еще неизвестно, пошла ли бы она за меня через два года; а теперь идет…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Наплавной мост через Неву, соединявший город с Выборгской стороной; постоянный был построен в 1874–1879 гг.

Дело пойдет,Кто будет жить – увидит(франц.), – Ред.

Итак, живем,Оно скоро придет,Оно придет,Мы его увидим(франц.), – Ред.

Младшим из орденов, носимых на шее, был орден Станислава 2–й степени, следующий – орден Анны 2–й степени и орден Владимира 4–й степени. Начальник отделения, о котором пишет Чернышевский, скорее всего имел один из первых двух названных орденов. (Сообщил В. М. Глинка – Гос. Эрмитаж).

Особый сорт чая, содержавший примесь молодых листиков и цветов чайной розы; он был дороже обычного чая и считался особенно вкусным.

ожерелье с застежкой-украшением.

суприз – просторечное произношение слова «сюрприз».

красивая, прелестная, любовь, счастье (франц.), – Ред.

самоеды – тогдашнее название ненцев.

Я не ипокритка – т. е. не притворщица, лицемерка (от франц. hypocrite).

будирует – сердится, дуется (от франц. bouder).

Женщина изменчива (итал.), – Ред.

роббер – в карточных играх круг игры, иногда три партии, иногда две последовательно выигранные партии.

ассигнация в 10 р.

Мост через Фонтанку на Гороховой улице (ныне улица Дзержинского)

О. С. Ч. – Ольга Сократовна Чернышевская (рожд. Васильева, 1833–1918) – жена Н. Г. Чернышевского с апреля 1853 г. Некоторыми чертами живого, самостоятельного и непосредственного характера, вкусами и привычками образ Веры Павловны восходит к Ольге Сократовне. В то же время черты серьезности, возвышенности жизненных идеалов, планы трудового переустройства общества, стремление к образованию не находят себе соответствия в реальном облике жены Чернышевского. Ее душевные качества и стремления Чернышевский постоянно преувеличивал и в сильно идеализированном виде вложил в образ своей героини. В романе Ольга Сократовна выведена в заключении также под именем «дамы в трауре» (глава V, 23, см. прим. на стр. 857). Преувеличены и плохо обоснованы попытки некоторых современных исследователей представить Ольгу Сократовну в качестве сподвижницы революционной работы ее мужа. Важнейший материал см.: М. Н. Чернышевский. Жена Н. Г. Чернышевского. – Современник, 1925, № 1, стр. 113–126; Марианна Чернышевская. Мои воспоминания об Ольге Сократовне Чернышевской. – В кн.: Н. Г. Чернышевский. Неизданные тексты, статьи, материалы, воспоминания. Саратов, 1926, стр. 206–214; А. П. Скафтымов. Роман «Что делать?» (Его идеологический состав и общественное воздействие). Там же, стр. 92–140; В. А. Пыпина. Любовь в жизни Чернышевского. Размышления и воспоминания. (По материалам семейного архива). Пгр., 1923; Т. А. Богданович. Любовь людей шестидесятых годов. Л., 1929; В. Н. Шульгин. 1) Ольга Сократовна – жена и друг Чернышевского. – Октябрь, 1950, № 8, стр. 170–187; 2) Очерки жизни и творчества Н. Г. Чернышевского. М., 1956, стр. 67–168.

ca ira – французская национальная песня, приобретшая всеобщую популярность в мае – июне 1792 г. Авторство приписывается не менее чем пяти лицам, сведения о них неясны и противоречивы. Песня исполнялась на мотив контрданса «Le carillon national» («Национальный колокольный звон», композитор Бекур). Песня известна в нескольких более или менее схожих редакциях; основной текст см.: Grand Larousse, т. Ill, p. 87. – «Это песня, прежде всего национальная <…>, – характеризует ее Мишле, – сильная (как заповеди бога и церкви), чудесно отражала шаг путников, сокращала им дорогу, утверждала успех работника, который видит приближение цели. Эта песня верно следовала поступи самой революции…» (J. Michelet. Histoire de la Revolution francaise, т. II. Paris, 1887, p. 169). Чернышевский отнюдь не цитировал текст – приводимых им в романе слов нет ни в одном варианте. Тем более далек от подлинника якобы перевод. Чернышевский, конечно, совершенно сознательно вводил в текст романа слова, очень далекие от текста песни. «Мы рабочие люди… мы темны… будем учиться, знание освободит нас» и т. д. В этом псевдопереводе Чернышевский цитирует даже формулу «разумного эгоизма» – «наше счастье невозможно без счастья других». Традиционное предположение ряда исследователей, будто бы Чернышевский приводит песню «в подлиннике и в переводе», – досадная ошибка (см., например: М. Т. Пинаев. Комментарий к роману Н. Г. Чернышевского «Что делать?», стр. 18–19; Л. Магон. Роман «Что делать?» и общественно – политическая платформа «Молодой России». – В кн.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Вып. 1. Саратов, 1958, стр. 513), ср. также стр. 352 черновой редакции.

Единственным высшим учебным заведением, подготовлявшим в Петербурге в это время врачей, была Медико – хирургическая академия (основана в 1799 г., с 1881 г. Военно-медицинская). В ней, как видно и из дальнейшего текста, учились и Лопухов и Кирсанов. Слушатели Академии считались на действительной военной службе и носили военную форму (см. главу I, 14). По многочисленным отзывам официальных лиц и по мемуарам современников видно, что Академия больше других учебных заведений считалась рассадником революционных идей. Этому, в частности, способствовало изучение естественных наук; стоит напомнить, что в этой же Академии учился Базаров – герой романа Тургенева «Отцы и дети» (1862); см.: Г. А. Вялый, А. Б. Муратов. Тургенев в Петербурге. Л., 1970, стр. 214–216.

Теперь этот дом отмечен каким ему следует нумером, а в 1852 году, когда еще не было таких нумеров… – С конца XVIII в. и до 1834 г. в Петербурге существовала валовая нумерация домов в пределах каждой полицейской части; в 1834 г. были перенумерованы дома четной и нечетной стороны каждой улицы; в 1846 г. нумерация была уточнена, при этом четная и нечетная стороны поменялись местами; эта нумерация привилась приблизительно с конца 1850–х годов (С. А. Рейсер. Революционные демократы в Петербурге. Л., 1957, стр. 135–136).

…согласилась покупать ботинки ей у Королева. – Чернышевский имеет в виду торговый дом придворного башмачника «Леонтия Королева сыновья». Он находился на Невском проспекте, против Аничкова дворца, в доме Беггрова (тогда № 65, теперь на его месте дом № 64, см.: Путеводитель. 60000 адресов из С.-Петербурга, Царского Села, Петергофа, Гатчина и прочил, СПб., 1854, стр. 127).

Ваш великий поэт <…> сказал, что в целой России нет пяти пар маленьких и стройных ног. – См. в «Евгении Онегине»:

…только врядНайдете вы в России целойТри пары стройных женских ног…(Глава 1, строфа 30).

…Карамзин был историк, да и то не русский, а татарский. – Вероятно, Чернышевский одновременно намекает и на татарское происхождение дворянского рода Карамзиных и на консервативную историческую концепцию автора «Истории государства Российского», «Записки о древней и новой России» и пр. В приписывающейся Пушкину эпиграмме на Карамзина читаем: «В его «Истории» изящность, простота Доказывают нам, без всякого пристрастья, Необходимость самовластья И прелести кнута». Кнут, в частности, считался занесенным на Русь именно татарами. Упоминания Карамзина см.: Чернышевский, т. XVI, стр. 874.

m-me Сталь – знаменитая французская писательница А. – Л. – Ж. де Сталь (Stael, 1766–1817). Ее разносторонний литературный талант, ум и красноречие сделали ее салон центром Парижа накануне и в первые годы Революция, дневнике (запись 4 марта 1853 г.) Чернышевский мечтает о том, что его будущая жена станет де Сталь (т. I, стр. 476).

…запела «Тройку» – тогда эта песня была только что положена на музыку. – Первое переложение «Тройки» Некрасова на музыку относится 1852 г. («Сельская красавица», композитор О. Бернард). В романе, написанном начале 1860–х годов, Чернышевский мог иметь в виду и переложения 1857 г. (А. И. Дюбук, Н. Леонтьев), 1858 г. (С. А. Зыбина), 1859 г. (И. Ф. Вителяро). См.: Г. К. Иванов. Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 года). Справочник. Вып. 1. М., 1966, стр. 246.

кардинал Меццофанти – профессор Болонского университета Джушпе Меццофанти (1774–1849), знаменитый полиглот своего времени, знавший коло 50 языков. Вероятно, Чернышевский помнил статью о нем: А. Пишо. Кардинал Меццофанти. – Библиотека для чтения, 1856, № 2, стр. 144–156; № 3, гр. 31–53.

…ездил повсюду при Жюли, вроде наперсницы корнелевской героини. – Типичная ситуация в пьесах французского драматурга П. Корнеля 1606–1684) – наперсники и наперсницы основных действующих лиц.

… Вихман… – Модный магазин Вихман помещался на Невском проспекте (тогда № 69, теперь № 66). См.: Всеобщая адресная книга С.-Петербурга… СПб., 1867–1868, стр. 91; Городской указатель или Адресная книга… СПб., 1849, стр. 299.

…в той линии Гостиного двора, которая противоположна Невскому… – т. е. на бывшей Малой Суровской линии.

Ж. Ле-Теллье. – Н. А. Добролюбов в Париже был в течение некоторого времени близок с Эмилией Теллье (Tellier) – пятнадцать ее неизданных писем к Добролюбову за период октябрь 1860–май 1861 г. хранятся в Пушкинском доме Академии наук СССР. Имя Теллье Чернышевский, конечно, слышал от Добролюбова, делившегося со своим другом решительно всеми деталями своей личной жизни. Во всяком случае Чернышевский прочитал ее письма, когда разбирал бумаги Добролюбова после его смерти. Не отсюда ли и фамилия героини, весьма вероятно, чем-то близкой к реальной парижанке?

… томы Юма и Гиббона, Ранке и Тьерри. – Д. Юм (Hume, 1711–1776) – английский философ и историк, автор «Истории Англии от завоевания Юлия Цезаря до революции 1688 года»; Э. Гиббон (Gibbon, 1737–1794) – английский историк, автор «Истории и разрушения Римской империи»; Л. Ранке (Ranke, 1795–1886) – немецкий реакционный историк; О. Тьерри (Thierry, 1795–1856) – французский историк, автор многих работ: «История завоевания Англии норманами», «Рассказы о временах меровингов», «История происхождения и успехов третьего сословия» и др. О. Тьерри признавал деление общества на исторически сложившиеся классы, но отрицал антагонизм между буржуазией и пролетариатом. См.: Н. Г. Сладкевич. Исторические взгляды Чернышевского и Добролюбова. – Вопросы истории, 1949, № 2, стр. 26–51; И. И. Лягушенко. Критика буржуазной историографии Н. Г. Чернышевским и его взгляд на историю и задачи историка. – Уч. зап. Мордовского гос. пед. ин-та им. Полежаева, 1956, вып. 4, стр. 99–118; I. К. Dodonov. N. G. Cernysevskij als Historiker. – In: Beitrage zur mssischen, polnischen und deutschen Geschichte. Halle, 1956, S. 171–213 (Jahrbuch fur Geschichte der deutsch – slawischen Beziehungen und Geschichte Ost und Mitteleuropas, Bd. I); В. Б. Иллерицкий. Исторические взгляды русских революционных демократов. Работы Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова и их соратников. – В кн.: Очерки истории исторической науки в СССР, т. II. М., 1960, стр. 7–66.

…после Ватерлооской битвы, когда маршал Груши оказался глуп, <…> а Лафайет стал буянить… – В битве 18 июня 1815 г. под Ватерлоо (Бельгия) завершилась карьера Наполеона I. Э. Груши (1766–1847) не успел соединиться с основными силами французской армии; знаменитый французский политический деятель М.-Ж. Лафайет (1757–1834) усердно ратовал за призвание на трон Луи Филиппа Орлеанского.

…пропеть из Риголетто <…> «La donna е mobile»… – Опера «Риголетто» итальянского композитора Д. Верди (1813–1901) по драме В. Гюго «Король забавляется» впервые поставлена в Венеции в 1851 г., в Петербурге на итальянском языке в 1853 г. (на русском лишь в 1878 г.). Ария «La donna е mobile» («Женщина изменчива») – в переводе А. А. Горчаковой «Сердце красавицы склонно к измене».

– У вас есть невеста? – В этой и следующих строках Лопухов, обыгрывая невежество Марии Алексеевны, прикровенно говорит о революции. В первоначальном тексте невест у Лопухова две: одна – наука, другая – революция (см. стр. 405).

…мы сумеем же устроить жизнь так, что не будет бедных… – Эта и следующие строки – описание революционного переустройства общества.

Жорж Занд <…> Диккенс. – Жорж Занд (в настоящее время принято написание Санд; Georges Sand, 1804–1876, псевдоним Авроры Дюдеван), Диккенс Чарльз (Dickens, 1812–1870) – любимые авторы Чернышевского в течение всей его жизни, близкие ему демократическим характером творчества и острой постановкой социальных проблем (а Жорж Санд – еще и проблемой женского равноправия). Произведения обоих писателей были у него, в частности, в Петрепавловской крепости. В «Современнике» (1856, № 4; Чернышевский, т. III, стр. 340–345) он напечатал предисловие к переводу мемуаров Жорж Санд; полный перечень цитат и ссылок на Диккенса и Жорж Санд см.: Чернышевский, т. XVI, стр. 866 и 870. В 1928 г. Ю. М. Стеклов высказал предположение, что роман Диккенса «Наш общий друг» служил для Чернышевского образцом при создании «Что делать?» (Ю. М. Стекло в. Н. Г. Чернышевский. Его жизнь и деятельность. 1828–1889. Т. I. М. – Л., 1928, стр. 203). Современные исследователи (в особенности А. П. Скафтымов, см. ниже) отклонили эту гипотезу. Названный роман Диккенса с гораздо большим основанием в последнее время выдвинут в качестве произведения, оказавшего определенное влияние на роман Достоевского «Идиот» (Ф. И. Евнин. Об источниках романа Достоевского «Идиот». («Идиот» и «Наш общий друг» Диккенса). – В кн.: Искусство слова. Сборник статей к 80–летию члена – корреспондента АН СССР Димитрия Димитриевича Благого. М., 1973, стр. 208–216). Роман Жорж Санд «Жак» («Jacques», 1834) Чернышевский, вероятно, учитывал при создании «Что делать?». О Жорж Санд Чернышевский писал, что она «имела на развитие литературное и общественное более влияния, нежели какой бы то ни было другой поэт со времени Байрона» (Современник, 1856, № 8, стр. 180–181; Чернышевский, т. XVI, стр. 477). См.: Charles С or bet. Reminiscences sandieimes dans «Que faire?» de Cernysevskij. – Revue des etudes slaves, t. XLIII. fasc. 1–4, Paris, 1964, p. 17–33; А. П. Скафтымов. Чернышевский и Жорж Занд. – В кн.: А. П. Скафтымов. Статьи о русской литературе. Саратов, 1958. стр. 203–227 (или в его же книге: Нравственные искания русских писателей. М., 1972, стр. 218–249). См. также: М. Л. Селиверстов. Диккенс и Теккерей в оценке Чернышевского. Фрунзе, 1954; З. Г. Гражданская. Диккенс в русской революционно – демократической критике. – Уч. зап. Моск. обл. гос. пед. ин-та, т. XXVI, Труды кафедры зарубежной литературы, 1953, вып. 1, стр. 105–120; 3. X. Либинзон. Чернышевский о западноевропейском романтизме. – Уч. зап. Горьк. гос. пед. ин-та им. А. М. Горького, т. XVI, Филологическое отделение, 1955, стр. 168–187.

(…тогда еще были трехрублевые, т. е., если помните, монета 75 к.). В 40–х годах XIX в. в России была выпущена «русско – польская» монета 75 к., равная 5 злотым и имевшая хождение на всей территории Российской империи в течение довольно долгого времени. После 1843 г. соотношение бумажной ассигнации и серебра достигало 1:4 – этим и объясняется двойной счет. Сообщил И. Г. Спасский – Гос. Эрмитаж).

…трансцендентальный негодяй, восьмое чудо света плутовской виртуозности вроде Али – паши Янинского, Джеззар – паши Сирийского, Мегемет – Али Египетского, которые проводили европейских дипломатов и (Джеззар) самого Наполеона Великого… – Трансцендентальный – термин кантианской философии, употребленный здесь в прямом смысле – выходящий за пределы, перешагивающий, Али – паша Янинский (1741–1822) – наместник Южной Албании, Ахмед Джеззар – паша (1735–1804) – восточный политический авантюрист, в 1799 г. три месяца спешно сопротивлялся в Акке Наполеону и заставил его отступить. Мегемет – Али [769–1849) – вице – король Египта, провел в Египте много прогрессивных реформ, но отличался необычайной жестокостью и коварством.

<1...8 9 10 11 >

На страницу:

Перейти

10 из 11