Полная версия
В ночном клубе, где состоялось Машино знакомство с Артуром, она источала будоражащий воображение аромат духов «Этернити» (ну, тех самых, которые должны ассоциироваться с приключениями, розами и брызгами шампанского). Понимая, что одной этой уловки может оказаться для искушенного американца маловато, Маша также сходила в туалет и спешно привела себя там в полную боевую готовность.
Она ведь была девушкой смышленой и энергичной, без всякого Дейла Карнеги знающей, как приобретать друзей и завоевывать расположение людей. Машин рецепт был предельно прост. Оставь на виду у объекта своего внимания как бы невзначай открытую сумочку, а поверх всякого барахла пусть в ней лежат небрежно скомканные трусики. Все. Если при этом вы прелестница лет этак двадцати пяти, которая знает толк в белье и стиральных порошках, то успех вам гарантирован.
Любая привлекательная девушка, умеющая правильно себя преподнести, непременно добьется взаимности, Маша всегда была убеждена в этом и не прогадала. Напросившийся на чашечку кофе Артур оказался столь нетерпелив, что от его синтетических носков, которые он порывисто снимал в темноте, во все стороны летели трескучие голубоватые искры.
Потом была бурная прелюдия в стиле «Девяти с половиной недель», в ходе которой Маша стесала кожу на позвоночнике, припечатанном Артуром к холодильнику, и больно ударилась коленкой об угол стола. Что касается самого акта, то его как бы и не было вовсе. Не очень ладилось это дело у Артура, надо признать. Но Маша не стала привередничать. То, что недодает тебе мужчина в постели, всегда можно дополучить в магазине. Немножко романтично и очень, очень практично.
До появления Артура никто из Машиных приятелей, обладавших нормальной потенцией, не обещал ей свадебное путешествие на Антильские острова и уютное семейное гнездышко на 48-й улице Нью-Йорка. Никто прежде не говорил ей строго: «На первых порах ты должна быть предельно экономной, дарлинг. Пока что мы не можем позволить себе тратить больше 8 тысяч в неделю. Ведь квартира обходится мне недешево, а тут я еще присмотрел себе «Порше» последней модели. Тебе же, Машенька, придется удовольствоваться «Мустангом» 97-го года. Не пугает тебя такая перспектива? Скажи откровенно».
Не-а, Маша была девушкой не робкого десятка. Нисколечко не пугала ее перспектива существования на восемь тысяч долларов в неделю и езда не на самом современном автомобиле. Ведь сказано же: на первых порах. Любящая женщина должна мириться с временными трудностями…
Тихонько войдя в спальню, Маша полюбовалась спящим Артуром. Он возвратился под утро, усталый, но чрезвычайно довольный собой. Мимоходом прижал заспанную Машу к себе и что-то пробормотал успокаивающим тоном. Слов она не разобрала – это почти невозможно, когда говорящий одновременно целует тебя в макушку. «Что ты сказал, бэби?» – переспросила Маша, обратившись к Артуру всем своим встревоженным лицом. «Дело сделано, дарлинг, – пояснил он с мягкой улыбкой. – Завтра мы улетаем в Нью-Йорк. Ты оформила визу?»
Услышав утвердительный ответ, он повалился на кровать и тут же уснул, как всегда лицом вниз, обнимая подушку. Точно опасался, что во сне ему вспорют живот или таракан заползет в ноздрю.
За минувшие несколько часов поза Артура ничуть не изменилась. Сраженного наповал бойца, не успевшего пересечь по-пластунски вражескую территорию, вот кого он напоминал.
Полюбовавшись спящим, Маша тихонечко приблизилась к стулу, на котором валялись как попало разбросанные вещи жениха. Привычку тайно инспектировать мужские карманы она приобрела у матери, которая, прежде чем укатить с очередным отчимом на Украину, постаралась передать дочери весь свой богатейший опыт троекратно замужней женщины, причем сексопатолога по профессии и по призванию.
«Ты, Машуня, должна четко понимать, что представляет собой каждый твой кавалер, – говаривала Евдокия Кузьминична. – Никогда не знаешь, чего ждать от этих мужчин. По моему глубочайшему убеждению, все они, кого ни тронь, с психическими отклонениями. Смотрят на тебя влюбленными глазами, слова ласковые на ушко нашептывают, а сами при этом мечтают запихнуть в тебя батон вареной колбасы или какие-то другие мерзопакостные фантазии вынашивают. Но если, Машуня, выяснить, что собой представляет твой избранник, то из жертвы ты сразу превращаешься в хозяйку положения».
Во время предыдущих обысков Маша не обнаружила в карманах Артура ничего настораживающего. Колбасный батон, во всяком случае, он с собой не таскал. Бумажник с минимумом наличности Машу не смущал – тут все ясно, американцы вечно носятся со своими кредитными карточками, а свои же доллары за деньги не считают. Зато она не нашла среди вещей Артура ни одной сентиментальной фотографии, ни женской, ни детской, что подтверждало его холостой статус. Только снимки его многочисленных приятелей, некоторых из них Маша знала по «Мэджикал Мистери Таур». В общем, все было в норме. Правда, вчера вечером, пока Артур перед уходом принимал душ, Маша с некоторым недоумением нашла во внутреннем кармане его летнего пиджака вязальную спицу, явно похищенную из бабушкиного комода. Зачем ему спица? – недоумевала Маша. Что за блажь? Если бы Артур и вязал тайно теплые носки или шарфы, то разве управился бы он с помощью одной-единственной спицы?
Терзаемая любопытством, Маша так и не решилась поинтересоваться у жениха, для чего он шарил в бабушкином комоде. Встречный вопрос – «А за каким чертом, дарлинг, ты роешься в моих вещах?» – запросто мог бы разрушить все Машины завоевания. Второй раз мужчину снятыми трусиками не заинтригуешь, как ни изощряйся. И что тогда? Молодость ведь дается только один раз. И сколько той молодости? Если допустить, что она продлится еще…
Стоп! Тут Машины размышления разом оборвались, словно кто-то щелкнул в ее голове невидимым переключателем. Испытывая непреодолимое желание подержать в руках билеты, один из которых должен был перенести Машу туда, где сбываются все лучшие мечты, она открыла бумажник жениха, развернула его и, покопавшись в кармашках, сделала очень неприятное для себя открытие. Там хранился только один авиабилет, выписанный на Артура Задова. Время вылета (уголки Машиных губ поползли вниз) – 14.45. То есть (ее зеленые глаза потемнели от гнева) Артур обманул ее дважды. Во-первых, заявив, что они полетят вечерним рейсом. Во-вторых, пообещав, что они отправятся в путешествие вдвоем.
Окончательно добила Машу визитная карточка Артура, выуженная из другого отделения бумажника. Он как-то показал ей одну такую, не выпуская из собственных пальцев, и на ней значилось, что Arthur Zadoff действительно значится репортером газеты «New York Rewiew», причем не простым, а «supernumerary», как гордо заметил он, щелкнув ногтем по этому загадочному словечку. Тогда Маша ограничилась тем, что с уважительным видом кивнула: как же, как же – «супер»! А теперь не поленилась заглянуть в англо-русский словарь и выяснила, что в данном случае речь идет лишь о «сверхштатном» и даже просто лишнем корреспонденте, который если и тратил 8000 долларов, то, скорее всего, в год, а не в неделю.
Вот так новости!
Маша простила бы Артура, если бы по прибытии в аэропорт имени Кеннеди он честно признался ей в том, что приукрасил действительность. Очутившись в Нью-Йорке, она смирилась бы с коварством своего жениха. Но все дело в том, что никакой Нью-Йорк ей не светил! Артур, этот наглый проходимец, бесплатно попользовался Машей и ее жилплощадью, а теперь намеревался улизнуть, не попрощавшись! Как в той песне: «Ты бросил меня, ты бросил меня». Нет, даже не бросил, а кинул.
Если бы Артур в этот момент открыл глаза и увидел выражение Машиного лица, он решил бы, что за время его безмятежного сна девушку подменили, или, по крайней мере, лет на пять состарили. Но он продолжал безмятежно дрыхнуть, не подозревая о том, что над его головой сгущаются грозовые тучи.
– Сюпер…ньюмер…эри, значит, – процедила Маша с ненавистью. – Вот какую ты мне бяку приготовил, Артурчик. Форти эйт стрит с Мэдисон-авеню в придачу… Ладно. За мной не заржавеет!
Взглянув на часы, показывавшие начало девятого, Маша бесшумно уничтожила следы обыска и покинула спальню. Прихватив телефонную трубку в ванную, она по памяти набрала телефонный номер, которым не пользовалась вот уже несколько лет. Номер принадлежал Гарику. Маше так не терпелось дозвониться ему немедленно, что пластмассовый корпус трубки потрескивал под нажимом стиснувших ее пальцев.
Задолго до того, как Маша превратилась в местную достопримечательность ночного клуба «Мэджикал Мистери Таур», она работала на трассе из Шереметьева в Москву. Этот 38-километровый отрезок дороги был облюбован несколькими бригадами картежников, обрабатывавших доверчивых лохов прямо в такси. Маша входила в маленький дружный коллектив Гарика. В его ударной бригаде она изображала молоденькую дочь, отговаривающую азартного отца не играть на деньги с первыми встречными. Разумеется, ее доверчивый «папуля» являлся не жертвой, а искуснейшим шулером, бесподобным каталой, который в конечном итоге облегчал карманы лохов на всю сумму имевшейся там наличности. Сам Гарик в этих постановках участия не принимал. Он обеспечивал жуликам прикрытие, отстегивал причитающееся в бандитский общак и решал все возникающие по ходу пьесы проблемы.
Маша ни за что не стала бы напоминать о своем существовании этому опасному типу, если бы не обстоятельства. Не могла же она позволить Артуру улизнуть из Москвы, не отомстив ему напоследок! Просто расцарапать ему лживую физиономию? Нет, слишком мало было этого, чтобы почувствовать себя отомщенной. В голове Маши созрел куда более коварный план.
– Слушаю? – не слишком благозвучный голос Гарика заставил ее радостно встрепенуться.
– Гарик?
– Ну?
– Гарик! – повторила Маша чуть ли не с восторгом. – Это ты!..
– Слышь, коза! Чего тебе надо? Ты кто вообще?
– Я Маша… Ну, Машутка-Шутка, помнишь?
– А… – В голосе Гарика прозвучало облегчение и разочарование. – Говори. Только учти, пассажиров теперь другие катают. Не при делах я… Вернее, при других делах, – поправился Гарик.
– Тут клиент нарисовался, – торопливо выпалила Маша. – Эмерикэн-бой.
– Какой еще пеликан, к хренам собачьим?
– Американец.
– Чего-чего?
– А-ме-ри-ка-нец!
Она говорила вполголоса да еще воду в ванну пустила тугой струей, заглушая беседу на тот случай, если Артур проснется. Неудивительно, что Гарик опять ее не расслышал.
– Громче! – потребовал он. – Что ты там бормочешь? Ни хрена не просекаю.
– Я не могу громче. – Маша прикрыла ладошкой губы, чтобы ее голос не растекался по сторонам, а попадал прямо в микрофон. – Говорю, клиент выгодный есть. Штатовец.
Гарик рассердился:
– У тебя что, перемкнуло там? Я уже никого не катаю. Забудь об этом.
– Он баксами набит под завязку, – соврала Маша по инерции. Голос у нее стал совершенно убитым.
– Баксами? – внезапно оживился Гарик.
– Ну да. Американец ведь.
– Ладно, допустим, что ты меня заинтересовала. И что? Предлагаешь его потрусить? Где? Когда?
Бросив взгляд на свое отражение в зеркале, Маша подумала, что сейчас самое время остановиться, пока не поздно, и сказала:
– Клиента Артуром зовут. Сегодня днем он собирается ехать в Шереметьево-два. Один.
– На тачке? – спросил Гарик.
– Нет. Он по Москве на такси передвигается.
– И в одиночку. Я правильно тебя понял?
– Правильно, – решительно подтвердила Маша.
Ей невольно вспомнилось, как она, идиотка, составляла список вещей, которые намеревалась взять в дорогу, как освежала в памяти английский язык, не расставаясь в последние дни с разговорником, как хвасталась подругам выпавшей ей удачей. Но Артур попросту вытер об нее ноги. Да, он улетал в свой Нью-Йорк один. Разве не будет справедливо, если ему придется пожалеть об этом, когда избитый и ограбленный окажется он на обочине шоссе, которое сегодня его никуда не приведет?
– Откуда он будет ехать? – продолжал допытываться Гарик. – Во сколько?
– От меня, – ответила Маша. – Точное время сейчас назвать не могу.
– Тогда перезвонишь. – Гарик перешел на командирский тон. – Дома меня не будет. Диктую тебе номер своего мобильника, записывай…
– Я запомню.
– Попробуй только забыть! – Гарик трижды повторил набор цифр, после чего распорядился: – Перезвонишь мне, когда твой Арнольд…
– Артур, – робко поправила собеседника Маша, но он пропустил ее реплику мимо ушей.
– …когда твой Арнольд вызовет такси. Я его рядышком с твоим домом дожидаться буду. А теперь опиши его.
– Ну… – Маша задумалась. – Очень симпатичным его не назовешь, хотя…
– Конкретней! – рявкнул Гарик. – Мне по барабану, симпатичный он или нет. Я его с ходу узнать должен, просекаешь? Приметы? Во что одет?
– Полноватый брюнет. Всегда в костюме светлом ходит, даже в жару. При нем чемодан будет черный и портфель с портативным компьютером.
– Заметано! – Гарик удовлетворенно хохотнул. – Что лично ты со своего брюнета поиметь хочешь, Машутка? Учти, я за наводку больше пяти процентов не даю.
Маша вспомнила, что наличности у Артура – кот наплакал, и сказала, наслаждаясь собственным благородством:
– Мне ничего не надо.
– Не надо, так не надо, – легко согласился Гарик. – На принцип пошла, что ли? Достал тебя твой полноватый брюнет, да?
– Достал, – подтвердила Маша и раздраженно выключила телефон, едва не сломав фиолетовый ноготь о кнопку.
Если у нее не будет Антильских островов, то и Артуру тамошнее солнышко не светит! Придумывать, как объясняться с Гариком, когда он обнаружит, что его улов не так уж богат, Маша не собиралась. Она ведь не в долю напросилась, а просто сделала доброе дело. Как говорится, чем богаты, тем и рады. А дареному коню в зубы не смотрят.
– Ну, держись, Артурчик, держись, конь с яйцами, – процедила Маша, щуря свои изумрудные глаза. – Посмотрим, как ты теперь ржать станешь!
Интересно, кто у кого перенимает повадки – красивые женщины у пантер, или наоборот?
* * *– У-ау! – басовито затянул Артур. После чего завершил зевок уже тоненько: – А-ха-ха…
– Выспался? – ласково осведомилась Маша. Она только что слопала два куска миндального торта, и это помогло ей обрести спокойствие духа.
– В самолете наверстаю упущенное. – Артур покосился на Машу и поспешно добавил: – На твоем очаровательном плечике, бэби.
– Во сколько вылетаем? – Она стояла над распростертым на кровати Артуром, поглядывая то на него, то на кривоватые пальцы своих ног, унизанные серебряными колечками.
– Еще точно не знаю. – Он изобразил озабоченность. – Билеты подвезут часиков в пять, так что времени предостаточно. Сейчас ведь только половина двенадцатого? O, then we have all the time in the world!
– Как это переводится? – спросила Маша с таким видом, словно это ее все еще интересовало.
– Если дословно, то чушь получается, – признался Артур. – Мол, мы имеем все время на свете. Коряво как-то звучит, нет?
– Нормально звучит, – успокоила его Маша.
– Вещи собрала? – Артур притворился еще более озабоченным, чем минуту назад.
При этом он старался смотреть прямо на подружку, но взгляд его постоянно рыскал из стороны в сторону, и поэтому ему приходилось тереть глаза, как бы спросонья. В принципе, он был доволен, что отсиделся у Маши. Бесплатно и, главное, безопасно. Вот только ее манера шляться по дому полуголой раздражала Артура с каждым днем все сильнее. Бисексуал из него неважный получался. Не удавалось Артуру как следует полюбить женский пол, хоть тресни. Однако приходилось поступаться принципами.
– Иди ко мне, бэби, – предложил он, ставя ноги на пол и растягивая губы в сладкой улыбке. – Close your eyes, and I…ll kiss you…
Что означало: «Закрой глаза, и я тебя поцелую». Артур любил эту старую песенку и часто мурлыкал ее в минуты хорошего расположения духа. Но сегодня она звучала особенно актуально, поскольку дальше в тексте речь шла о скорой разлуке. Оборвав строку на середине, Артур возбужденно засмеялся и обхватил рукой Машину талию, привлекая ее к себе. Вторая рука приспустила с нее трусики. Ему не очень нравилось, что девушка возвышается над ним, но вставать с кровати было лень. После бессонной ночи всегда чувствуешь себя таким разбитым…
– Бесстыжий!
Шутливо шлепнув Артура по проказливой руке, Маша кокетливо попыталась вернуть трусики на бедра, а он, посмеиваясь, удерживал их одним согнутым указательным пальцем. «Не забыть оставить дискету в щели приемника, – подумал он, разглядывая то, что открылось его взору крупным планом. – Мало ли как могут подействовать на нее лучи металлоискателя при прохождении досмотра в аэропорту. А в компьютере дискета сохранится наверняка. Всегда нужно заботиться о безопасности, будь то бизнес или секс».
– Ты купила презервативы, бэби? – осведомился Артур, задрав голову.
– Нет, – ответила Маша, не прекращая борьбу за деталь своего туалета.
– Как же так? – Растерявшись, он ослабил хватку, и Машины трусики с легким хлопком вернулись в исходное положение.
– Зачем? – спросила Маша, улыбаясь. Впервые в жизни она пожалела о том, что у нее нет хотя бы триппера. Было бы неплохо наградить им Артурчика на прощание. Ну, ничего, скоро ему и без триппера будет о чем вспомнить. – Мы ведь с тобой близкие люди, – продолжала она, ласково потрепав Артура за ухо. – Без пяти минут муж и жена.
– Ах да, конечно! – Улыбка Артура была еще более лучезарной, чем Машина. Он опять протянул руки вперед и получил по ним новый шлепок, уже почти раздраженный. – В чем дело, бэби?
– Разве у вас в Америке не принято по утрам чистить зубы и принимать душ? – невинно удивилась Маша.
– О, йес! – Артур вскочил с кровати и, подтянув трусы, бодро посеменил в ванную.
Маша хотела было набросить на себя просторную желтую футболку, но передумала и развалилась на кровати с самым непринужденным видом, на какой была способна. Не следовало настораживать Артура внезапной холодностью. А небольшой утренний моцион если и не слишком приятен, то хотя бы полезен. Не гимнастикой же заниматься после калорийного торта.
Артур вернулся в спальню свежий, гладко выбритый, тщательно причесанный. Когда он втягивал живот, то смотрелся не тем полным дерьмом, каким, как выяснилось, являлся на самом деле. Но трусы он снял рановато. То, что предстало Машиному взору, было вялым и сморщенным, словно Артур неожиданно отважился принять холодный душ. К тому, что он считал своим достоинством, напрашивалось только одно подходящее название: пипетка. Самое то для скульптурных херувимчиков. Но не лучшее украшение для стопроцентного американца.
Как только он приналег на Машу и попытался что-то сюсюкать про медовый месяц, она заткнула ему рот своим твердым соском и с ненавистью уставилась на обращенную к ней макушку. Плешь у Артура пока что только намечалась, но сквозь бороздки, оставленные в волосах расческой, просвечивало слишком много белой кожи. Руки у него тоже были белые, ассоциировались с сырым тестом. Маша закрыла глаза, отстраненно прислушиваясь к тому, как Артур сопит на ней и устраивается поудобнее. Это означало, что через пару минут он с усталым стоном отвалится на бок и пропыхтит что-нибудь благодарное.
На этот раз Артуру хватило секунд сорок.
– Уф! – сказал он, скатившись с Маши. – Ты бесподобна, бэби.
– Ты тоже.
Проведя ладонью по внутренней стороне бедер, Маша обнаружила, что она осталась абсолютно сухой. К чему был весь этот цирк? Зачем изображать из себя дикого жеребца, если у тебя силенок и курицу потоптать не хватит?
– До вечера тебе придется поскучать в одиночестве, – сказал Артур, принимая вертикальное положение. Про добрую традицию выпячивать грудь за счет втянутого живота он совсем забыл, а потому выглядел особенно неприятно. И еще эта дурацкая пипетка, которую он лучше бы оторвал к чертовой матери и бросил кошке на съедение, чтобы самому не мучиться и других не беспокоить понапрасну!
– Ты меня покидаешь? – Маша притворилась разочарованной. – Опять дела?
– Последний день – он трудный самый, – засмеялся Артур. – А ты не теряй времени даром, собирай вещички. Лишнего не бери, – этот возглас прозвучал уже из коридора. – Я куплю все, что необходимо, такой прекрасной девушке, как ты!
На мгновение Маше показалось, что она напрасно дала волю мрачным подозрениям. А вдруг Артур решил свой билет сдать, а купить новый, на другой рейс? Не только себе, но и Маше? И тогда получается, что она повела себя, как последняя идиотка.
– Можно я воспользуюсь твоим чемоданом? – спросила она, прошлепав босиком к двери ванной. – У тебя там полно свободного места.
– Чемодан мне придется забрать с собой, – деловито откликнулся Артур через дверь.
– Зачем? – Маша прислонилась голой спиной к стене и скрестила руки на груди.
– Ну…
Артур сделал вид, что отфыркивается от воды, попавшей в рот, и успел придумать за этот короткий срок целую легенду:
– Мы ведь вылетим вместе с моим коллегой, мистером Левицки из «Геральд трибьюн». Он чуть ли не всех путинских матрешек на Арбате скупил и теперь боится, что они не поместятся в его сумках. Попросил меня завезти чемодан в гостиницу. Старый скряга! – Артур жизнерадостно загоготал, продолжая шумно отплевываться и плескаться. – На лишнюю сумку не желает раскошелиться, а в Нью-Йорке сдаст сувениры в ближайшую антикварную лавку и поимеет на них не меньше штуки баксов. И это при годовом доходе в сто восемьдесят тысяч! Представляешь себе, бэби?
– Нет, – пробормотала Маша, – не представляю.
– А? Что ты сказала?
– Я сказала, что ты можешь дать своему мистеру Левицки бесплатный совет.
– Какой?
– Пусть запихнет свои цацки в одно вонючее, но очень укромное местечко!
– У-ху-ху!
– А в придачу я могу подарить ему на память бронзовый бюстик Ленина, помнишь? Тот, который на письменном столе стоит.
– О-хо-хо!
– Щекочи, щекочи свою пипеточку, бастард, – процедила Маша с ненавистью. – Больше она у тебя ни на что не годится!
– Не слышу! – встревожился Артур, резко оборвав очередной взрыв хохота. – Ты что-то сказала, нет?
– Я спрашиваю, вызвать тебе такси, дарлинг? – Маша ослепительно улыбнулась.
– Если тебя не затруднит, бэби.
– Не затруднит! – весело сказала она, направившись к телефону. Номер Гарика с готовностью высветился перед ее мысленным взором.
Артур тем временем растирался махровым полотенцем и любовался своим туманным отражением в запотевшем зеркале, похожем на иллюминатор. Скольких олухов он обвел вокруг пальца, не сосчитать! Люди глупы, они млеют, когда их кормят баснями. И доверчивая Маша, наверное, уже видит себя шляющейся по Пятой авеню и заглядывающейся на тамошние шикарные витрины. Эх, темнота дремучая, простота лапотная! Прости-прощай!
– Гуд бай, май лав, гуд ба-а-ай! – с чувством заголосил Артур. Давно уже собственный голос не казался ему таким чистым и благозвучным.
Глава 7
Хищный вид на жительство
После Машиного звонка Гарик пожалел, что поспешил продать золотой нательный крест знакомому барыге с площади трех вокзалов. Есть все-таки бог на свете! И, по всей вероятности, он, наконец, решил пригреть заблудшего Гарика у себя за пазухой.
– Да славится имя твое и все такое прочее, – прошептал Гарик, осторожно положив трубку на рычаги древнего эбонитового аппарата. – Спасибо, господи, что как бы не оставил в беде.
– Кто ж так молится? – с укором проскрипела бабка, расположившаяся аккурат под выцветшей фотоиконой, повешенной в крошечной кухоньке над холодильником. С наслаждением отхлебнув чай из кружки, она запихнула в рот бублик и продолжила наставлять непутевого внука: – К господу – хрум-хрум – уважительный подход требуется. Поклонился бы, а то – хрум-хрум – и на колени бы встал. Тогда и воздастся по вере.
– Заткнитесь, бабушка, ладно? – попросил Гарик. – Некогда мне тут кланяться. Тороплюсь я.
– Вечно он торопится, – доложила старуха иконе, развернувшись к ней всем корпусом. – Суета сует и вечная суета. Ох, грехи наши тяжкия-а…
Гарик ее бубнеж не дослушал. Мечась по захламленной коморке, которую называть комнатой язык не поворачивался, он спешно собирался на дело. В задний карман джинсов втиснулась заветная расческа с толстой широкой рукоятью. При нажатии на нее наружу с щелчком выдвигался плоский, как лист, клинок из вольфрама. Довольно длинный – без малого двенадцать сантиметров, – искусной двухсторонней заточки. Клинком можно было запросто бриться, хотя Гарик не пробовал. Оружие он держал при себе для совсем иных целей.
Еще вчера вечером в голове у него проплывали пьяные мысли перерезать себе клинком вены на руках и помереть в ванне, наполненной горячей водой и кровью. Теперь ему вновь захотелось жить. Гарика переполняли надежда, азарт, желание действовать. Муторное похмелье сменилось таким мощным зарядом энергии, что он не мог усидеть на месте.
– Бабушка! – крикнул он, не заглядывая в кухню, чтобы не нюхать лишний раз запах отвратительного варева, которое именовалось в этом доме овощным рагу. – Я пошел. Если к ночи не вернусь, то не ждите, спать ложитесь.
