Голые

– Было бы замечательно!

Я оставила Алекса, чтобы он мог освоиться на новом месте, пока я вскипячу воду и разложу купленные продукты. Я нисколько не сомневалась, что обживется он здесь быстро, и, хотя была склонна беречь свое уединение, мысль о наличии соседа не приводила меня в ужас – скорее наоборот. К тому моменту, как я вышла из кухни с двумя кружками дымящегося чая, Алекс уже совершил подробную экскурсию по моим апартаментам.

– Это все ты снимала? – Алекс потянулся к кружке, не глядя на меня, его взор сосредоточился на фотографиях, которые я развесила в обычных, без паспарту, строгих стеклянных рамках.

– Да.

Мы принялись изучать снимки вместе. Я грела руки о свою кружку. Алекс сделал глоток горячего чая. Он погрузился в молчание – так надолго, что я даже начала нервничать, словно хотела прервать затянувшуюся паузу. Должна была ее прервать. И все же я предпочла прикусить язык, решив не спрашивать Алекса о том, что он думает о моих работах.

– Вот. – Он показал на любительскую, случайную фотографию, изображавшую нас с Патриком. – Это снимала не ты.

– Ах, это! Нет. – Я повесила это фото на стену, потому что оно было самым любимым. Отнюдь не профессиональный и качественный снимок нас вместе, еще в стародавние, счастливые времена. Мы с Патриком держались за руки, моя голова покоилась на его плече. Мы выглядели как обычная гетеросексуальная пара.

Алекс отхлебнул еще чая.

– Думаю, мне придется это снять, – сказала я, хотя даже не шелохнулась, чтобы сделать это.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Почему?

– Ну… потому что… это – ложь. – Не ожидала, что у меня вырвется такое объяснение, однако, произнеся эти слова, я почувствовала себя легче. – Эта фотография ненастоящая. Она никогда не была реальной.

Алекс вручил мне свою кружку, и я автоматически взяла ее. Когда он потянулся вверх и снял снимок в раме с крючка, с моих губ неожиданно сорвался протестующий звук. Алекс взглянул на меня и сделал шаг назад, туда, где располагался мой обеденный стол. Наконец он положил снимок на стол лицевой стороной вниз.

– Что ж, вот мы его и сняли. – Мой сосед потянулся за кружкой, которую я ему тут же отдала. – Теперь чувствуешь себя лучше?

– Нет. – Из моей груди вырвался нервный смешок. – Но спасибо.

– Скажи-ка, а какие у тебя планы на сегодняшний вечер? Сегодня ведь пятница. Наверняка ты собираешься куда-нибудь пойти.

Завтра утром, с утра пораньше, меня ждала работа для «Фото Фолкс».

– Нет, как ни странно, никаких планов.

– Я взял напрокат несколько фильмов. И, как последний кретин, забыл, что у меня еще нет своего собственного телевизора.

– А! И ты собираешься пригласить меня за компанию, чтобы воспользоваться моим?

– Мне очень стыдно подтверждать твои слова, но это – чистая правда.

Я неспешно отпила из своей кружки, притворяясь, будто обдумываю его предложение.

– Что ты взял?

– Новую серию «Трансформеров». А еще «Гарольд и Мод».

– Вау, ничего себе выбор, прямо все в одном духе! – прыснула я. – Но я еще не видела новых «Трансформеров», а «Гарольд и Мод» не смотрела тысячу лет! Ладно, договорились. Я разрешу тебе воспользоваться моим телевизором.

– Я куплю пиццу, как тебе?

– Звучит неплохо.

Мы договорились встретиться позже, и в шесть часов вечера Алекс появился с огромной пиццей из расположенной вниз по улице забегаловки в одной руке и пачкой DVD-дисков в другой. Я никак не подготовилась к совместному времяпрепровождению, лишь сменила одежду на годящиеся только для пятничного домашнего вечера треники и футболку. Зато мой сосед принял душ и побрился, с его прибытием в дверь вплыло восхитительное облако чеснока с пиццы и мужской туалетной воды. В этот момент невольно подумалось, что стоило приложить чуть больше усилий, чтобы привести себя в порядок.

– Ужин при свечах? – осведомился Алекс, оглядывая освещенное жилище и кладя пиццу на обеденный стол.

– О… нет. Это не для романтического настроения.

Я привыкла зажигать свечи в пятницу вечером, когда не шаталась где-то и оставалась дома. Эта традиция пошла у меня с детства, когда мама считала очень важным зажигать свечи именно в этот день недели, хотя такая традиция была чуть ли не единственным ее способом соблюдать Шаббат[8]. С тех пор многое изменилось, и теперь жизнь мамы вращалась вокруг религии.

Алекс с недоумением взглянул на меня:

– Ты что, иудейка?

Меня не удивила его догадка: такой заядлый путешественник наверняка сталкивался с евреями, пока колесил по свету.

– Не совсем. Но что-то вроде этого.

– Да ладно…

Смутившись, я засмеялась.

– Это все слишком сложно.

– Понятно. Это не мое дело. – Он бросил взгляд на свечи. – В любом случае, они очень красивые.

– Спасибо. Эти подсвечники дала мне мама. Ей вряд ли известно, что я ими пользуюсь. По крайней мере, я никогда ей об этом не говорила. Что я могу предложить тебе выпить?

Алекс сразу понял мой намек, но благоразумно отказался от алкоголя:

– Лучше воды.

– Уверен? У меня есть красное вино. И даже в бутылке, не в коробке.

Он состроил смешную гримасу, словно был впечатлен моим предложением.

– Замечательно. Но – нет, спасибо.

– Не возражаешь, если я немного выпью?

Мой вопрос, похоже, удивил его.

– Нет, конечно нет. Это твой дом.

Алекс оказался достаточно деликатным, чтобы не настаивать на обсуждении темы религии, я с тем же почтением отнеслась к его отказу от спиртного. Мы разложили куски пиццы по тарелкам и поели перед телевизором, пока трансформеры все время что-то взрывали, а Гарольд влюблялся в Мод. Мы много смеялись и обсуждали фильмы. Наши ноги время от времени сталкивались, хотя сидели мы в разных концах дивана.

Это был самый приятный вечер за довольно долгое время, и я не преминула сказать об этом Алексу.

– Тогда хватит, вали-ка отсюда! – хохотнул он, легонько хлопнув меня по плечу.

– Я серьезно!

– Ладно, хорошо. Я рад.

Несколько бокалов красного вина подняли настроение, но и основательно утомили меня.

– Это так мило: просто болтать с тобой, Алекс. Никакого давления, никакой неловкости. Никакой дурацкой скачки взад-вперед по кровати.

Он притих на несколько секунд, пока по экрану бежали титры.

– Спасибо. Мне тоже понравилось тусоваться с тобой.

Я зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Но уже поздно, а мне завтра утром рано вставать.

– Работа?

– Ага. Думай обо мне, пока будешь дремать утром, свернувшись калачиком под одеялами.

Алекс рассмеялся и встал, потом протянул руку и помог мне подняться.

– О! Уверен, так и будет!

Наши пальцы на мгновение соединились, но мой новый приятель быстро выпустил мою руку. Я застыла на месте, наблюдая, как он нажал на кнопку, чтобы открыть DVD-плеер, и, вытащив взятый напрокат диск, засунул его в коробку. Обернувшись, Алекс поймал мой взгляд.

– Нужно обязательно повторить этот вечер, – сказала я. – Было так здорово!

Я не перебрала с алкоголем, но чувствовала себя уставшей, перед глазами все плыло. Мне не удалось четко рассмотреть улыбку Алекса, выражение, застывшее в его глазах, но, похоже, в них читалось что-то вроде изумления. Это было непостижимое ощущение, таившее в себе нечто важное – чувство слишком глубокое, чтобы суметь его разгадать.

– Да, мне тоже очень понравилось. Спокойной ночи, Оливия, – сказал Алекс, однако даже не двинулся к двери.

Настал тот волнительный момент ночи, в который, окажись я с другим мужчиной, обязательно прильнула бы к его губам, и мы слились бы в поцелуе… Черт, в сущности, это был тот самый период времени, когда я уже решила бы, что делать со своим спутником – провести с ним ночь или выставить вон. Но вместо этого мы вдруг одновременно рассмеялись. Алекс все же шагнул к двери. Напряженность – воображаемая мной или действительно висевшая между нами – исчезла.

– Спокойной ночи, Оливия. Увидимся.

– Спокойной ночи, – бросила я вслед Алексу, который уже шагнул за порог. – Пересечемся позже.

Дверь, щелкнув, закрылась за ним. Я собрала мусор со стола и отправила остатки пиццы в холодильник, потом поплелась в ванную, решив сразу принять горячий душ, чтобы не вставать так рано завтра утром. Обычно пар и вода расслабляли меня достаточно, чтобы к моменту выхода из ванной оказаться вялой и обмякшей, готовой для того, чтобы тут же заснуть, – но только не этой ночью.

Мои намыленные руки скользили по коже. Соски затвердели. Томительная боль разлилась между моих ног. Нет, что вы, я совсем не пыталась довести себя до оргазма, рисуя перед мысленным взором лицо Алекса, его длинное, стройное тело… звук его стона. Это вовсе не я плавно водила руками по своим грудям, бедрам и животу, представляя, будто они принадлежат Алексу. И не я, совершенно не я лежала в темноте на своей кровати с раскинутыми ногами, лаская одним пальцем влагалище, а другим – клитор, доводя свое тело до экстаза, представляя, что этим занимается он, Алекс.

Хорошо, не буду врать, всем этим занималась я. И вести себя иначе казалось просто невозможным. Он был красив, сексуален и ближе всех к образу парня, с которым я хотела бы встречаться – впервые за долгие месяцы одиночества. Это само по себе казалось удивительным, ведь множество мужчин приглашали меня на свидания, но весьма немногие впечатляли меня. Но Алекс не интересовался женщинами. Я видела подтверждение этому сама, своими собственными глазами, все понимала даже без предупреждения Патрика.

И все же мое тело готово было уступить, отдаться ему, хотя в сознании лихорадочно роились мысли о том, что это неправильно. Глупо и бесполезно. Мой разум, конечно, знал лучше, но мою «киску» это не заботило. Я скользнула пальцами в самую глубину моей горячей, скользкой плоти и почувствовала, как сжались внутренние мышцы, заставив тело задергаться в чувственных конвульсиях. Мой клитор пульсировал, пока я продолжала давить на него, поглаживая и постукивая кончиком пальца в медленном темпе. Дразня. Заставляя балансировать на грани блаженства.

Эта сладкая пытка продолжалась до тех пор, пока, наконец, я снова не вспомнила его голос, пока в моем воображении звук его стона без труда слился с моим именем, сложившись в два слова: «Трахни меня». Это напоминало команду, прозвучавшую в сознании, а совсем не грубое восклицание. И в этот самый момент, когда меня подбросило нараставшей волной страстного жара и наслаждения, я захотела, чтобы Алекс сказал мне это на самом деле.

Глава 4

– Я не видел тебя целую вечность, – нахмурился Патрик. – Ты ни разу не перезвонила, и я около четырех дюжин раз пытался связаться с тобой по «Коннекс»[9], но был проигнорирован и там.

Я повозилась с настройками моей фотокамеры и сделала несколько пробных снимков, щелкнув объективом в никуда.

– Я была слишком занята работой. И даже не заходила в «Коннекс» последнее время. А что это ты так трезвонил?

– Хотел пригласить тебя на нашу новогоднюю вечеринку. Тедди считает меня сумасшедшим, ведь я устраиваю очередную вечеринку так скоро, мы еще от предыдущей не очухались. Но что я могу сказать? Я люблю эти сборища. Кроме того, мне не хочется никуда идти на Новый год, да и в гости нас никто не приглашал. – Патрик пожал плечами. – Так что приходи.

– А что, если у меня свои планы? Повернись немного налево. Приподними чашку. Ну же, давай, Патрик, представь, что ты наслаждаешься этим! – Я посмотрела на него через объектив, чтобы прикинуть границы снимка, который собиралась использовать в рекламе местного кафе. – Я же помню, как восторженно ты выглядишь, когда пересматриваешь телешоу Лоренса Уилка!

– Ну что ты от меня хочешь, чтобы я смотрелся так, словно собираюсь трахнуть эту кружку? – насупился Патрик, но покорно приподнял ее выше и заставил свой красивый рот растянуться в абсолютно притворной усмешке. – Теперь лучше? Так, Оливия! О-о-о, милый кофе, с ума схожу по тебе…

Я щелкнула несколько кадров только для того, чтобы еще немного позлить Патрика, – а он непременно должен был рассердиться при виде того, как смешно выглядит.

– Хватит валять дурака. Ну же, прекрати, эти снимки нужны мне завтра!

– Все у тебя в спешке, вечно не укладываешься в график. – Патрик призывно облизнул кружку.

Я сделала еще один снимок и подумала, что стоит оформить эту фотографию в рамку и подарить другу.

– Эта работа свалилась на меня в последнюю минуту, и я не могу позволить себе отказаться от заказа.

Он стрельнул в меня взглядом, а потом снова надул губки.

– Как тебе?

– Может показаться, что ты страдаешь запором, но – да, так хорошо.

Я наконец-то добилась от Патрика того, что требовалось. Подобная работа не была настоящим искусством, но почему бы не постараться? Патрик поставил кружку на стол, а я принялась переносить фотографии в свой компьютер.

– Ты ведь придешь, правда? И на ужин в пятницу. Ты не была у нас со времен вечеринки. – Он бегло просмотрел альбом с фотографиями, которые я выбрала в качестве лучших своих работ, чтобы выгодно представить потенциальным клиентам. – О, вот эта фотография мне нравится! Почему ты не сделаешь ее больше, Ливви? Она просто великолепна!

Я бросила взгляд на снимок, изображение обнаженной, которое я сделала, когда проходила мастер-класс по фотографии год назад.

– Потому что я – не эротический фотограф, и не хочу заниматься съемками в стиле ню.

– Она – красивая.

Я взглянула на него.

– Да. Красивая. Она – модель.

Патрик пролистал еще несколько страниц с фотографиями.

– А еще мне нравится это.

Пейзаж. Ничего особенного. Можно было бы добавить к нему текст и поиграть с размерами, чтобы использовать в буклетах или на веб-сайтах. Я безразлично пожала плечами.

– Ты совершенно не умеешь принимать комплименты.

Я рассмеялась и начала возиться с его фотографиями, которые только что сделала.

– Я лишь хочу зарабатывать на жизнь, занимаясь своим делом, Патрик. У меня нет каких-то грандиозных идей стать известным фотографом. Меня устраивает моя работа. Да. И я получаю заказы. Мне ведь не приходится ставить палатку на уличной ярмарке, чтобы продавать свои снимки, ведь правда?

– Ты могла бы устроить выставку в галерее. Твои работы хороши, ничуть не хуже рекламных постеров, которые висят в центре города. Ты же знаешь, друг одного моего друга…

Остановись, – решительно оборвала его я. – Патрик, я тебя, конечно, люблю, но не собираюсь устраивать выставку в галерее. И, не забывай, я тоже знакома с людьми, которых ты знаешь. Не думаю, что не смогла бы устроить нечто подобное, если бы действительно хотела.

– Тогда почему бы не устроить? – Патрик облокотился на большой деревянный комод, который я откопала среди хлама, брошенного в переулке.

Я подумала было предупредить друга о том, что он испачкает свои модные дизайнерские джинсы, облокотившись о старую деревяшку, но потом отбросила эту мысль. При всех своих привередливости и вычурности Патрик любил прикидываться, будто совсем не такой, особенно когда мы оставались одни и общались, как в те времена, когда были парой. Как в ту пору, когда он вел себя, как ему казалось, «мужественно».

– Почему? Потому что я не хочу. – Я снова равнодушно повела плечами.

– И все-таки тебе стоит это сделать!

Я отвлеклась от компьютера и обернулась, чтобы пристально посмотреть на него.

– Знаешь, пора прекратить эти разговоры!

Патрик – мой парень никогда и палец о палец ради меня не ударил бы. Патрик – мой парень жаждал пользоваться инструментами и заниматься спортом. Помнится, тогда он пукал и рыгал намного больше, чем теперь. Не могу сказать, что сильно расстроилась, когда он решил отказаться от этого образа.

– Ты ведь уже не идешь этим путем, помнишь? – сказала я, бросив взгляд на средний палец Патрика.

Он недовольно фыркнул и вскочил с места.

– Ты придешь на ужин?

Две прошедшие пятницы я провела, смотря кино в компании Алекса.

– У меня могут быть планы.

– Что же такого особенного, спрашивается, ты собираешься делать и неужели это может быть лучше развлечений, еды и напитков у меня дома? – спросил Патрик и немного помедлил, размышляя. – У тебя свидание?

Мне нравится, как ты это говоришь, твое предположение звучит как нечто из разряда фантастики, – вздохнула я, бросая попытки продолжить работу над фотографиями с ним в главной роли. – На самом деле мы с моим новым жильцом, вероятно, будем смотреть «Гордость и предубеждение» производства BBC. Постановку с Колином Фертом.

Чуть не задохнувшись от изумления, Патрик подскочил на месте:

– Что-о-о? Ты… с ним? Но…

Мой друг выглядел таким потрясенным и обиженным, что мне следовало удержаться от смеха, но я не смогла.

– Он никогда не смотрел этот фильм.

– Лив!

– Патрик! – в тон ему передразнила я.

Он укоризненно покачал головой и нахмурился так, что брови опустились низко, нависнув над его голубыми глазами.

– Я знал, что эта идея сдавать ему жилье до добра не доведет.

– А что в этом плохого?

Алекс был великолепным жильцом. Он таскал корзины с мусором к контейнеру за домом, приготовил для меня ужин уже дважды за прошедшую неделю и составлял мне компанию за просмотром старых фильмов. У моего соседа было великолепное чувство юмора, и он слушал музыку не слишком громко. А еще Алекс любил заниматься йогой, причем с голым торсом, и это было своеобразным бонусом ко всем его достоинствам. Я обнаружила, что не могу заснуть ночами, потому что все время думаю об Алексе, но мне не хотелось, чтобы Патрик об этом знал. Сейчас же я говорила о своем жильце слишком тепло, чересчур оживленно, но не сразу заметила это: внимание было сосредоточено на мониторе компьютера, а не на тоне голоса. Молчание Патрика красноречиво указало мне на собственную бестактность, и я поспешила обернуться к нему.

– Ну не будь таким букой! – бросила я другу.

– Что ж, ты не звонила мне целую неделю, – продолжал обижаться он. – А я-то думал, что ты приедешь в гости, чтобы посмотреть сериал «Сверхъестественное» на большом экране. Ты ведь знаешь, Тедди купил Blu-ray проигрыватель.

– Мне нужно было поработать, Патрик. Я не могу все время забивать на заказы. – Я старалась, чтобы это прозвучало мягко, а получилось раздраженно.

Вероятно, потому, что я и в самом деле чувствовала раздражение.

Патрик молчал, сердито глядя на меня. Он явно ревновал. Осознание этого исторгло из моей груди недоверчивый смешок. Он совершенно не ревновал меня к последним трем парням, с которыми я встречалась, но ревновал сейчас – и к кому?

– О, Патрик…

Мы знали друг друга достаточно хорошо, чтобы обойтись без лишних объяснений некоторых вещей. Он снова нахмурился и топнул ногой.

– Полагаю, в таком случае ты и Рождество собираешься провести с ним?

– Вместо тебя?

Патрик скрестил руки на груди, приняв грозный вид.

– Не забывай, у меня есть семья, Патрик. Мой папа пригласил меня к себе домой, чтобы провести праздники с ним и Марджори. Да и мои братья зазывали в гости.

– И ты собираешься поехать?

– Подумываю. Мы с ними редко видимся.

Братья приглашали меня еще на прошлые праздники, но я вежливо отказалась, не желая ехать в Вайоминг или Иллинойс зимой. Я поверила им обоим, когда они сказали, что будут скучать по мне, но одновременно ни капли не сомневалась в том, что мой отказ не разбил им сердца. В конце концов, мы все давно выросли. У них были семьи. Дети. Наша семья никогда не была чересчур крепкой или излишне разрозненной. И это стало уже привычным – по крайней мере, устраивало всех нас.

– А что насчет твоей мамы?

– Моя мама не празднует Рождество, забыл?

Настал мой черед пристально смотреть на Патрика, мрачно сдвинув брови. Когда мы с ним встречались, вечно спорили по поводу совместного времяпрепровождения. Это была настоящая проблема – не такая серьезная, конечно, как откровение по поводу того, что он предпочитает колбасу пирожкам тако, но все-таки создающая некоторую напряженность.

– Не могу поверить, что ты готова бортануть меня ради кого-то еще!

– Убирайся! – Я указала на дверь, но Патрик уже успел подскочить ближе и, оказавшись в пределах досягаемости, чмокнул меня. Я не хотела улыбаться или смеяться, но невольно сделала это. – Вон! У меня еще куча работы! Разве Тедди тебя не ждет?

– Тедди всегда меня ждет.

– И, уверена, он уже приготовил ужин, прямо к твоему приходу. Так что не опаздывай, околачиваясь здесь. Все, тебе пора. Иди.

Я уже откровенно прогоняла его. Патрик попытался схватить меня за руку, но у него ничего не вышло.

Мне нравилось, когда бывший парень вел себя вот так, дурачась, как давным-давно, в те времена, когда мы были вместе – еще до того, как нам помешал секс, и Патрик вдруг решил, что ломает свою истинную натуру. Теперь он был совсем другим. Собственно, я тоже изменилась. Но Патрик казался совершенно иным с этими его новыми друзьями, новым партнером. Возможно, именно сейчас он и был «настоящим», но привычка валять дурака так и осталась частью него. Время прошло, старые раны затянулись. Во многих отношениях мы с Патриком стали даже ближе, чем в те времена, когда были парой. Каждой клеточкой своего существа я осознавала, что произошло бы, продолжи мы наши отношения. Если бы мы с Патриком поженились, наверняка оказались бы несчастными и разведенными – или, того хуже, несчастными и неразведенными – менее чем через год. И сейчас я была счастлива, что мой Патрик нашел свое место в этом мире с кем-то, кто любил его так, как он того и заслуживал, как он того и хотел. Я искренне радовалась и нисколько не хандрила, заламывая руки в томительном ожидании своего принца на белом коне. Или, по крайней мере, пыталась не хандрить.

Случалось, я грустила, чувствовала ностальгию – и ненавидела это состояние. Отчасти в печали было повинно время года, эти бесконечные праздники, заставлявшие ощущать себя зажатой между двумя моими разными мирами. Так или иначе, но другой частью этой тоски всегда был… Патрик.

– Только не забывай обо мне, – сказал он.

– О, Патрик… Как будто я когда-либо могла это сделать! – Я встала, чтобы обнять друга и поцеловать его на прощание. Конечно, Патрик совершенно этого не заслуживал, но я не могла сдержать свой искренний порыв. – Все. Тебе пора. У меня дел по горло.

– Звони мне, – не унимался он.

– Я позвоню! Обещаю. А теперь иди!

– Лив…

– Да, мой дорогой? – Слова были ласковыми, но в моем тоне мелькнула горечь.

– Ничего. Не имеет значения, – пробормотал Патрик и вышел, закрыв за собой дверь.

Я повернулась к компьютеру и с головой погрузилась в работу. Это было лучше, чем погружаться во что-нибудь еще – например, в грусть…

Меня воспитывали отнюдь не бестолково, без старомодных моралей.

Напротив, оба моих родителя были частью поколения секса, наркотиков и рок-н-ролла. Фанатами «Грэйтфул Дэд». Я росла в компании взрослых братьев, совершенно не задумывавшихся о том, чтобы ограждать меня от фильмов, которые они смотрели, и музыки, которую они слушали. Я знала о сексе все.

Когда мне было пять, родители развелись, и папа почти тут же снова женился. Его новая жена, Марджори, восторженная последовательница католической церкви Святейшего Сердца, привела с собой в семью двух моих сводных сестер, Синди и Стейси, которые были старше меня на год или около того. Моя мама упорно оставалась одинокой, она долго не выходила замуж и даже на свидания ходила крайне редко. Родители всегда деликатно решали друг с другом вопрос о том, как делить мое внимание. Никто и никогда не заставлял меня делать сложный выбор, и, хотя в моих отношениях с папой всегда сквозила небольшая неловкость по поводу моего места в его новой семье, это в полной мере компенсировалось абсолютной снисходительностью ко мне со стороны мамы. Мы были лучшими подругами – моя мама и я.

Первый «настоящий» бойфренд появился у меня в четырнадцать, а мастурбацией я впервые занялась годом позже. Большинство моих подруг рассталось с невинностью к тому моменту, как нам исполнилось по шестнадцать, но я предпочла подождать еще один год – прежде, чем распрощалась с девственностью в подвале дома своего тогдашнего парня, на вечеринке по случаю окончания школы его старшим братом. Меня совершенно не испугал тот факт, что он трахнул меня, даже при том, что вскоре после этого мы расстались. Я была достаточно осведомленной, чтобы использовать презерватив, и достаточно разумной, чтобы пройти весь путь до конца с более-менее опытным парнем, способным возбудить меня. Для первого раза все прошло прекрасно, лучше, чем я могла мечтать.

Моя жизнь изменилась в выпускном классе средней школы. Мама, которая питала слабость к струящимся цыганским юбкам и длинным, распущенным волосам, всегда обожала читать. Но в тот год ее выбор книг изменился, и вместо романов Клайва Баркера и Маргарет Этвуд появились толстые, в кожаных переплетах тома Танаха[10] и еврейские журналы. Я и раньше знала об иудаизме, хотя мы никогда не были соблюдающими традиции евреями, а наша религиозность сводилась к вращению дрейдла[11]. Но теперь… хорошо, все вокруг твердят, что нет ничего лучше восторга новообращенного. Моя мать, рожденная и воспитанная иудейкой, формально новообращенной не считалась, однако была определенно в полном восторге.