bannerbanner
Убийственные мемуары
Убийственные мемуары

Полная версия

Убийственные мемуары

Язык: Русский
Год издания: 2008
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– Согласно закону, генеральный прокурор может принять к производству любое дело, изъяв его из следственных аппаратов ФСБ, МВД и так далее. Господа юристы, – подытожил Меркулов, – это все.


Турецкий был настолько обижен на приятеля, что, не вступая больше с Меркуловым ни в какие переговоры, тут же отправился на место преступления. Собственно, пока что он даже не знал – преступления ли. Может, происшествия? Убили Ракитского или это был несчастный случай, предстояло еще разобраться. Турецкий был настолько зол, что молча кивнул Мишке Федоренко – своему помощнику, экс-следователю районной Бабушкинской прокуратуры, которого он переманил к себе полгода назад после успешной стажировки в Генеральной, и все еще был этим фактом доволен. Мишка, толстый увалень, умудрялся перелопачивать такие объемы черновой работы, какие другим «важнякам» и не снились. Даже Грязнов давно уже обзавидовался. Мишка, мигом уловив настроение шефа, сам сел за руль. Ехать было всего ничего – в Плотников переулок. Там, в доме сталинской постройки, дислоцировалась скромная четырехкомнатная квартира Ракитского.

Турецкий, естественно, не знал логику рассуждений президента, собиравшегося снимать генерального прокурора, но поменявшего свое решение в считанные секунды. Он не знал, что творилось в голове у другого человека, но предположить, конечно, мог. Во-первых, надо было немедленно показать всем, что, несмотря ни на что, в Датском королевстве все спокойно. Во-вторых, вполне достаточно было скандала в одном ведомстве: внезапная смерть бывшего разведчика (хотя разведчики, как известно, бывшими не бывают) и так наделает шороху – мало не покажется.

Что касалось самого генерала Ракитского – Турецкий пару раз видел его и даже был с ним формально знаком. Однажды, полгода назад, их представили друг другу на каком-то приеме, на который Меркулов силой его (Турецкого) затащил, а пару месяцев спустя Турецкий еще раз столкнулся с Ракитским в Лужниках, на футбольном матче «Торпедо» – «Уралан». Ракитский кивнул первым, – значит, узнал – ну еще бы, профессиональная память – и направился, Турецкий специально проследил это, в VIP-ложу. А «Торпедо» бездарно проиграло, что, как водится, объяснили сменой поколений игроков.

Вообще же впечатления остались расплывчатые. Турецкий, тоже обладавший неплохой зрительной памятью, теперь с удивлением отметил, что запомнил лишь высокого, крепко сбитого седого мужчину с внешностью типичного дипломата, то есть, на самом деле, вообще без внешности. Такой легко затеряется в любой толпе, одень только его соответствующим образом.

Турецкий открыл простую картонную папку с тесемочками, на которой корявым Мишкиным почерком было написано «Ракитский». Это были формальные биографические сведения, которые Федоренко успел собрать. Потом их будет гораздо больше, образ покойного чекиста обрастет нужными и ненужными подробностями, которые позволят составить объемный портрет, но и отношение к нему уже станет более субъективным, на Турецкого вольно или невольно будут влиять источники информации, так что первоначальная скудость информации пока что даже и к лучшему. Итак.

Ракитский Валентин Николаевич, шестьдесят два года. Генерал-лейтенант в отставке, последнее звание получил, когда его отправляли на пенсию. Еще год назад – заместитель директора Департамента иностранной службы, то есть того самого что ни на есть засекреченного заведения, где обретаются и воспитываются шпионы. Родился в Москве, в семье горного инженера. Два высших образования – Горный же, кстати, институт и МГИМО. Многолетняя работа за рубежом. Уже десять лет, как разведен. С бывшей супругой отношений не поддерживал. Через полгода после развода Виктория Павловна Ракитская снова вышла замуж, и теперь она – Левченко, супруга крупного врача-невропатолога. Ракитская-Левченко моложе своего бывшего мужа на пятнадцать лет, живет в Санкт-Петербурге. Ракитский больше не женился, интересно, сказалось ли это как-то на его карьере. У Ракитского есть взрослая дочь, Ольга, двадцать девять лет, не замужем, детей нет, биолог-аспирант и преподаватель МГУ, сейчас она, несмотря на самый что ни на есть учебный сезон, – за границей, отдыхает с приятелем на Кипре. Увлечения самого Ракитского были самые разносторонние. Да и что одно можно выделить, в самом деле, у человека, который знал восемь языков?! Ну рыбная ловля (вся кладовка удочками и рыболовными снастями была забита). Антиквариат, живопись. Футбольный болельщик, кстати со стажем, за «Торпедо» болел, еще со стрельцовских времен. Домашних животных, птичек, рыбок и прочих гадов не держал. Особенно близких друзей не было. А может, и были, предстоит выяснить. Любовница? Неизвестно. Одно слово – шпион. Вернее, разведчик, поправил себя Турецкий, шпионы – это у них, у нас – разведчики. Работал в Африке, Бельгии, ГДР. Что еще? Правительственных наград – вагон и десять маленьких тележек, включая награды иностранных держав, что для дипломата его, в общем-то, небольшого ранга (выше второго секретаря посольства он никогда не поднимался) нехарактерно. Дважды Ракитский представлялся к званию Героя – Советского Союза и России. Оба раза не получил. Тот еще, короче, дипломат.


Притормозили немного заранее, возле котельной, потому что дальше негде было припарковаться. Возле подъезда дома, выходящего на старый Арбат, точнее – прямиком к памятнику Окуджаве, уже стояли несколько машин, в одной из них, «Ауди А6», сидели двое мужчин в штатском, которые при появлении «Волги» Турецкого выбрались наружу. Один – шатен, второй – лысоватый, но не полностью, а на макушке, на манер Зинедина Зидана. Шикарная машина, однако, подумал Турецкий, сотня моих зарплат, не меньше.

– Александр Борисович? – спросил рыжеватый и, не дожидаясь подтверждения, представился: – Подполковник Кузнецов, – кивок на лысоватого, – полковник Ватолин. – Ватолин молча поклонился. – Мы работали с Валентином Николаевичем до его отставки. Можете нами располагать.

Неплохо, подумал Турецкий, и искать субчиков не придется, на ловца и зверь бежит. Хотя кто тут зверь, а кто ловец – поди разберись. Кузнецов – нормальная фамилия для разведчика.

– Как вас зовут? – Турецкий протянул ладонь.

– Георгий Иванович, – сказал Ватолин приятным баритоном.

– Антон Николаевич, – отрекомендовался Кузнецов, – лучше просто Антон. Мы узнали о случившемся всего час назад – и вот места себе не находим. Мы, конечно, понимаем, Александр Борисович, что это ваше расследование и у вас все полномочия, но ведь вам непременно понадобится наша помощь, так что же время тянуть…

Ватолин кивнул в знак согласия.

Просто Антону было не больше тридцати пяти, а лысоватому Ватолину – под пятьдесят. Все вместе они уже поднимались в лифте на шестой этаж. Лучше держать их в поле зрения, подумал Турецкий, так оно безопаснее. Федоренко, разумеется, был рядом.

В квартире помимо трупа были три эксперта-криминалиста, участковый милиционер и грязновский оперативник, снимавший показания с участкового. Соседа, собственно, и обнаружившего труп, он уже отпустил. Турецкий поздоровался и жестом показал, чтобы все продолжали заниматься своими делами. После этого он взял Ватолина и Кузнецова за рукава пиджаков и отвел на кухню, по дороге шепнув Федоренко:

– Продержи их тут четверть часа, любые вопросы задавай, поправдоподобней только…

Миша сообразил, что начальство желает лично осмотреть тело и чтобы при этом дисовцы не присутствовали. Он живо поставил на плиту чайник со свистком, вытащил диктофон и повернулся к Ватолину как старшему по званию:

– А скажите мне, любезный Георгий Иванович, когда, при каких обстоятельствах вы в последний раз видели покойного Ракитского. Сколько продолжалась ваша встреча, о чем вы говорили, во что он был одет, присутствовал ли там кто-то еще, а также все остальное, что сочтете нужным сообщить.

Ватолин усмехнулся, уловку эту он, конечно, разгадал сразу, но не возражал. Он подошел к кухонному шкафчику и достал из него вместительную турку:

– Валентин Николаевич терпеть не мог растворимый кофе и меня к натуральному приучил.

Федоренко оценил этот шаг. Ватолин сразу, без колебаний показывал, что в доме этом он бывал не раз и с покойным состоял в отношениях неформальных. Кузнецов сидел на табуретке ровно, по-армейски, но в то же время и расслабленно, без нагрузки на позвоночник.

– Как, кстати, в ДИСе узнали о смерти Ракитского? – поинтересовался Миша, наблюдая за манипуляциями с туркой и молотым кофе.

– Позвонили из милиции, – объяснил Кузнецов. – Сосед, который вместе с сантехником труп обнаружил, знал, где Валентин Николаевич работал, и посоветовал туда сразу позвонить.

– Сантехник? – удивился Миша. – Как это – сантехник труп обнаружил?!

– Да вы не знаете, что ли, ничего еще? – удивился в свою очередь и Кузнецов. – Накануне вечером Ракитский вызвал сантехника, его залили соседи сверху.

Федоренко машинально поднял голову и сразу же увидел на высоком лепном потолке свежие потеки. Действительно залили.

– Сантехник пришел в десять утра, позвонил, никто не ответил, тут заметил, что дверь не заперта, ну дальше понятно. Он, как Ракитского увидел, перепугался – и сразу к соседям.

На кухню вошел хмурый Турецкий, взял Мишину чашку с кофе, выпил в три глотка.

– Значит, такая фигня, Михаил. Возьми у товарищей офицеров их координаты и проводи их к машине, ты мне нужен.

Кузнецов с Ватолиным без лишних возражений встали и пошли к выходу. Но Федоренко тут же шепнул Турецкому на ухо пару слов. Тот немедленно изобразил на своей физиономии подобие улыбки.

– Георгий Иванович, – придержал он Ватолина за рукав, – давайте все же не будем время терять и лишние телодвижения потом… Пока не приехала дочка Ракитского… Вы, видимо, не раз бывали в этой квартире, верно? Не могли бы вы сейчас пройти по ней с моим помощником и попытаться припомнить, чего здесь теперь не хватает?

Ватолин так же молча развернулся в обратном направлении, а Кузнецов без звука сел на первый попавшийся стул.

Ну и выучка, подумал Турецкий, железные ребята, нам бы таких.


Подозреваемым номер один пока что оставался сантехник Василюк. Подозреваемым номер два – сосед Ракитского по фамилии Андреев. Все это, конечно, было курам на смех, но только эти двое умудрились оставить в квартире Ракитского немыслимое количество отпечатков пальцев, иных (помимо самого Ракитского, разумеется) там не нашлось.

Валентин Николаевич Ракитский был обнаружен мертвым в собственной спальне между 10.05 и 10.12. Когда его нашли, он лежал поперек кровати, лицом вниз, в халате и носках, у него были немного влажные волосы, – наверно, недавно принимал душ. В затылке у него зияла приличная дыра от пистолетного выстрела, сделанного, скорей всего, с близкого расстояния. Пуля вышла через переднюю часть лица, мало что от него оставив, и застряла в стене, превратившись в бесформенный комочек свинца.

Едва глянув на него, Турецкий решил, что калибр не меньше девяти миллиметров. Выстрела никто в доме не слышал, незнакомых подозрительных и неподозрительных – входящих и выходящих из дома – тоже не видел. А впрочем, и некому особо: лавочки возле подъезда нет, бабульки там не сидят.

Но самое странное, что из квартиры, переполненной иконами и картинами, исчезла, по словам соседа Ракитского – профессора Андреева, картина работы неизвестного художника, постоянно висевшая в спальне. То же самое сказал и полковник Ватолин. В спальне имелся встроенный в стену сейф, но его содержимое оказалось нетронутым, во всяком случае, там лежали рисунки Василия Кандинского – по словам Ватолина, самая ценная часть коллекции Ракитского, а также тринадцать с половиной тысяч долларов и пистолет Макарова (кстати, те же девять миллиметров) с патроном, засланным в ствол. Но магазин у пистолета был неполный. Имел ли к дырке в голове своего хозяина этот ствол какое-то отношение, пока было неизвестно. Лежал же он там, как можно было догадаться, по очень понятной причине: если хозяина силой вынуждают открыть сейф, то с готовым к бою пистолетом, который при известной сноровке оттуда можно выхватить, у него появлялся шанс.

В сейфе был кодовый замок «дибл», который можно открыть только в определенный интервал времени, а если в него не попасть, то неминуемо срабатывает сигнализация. Справиться с ним обычными медвежатниковскими средствами, не производя при этом шума, вообще нереально, открыть можно, только зная время. И вся квартира Ракитского тоже стояла на сигнализации. Однако никаких сигналов на милицейский пульт не поступало. Это, правда, еще ни о чем не говорило: Федоренко позвонил на пульт и выяснил, что Ракитский включал сигнализацию крайне редко, два-три раза в месяц.

Изощренный замок во входной двери, тоже системы «дибл», так же как и сейф, следов взлома или отмычки на себе не имел. Возможно даже, что Ракитский сам пустил убийцу в квартиру. А возможно, и нет. Значит, либо у убийцы был свой ключ, либо Ракитский его знал и не удивился его приходу. Если это не сантехник и не сосед, предположил Турецкий, то он человек крайне осторожный и аккуратный. Никто из остальных опрошенных соседей не видел утром посторонних людей, заходивших в подъезд и тем более звонивших в квартиру Ракитского. Но с другой стороны, не было и свидетелей, которые могли бы утвердительно заявить, что они наблюдали за дверью в упомянутую квартиру хотя бы с половины десятого до десяти утра.

Дело со всех сторон представлялось мало того что абсолютно глухим, так еще и каким-то на редкость дурацким. На кой черт, спрашивается, надо было выносить какую-то говенную картинку из хаты, под завязку упакованной гораздо более ценными вещами?! Значит, там было что-то еще, про что не знали ни Ватолин, ни сосед Андреев, ни даже дочка убиенного хозяина. И оно исчезло.


19 октября

Ольга Ракитская опоздала всего минуты на две, не больше, что красивым женщинам в вину не ставится, даже если это опоздание в Генеральную прокуратуру.

Турецкий быстро оценил вошедшую в его кабинет молодую женщину: очень эффектная, выше среднего роста, каштановые волосы до плеч, лицо покрывает ровный загар, глаза некрасные – не плакала, голос ровный. Дочь разведчика.

Из-за неплотно прикрытой двери дочь разведчика провожал потрясенным взглядом Миша Федоренко. Турецкий закрыл дверь и галантно усадил даму в свое кресло.

– Александр Борисович, а вы кто? – без обиняков спросила Ольга Ракитская. – В смысле звания там, должности?

– Государственный советник юстиции третьего класса, ну и старший следователь, разумеется, Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры.

– Папа круче был, – вздохнула Ракитская.

– Но у меня еще все впереди, – пообещал Турецкий. – Хорошо, Ольга Валентиновна, что вы прилетели сразу же, едва узнав о случившемся.

– Не надо отчества… Сразу прилетела? А как же иначе? – Ольга повела плечом, и Турецкому стало не по себе от этого чисто женского жеста. Это свидетель, сказал он себе, спокойно, просто свидетель.

– А, я понимаю, – говорила тем временем Ольга. – Вы о матери моей говорите, да? Что, она не приехала до сих пор?

Турецкий помотал головой.

– Ну а вы удивляетесь, конечно, да? Вроде уже сутки прошли и из Питера ходу всего ничего, да? Так не удивляйтесь. Если сразу не прилетела, теперь не скоро дождетесь.

– Не понял.

– Значит, у нее очередной рецидив.

– Все-таки лучше сами объясните, Оля, о чем вы сейчас говорите, – так мы время сэкономим.

– Просто она алкоголичка, – сообщила Ракитская о собственной матери без особого сочувствия. – Хорошо еще, что муженек – доктор, вот он и следит и, как только она с катушек слетает, тут же в клинику укладывает.

– И давно это?

– Да лет десять уже с перерывами. В которых она ведет очень насыщенную жизнь, каковая нам с вами, гражданин следователь, и не снилась!

Однако, подумал Турецкий.

– Началось все, когда отец из заграницы насовсем вернулся. Пока он там был, она, видимо, как-то держалась, а потом – все. Кроме того, она в последние годы его отсутствия роман со своим доктором закрутила, ну вот за него потом и замуж вышла, когда отец развод дал. Здесь можно курить?.. Спасибо.

– Значит, все эти десять лет ваша мама прожила в Ленинграде, то есть в Санкт-Петербурге. Простите, я уже много лет так говорю и никак не привыкну…

– Да… Странно. – Ракитская пристально посмотрела на него. – Знаете, ведь отец точно так же говорил, а потом поправлялся и извинялся.

– Ну это понятно, он все-таки человек старой закалки.

– Нет-нет, вы ошибаетесь. Он был очень… как это сказать… диалектичен, что ли. Он не был закрыт ни для чего нового. Но он говорил, что ведь и так все Ленинград еще в советские времена Питером называли. Все не все, но те, кто хотел этого, – точно. Так зачем же, мол, менять? Поверьте, несмотря на свою профессию, папа был дружелюбный человек и очень открытый по отношению к тем людям, с кем в данный момент поддерживал отношения. Какая-то тавтология получилась, но вы меня поняли, наверно. Мне кажется, это черта разведчика-нелегала. Никому не доверяет, зато уж если с ним кто выйдет на связь…

– Я верю вам, Оля, почему же нет? – удивился Турецкий.

– Надеюсь, что это так. Потому что это важно. Кстати, насчет Питера, папа из-за границы иногда интересные книги привозил (начальство сквозь пальцы смотрело, или просто ему можно было, уж не знаю), но это я потом уже поняла, в детстве-то не сильно внимание обращала. Ну и лет пятнадцать тому у нас дома появился томик Таржевского, слышали такое имя? Ну и напрасно, он был камергер и чиновник в правительстве при Витте и при Столыпине и оставил в эмиграции очень интересные мемуары. А что самое забавное – был наш родственник. Да-да, отцу кто-то там по материнской линии, так что через седьмую воду на киселе мы потомственные дворяне. Представляете, генерал-лейтенант ДИС Ракитский – столбовой дворянин?! – Ольга нервно расхохоталась.

Турецкий придвинул стакан с водой, но она не обратила внимания:

– А недавно Таржевского и у нас издали. И я наконец прочитала – отцовская-то книжка давно потерялась, – что, когда Николай II Санкт-Петербург в Петроград переименовал, все столичное общество в ужас пришло от такой, видите ли, дурновкусицы. Им тогда это тоже здорово не понравилось. А Таржевские, из которых бабка папина произошла, кстати, тоже знатные коллекционеры были, передвижников поддерживали, если вам интересно. Так что, может, это у нас гены такие.

– Спасибо, пока достаточно. Оля, а вы знакомы с коллегами отца, скажем, с подполковником Кузнецовым?

– Формально. – У Ракитской чуть дрогнули ресницы.

– А с полковником Ватолиным?

– С дядей Жорой? Конечно, я его с детства знаю. Он меня массе всяких вещей научил, на коньках кататься, в волейбол играть, в бильярд, в пинг-понг, он вообще большой спец по части всякой физкультуры и медицины, с ним по поводу здоровья хорошо советоваться.

Кажется, барышня рада возможности говорить о другом человеке, подумал Турецкий.

– Он был другом семьи?

– Не совсем точное определение. Он всегда был подчиненным отца и в таком же качестве, по-моему, и у нас дома себя чувствовал. Хотя папа всегда был подчеркнуто демократичен, но дядя Жора не забывал свое место. Хотя временами, мне кажется, они бывали очень близки.

– В чем это выражалось?

– В жестах, в интонации, трудно объяснить. Папа говорил, что Ватолин очень способный и когда-нибудь обязательно сделает выдающуюся карьеру.

– Похоже, этого не случилось, – заметил Турецкий.

– Не знаю. Меня все их звания, должности, регалии не слишком занимали. Меня тогда больше трогало, что Ватолин в маму был влюблен.

– Вот как?

– Так мне казалось. Детские фантазии, – невесело засмеялась Ракитская. – Потом, конечно, оказалось, что я это выдумала. Просто он опекал нас, пока папы не было. Очень трогательно. Знаете, за город возил, по театрам, выставкам всяким. А я их терпеть не могла.

– Значит, ваш отец дружил с Ватолиным?

– Пожалуй… Хотя нет, нельзя так сказать.

– Странно как-то вы отвечаете: то да, то нет. У него вообще были близкие друзья?

– Просто я вслух размышляю. Были ли у него близкие друзья? Насколько это возможно. Он с соседом по лестничной клетке вот последние годы приятельствовал. Они и в молодости как будто много общались, а потом разошлись. Ну как разошлись, – поправилась Ракитская, – папы же не было тут годами, но вот лет пять последних снова дружили.

– Вы профессора Андреева имеете в виду?

– Да.

– А вы с ним хорошо знакомы?

– Не так чтобы очень. У меня слишком насыщенное детство было – математическая школа, музыкальная школа, бассейн. Домой затемно возвращалась.

Итак, подумал Турецкий, у Ракитской, вероятно, есть что-то связанное с Кузнецовым, возможно роман, он ее старше едва ли на несколько лет. О Ватолине она говорит равнодушно, ее сведения… да какие там сведения, оборвал он себя, скорее, ее эмоции подтверждают то, что удалось на настоящий момент собрать своими средствами в этом направлении.

– Оля, последние годы вы жили отдельно от отца?

– Да, последние пять лет. Он купил мне двухкомнатную квартиру в Сокольниках. Предупреждаю ваш следующий вопрос: живу я там одна. У меня был что-то вроде мужа, мы вместе учились когда-то, но все давно закончилось, года четыре уже, никак не меньше. Этот человек, облегчу вам жизнь, в область ваших поисков вряд ли попадет, он микробиолог, работает в Штатах, в Бостоне – если не ошибаюсь.

– А на Кипре вы с кем были?

– Просто знакомый.

– Если уж вы действительно готовы облегчать мне жизнь, – улыбнулся Турецкий, – то не меняйте своего решения, будьте последовательны. Нам ведь все равно придется отрабатывать весь ваш круг общения.

– Пожалуйста, – пожала плечами Ракитская. – Моего друга зовут Виталий Феликсович Капустин. Он тренер по фитнессу. Тридцать девять лет. Из Подмосковья, хотя нет, вру, он уже давно в Москве живет.

– Точный адрес?

– Цимлянская улица, двадцать два, квартира десять. Телефон 231-88-66.

– Расскажите о нем подробней.

– Где мы познакомились и все такое?

– Если можете – буду крайне признателен.

– В спортивном клубе «Люкс» познакомились, три месяца назад, он там работает.

– Стоп. Как давно вы ходите в спортивный клуб «Люкс»?

– Ну не помню уже, тоже сколько-то там месяцев. Если хотите, можете сами у них узнать, они же такие вещи фиксируют.

– Как вы туда попали?

– Да просто друзья посоветовали, сказали, что это то, что мне надо. Как все новое в вашей жизни бывает? Что-то где-то увидел, прочитал, услышал, присоветовали…

– В моей жизни, – вздохнул Турецкий, – все новое исходит от генерального прокурора. В лучшем случае – от его заместителя. Ладно. Сколько дней вы пробыли на Кипре и где именно?

– Одиннадцать дней. В городке, который называется Кирения. На Средиземном море, разумеется. Отель «Растиньяк», четырехзвездочный, если вам это интересно, отнюдь не шикарный, но райское место. Если бы вы там бывали, то сразу поверили бы, что мы оттуда никуда не выезжали.

– Я бывал там, – не отказал себе в удовольствии соврать Турецкий.

– В самом деле? – мило улыбнулась Ракитская.

Что это я несу, подумал Турецкий, и главное – на кой хрен?!

– А скажите, Виталий Феликсович Капустин все это время был с вами?

– Разумеется! Каждый день и каждую ночь! – с некоторым вызовом сообщила Ракитская.

– И вернулся в Москву тоже вместе с вами?

– Да.

– Ваш отец был знаком с господином Капустиным?

– Его уже в чем-то подозревают?

– Нет, просто проверяют. Отвечайте, пожалуйста.

– Один раз папа видел его, когда ко мне заезжал. Месяц назад примерно.

– И каков был результат?

– Виталий отцу не понравился. Но отцу ни один мой мужчина не нравился, тут вы ничего не выжмете.

– Вероятно, вы правы, это естественная реакция. – Турецкий на секунду представил себя в роли Ракитского – все-таки дочь растет, потом откинул эти мысли прочь, лет пять еще смело можно не волноваться. – Оля, у вас есть ключ от квартиры отца?

– Конечно.

– Как давно он у вас появился?

– Значит, так. Отцу установили новую дверь года полтора назад. Значит, около года. Я как-то заболела, – объяснила Ракитская, – воспаление легких, и он забрал меня к себе. Тогда и ключ мне выдал. Только я им так ни разу и не пользовалась.

– Как это может быть?

– Да так вот вышло. Когда болела – в постели валялась, не выходила. А потом я к отцу приезжала, только когда он сам дома был, а иначе что мне там было делать?

Турецкий задумался. Поискал взглядом свой мобильный телефон – он был на подзарядке, лежал на подоконнике.

– Оля, извините, я сейчас. – Он вышел в соседний кабинет, к Федоренко. Тот допрашивал сантехника, обнаружившего Ракитского. Турецкий молча взял у Мишки со стола мобильный и вышел в коридор. Позвонил Грязнову:

– Слава, как ты думаешь, если свидетель утверждает, что ключом от дверного замка никогда не пользовались, если это дубликат, который просто где-то хранился на всякий случай, можно определить, открывали им все-таки дверь или нет?

На страницу:
2 из 5