Много денег из ничего

Так что сам видишь, Гудронов, как важно для следствия, чтобы потерпевший имел при себе документы! – закончил Василий Ликбезович. – Только ты понятую-то приведи, а то нехорошо получается – документ обнаружили и к делу приобщили, а свидетелей этому не имеется!

Судя по звукам, Гудронов поспешно удалился в коридор.

Лола осторожно приподнялась и выглянула в щелку между занавесками. В комнате, рядом с письменным столом, под которым, как она знала, располагался «потерпевший», сидел плотный коренастый мужчина лет сорока с широким мрачным лицом глубокого и убежденного пессимиста. Тут же на пороге появился второй милиционер, значительно моложе, выше и худее, с розовыми оттопыренными ушами и жизнерадостной веснушчатой физиономией умеренно пьющего человека. Он вел, осторожно придерживая за руку, недовольную тетку лет семидесяти в цветастом ситцевом халате.

Остановившись посреди комнаты, тетка решительно прокашлялась, уперла руки в бока и густым матросским басом осведомилась:

– Ну и долго вы меня будете от домашней работы отрывать? У меня, между прочим, зять в восемнадцать часов с работы возвращается, и к его приходу борщ должен быть сготовлен!

– При чем тут ваш зять, понятая? – опрометчиво спросил мрачный милиционер с удивительным отчеством Ликбезович. – И какое отношение мы имеем к вашему борщу?

– А такое самое прямое отношение, – немедленно отреагировала тетка, – что я через вас этот самый борщ своевременно не сварю, а мой зять – на государственной службе и, если что не по его, очень сердится, а когда он сердится, то это, спаси Господи, лучше тогда к нему даже не подходи, потому что у него характер очень сурьезный, да прибавьте сюда, что на государственной службе и через эту службу от его характера вовсе нет спасения, поэтому я к его приходу непременно должна борщ сварить, а он приходит обязательно в восемнадцать часов, потому что у него государственная служба…

– Стоп, понятая! – рявкнул старший милиционер. – Больше не могу про твоего зятя слушать! Если ты еще раз скажешь про зятя или про борщ, я тебя непременно арестую за сопротивление при исполнении, и тогда твой чертов зять точно без борща останется! Тьфу!

– Не имеете никакого такого полного права! – заревела понятая, как взбесившаяся пароходная сирена. – Я свои права досконально знаю! Тем более что у меня зять на государственной службе! Ему через это без борща оставаться никак нельзя!

– Ну, зачем нам ссориться? – Василий Ликбезович взял себя в руки и понизил голос. – Ваш гражданский долг, понятая, – оказывать всемерную помощь следственным органам, и чем меньше вы будете отвлекаться на посторонние предметы, тем быстрее освободитесь…

– Почему же это посторонние, – пробубнила тетка, однако тоже понижая голос, – почему же посторонние, когда это мой собственный зять? Который на государственной службе…

– Ладно, – смирился с зятем милиционер, – перейдем к делу. Для начала, понятая, назовите свои данные.

– Чего? – удивилась тетка. – Какие еще данные? Я женщина приличная, отродясь у меня никаких данных не было!

– Ну, фамилию, имя и отчество!

– Ах, ну так бы и говорили, что вам фио мое нужно. Фио – это пожалуйста. Оглоуховы мы будем. Серафима Петровна я.

– Очень хорошо. – Василий Ликбезович повернулся к своему напарнику: – Гудронов, зафиксируй!

В это время понятая опустила глаза и, судя по всему, увидела торчащие из-под стола мужские ноги в коричневых ботинках. Истошно взвизгнув, тетка отскочила назад и наверняка вылетела бы из комнаты, если бы в дверях ее не перехватил проворный Гудронов.

– Ой! – Серафима Петровна затряслась всем крупным желеобразным телом. – Что ж это делается? Там же у вас под столом покойник лежит! А я никак не могу, если покойники! У меня от покойников в организме начинается полная дурнота и головокружение!

– Да успокойтесь вы, понятая! – прикрикнул Василий Ликбезович. – Ясное дело, что имеется покойник, если работает следственная группа! Вы лучше возьмите себя в руки и осмотрите потерпевшего на предмет, знаете вы его или нет, и как можете охарактеризовать его моральный облик и образ жизни. В целях оказания помощи следствию.

Понятая немного успокоилась. Теперь ее разрывали два противоречивых чувства: вполне естественный страх перед покойником и такое же естественное женское любопытство. Наконец любопытство победило, Серафима Петровна осторожно приблизилась к потерпевшему и наклонилась, чтобы получше его разглядеть.

– Ой! – взвизгнула она. – Да на что же тут глядеть-то? Это же нужно такое безобразие женщине приличной показывать! Да как же я могу его узнать, если у него, почитай, лица-то нету?

– Ну, с лицом понятно, что ничего не понятно, – сказал, поморщившись, Василий Ликбезович, прерывая затянувшееся молчание, – а вот если по другим признакам судить – одежда, руки, телосложение, рост опять же… волосы… Знаком он вам?

– А как же ж! – подала голос из-под стола понятая. – Как не знаком! Конечно, знаком! Очень даже знаком. Конечно, насчет телосложения не скажу, этим я не интересуюсь, поскольку приличная женщина и давно на пенсии, но насчет остального – точно скажу. Почитай, каждый день его видела. Как он здесь поселился, так и шастает. То вверх по лестнице идет, то вниз… потому как его квартира аккурат напротив моей, так мне это все доподлинно известно! Только тогда, известное дело, с лицом у него было все в порядке, в приличном виде оно состояло.

– То есть вы его каждый день на лестнице встречали? – уточнил милиционер. – Гудронов, фиксируй! Понятая показала, что ежедневно встречала потерпевшего на лестнице…

– Чего это вы такое говорите? – возмущенно перебила его тетка. – Ничего я его не встречала!

– Тьфу! Как же не встречала, когда только что говорила, что встречала! Что на лестнице его видела!

– Так одно дело – видела, а другое дело – встречала! Видеть я его точно видела, а встречать – не встречала!

– Тьфу! Как так? Ничего не понимаю! – Милиционер достал из кармана клетчатый платок и вытер выступивший на лбу пот.

– Непонятливый какой попался! Я же ясно говорю – я его, почитай, каждый день видела, а сама-то я на лестницу редко выхожу! У меня и по дому дел всяких много, некогда еще по лестницам болтаться!

– А как же ты его видела, если сама не выходишь?

– А глазок на что? – Тетка смотрела на милиционера, как на несмышленое дитя. – У меня в двери специально на то глазок имеется. Когда мой зять, который на государственной службе, дверь устанавливал, я так и сказала, чтобы непременно на двери глазок…

– Ах, глазок! Ну, тогда понятно!

– И аморальный облик его образа жизни тоже могу обрисовать.

– Как же так, если вы его только через глазок наблюдали?

– Мало ли что через глазок! И через глазок много увидеть можно, были бы глаза! А глаза у меня, слава Богу, чтением не порчены!

– И что же вы через глазок наблюдали?

– Первое, – понятая всем телом развернулась к Василию Ликбезовичу и начала загибать пальцы, – первое – это что на работу он не ходил. Уйдет, конечно, иногда, да вскоре и вернется, да все в разное время. Нет того, чтобы утром раненько уйти, а в восемнадцать часов вернуться, как мой зять, к примеру, который на государственной службе…

Серафима Петровна, должно быть, увидела в глазах милиционера такое выражение, что не стала дальше развивать свою любимую тему и вернулась к потерпевшему:

– Второе – это бутылок он много приносил, и нет чтобы как люди – водку там или портвейн, а все больше разные иностранные бутылки, у которых наклейки яркие. Я раз в магазине на такую бутылку посмотрела – просто так, ради интереса, мне-то оно ни к чему, так у ней цена такая, что другому пенсионеру на месяц хватит! А если человек на работу не ходит, а бутылки такие покупает, так какой у него, выходит, аморальный облик? – Тетка с важным видом оглядела своих слушателей и продолжила: – И третье же, что никогда он не принесет из магазина картошки там или, к примеру, настоящих макарон, а все пакеты импортные с разными готовыми продуктами, а это тоже немереных денег стоит! И все время, как он здесь поселился, так беспременно такое безобразие! Так какой у него после этого образ жизни получается?

– Все время, как поселился? – переспросил милиционер. – А когда он здесь поселился? Недавно, выходит?

– Да месяца два, не больше. Это ведь он только снимает квартиру, от хозяина. Сам-то хозяин где-то за границей проживает, а квартиру этому сдал… потерпевшему, с целью извлечения нетрудовых доходов. Сейчас, конечно, все позволяют, а только я скажу – это спекуляция…

– Ладно, – Василий Ликбезович откашлялся, – насчет этого не нам с вами решать, а вот лучше скажите, если вы регулярно около глазка дежурите, так, может, и гостей его видели? Кто к нему приходил?

– Это почему же я около глазка дежурю? – Тетка недовольно поджала губы. – Мне дежурить некогда! Я круглосуточно домашними делами занятая, и опять у меня зять на государственной службе и в восемнадцать часов непременно возвращается… а если я иногда услышу, что по лестнице кто-то идет, да выгляну, так это только для безопасности, чтобы не сомневаться! А какие к нему гости ходили, это я, конечно, не знаю, мне до чужих гостей дела нету, я чужими делами не занимаюсь. Только одна к нему девушка, правда, приходила, – тетка понизила голос и придвинулась к милиционеру, – темненькая такая и одета очень хорошо… почитай, каждый день она наведывалась…

– Гудронов, фиксируй! – напомнил подчиненному Василий Ликбезович и переспросил: – Темненькая? А приметы какие-нибудь у нее имеются?

– Какие приметы? Никаких таких особенных примет… я же говорю, одета всегда очень хорошо… то в шубке придет, беленькая такая шубка, короткая… дорогая небось! Немереных денег стоит… а сегодня курточка на ней была, черненькая такая… тоже, наверное, дорогая!

Лола едва не закричала от ужаса. Значит, старая ведьма все-таки увидела ее в глазок! Мало того, она приняла ее за какую-то знакомую покойного, навещавшую его каждый день! Еще и короткая белая шубка… Как назло, у Лолы есть полушубок из белой норки, который мерзкая баба наверняка опознает. Теперь Лоле ни за что не оправдаться, убийство повесят на нее как пить дать!

Милиционер тоже весьма оживился при последних словах понятой.

– Сегодня? – переспросил он. – Так она что – и сегодня к потерпевшему приходила?

– Приходила, – уверенно кивнула тетка, – непременно приходила. Часа, наверное, еще не прошло, как она к нему явилась… я же говорю – всегда в короткой белой шубке, а сегодня в черной курточке!

– Фиксируй, Гудронов! – повторил старший милиционер. – Фиксируй этот особо важный факт, и будем с тобой первичный осмотр помещения производить на предмет, не осталось ли на месте преступления каких-то улик и не удастся ли нам выяснить личность подозреваемого… то есть подозреваемой, то есть кем она приходится этому самому…

– Сидорчуку Михаилу Арсеньевичу! – подсказал расторопный Гудронов, заглянув в свои записи.

– Кстати, понятая, – Василий Ликбезович все никак не мог угомониться, – это имя вам что-нибудь говорит? Знали вы, как соседа вашего зовут?

– Ну что ты ко мне пристал! – рассвирепела Оглоухова. – Ну русским языком тебе говорю, что видела его только в глазок! Ходит мужик какой-то в квартиру, а кто такой – он мне не докладывал! Он вообще норовил прошмыгнуть и не поздороваться!

– А с кем ему здороваться – с глазком вашим, что ли? – не утерпел ехидный Гудронов.

В ответ Серафима Петровна зарычала, как землечерпалка, работающая на холостом ходу.

Услышав, что милиционеры и понятая усиленно занялись друг другом и временно утратили бдительность, Лола сочла момент наиболее подходящим и отползла от окна к краю лоджии.

Если милиционеры начнут осмотр помещения, они обязательно найдут ее, и тогда… прощай, счастливая, спокойная жизнь! Ее непременно арестуют и обвинят в убийстве этого совершенно незнакомого ей человека!

Лола вспомнила, как все было хорошо только сегодня утром, как радовалась она первому весеннему дню, ласковому мартовскому солнышку, и на глазах у нее выступили слезы.

Вместо чудесной, уютной квартиры с огромной, прекрасно оборудованной ванной комнатой – грязные жесткие нары, тесная и душная тюремная камера… она никогда там не была, но догадывалась, что никакими удобствами там и не пахнет, а пахнет, наоборот, просто отвратительно… и ужасные, грубые надзирательницы, и еще более грубые соседки по камере… и как она будет скучать по своему крошечному песику Пу И… и по Лене, конечно, она тоже будет скучать, но ему об этом знать совершенно не обязательно!

Нет, допустить такой поворот событий Лола никак не может!

Она сбросила чужую поношенную кофту и ползком подобралась к краю лоджии.

Благодаря занавескам из комнаты ее не должны были видеть, однако на всякий случай Лола соблюдала все возможные предосторожности. Добравшись до края, она осторожно выглянула наружу. Расстояние до земли показалось ей огромным, а никакого альпинистского снаряжения, даже самой обыкновенной веревки, у девушки не было, так что о спуске не приходилось и думать. На мгновение перед ней возник классический вопрос «отчего люди не летают, как птицы», но раздумывать на эту тему было некогда.

Тогда Лола, насколько могла, вытянула шею и заглянула на соседнюю лоджию. К счастью, она тоже не была застеклена, иначе и этот путь к свободе был бы закрыт.

Лола бросила тревожный взгляд на окно, за которым заканчивался допрос наблюдательной Серафимы Петровны, и решительно вскарабкалась на ограждающую лоджию балюстраду.

Вцепившись в стенку, разделяющую соседние лоджии, девушка осторожно перекинула ногу на другую сторону и двинулась по узкому карнизу. При этом она скосила глаза вниз и увидела под собой многоэтажную пропасть. На дне ее ездили машины и копошились люди, казавшиеся с высоты крошечными насекомыми. Голова предательски закружилась, Лола представила себе, как летит на дно этой пропасти и разбивается об асфальт… она взяла себя в руки, подняла глаза и перескочила на соседний балкон. Там она отдышалась, отряхнула одежду и подошла к балконной двери.

Дверь, как и следовало ожидать, была закрыта. Трудно было рассчитывать на иное в марте месяце, но по сравнению с только что пережитым стрессом эта проблема была невелика. Лола обмотала руку носовым платком и приготовилась уже разбить стекло, как вдруг по другую сторону застекленной двери показалась худенькая старушка в подкрашенных голубыми чернилами мелких кудряшках. Лицо старушки выражало искреннее изумление. Лола постаралась изобразить на своем лице приветливую улыбку и жестами попросила старушку открыть дверь. Как ни странно, та послушалась.

Лола вошла в комнату, и хозяйка задала ей вполне резонный вопрос:

– Деточка, что вы делаете на моем балконе?

– Умираю от холода, – честно призналась Лола.

– Хотите чашку чаю? – любезно предложила старушка.

– Спасибо, но я очень тороплюсь.

– Ах, молодость, молодость! – Хозяйка покачала головой. – Однако времена сильно переменились. В мое время в окна лазили исключительно мужчины… и влезали, и вылезали в случае неожиданной опасности. Помню, как один студент вылез из моего окна в одна тысяча девятьсот… в каком же это было году? Вот ведь память! Совершенно не помню, в каком году это было, и даже не помню, как его звали. А ведь он был очень мил… а сейчас, я вижу, роли переменились, и через окно убегают девушки…

Лола еще раз улыбнулась и выскользнула из квартиры старушки, оставив ее наедине с романтическими воспоминаниями.

Выйдя на лестничную площадку, Лола оказалась рядом с дверью той самой квартиры, в которой только что пережила столько неприятных, можно даже сказать, ужасных моментов, начиная с трупа, найденного под письменным столом, и заканчивая игрой в прятки в кладовке и на лоджии, игрой, ставкой в которой были ее жизнь и свобода.

Дверь злополучной квартиры была полуоткрыта, и изнутри доносились неразборчивые голоса – Серафима Петровна снова что-то говорила о государственной службе и тяжелом характере своего зятя, а Василий Ликбезович пытался призвать ее к порядку.

Лола тихонько проскользнула мимо двери и сбежала вниз по лестнице. Вызывать лифт она побоялась – звук подошедшей кабины мог привлечь внимание милиции.

Выбравшись на улицу, она внимательно огляделась. Во дворе было довольно людно. Ловили первые лучи весеннего солнышка старушки пенсионерки, оккупировавшие несколько соседних скамеек и, судя по оживленным лицам, обсуждавшие какое-то важное событие местного масштаба, в другом конце двора собрался кружок молодых мамаш с разноцветными колясками. Там же, поблизости от этого миниатюрного детского сада, сидел, засунув руки в карманы черного кожаного плаща и вытянув длинные ноги, худощавый мужчина с узкими подозрительными усиками. Глаза незнакомца были полуприкрыты, как будто он спокойно дремлет на солнышке, но опытный Лолин взгляд заметил настороженность его позы и характерный поворот головы. Мужчина, несомненно, следил за тем подъездом, из которого вышла Лола.

Возвращаться было поздно, да и не имело смысла: позади была милиция, встреча с которой меньше всего входила в Лолины планы. Девушка глубоко вздохнула и решительно двинулась вперед. Как она и ожидала, мужчина в черном плаще мгновенно поднялся со скамьи и двинулся следом за ней.

Лола вспомнила все то, чему учил ее Маркиз.

Неторопливым, прогулочным шагом, подставляя лицо ласковым солнечным лучам, она вышла через арку на улицу и двинулась по тротуару, с живейшим интересом разглядывая витрины магазинов. Звенела капель, по асфальту бежали весенние ручейки, но Лолино настроение было далеко не таким жизнерадостным, как утром. С тех пор произошло слишком много событий, омрачивших ее горизонт.

Остановившись возле витрины книжного магазина и делая вид, что разглядывает рекламу новой книги знаменитой писательницы Мымриной, Лола убедилась, что мужчина в черном плаще неотвязно следует за ней. Она прошла еще несколько метров и завернула в небольшое кафе. Заказав чашечку кофе по-венски, оставила ее на столе и отправилась в туалет. Бросив через плечо осторожный взгляд, убедилась, что преследователь остался на улице перед входом в кафе и прохаживается там с самым безобидным видом.

Поравнявшись с дверью туалета, Лола резко свернула в сторону и юркнула в подсобное помещение кафе. Навстречу ей поднялась вульгарно накрашенная девица с дымящейся сигаретой в руке и недовольно проговорила:

– Куда? Видишь же, написано – вход воспрещен!

– Минздрав тебя сколько раз предупреждал? – поинтересовалась Лола вместо ответа.

– Чего? – растерянно переспросила девица.

– Не «чего», а о чем! О том, что курение опасно для здоровья! Причем не только для твоего!

– Так вы чего – из санинспекции? – переполошилась девица, торопливо гася сигарету в чайном блюдечке.

– Я из той инспекции, которая инспектирует санинспекцию! – ответила Лола и открыла вторую дверь.

Эта дверь была, судя по всему, предназначена для завоза продуктов и выходила во двор. Провожаемая удивленным взглядом вульгарной девицы, Лола выскочила наружу и припустила через газон. Несколько минут спустя она вышла на улицу в том месте, где оставила машину перед тем, как отправилась «на дело». Еще раз оглянувшись и удостоверившись, что преследователь отстал от нее, Лола прибавила шагу, отыскивая взглядом серый «опель».

Машины на прежнем месте не было.

Лола на всякий случай еще раз огляделась.

Несомненно, это было то самое место, где она оставила подругу в машине. Все осталось в точности таким же, как два часа назад, – только от серого «опеля» не осталось даже следа. И от Ирки, само собой, тоже.

Лола прошла немного вперед, потом вернулась. Машина исчезла, Ирка тоже. Что с ними могло случиться?

Снова оглядевшись по сторонам, Лола увидела выходящего из-за угла мужчину в черном плаще. Вид у того был весьма насмешливый – должно быть, радуется, что нашел свой «объект»… И этот еще откуда-то навязался на ее голову. Он-то кто такой? Не из милиции, это точно. И на бандита не похож. То есть сразу видно, что криминальный тип, но не из той компании, где ошиваются Жека и Серый, что приходили в квартиру Иркиного мужа.

Лола тяжело вздохнула.

Сегодняшний день у нее явно не задался. Все получалось не так, как она хотела, все шло наперекосяк. Хотела помочь старой подруге – и вместо этого влипла в отвратительную историю с кошмарным убийством, едва не попала в руки бандитам, потом с трудом убежала от милиции… теперь еще этот загадочный преследователь свалился на ее голову, да к тому же пропала машина вместе с той самой подругой…

Лола вспомнила, что не знает ни адреса, ни телефона Ирки и, значит, не сможет узнать, куда же та подевалась, что с ней произошло, и не сумеет рассказать о событиях в квартире ее мужа.

Но эти заботы можно отложить на потом, сейчас важнее отделаться от слежки и вернуться домой, к Лене…

Вспомнив о своем верном друге и деловом партнере, Лола чуть не заплакала. Если бы он сейчас был с ней, она чувствовала бы себя гораздо увереннее! Ну почему, почему она не посоветовалась с Леней перед тем, как пошла «на дело»! Почему не рассказала ему обо всем! Конечно, захотела помочь подруге, это можно понять, но Леня посоветовал бы ей, как сделать это с наименьшим риском, и обеспечил бы безопасный отход после операции…

Но как известно, после драки кулаками не машут, и сейчас бесполезно думать, что было бы, если бы… сейчас надо выкручиваться из скверного положения, причем так, чтобы не привести за собой слежку.

Мужчина в черном плаще остановился и нагнулся, делая вид, что завязывает шнурки на ботинках. Лола быстро пошла ему навстречу. Впереди нее в том же направлении шел здоровенный парень в рыжей кожаной куртке, едва не лопающейся на его мощных бицепсах, по виду – то ли бандит из спортсменов, то ли спортсмен из бандитов. Лола так рассчитала свою скорость, что догнала этого парня в тот момент, когда тот поравнялся с мужчиной в черном. Едва заметным движением прикоснувшись к его боку, она тут же заверещала:

– Парень, смотри, этот козел у тебя вытащил кошелек!

– Чего? – переспросил детина, растерянно оглянувшись и хлопая белесыми ресницами. – Тебе чего, детка?

– Да погляди, он же у тебя только что бумажник свистнул! – горячилась Лола, указывая на своего преследователя. – Вон, смотри, теперь он его выкинул, чтобы отмазаться!

Действительно, на тротуаре возле ног мужчины в черном валялся бордовый бумажник из крокодиловой кожи. Естественно, сама Лола и подбросила этот бумажник, предварительно вытащив его из кармана рыжей куртки.

– Ты, козлина, на кого потянул! – завопил «потерпевший», хватая мужчину за отвороты черного плаща. – Да я тебя сейчас на этот фонарь насажу, как шашлык на шампур!

– Эй, парень, не горячись, остынь! – Мужчина отступил, пытаясь сбросить с лацканов руки своего неожиданного противника. – Не брал я твоего бумажника! На фига он мне нужен!

– Не брал? – истошно вопил парень. – А это что же валяется? Спасибо, девушка заметила! А ну, паскуда, подними, а то я тебя на куски порву! Для начала подними, а потом мы с тобой разберемся!

– Девушка заметила? – повторил мужчина в черном. – Да она его сама у тебя и вытащила! И где вообще эта девушка?

Лола тем временем, воспользовавшись замешательством преследователя, успела остановить проезжавшую машину и уже уезжала, краем глаза наблюдая за развитием конфликта. Парень в рыжей куртке все не хотел успокоиться, и в воздухе уже замелькали кулаки. Мужчина в черном оказался достаточно ловким, и несколько его ударов достигли цели, но молодость и сила его противника тоже давали себя знать, так что драка обещала получиться долгой и интересной.

Лола попросила водителя высадить ее очень далеко от дома, поймала еще одну машину, снова пересела и в конце концов приехала домой, основательно поколесив по городу и уверившись, что ушла от слежки.

Открыв дверь своим ключом, она увидела посреди прихожей Леню в окружении всего их маленького домашнего зоопарка.

Пу И Маркиз держал на руках, кот Аскольд, как всегда невозмутимый, прижимался к Лениной ноге, подняв хвост трубой и распушив усы, а попугай Перришон сидел на плече у хозяина и чистил перышки.

Именно Перришон первым нарушил напряженную тишину.

– Пр-ривет! – заорал он хриплым пиратским басом. – Здор-рово! Где пр-ропадала?

– Вот именно, – подхватил реплику попугая Маркиз, – общественность интересуется!

– В парикмахерской, – немедленно отозвалась Лола, глядя на своих домашних абсолютно честными глазами.

– В парикмахерской? – переспросил Леня. – В этой куртке? И как же, позволь спросить, называется эта потрясающая прическа? «Я упала с самосвала, тормозила головой»?

Лола и сама уже поняла, что выдала не слишком правдоподобную версию, и поспешно поправилась:

– У косметички. Я потому и оделась попроще и поскромнее, чтобы не испачкаться кремом.

– Попробуй еще раз, – усмехнулся Леня, – скорее уж я поверю, что ты была в фитнес-центре – такой взмыленный у тебя вид.