Пограничные стрелки

Послышались удаляющиеся шаги.

– Тут нечего долго раздумывать, – заметил молодой человек. – Вы знаете, что нужно делать.

Спокойно, не мигая, как змея, мексиканец уставился на американца. В руках парня не было оружия, однако Кабреро не торопился выхватывать свои пистолеты. За его спиной находилась кнопка, и он мог бы нажать на нее, откинувшись назад. На полу была еще одна кнопка, на которую он мог бы наступить ногой.

Ну нажмет он на эти кнопки – в дверь ворвутся его подручные. А дальше? Однако в его положении раздумывать некогда. Наступив на кнопку, утопленную в полу, Кабреро одновременно откинулся спиной к стене. Где-то в отдалении тихо прозвенел звонок. Мексиканец внимательно следил за выражением лица посетителя. Тот и бровью не повел:

– А теперь откройте сейф.

– Конечно!

Кабреро вынул ключ из кармана, вставил его в замочную скважину большого сейфа и повернул. Дверца с легким скрипом отворилась.

– Пять тысяч, – напомнил Уэлдон очень тихо, будто он присутствовал на церемонии погребения одного из друзей и опасался резким словом нарушить покой усопшего.

– Пять тысяч, разумеется, – вежливо отозвался Кабреро и отсчитал деньги хрустящими новыми стодолларовыми банкнотами в американской валюте. Положив пачку денег на стол, похлопал по ней ладонью.

– Будете пересчитывать, друг мой?

– Спасибо, – отозвался Уэлдон. – Я пересчитал их в тот момент, когда вы складывали пачки. Можете снова закрыть сейф.

Физиономия Кабреро прояснилась и порозовела. Он с готовностью повиновался.

– А теперь, сеньор Кабреро, от вас требуется небольшая расписка следующего содержания: «Я, Мигель Кабреро, жульническим способом используя тормоз в колесе рулетки, обыграл Лоримера Эверетта Уэлдона на пять тысяч долларов. Сегодня я вернул этому джентльмену его деньги».

Кабреро сложил на столе свои пухлые ручки, угрюмо уставившись на них. Снаружи, в коридоре, послышались очень слабые звуки, но он знал, что они означают.

– Ну, что ж, – пробормотал мексиканец и вытащил лист бумаги, авторучку с толстым, гибким пером.

Удивительно, что при очень маленьком росте Кабреро писал огромными буквами и расходовал много чернил. Он писал бегло и все время энергично стряхивал чернила с пера на пол, который и так уже весь был ими забрызган. Затем взял лист чистой промокательной бумаги, приложил его на только что написанное и с любопытством всмотрелся в то, что на ней отпечаталось. Каждая буква отчетливо запечатлелась на промокашке, а строки на бумаге посветлели, сделались светло-голубыми.

– И это все? – осведомился владелец игорного дома.

– Пока все. А сейчас мы пойдем и заглянем в вашу конюшню.

– Так. Значит, вам нужна лошадь?

– Думаю, одна мне не помешала бы. Вы не против?

– Как вам угодно.

Уэлдон отступил на шаг и открыл дверь в коридор. При этом он не стал выглядывать наружу, а внимательно смотрел на мексиканца, который уже увидел там с полдюжины своих людей с оружием в руках. Им и прежде приходилось заниматься подобной работенкой. Волна яростного веселья накатила на Мигеля Кабреро, едва не задушив его.

Уэлдон между тем произнес:

– Прикажите своим дружкам убраться отсюда. Я веду честную игру.

Хозяин казино автоматически повторил то, что велел ему молодой человек. Коридор быстро опустел. Вдалеке хлопнула дверь.

– Теперь мы спокойно отправимся в конюшню, – хладнокровно продолжил Уэлдон. – Вы, мой дорогой Кабреро, пойдете впереди, а я сзади, чтобы охранять вас с тыла!

Мексиканец едва сдерживал ярость. Его верхняя губа вздернулась, обнажив белые, сверкающие зубы.

Тем не менее он встал, вышел из комнаты и, не слишком торопясь, пошел по коридору. В нем зарождался страх. И единственное, чего он хотел, – никогда больше не видеть этого проклятого американца!

Оба вышли из помещения и пересекли двор. Под навесом стояло около дюжины лошадей. Уэлдон внимательно их осмотрел.

– Неплохо, – одобрил снисходительно. – А как насчет ваших собственных лошадей?

Верхняя губа Кабреро снова вздернулась кверху, обнажив оскал зубов. Он едва не вышел из себя, но сдержался. Мексиканец дрожал уже не только от страха, но и от злости. Однако провел наглого молодого человека на конюшню. Здесь, в шести стойлах, стояли пять лошадей. Над каждой горела электрическая лампочка. Продвигаясь за спиной Кабреро, Уэлдон долгим оценивающим взглядом окидывал каждого животного.

Затем вернулся к тому стойлу, где с ноги на ногу переминался высокий гнедой жеребец с подпалинами.

– Вот этот подходящий.

– Черт! – выдавил сквозь зубы владелец игорного дома.

– И сколько вы уплатили за эту великолепную лошадь, друг мой?

– Она обошлась мне в полторы тысячи долларов золотом!

– Ладно, ладно! Это раза в полтора больше, чем она стоит. Ну а по-честному?

– Вы что, думаете, мне нравится надувать вас?

Кабреро сжал толстые губы, едва удерживаясь от того, чтобы не выпалить самое последнее слово. Теперь он дрожал от бешенства.

Сунув руку в карман, парень нащупал там только что приобретенные банкноты. Вытащив пачку денег, протянул ее хозяину жеребца:

– За эту цену, добавьте седло и уздечку, Кабреро.

Взглянув на деньги, Кабреро побагровел.

– Сторонник честной игры! – буркнул он, тяжело дыша.

– Иногда, – весело ухмыльнулся Уэлдон. – Вы мне его оседлаете?

Мексиканец повиновался.

– Как лучше всего выбраться отсюда, Кабреро? Это в ваших интересах, потому что вам придется со мной пройтись.

Владелец игорного дома задумался. Потом решил воспользоваться представившейся возможностью.

– Вон та дверь выходит в пустой проулок. Проедете по нему и повернете налево. Через пять минут окажетесь за пределами города.

– Покажите дорогу.

Они вышли из конюшни и очутились в небольшом проулке. Уэлдон вскочил в седло. Кабреро обернулся. В лицо ему смотрело дуло кольта 45-го калибра. И тут он громко расхохотался.

– Вы, сеньор, талантливый человек! – высказался с чувством.

– Приходится учиться понемногу, – парировал американец.

Мексиканец прошел до конца проулка. Налево шла извилистая тропа, теряющаяся между домами.

– Сюда, Кабреро?

– Да. Прямо по этой дорожке.

– Но прежде я прослежу, как вы будете возвращаться.

Слегка поклонившись, Кабреро повернулся и неспешно зашагал по проулку. Когда он скрылся в конюшне, Уэлдон послал жеребца вперед по тропе. И тут услышал в отдалении тихий, многократно повторившийся свист.

«Это он подает сигнал!» – решил Уэлдон. И, усмехнувшись, пустил коня в галоп.

Глава 7

Уэлдон берет барьер

С первых же шагов он понял, что все идет не так уж хорошо. Крупный жеребец взял с места в карьер, резко выбрасывая голову вперед. Уэлдон изо всех сил натягивал поводья, но гнедой только потряхивал гривой, вытягивая голову вперед еще сильнее, чем прежде.

Конь и всадник летели по тропе. На крутом повороте перед ними возникла куча хлама и отбросов. Сверху опасно поблескивали старые консервные банки. Но гнедой легко взял это препятствие.

– Молодец! Молодец! – пробормотал Уэлдон.

Неожиданно гнедой напрягся. Проскакав двадцать футов по рыхлому песку, вдруг встал как вкопанный перед высокой каменной стеной. Стена загораживала путь, и молодой человек сразу сообразил, почему владелец игорного дома указал ему именно эту дорогу.

Он развернул коня, надеясь, что у него хватит времени проскочить через конюшню Кабреро. Но нет, этот шанс был слишком ничтожен!

Стена была по меньшей мере девяти футов высотой. Слегка ослабив поводья и приподнявшись в седле, Уэлдон дотронулся до нее. Стена была толстая и крепкая, в фут толщиной, сложенная из тяжелых камней. И все-таки верхний камень шевельнулся под его рукой.

Парень с трудом удерживал его. Камень со скрипом выпал из своего гнезда и свалился на песок с глухим стуком. Уэлдон схватился за другой камень, пониже. Тот тоже покачнулся. Тогда он рванул так, что жеребец под ним переступил с ноги на ногу. Но в результате камень вылетел из кладки, посыпались куски раствора и вся стена расшаталась.

Кто бы ни воздвиг ее, он явно поскупился на цемент! Уэлдон с силой взялся за нее, и она осыпалась, обрушив целую груду камней. Гнедой нервно пританцовывал, так как в него попали каменные осколки. Но внезапно все кончилось. Книзу стена расширялась на добрых два фута, становясь монолитом, который Уэлдону было не одолеть. Он понял: это и есть настоящая стена, а наверху была лишь хилая пристройка.

Теперь перед ним оказалась преграда высотой более пяти футов. Сможет ли гнедой ее преодолеть?

Уэлдон повернул коня, отвел его на приличное расстояние и застыл в седле. За спиной он отчетливо расслышал приглушенный возглас и ругательство, как если бы кто-то споткнулся на бегу. Затем твердой рукой послал гнедого вперед.

Первое же движение коня убедило всадника, что он прирожденный прыгун. Жеребец передвигался короткими, пружинящими скачками, как удирает кролик, преследуемый собаками. Именно так гнедой подскакал к преграде.

В конце концов, подумал Уэлдон, всегда существует разрыв между желанием и возможностью. Вот стена в пять футов высотой; перед ней рыхлый песок, да вдобавок усеянный камнями. Неизвестно, что на той стороне. Там может быть канава, яма, все, что угодно.

Но в груди гнедого билось отважное сердце. В этот решительный момент молодой человек понял, почему застонал Кабреро, когда был выбран именно этот конь. Без колебаний он рванулся к стене. Уэлдон пришпорил его, посылая вперед. Оттолкнувшись, гнедой взмыл в воздух, прижав уши. Они взлетели высоко, но все же недостаточно высоко. Где-то посреди прыжка Уэлдон увидел, что впереди чернеет какой-то сад. Хорошо, если повезет и удачно приземлишься!

Но как жеребцу подобрать свои задние ноги? Даже не взглянув на коня, Уэлдон почувствовал, что гнедой собрался, поджал ноги к самому брюху. Они перелетели через стену, лишь слегка задев ее копытами, и приземлились почти беззвучно.

Сзади, в проулке, раздавались звуки шагов и крики разъяренных, сбитых с толку преследователей.

Пока что молодой американец был в безопасности. Однако теперь высокие стены окружали его с трех сторон, а впереди темнело какое-то строение. Повернувшись в седле, Уэлдон посмотрел на препятствие, которое они взяли вместе с гнедым, ухмыльнулся и покачал головой. Запросто могли свернуть себе шеи!

Поворачиваясь в седле, парень заметил, как что-то блеснуло сбоку, в стене. Возможно, дверная ручка!

Он направил туда гнедого и наклонился. Действительно, какая-то дверь! Но, повернув ручку, понял, что она заперта.

В этот момент распахнулись ставни и мужской голос громко крикнул:

– Кто там?

Это был решительный, звонкий голос человека действия, и, глянув вверх, через плечо, Уэлдон при свете звезд увидел отблеск ствола.

В его памяти всплыла старая пословица: «кто скачет, тот и падает». Всадник, берущий барьер, должен быть готов рухнуть на всем скаку. Правда, этот городишко, решил Уэлдон, улыбнувшись своей обычной улыбкой, не так уж велик, чтоб об него споткнуться!

Приставив дуло револьвера к замку в калитке, он выстрелил. Калитка с легкостью распахнулась. Молодой человек пригнулся в седле, и гнедой вынес его за пределы сада. Перед ними открылась равнина, где неподалеку тускло мерцала серебром река Рио-Негро. Уэлдон прорвался через этот городишко словно через крепостную стену!

Пока он размышлял обо всем этом, сзади коротко и хрипло прогремел выстрел. Пуля ударила в ту стену, которую он только что преодолел. Но беглеца было уже не достать.

На другом берегу Рио-Негро сверкали огни и виднелись остроконечные крыши домов. Это был маленький городок Джунипер на американской территории. Уэлдон решил, что должен добраться до него. Там он будет в относительной безопасности.

Отпустив поводья, парень предоставил гнедому полную свободу, но тот не собирался брать на себя ответственность, как там, на тропе. Ободранные ноги, прыжок в темноту и скачка через темный сад, очевидно, убедили жеребца, что этот человек подходит для роли его хозяина. Подчиняясь узде, он легким, ровным галопом спустился к воде. Сзади не было слышно ни звука. Похоже, Мигель Кабреро мудро рассудил, что к поражению следует отнестись философски. По крайней мере, на время умыл руки.

Поэтому Уэлдон спокойно посидел у реки, испытывая острое наслаждение от жизни и тех новых ощущений, которые она дает. Вода была гладкой как стекло, только где-то на середине реки что-то бурлило и кипело. Нельзя было даже себе представить, что незадолго перед этим та же вода бешено ревела, вырываясь из черной теснины каньона, словно сами дьяволы направляли ее!

В той стороне, где остался Сан-Тринидад, было темно. Только при въезде на мост мелькали лучи света. Таможенники освещали мост, должно быть предупреждая контрабандистов, что здесь им не пройти. Однако на американском берегу лучи света рассеивались, оставляя зыбкие желтые пятна на черной воде. А в спокойных заводях отражались звезды. Уэлдон мог бы просидеть здесь в седле полночи, но, в конце концов, Кабреро не был таким уж безвредным и мирным, как все вокруг.

Всадник и конь спустились к самому широкому и, следовательно, самому мелкому месту. Гнедой осторожно вошел в реку, понурив голову и принюхиваясь, словно справляясь у воды о скрытых подводных глубинах. И вдруг неожиданно плюхнулся в воду, погрузив Уэлдона по грудь. Проплыл несколько ярдов, затем снова нащупал дно. Мокрые, продрогшие, они шлепали по воде, но в конце концов добрались до берега и спокойно поскакали в город. Уэлдон нашел гостиницу, передал грязную, промокшую лошадь конюху, которого отыскал с другой стороны здания, и постоял немного, наблюдая за тем, как кормят гнедого. За какой-нибудь час-другой всадник и конь стали близкими друзьями. Жеребец нежно обнюхивал своего нового хозяина, а тот поглаживал его гибкую, сильную шею.

Обратившись к пареньку, который помогал конюху, Уэлдон спросил:

– Ты стреляешь белок, сынок?

– Иногда. А что?

– Где твой дробовик?

– Вон, возле двери.

– Предположим, сегодня вечером ты посидишь с дробовиком у этой кормушки.

Мальчик молча смотрел на молодого человека.

Тогда тот откровенно его спросил:

– Ты знаешь Мигеля Кабреро?

– Конечно.

– Что-нибудь хорошее можешь сказать о нем?

– Нет.

– Я заплатил Кабреро полторы тысячи за гнедого, но, думаю, ему захочется вернуть этого коня.

Он вложил десять долларов в руку мальчишки. Паренек с такой силой стиснул бумажку, что та хрустнула, будто косточка.

– Один доллар? – спросил он с надеждой.

– Десять, сынок, – пояснил Уэлдон.

– Ладно, – бросил мальчишка сквозь зубы, – посторожу. Идите и спите спокойно!

Молодой человек последовал его совету. Гостиница ему не понравилась, да и ее владелец не отличался ни опрятностью, ни учтивостью. Он был без пиджака, в одной рубашке, которая не блистала чистотой. Показывая новому постояльцу комнату, хозяин дымил окурком вонючей черной сигары.

– А получше ничего нет? – поинтересовался Уэлдон.

– Для меня годится. А для вас разве нет?

Вздохнув, парень взял номер. У него чесались руки, но он отпустил хозяина с миром и стал укладываться.

Накануне Уэлдон спал до самого вечера. Сейчас было не очень поздно, но он готов был снова заснуть. Сон всегда верно служил ему. Он повернул ключ в замке и, скатав циновку, положил ее под дверь. Затем поставил стул сбоку, под окном, улегся, твердо решив не обращать внимания на затхлые запахи кухни, которыми пропиталась комната, и уснул.

Уэлдон спал как ребенок, крепко, без сновидений. Однажды чья-то рука дернула дверь. Открыв глаза, Уэлдон схватился за револьвер. Но шум прекратился, и он снова погрузился в сон. Окончательно проснулся, когда солнце стояло уже высоко, посылая в комнату волны тепла и света. В дверь непрерывно стучали. Открыв ее, молодой человек увидел на пороге Роджера Каннингема.

Глава 8

Два предложения

Они вместе поели в грязной столовой, и во время завтрака Уэлдон заметил шишку на голове своего нового знакомого.

– Что это у вас? – полюбопытствовал.

– Я слишком торопился поспеть за вами, – усмехнулся Каннингем. – И один из этих мексиканцев встал у меня на пути. – Затем небрежно переменил тему: – Великолепная была стычка! Это правда, что вы обратились к Кабреро?

– Правда. Кабреро указал мне выход.

Каннингем покрошил сильными пальцами черствый, заплесневевший хлеб.

– Так вы говорите, что разобрались с Кабреро?

– Он был вежлив со мной, – пояснил Уэлдон. – Вернул все, что его жульническая машинка отобрала у меня.

Откинувшись на спинку стула, Роджер удовлетворенно вздохнул:

– Как бы мне хотелось присутствовать при этом! А затем вы забрали одну из его лошадей?

– Вовсе нет! Я купил ее.

– Что?

– За полторы тысячи. Это справедливая цена, не так ли?

Каннингем затрясся от хохота. Наконец вытер глаза и успокоился:

– Я и раньше считал, что вы нам нужны. А теперь в этом убежден! Вы способны на все, Уэлдон!

– Вы руководите этой работой? – поинтересовался парень.

– Я? Никоим образом! Я занимаюсь общей организацией и постоянно сталкиваюсь с противником.

– Можно вас кое о чем спросить?

– Нет, пока вы к нам не присоединитесь.

– Все же я задам один вопрос. Кто эта прелестная крошка в длинном сером автомобиле?

– Она очаровательна, – вздохнул Роджер.

– Ваша?

– Ничья, – отозвался Каннингем, ничуть не обиженный грубоватой прямотой собеседника. – Она сама по себе. Она вам нравится?

– Конечно.

– Здесь нет никого, кто мог бы с ней сравниться, – заметил Каннингем.

– Она участвует в вашем представлении?

Мужчина задумчиво побарабанил пальцами по столу:

– Не могу вам сказать.

– Это могло бы сильно повлиять на меня.

Роджер пристально взглянул на молодого человека:

– Это ваше слабое место, что ли?

– Одно из них.

– Не знаю, что из этого выйдет, но позвольте мне вас предупредить. Франческа – настоящая злодейка. Остыньте, советую вам!

– Ненадежна?

– Опасна! В ее прекрасном теле нет сердца, как в этом деревянном столбе.

– Чепуха! – с улыбкой возразил Уэлдон. – У каждого есть слабое место.

– У нее врожденная любовь к опасности.

– Я и сам питаю пристрастие к жареному.

Каннингем серьезно покачал головой:

– Заметьте, вы пока чужой. Я мог бы вообще ничего не говорить. Но после вашего небольшого представления вчера вечером хочу предостеречь вас с самого начала. Лагарди действительно красавица, но лучше любоваться ею, как картиной на стене. Восхищайтесь ею сколько угодно, но сердцем не прикипайте! Вы знаете, существуют два типа людей. Те, кто сами идут на риск и гибнут, и те, кто посылают на смерть других. Первый тип, возможно, и безрассуден, но способен вызвать сочувствие. А второй – просто отвратителен. Вы знакомы с сочинениями Бальзака?

– Как-то пробовал его читать.

– У него в «Шагреневой коже» есть подобный персонаж.

Уэлдон посмотрел на высившуюся в отдалении гору Бычья Голова, массивную и грозную с виду.

– А какой у нее чудесный голос! – заметил он и предложил: – Давайте оставим это!

– Могу я обсудить с вами условия?

Парень колебался.

Во многих отношениях Каннингем ему нравился. Но он еще не принял решения, так как его голова работала медленно, а ему хотелось оценить разные стороны предложения, прежде чем его принять.

– Мне нужно время, – признался честно. – Возможно, мне захочется еще пару раз заехать в Сан-Тринидад.

– Верхом на лошади Кабреро? – поддел его Каннингем.

– А почему бы и нет? – в тон ему отозвался Уэлдон.

Мужчина улыбнулся, но лоб его остался нахмуренным.

– Возможно, вы и поладите с Лагарди. Что бы там ни было, она бесстрашная девчонка, настоящая сорвиголова!

– Да, но я-то не из таких, – запротестовал парень. – Только жизнь – не одни пирожки да пончики, но и уксус с горчицей тоже.

– Вы хотите все обдумать? – предположил Каннингем. – Доброе утро, доктор! – Он поздоровался с каким-то сутулым мужчиной, медленно поднимающимся вверх по тропинке, потом снова повернулся к Уэлдону. – Я вам кое-что сообщу для начала. Мы предлагаем вам тысячу в месяц. Это еще не окончательно. Возможно, сумеем заплатить и больше. Но самое меньшее – тысяча в месяц. Я уполномочен предложить вам это. А потом, я же знаю, на что вы способны. Очень скоро вы, вместе с нами, настрижете кучу зеленых!

– А может, нас настригут? – возразил молодой человек.

– У нас ножницы поострее, – улыбнулся Каннингем.

– Что ж, предложение заманчивое, – признался Уэлдон и тут же выбросил его из головы. – Все-таки разрешите мне немного подумать. Здесь солнце печет слишком сильно, мешает переварить услышанное.

Мужчина кивнул. А немного позже, покончив с завтраком, удалился, пообещав, что заглянет вечерком, если сможет.

После завтрака Уэлдон вышел на веранду покурить и подремать. Мальчишка, помощник конюха, слонялся поблизости и ждал, когда его заметят.

– Хорошо спалось? – спросил его парень.

Мальчишка ухмыльнулся и сообщил:

– Они приходили, будьте уверены! Двое. Я снял с крючка фонарь, когда они вошли в стойло. Вы наверняка должны были слышать, как они удирали. Увидев дробовик, решили, что сейчас будут похороны.

Уэлдон дал пареньку еще десять долларов.

– Протри свои глазки, чтоб получше смотрели, – весело посоветовал он, и мальчик исчез.

Казалось, не было худшего места в мире, чем деревенская улочка, на которой сейчас находился Уэлдон. Через реку его взор притягивал Сан-Тринидад, обещая всяческие удовольствия. В темных двориках и других укромных уголках скрывалась тайна. Но там была также и улочка с жалкими лачугами – из рифленого железа, парусины и других дешевых материалов. Их возводят американцы, осваивая новые земли. Затем, сталкиваясь с трудностями новой страны, преодолевают их. А потом быстро возникают настоящие города из кирпича и камня.

Именно так молодой человек представлял себе жалкую пограничную деревушку. Земля тут истощена. И нет никакой уверенности, что когда-нибудь что-нибудь родит. В нее ничего и не сажали. Потому что посадишь десять зерен – дай Бог, взойдет хоть одно. По всей границе вдоль реки путь усеян крошечными деревушками, которые, погибая, уходят в землю. Но каждая десятая деревушка превращалась в большой город.

Уэлдон размышлял об этих вещах со смутной гордостью за свою нацию, более чем когда-либо сознавая, что сам-то не приложил к этому руку. Он не был частью мощного, стремительного потока, а всего лишь пеной на его поверхности. Но не собирался грустить по этому поводу. Для него собственные мысли значили не больше чем картины, висевшие в галерее, но он вешал себя на стену рядом с другими картинами и спокойно рассматривал свои уродливые черты.

За его спиной замерли прихрамывающие шаги.

– Вы мистер Уэлдон? Позвольте представиться. Я – доктор Генри Уоттс. Можно присесть?

Это был тот самый сутулый мужчина, который поднимался вверх по тропе и с которым поздоровался Каннингем.

Он придвинул рядом стоявший стул и осторожно опустился на него, как бы опасаясь, что ноги его подведут. Затем что-то пробормотал и вздохнул. Казалось, старик проделал какую-то тяжелую работу, которая отняла у него все силы.

В руках он держал толстую, узловатую палку. Опираясь на нее, как будто изучал носки своих неуклюжих сапог, не предназначенных для верховой езды. Во всех отношениях доктор Генри Уоттс принадлежал к сословию пешеходов. Судя по всему, ему было не более пятидесяти, но вид у него был болезненный, поэтому и выглядел лет на десять старше. У доктора было длинное лицо со скудной бородкой, переходящей в тощие бакенбарды. На худой шее болтался воротничок с двумя продетыми в него шнурками. Воротничок сверкал ослепительной белизной. Манжеты, выглядывающие из рукавов пиджака, тоже были чистыми и белыми. Они резко контрастировали с набухшими голубыми венами на тыльных сторонах его ладоней.

Уэлдон, дремавший на солнышке, подметил все эти детали. И сразу же решил, что Генри Уоттс – джентльмен и человек образованный. Его слабо сидящая на шее голова, казалось, клонилась книзу под тяжестью обременявших ее мыслей.

– Я вижу, вы нужны Каннингему, – заметил доктор.

Молодой человек не ответил. Просто улыбнулся.

– И конечно, он прав, – продолжал доктор Генри Уоттс. – После вчерашних событий все проявят к вам интерес!

Улыбка Уэлдона оставалась непроницаемой, и Генри Уоттс поспешно заговорил мягким и низким голосом:

– Все уже наслышаны о ваших подвигах. Знаете, на том берегу много об этом болтают. Поэтому и до нас доносятся слухи. Эти два городка связаны друг с другом беспроволочным телеграфом. – Наклонив набок тяжелую голову, доктор улыбнулся не как человек, удачно состривший, а как старый, умудренный опытом мужчина. – И когда я услышал о ваших подвигах, мне пришло в голову, что, возможно, вы позволите мне серьезно потолковать с вами?