Двойной портрет

НАТАЛЬЯ НИКОЛЬСКАЯ

ДВОЙНОЙ ПОРТРЕТ

ГЛАВА ПЕРВАЯ (ПОЛИНА)

Боже мой, сколько раз я говорила своей непутевой сестре, что алкоголизм – страшное социальное зло! Не верит… Что ж, пускай теперь сама в этом убедится. Пусть проспит такой замечательный, солнечный день дома, если не слушает мудрых советов. А ведь могла бы…

Сегодня Ольга могла бы поехать вместе со мной к одной нашей общей знакомой. Эта сорокалетняя женщина занималась шейпингом в спорткомплексе под моим руководством. Работала Людмила главным бухгалтером в какой-то крупной фирме, доход имела очень даже неплохой – во всяком случае, им с дочкой на жизнь хватало. За индивидуальные занятия Людмила платила мне более чем щедро, и, ясное дело, мне не хотелось терять такую клиентку.

Как-то мы с Людмилой разговорились, и она поведала мне о своих проблемах психологического характера, которые возникли у нее после смерти мужа. Я свела ее со своей сестрицей-психологом (все-таки Ольга кандидат наук в этой области!), обе остались очень довольны друг другом и с тех пор нередко встречались. Я даже немного ревновала. Хотя мы с Людмилой тоже продолжали поддерживать отношения. Но с Ольгой у них нашлось одно общее качество, сблизившее их очень тесно. Тут я не могла составить конкуренции, не спорю.

Дело в том, что Людмила нежно любила… как бы это выразиться… Короче, всякие вкусные алкогольные напитки. Нет, она не пила в грубом смысле этого слова – фу, какая гадость! А просто, как говорит моя Ольга, иногда снимала стресс, восстанавливала эмоциональную ауру. Честно говоря, у них вместе это получалось настолько прелестно, что мне даже иногда хотелось составить компанию. Но… принципы, знаете ли, не позволяют. Просто не пью я, и все. Совсем. Ну, разве что самую капельку по великим праздничкам.

И вот несколько дней назад я встретила Людмилу в городе, она очень обрадовалась и тут же пригласила меня к себе. К сожалению, я спешила и предложила перенести встречу на выходные. Людмила подумала и согласилась, настояв на том, чтобы я взяла еще и Ольгу. Я передала сестре Людмилино приглашение, та жутко обрадовалась, и вот сегодня-то мы вместе и собирались навестить нашу знакомую.

И ведь говорила я Ольге: не пей с утра, вот приедем к Люде – там и оттянешься. Так нет же! Как лепетала мне сестра сегодня, когда я заехала к ней и ахнула, «Поля, я только кап… капельку отпила из бутылочки…» И показывала мне потом ту «бутылочку». Извините, «бутылочка» была по размеру такая, что из нее только отхлебни – потом долго не встанешь.

Короче, посмотрела я на это безобразие и поняла, что Ольге сегодня придется посидеть дома. Вернее, полежать. Именно так я и сказала сестре. Ольга заверещала, как пойманный за уши заяц, и попыталась было воспротивиться. Она кричала, запинаясь на каждом слове, что это есть вопиющая дискриминация и унижение человеческого достоинства, но никак не могла выговорить слово «дискриминация». Я решила сыграть на этом и предложила: выговоришь двадцать раз подряд это слово без запинки – возьму с собой. Сомневаюсь, что Ольга и в нормальном-то состоянии смогла бы произнести это коварное слово двадцать раз подряд (потому что этого не сможет ни один нормальный человек, я проверяла, не сомневайтесь, а уж я-то человек абсолютно нормальный, можете поверить), короче, сестра захлебнулась уже на второй попытке, я выразительно посмотрела на нее и препроводила зареванную Ольгу спать, напичкав ее успокоительным.

И вот теперь я ехала к Людмиле одна. Вернее, шла, потому что погода была очень хорошая – конец апреля просто радовал, будоражил, возбуждал, поднимал, окрылял, звал куда-то ввысь своим пьянящим ароматом и свежестью – и еще потому что, честно говоря, подозревала, что Людмила наверняка склонит меня выпить хотя бы глоточек. А как потом за руль садиться?

Людмила жила за железнодорожным вокзалом в большой девятиэтажке на шестом этаже. Я уже поднималась по лестнице, выходя из подземного перехода, как вдруг перед моими глазами предстало не очень приятное зрелище: при выходе из перехода здоровый парень лет тридцати, в кожаной куртке нараспашку, пинал ногами и колотил руками худенькую нищенку в старушечьем платке, туго замотанном на голове. Она пыталась закрыться руками от сыплющихся куда попало ударов, но это у нее получалось плохо. Она не кричала, не звала на помощь, только слабо взмахивала руками. В конце концов женщина потеряла последние силы и неловко повалилась на бок. Парень тут же пнул ее в живот. Женщина тихо охнула и прижала руки к животу.

Тут я уже не могла сдерживаться.

– А ну, отошел от нее, козел! – гневно выкрикнула я, бросаясь в их сторону.

Парень повернул ко мне искаженное злобой лицо, чтоб посмотреть, кто это путается в его дела, и, увидев, что это всего лишь какая-то девка, как он решил, раздражился еще больше.

– Уйди лучше, – проговорил он, не разжимая кулаков. – Не зли, убью ведь!

– Это я тебя убью, если что! – пообещала я ему. – И никогда не пожалею об этом! Нашел с кем справиться, она же еле живая, урод!

– Ну сука, сама напросилась! – прошипел парень и двинулся в мою сторону.

Кулаки у него, конечно, были пудовыми. Но не зря же я столько лет карате занималась. А это, скажу вам, искусство целое, а не просто кулаками махать. Это я ему сейчас и продемонстрирую. Он на кулаки надеется? Так ведь и без них обойтись можно. Вот, например.

Парень уже занес руку, чтобы в следующую секунду тяжело двинуть ею мне в челюсть, но мгновением раньше я молниеносно выкинула правую руку вперед и резко провела двумя пальцами ему по глазам, сильно нажав при этом. Вот и рука его сразу опустилась, а он даже не понял, почему произошло сие недоумение. Взвыв, парень взметнул руки к глазам. Я стояла рядом и улыбалась.

– Еще? – любезно спросила этого придурка.

– Ах ты, сука… – медленно, зловещим голосом протянул он и снова двинулся ко мне.

А я и теперь не воспользовалась своими кулаками. Просто резко наступила ему ногой на щиколотку. Он опять взвыл, но этот прием не произвел на него такого впечатления, как первый. Видимо, недостаточно сильно я наступила. Мягкий я все же человек, что ни говори! Ладно, сейчас исправим.

Быстро вцепившись ему в горло, я слегка его сжала и потянула на себя. Главное – ухватить то, что надо. Если тянуть так секунд пятнадцать, то притянешь уже труп. Но мне вполне хватило и семи: через это время парень уже поплыл и тихо опустился на заплеванный пол возле подземного перехода, а в глазах у него явно плясали кровавые мушки…

– В чем дело, девушка? – раздался за спиной казенный голос.

Я обернулась. Так, ППС-ники. Как вы кстати, родимые!

– Да вот, – я приняла немного испуганный вид, – напился дурак какой-то, приставать начал… А сам на ногах еле стоит. Свалился тут.

– Так… – самый высокий из них почесал затылок. – Ну что, ребята, берем его?

Остальные подхватили парня под руки, приподняли на ноги. Тот слабо замычал при этом. Способность трезво соображать и осознавать, где он находится, я думаю, парень обретет нескоро. Поделом тебе, падла!

– А ты давай вали отсюда! – недружелюбно обратился один из ППС-ников к нищенке, которая уже немного пришла в себя и теперь сидела прямо на земле, прислонясь спиной к стене подземного перехода.

Услышав слова ППС-ника, она вздрогнула, проворно вскочила с земли, подхватывая какой-то узелок, и метнулась за переход.

ППС-ники поволокли несопротивляющегося парня с собой.

Я заглянула за здание перехода. Нищенка сидела там и, утирая слезы, пересчитывала деньги. Плечи ее при этом постоянно вздрагивали.

– Вот сволочь, вот сволочь! – бормотала она.

– За что он тебя так? – спросила я, подходя к ней.

Нищенка быстро прикрыла руками грязную кучку денег и подняла на меня глаза. Под правым расплывался синяк, и вся та сторона лица распухла. Левая пострадала меньше, но тем не менее была в ссадинах и царапинах. Невозможно было точно определить, сколько ей лет, но думаю, что лет сорок точно. Похоже, эта женщина – большая любительница выпить. Вот, надо сказать Ольге, что становится с теми, кто время от времени «поправляет свою эмоциональную ауру», как выражается моя сестричка.

– А вам что? – спросила она враждебно.

– Ну, подруга, ты невоспитанна! – пожурила я ее. – Я тебя, можно сказать, от смерти спасла, а ты так невежливо разговариваешь!

– Просто… – она сглотнула слюну. – Просто мне сейчас не хочется ни с кем разговаривать…

– Понимаю, – усмехнулась я. – Ты где живешь-то?

– Да… – она замялась. – Тут, недалеко.

Понятно, в подвале где-нибудь.

– Тебе бы врачу показаться… – добавила я.

– А-а-а! – она махнула рукой. – Нам не впервой.

Женщина снова приоткрыла кучку денег и принялась их пересчитывать. Лицо ее становилось все более расстроенным.

– Что случилось? – не удержалась я от вопроса.

– Деньги… – дрожащим голосом проговорила она. – Почти все деньги отобрал. Мелочь только оставил…

Я присмотрелась к кучке. Там были преимущественно монетки по пять и десять копеек, даже рубля ни одного не было. Да, не густо…

Рука сама полезла в карман олимпийки. Я нащупала там смятый червонец – не бог весть какие деньги, конечно, но я вообще не обязана их давать… Просто жалко мне стало эту нищенку. Ей поди и жрать нечего.

– На! – я протянула ей червонец.

Не веря своим глазам, она вопросительно посмотрела на меня.

– Бери, бери! – усмехнулась я.

– Спасибо, – пролепетала женщина. – Спасибо большое вам!!! – она даже попыталась схватить меня за руку.

– Ох, ладно, не надо! – поморщилась я, выдергивая руку. Вот этих сентиментальностей терпеть не могу. – Все, пока!

Я повернулась и, засунув руки к карманы, чуть ли не побежала к девятиэтажке. Людмила уже поди меня заждалась.

– Девушка, спасибо! – послышался сзади слабый голос.

Я, не оборачиваясь, махнула рукой, и поспешила дальше. Все, хватит! Деньги дала, от смерти спасла – а теперь извините, у меня свои дела!

Быстро вбежав в подъезд, я решила проехать на лифте. Обычно на шестой этаж я вбегаю за десять секунд, но сегодня я уже достаточно размялась.

Лифт медленно и плавно довез меня до шестого этажа, я вышла… Наконец-то! Сейчас мы поболтаем с Людой, спокойно покурим… Я прямо почувствовала, как сводит челюсти от желания вдохнуть сигаретный дым, и поскорее надавила на кнопку звонка.

Тишина. Что-то не понравилось мне в этой тишине, словно она что-то резко перевернула в моем сознании. Стала наваливаться какая-то тоска… Так бывает, когда долго-долго открываешь коробку конфет, рвешь обертку, желая поскорее добраться до любимого лакомства, и вдруг видишь, что там ничего нет…

Примерно такое ощущение я и испытала в этот момент. Нет, я еще ни в чем не убедилась, но разочарование уже вползло в мою душу…

– Кто там? – вдруг послышался тихий голос.

– Я, – немного удивленно ответила я. Обычно Людмила никогда не спрашивала, кто там. Она вообще была чем-то сродни Ольге, такая же беспечная и безалаберная, я их обеих часто поругивала. Да без толку.

Послышался звук поворачиваемого замка, и в проеме появилось лицо Людмилы. Но, честное слово, я даже не сразу поняла, что это Людмила! Боже мой, неужели можно так измениться за несколько дней?

Людмила была высокой, стройной шатенкой с голубыми глазами, всегда ухоженной и привлекательной. Никто не давал ей сорока лет. Она всегда выглядела чуть ли не моей ровесницей, а в сорок выглядеть на двадцать девять – это, я вам скажу…

Господи, что же с ней случилось? Передо мной стояла настоящая старуха. В подъезде царил полумрак, но я все равно заметила целую сеть седых волос на голове Людмилы. Глаза ее потускнели и из голубых превратились в мутно-серые. Уголки губ опущены, вокруг них расходились стрелочки морщин. Никакого макияжа, черное креповое платье…

– Людочка, что с тобой? – невольным шепотом спросила я.

– Ах, Поля! – Людмила вдруг протянула ко мне руки и расплакалась.

Я едва успела ее подхватить. Она повисла на моих руках, сотрясаясь в рыданиях.

– Успокойся, успокойся, – обнимая, я провела ее в квартиру. – Садись, сейчас я тебе валерьяночки накапаю, – я усадила Людмилу на диван и хотела уже кинуться в кухню, как тут взгляд мой упал на противоположную от дивана стену, и я поняла, что валерьянка вряд ли поможет…

На стене висел портрет Людмилиной дочери, Кристины. Голубые глаза девочки были широко раскрыты, словно она чему-то сильно удивилась. И все бы ничего, да только был тот портрет в черной рамке.

Я, отказываясь верить своим глазам, в растерянности повернулась к Людмиле.

– Да, Поля, – закивала она головой. – Ты же даже не знаешь ничего! А я не успела тебе сообщить… Я даже забыла, что мы сегодня встретиться собирались. Я все эти дни словно как в тумане живу… Ничего не соображаю…

– Господи, Люда, да что же случилось с Кристиной-то? – опускаясь на диван, спросила я. Я думала, что, скорее всего, девочку сбила машина. Или еще какой несчастный случай произошел. Но боялась проговорить это вслух.

– Убили ее, – с трудом выговорила Люда.

«Как?» – вырвался у меня немой вопрос, который я не в силах была произнести.

– Ножом ударил идиот какой-то, – проговорила Людмила и снова зарыдала.

Я бегом бросилась в кухню. Я прекрасно помнила, в каком из шкафчиков Людмила хранит аптечку. Черт, только вот заело этот шкафчик! Изо всех сил рванув на себя дверку, я достала большую коробку с лекарствами, быстро нашла валерьянку, накапала в стакан чуть больше, чем требовалась, и так же бегом вернулась в зал.

Людмила послушно выпила лекарство, вытерла губы и сказала:

– Ах, Поля, да разве мне это поможет? Меня наркотиками обкалывали все эти дни – и то не всегда помогало, а это-то так, ерунда…

– Ничего, ничего – ласково уговаривала я ее. – Все равно поможет…

Господи, мне кажется, ей уже теперь ничего не поможет. У меня нет и никогда не было детей, но я думаю, что самое страшное горе, которое может случиться в жизни – это потерять своего сына или дочь. В любом возрасте. Поэтому состояние Людмилы я очень даже хорошо понимала.

Мне, не скрою, хотелось узнать, как все-таки погибла Кристина, но расспрашивать сейчас убитую горем мать о таких подробностях? Нет уж, увольте, не до такой степени я любопытна.

Но Людмила вдруг сама начала рассказывать. Видимо, выговориться ей очень хотелось.

– Понимаешь, – говорила она, затягиваясь сигаретой так, что та сразу уменьшилась на четверть, – Кристина ведь, как школу закончила, сразу такой скрытной стала… Раньше такая девочка была мягкая, открытая, а тут… Я понимаю, ей самостоятельности хотелось, доказать мне, что она уже взрослая. Говорила я ей – успеешь взрослой-то набыться, радуйся, пока молоденькая…

Кристине было девятнадцать лет, она после школы поступила в университет, но вскоре бросила его, поступив в училище учиться на бухгалтера. Одновременно с этим она работала в парикмахерской «Волна», закончив четырехмесячные курсы, и была своим положением очень довольна.

Я знала Кристину довольно неплохо, и мне нравилась эта девочка. Конечно, она была еще сопливой, и часто шокировала нас своими категоричными высказываниями, но в ней чувствовались воля и стремление к достижению поставленных целей.

Что очень смущало Людмилу, так это страсть Кристины к деньгам. Нет, она не требовала постоянно от матери новых шмоток и украшений, но готова была идти к богатству любыми путями, часто заявляла, что со временем заработает столько, сколько нам всем и не снилось, но я только посмеивалась над этим. Пусть пробует девочка, в конце концов, такие стремления нужно приветствовать. Ведь она хочет добиться всего сама…

Теперь она уже ничего не попробует…

– Представляешь, он ударил ее, когда она шла домой по парку… – дрожащим голосом продолжала Людмила. – Подкрался сзади и… Это такой кошмар, боже мой! Почему именно она? Ну зачем она в тот вечер вышла из дома? Если бы сидела, ничего бы не случилось!

– Так что, этому придурку было все равно, кого убивать? – пока ничего не понимая, спросила я.

– Ну конечно! А ты что, думаешь, он специально хотел убить мою девочку? – в голосе Людмилы зазвучали нотки ужаса.

– Людочка, я пока ничего не думаю. А что говорит тот придурок?

– Что? Он ничего не говорит, потому что его не поймали…

– Ах вот оно что! А милиция-то что говорит?

– Милиция? Вот милиция и говорит, что не стоило ей так поздно одной возвращаться… Думали даже, что маньяк объявился.

– Маньяк? – удивилась я. – А что, были еще подобные случаи?

– Этого мне не сказали.

– Кстати, Люда, а откуда она возвращалась?

– Ох, да я даже не знаю! – простонала Людмила. – Она мне даже не сказала! Ну как же – шибко взрослой себя считала!

– А что она говорила, когда уходила?

– Сказала, мама, не волнуйся, я скоро вернусь. Говорю, куда ты? А она – я по делу одному схожу. И в дверь – шмыг! Господи, почему она мне не доверилась?

– А кто-нибудь из ее подружек живет в том районе, где ее нашли?

– Насколько я знаю, нет. Но милиция сейчас этим занимается. К кому она могла пойти – ума не приложу!

– Люда, а похороны уже были?

– Да, вчера. Как я это перенесла – не знаю просто! Господи, мне до сих пор не верится… Девочка моя… – Люда вновь принялась плакать.

Я прекрасно понимала, что никакими утешениями здесь не поможешь. Но Людмиле было тяжело оставаться одной. Она буквально вцепилась в мою руку:

– Поленька, ты не уходи, пожалуйста, хорошо? Мне сейчас так тяжко, так тяжко…

Да уж… Врагу такого не пожелаешь.

– Конечно, я останусь, Люд, – вздохнув, ответила я.

– Я сейчас! – Людмила поднялась и прошла в кухню. Вскоре она вернулась с початой бутылкой водки и двумя рюмками.

– Давай помянем мою девочку, – тихо сказала она.

Я молча взяла рюмку. Да, вообще-то я не пью. И, честно говоря, по весьма прозаической причине: у меня аллергия на спиртное. Об этом знали только самые близкие люди, я просто говорила всем, что не пью, потому что не пью. Но сейчас отказываться было невозможно. А я даже «Кларитином» не запаслась!

Вздохнув, я выпила обжигающую жидкость. Господи, как же люди это пьют-то! Быстренько закусила кусочком селедки.

Людмила выпила залпом и закусывать не стала.

«Как бы она не спилась тут с горя!» – мелькнула у меня мысль. Но вслух я ее, разумеется, не высказала.

Людмила сидела, подперев рукой щеку, и бессмысленным взглядом смотрела на портрет дочери.

– Люда… – я вытерла губы и решила поговорить серьезно. О деле. Может быть, хоть это отвлечет Людмилу от черных дум, – Люд… Давай я поговорю с бывшим мужем насчет этого дела? Все-таки он старший следователь УВД. Попрошу, он постарается… Ведь нужно же наказать этого мерзавца!

– А… Тебе не трудно будет это сделать, Поленька? – Людмила вопросительно посмотрела на меня.

– Ну что ты! – успокоила я ее. – Совсем нет. Хоть мы с Жорой и развелись давно, отношения-то сохранили дружеские.

«Иногда даже совсем не дружеские!» – вспомнила я, но говорить об этом не стала.

– …И Жора не раз помогал мне в такого рода делах, – добавила я, почувствовав, что щеки мои покраснели.

Людмила была достаточно хорошо осведомлена о нашей с Ольгой совместной деятельности по расследованию различных преступлений. Одно время мы с ней даже собирались открыть частное сыскное агентство, но потом решили, что от этого один геморрой, и остались сами по себе. Хотя по разным причинам частенько беремся за что-нибудь этакое.

– Так я поговорю? – уточнила я.

Людмила утвердительно кивнула головой. Потом уронила голову на руки и зарыдала. Я вздохнула и наполнила ее рюмку водкой. Руки Людмилу не слушались, и мне пришлось буквально влить водку ей в рот.

Людмила выпила, стуча зубами о стакан, потом, задохнувшись, закрыла лицо руками и отвернулась к окну. Потом, отдышавшись, повернулась ко мне и схватила за рукав.

– П… Поля… – язык у Людмилы уже заплетался. – Я… тебе… буду очень благодарна… если ты поможешь найти этого… этого…

– Я знаю, Люда, – мягко ответила я. – Не нужно больше ничего говорить.

– Нет, ты не поняла… – Людмила покачала головой. – Я не только на словах буду тебе благодарна. Я имела в виду, что обязательно заплачу. Я не знаю, какая у вас с Олей такса в день…

– У нас нет никакой таксы, – мягко перебила я ее, но Людмила снова принялась мотать головой.

– Нет! В общем… Зарабатываю я неплохо, ты знаешь. И мне теперь одной… Зачем они мне теперь, деньги? Девочку мою, конечно, уже не вернешь, но… Хотя бы найти того, кто это сделал! Тут уж я ничего не пожалею!

– Ты погоди, Люда, – пыталась остановить я ее. – Может быть, мне и делать-то ничего не придется! А Ольге тем более. Может быть, милиция и сама хорошо поработает, и все будет выяснено? Я просто попрошу Жору, чтобы он постарался ускорить этот процесс.

– Милиция! – фыркнула Людмила. – Чего они найдут? Больно нужно им!

– Ну это ты зря так, – теперь уж я покачала головой. – Они работают и, между прочим, нормально. Уж я-то знаю, поверь мне! Тем более это убийство – это же не заказуха, которая практически нераскрываема. Думаю, здесь особых проблем не будет.

Я видела, что у Людмилы буквально закатываются глаза. Так, хватит на сегодня разговоров, пусть поспит, отдохнет. От такого горя и в самом деле можно с ума сойти!

– Людочка, мы все решили, и я, пожалуй, пойду. А ты отдыхай.

– Какой мне отдых… – пробормотала Людмила и посмотрела на бутылку водки.

Я набрала в легкие как можно больше воздуха, потом шумно его выпустила и четко, но мягко сказала:

– Люда! Тебе не нужно больше пить. Поверь мне! Я знаю, это звучит жестоко, но жизнь продолжается. Тебе надо выходить на работу, быть побольше среди людей. Время все лечит. А сейчас ложись спать.

Людмила потянулась к бутылке, но рука ее задрожала, и бутылка опрокинулась. Хорошо, что крышка была закрыта. Я успела подхватить бутылку на лету и со вздохом налила Людмиле полрюмки.

– На! – протянула я ей. – И – все! Ложись спать!

Людмила быстро выпила водку и стала клонить голову. Не долго думая, я подхватила женщину на руки – Господи, какая же она легонькая! – и отнесла на диван.

Она что-то пробормотала, переворачиваясь на другой бок и свертываясь калачиком. Я невольно улыбнулась. Потом взяла свою сумку и пошла к двери. Захлопнув ее за собой, я несколько раз подергала за ручку, убедившись, что хорошо закрыла дверь, и пошла на улицу.

Проходя через подземный переход, я не увидела своей знакомой нищенки. Слава богу, мозгов хватило не тусоваться здесь больше. Зато теперь место ее занимал мужичонка с деревянной ногой и прищуренными глазами. Он изо всех сил делал вид, что почти слепой, но это ему плохо удавалось. К тому же от него за версту тянуло перегаром, поэтому денег ему я давать не стала. Хватит! Всем давать – сама по миру пойдешь! Я вот почему-то не стою с протянутой рукой, а работаю, как каторжная!

Выйдя к вокзалу, я вскочила в подошедший троллейбус и поехала прямиком к Жоре Овсянникову, своему бывшему мужу, домой. Обычно я бываю у Жоры крайне редко. Потому что заканчивается это всегда одинаково. Впрочем, что у меня дома, что у него – какая разница? Но сейчас я ехала по важному делу, и мне было не до всяких ля-ля-фа-фа.

Жаль, что сегодня выходной, а то я бы поехала прямо к Жоре в отделение.

Овсянников был бодр и весел. Я поняла это потому, что из-за закрытой двери его квартиры доносилось мурлыканье какой-то песенки, на которые Жора был мастер. Вообще, он очень неплохо пел и даже играл на гитаре. Собственно, мы и познакомились с ним в клубе любителей авторской песни, куда меня затащила сестрица Ольга. Жора был там фаворитом. С Ольгой он уже был знаком, а вот меня в тот день увидел впервые. И почему-то сразу влюбился.

Я много думала над этим: странно, почему именно в меня он влюбился, а не в Ольгу, мы ведь с ней близнецы? Почему на нее он не обращал внимания? Правда, Жора мне много раз пытался объяснить, что дело не во внешности, а в некой ауре, каких-то таких там флюидах, источаемых женщиной, но это Ольга его слушала и согласно кивала, а я как-то этой дребеденью не очень увлекаюсь.

В общем, поженились мы на свою голову. Вернее, на мою. Прожили, правда, недолго. Закончилось все настолько банально, что и говорить не хочется – жена в не совсем, мягко говоря, подходящий момент вернулась домой. А после этого решила, что лучше жить одной, чтобы, в какое время ни вернуться, оно всегда было подходящим.

Я была даже благодарна Жоре за то, что наши отношения закончились подобным образом. По крайней мере, после этого я смогла понять, насколько сильна духом. И теперь, мне кажется, я смогла бы перенести в жизни все, что угодно. Или почти все.

Я, усмехнувшись, надавила на кнопку звонка.

– Иду-у! – послышался бодрый и веселый голос Овсянникова. Интересно, с чего это он так веселится? Не иначе, как хорошо провел ночь. Ой, только бы у него сейчас никого не было. Очень не хотелось бы встречаться с Жориными потаскушками в момент, когда я приехала по важному делу.