Алкаш в газете

– Конечно, – с ехидцей произнес Седой. – Для твоего выдающегося ответственного секретаря детской газеты Алешечкина, имевшего три судимости за изнасилование, действительно все едино.

– Между прочим, он хороший ответственный секретарь. Ты зря так.

– Да бог с тобой! Я и не спорю. Он непотопляем… Видимо, после этой неудачи вы с ним и кинулись во многопрофильный проект под названием «Зеленый змий», одной из составных частей которого, правда, не самой главной, была одноименная газета для пьющих людей, – сказал Седой.

– А что, есть такая газета? – спросил я.

– В том-то и дело, что была… Проект провалился из-за таких, как ты, – ответил Седой.

– Почему? – обиделся я. – Я вот пьющий, и с удовольствием мог бы ее читать.

– То-то и оно, что мог бы! Пьющие, как правило, газет не читают!

– Дело в том, что малопьющие читают что-нибудь посолиднее, а сильно пьющие – вообще не читают, – заметил Чуев. – А наша газета была для умеренно пьющих.

– Ну, таких в России почти нет! – решительно заявил Седой.

Я и Чуев молчаливо согласились с этим мнением.

– Потом у Евгеши было еще несколько проектов газет для деловых людей, – продолжил Седой, – но вся беда в том, что деловым людям не очень нравились эти газеты. Потом еще была газетенка под названием «Секс с Евой». Но то ли читатели уже пресытились и многое узнали за годы реформ об этом достойном занятии, то ли сексуальная мощь издателей пошла на убыль, газетка получилась квелой и вульгарной, прямо как пенис пенсионера… И вот, наконец, Евгений Чуев подумал о душе… Браво, Евгеша! Достойное завершение карьеры газетного издателя!

– Я устал слушать это безобразное огульное охаивание, представленное в виде лекции о новейшей истории местной журналистики, – помпезно отреагировал Чуев. – Поэтому позвольте мне откланяться.

Чуев взял свой «дипломат» с подоконника и с обиженным видом направился в глубь коридора. При этом я интуитивно почувствовал, что в «дипломате» наверняка находится бутылка коньяка.

Тут из дверей, находящихся рядом с кабинетом главного редактора, вышел высокий мужчина лет тридцати пяти – сорока. Он был очень худ и, можно даже сказать, костляв. На мужчине был аккуратный костюм-тройка нежно-серого цвета, который несколько дисгармонировал с его всклокоченной шевелюрой.

Засунув под мышку кожаную папку, мужчина закрыл за собой дверь и, сверкнув в нашу сторону стеклами очков, неспешно направился по коридору.

– Александр, можно вас на минуточку? – окликнул его Чуев и устремился к нему.

Мужчина остановился и дал Чуеву себя догнать. Тот энергично заговорил с ним о чем-то в своей неспешно-булькающей манере. Мужчина посмотрел на ключи в своей руке, потом в глубь коридора, после чего что-то тихо и вежливо ответил Чуеву и отправился своей дорогой. Чуев, однако, не отставал, оббегая своего собеседника то с одной, то с другой стороны. Так они оба скрылись в туалете.

– А это кто? – спросил я у Седого про нового собеседника Чуева.

– Это тоже достопримечательность, можно сказать, звезда местной журналистики. Заместитель редактора нашей газеты Александр Бомберг.

– Про этого я слыхал, – сказал я. – Это тот, кто все о мафии и коррупции пишет? Почитывал я пару раз его статейки. Похоже, он приобрел на них славу борца за справедливость.

– Угу, – сказал, прищурясь, Седой. – Вместе с этой славой он приобрел еще массу приятных мелочей.

– Ты о чем?

Седой не успел ответить, так как двери лифта снова раздвинулись, и из них вышел невысокий субъект с растрепанными волосами и в очках. Он был одет в серую курточку грязных тонов, а под мышкой держал кожаный портфель. Мужичок, мельком глянув на нас, нырнул в кабинет главного редактора.

– Пошли, – сказал Седой, спрыгивая с подоконника. – Нам пора.

– Это что, главный? – спросил я несколько удивленно.

– Да, – ответил Седой, открывая дверь кабинета. – Ирочка, главный у себя? – спросил он у секретарши, ехидно улыбаясь.

Секретарша демонстративно посмотрела у себя под столом и с ухмылкой ответила:

– Да, видимо, у себя. Проходите.

И мы вошли к главному редактору. Его кабинет был квадратным и находился в торце здания, поэтому окна располагались с двух сторон. В углу стоял редакторский стол и кожаное кресло.

– Василий Борисович, – сказал Седой с порога, – это мой приятель Владимир Мальков, медик. Мы о нем вчера с тобой говорили.

– Проходите, садитесь, – редактор улыбнулся, приглашая нас к столу. – Василий Борисович Гармошкин, – протянул он руку.

– Мальков Владимир Александрович, – в ответ представился я.

– Та-ак, – протянул Гармошкин. – Так-так-так…

И принялся сосредоточенно разглядывать поверхность стола.

– Ага! – наконец поймал он мысль. – Значит, так… Концепция любой газеты – вещь непостоянная и часто меняющаяся. Меняется и наша. Довольно пространных полос официоза, сводок и рапортов! Пора повернуться лицом к читателю! А ему наскучил официоз, и я уверен, что он истосковался по живой журналистике, по живому слову… Лицо газеты должно быть человеческим. Пусть на нем отражаются все краски человеческого бытия. Оппоненты говорят мне, что там могут появиться такие цвета, как коричневый… А я отвечаю – пусть и он будет представлен на страницах нашей газеты! Цвет говна и фашизма.

При этих словах Гармошкина мы с Седым переглянулись. Седой откашлялся и сказал:

– Борисыч, ты зря так издалека начал… Володька нормальный мужик, ему и по-простому можно объяснить.

– Да? – Гармошкин снова задумался и постучал костяшками пальцев по столу. – Так… Ага… В общем, нам нужен пестрый калейдоскоп информационного мониторинга, в том числе, конечно, и медицинский. Читатель должен найти для себя в газете все, что ему хочется. На разный вкус. А поскольку читатели являются зачастую и больными людьми, то их, естественно, медицинская тема очень интересует. Пусть они узнают как можно больше о болезнях и способах их лечения! Пусть они узнают о той профилактике, которую они могли бы проводить, не допуская болезни! В связи со всем вышеизложенным мы хотели бы открыть в нашей газете медицинскую колонку… Попробуйте, мой дорогой! Попробуйте!.. Исходя из нашей сегодняшней беседы я понял, что у вас получится… В конце концов, ваш товарищ опытный журналист, и он вам поможет. На всякий случай мы возьмем вас на один месяц испытательного срока. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы выяснить все ваши творческие потенции.

Я не понял, исходя из чего у Гармошкина сложилось мнение о том, что у меня все получится, так как за время нашей беседы, кроме своего имени, я ничего не произнес, но в то же время я решительно пришел к выводу, что медицинская колонка газете пригодилась бы. В первую очередь самому редактору.

– Кстати, – спросил меня Гармошкин. – Леонид сказал, что вы уже не практикуете как врач. Интересно, кем же вы работали в последнее время?

– Частным детективом, – ответил я.

– Угу… Очень интересно. Врач и частный детектив, га-га-га! – живо отреагировал главный редактор. – Очень, очень смешно, – сказал он с серьезной физиономией. – Я думаю, с завтрашнего дня вы можете приступать к исполнению своих обязанностей. Курировать вас будет господин Борисов. Очень приятно было пообщаться, надеюсь, что работать будет еще приятнее.

Я молча пожал руку Гармошкину и вместе с Седым покинул кабинет.

– Слушай, – спросил я у него, когда мы снова оказались у окошка и закурили, – а он, случаем, не… того?

– Нет, он нормальный мужик. Просто поговорить любит.

– А как же он к вам попал?

Седой выпустил струю дыма и скептически посмотрел на меня:

– Так же, как и ты. Предложили, а он и согласился.

– Но все-таки должность главного редактора… – начал я было объяснять свое недоумение.

– Должность главного редактора – это номенклатурная должность, – перебил меня Седой. – А Гармошкин как раз фигура номенклатурная. Неужели ты думаешь, что пост главы газеты с тридцатитысячным тиражом могут предложить случайному человеку, никем не контролируемому?

– Понятно, – сказал я. – Должен тебе сказать, что для первого дня знакомства с газетой с меня достаточно.

– Как это достаточно?! – категорически возразил Седой. – Сейчас мы пойдем ко мне, и я буду объяснять, что ты должен будешь делать в ближайшее время как ведущий медицинской колонки.

И потащил меня в свой кабинет. Остаток дня мы с ним провели в составлении плана материалов для моей колонки на ближайшие несколько номеров газеты.

Седой отверг мое желание начать рубрику с психиатрической тематики. Мы решили остановиться на теме грядущего пляжного сезона и связанных с ним проблемах.

Ближе к вечеру в кабинете появилась разбитная деваха с копной черных кучерявых волос, одетая в джинсы и сиреневую блузку. Деваха представилась мне как Лена Капитонова. Я поднялся из-за стола и с максимальной галантностью, которую позволял мне мой большой живот, поцеловал ей ручку.

– Боже мой, какой душка! – произнесла девица с видом максимального удовлетворения.

Она плюхнулась в кресло, заложила ногу на ногу и закурила.

– Ленчик, где ты откопал такую прелесть? – спросила она у Борисова, кокетливо глядя на меня.

– Оставь в покое этого пожилого толстого мужчину, не то он разволнуется до одышки. Лучше объясни мне, старая шалава, как так получилось, что ты чуть не сорвала выпуск номера, кинув Савраскина со статьей!

– Этот старый ишак!.. – громко начала Лена и тут же с извиняющейся улыбкой посмотрела на меня, как будто речь шла обо мне. – Я что, виновата, что ли, если этот придурок заказал статью, не назвав конкретного срока? Потом выяснилось, что сдать ее нужно сегодня. А мне надо было проверить пару фактов…

– А без фактов ты ему не могла сварганить? Почему я должен за тебя отдуваться, в темпе сочиняя материал и выслушивать всякую херню?

– Ленчик! Миленький! Тебя заставили работать!.. – засюсюкала вдруг Капитонова и зачмокала губами. – Иди сюда, мамочка тебя пожалеет!

– Я с малолетками и нимфоманками дела не имею, – отрезал Седой. – А пожалеешь ты меня в следующий раз, когда будешь отдуваться за меня в таком же режиме и под таким же словесным давлением Савраскина.

– Ленчик, но ты же у нас умненький! А я живу одним днем, я такая! – Капитонова откинулась в кресле и замотала ножкой.

Седой тяжело вздохнул и отвернулся к компьютеру. «Вы здесь, похоже, все такие… – резюмировал я про себя. Подумав еще немножко, я добавил так про себя: – Вот поработаю здесь, и я таким же стану…»

– Так, думаю, что нам пора, – сказал Седой, выключая компьютер. – Все остальное завтра. Завтра с утра продолжим обсуждение, а сейчас пошли отсюда, пива попьем.

– Ой, мальчики, а можно я с вами? – бросила на нас взгляд Капитонова. – Так пива хочется.

– Пошли, но с одним условием – ты платишь за себя, – сказал Седой.

– Фу, какой ты противный! – замахала на него руками Капитонова. – Ну, подумай сам, откуда у меня деньги… на пиво?

– Меня это не волнует! Назвалась феминисткой – будь ею до конца!

– Я извиняюсь, – встрял я в милую беседу Седого с Еленой, – но ты не так давно назвал Лену нимфоманкой, а сейчас называешь феминисткой?…

Седой окинул скептическим взглядом меня, потом ироническим Елену и сказал:

– То или иное ее состояние зависит от того, есть у нее деньги или нет. Если деньги есть – она феминистка, если же нет – нимфоманка.

– Вот мерзавец! – возмущенно констатировала Капитонова. – Ты мне всю репутацию испортишь! Какого мнения будут обо мне люди?!

– Ладно, – примирительно сказал Седой. – Пошли! Угостим тебя пивом, тем более что сегодня Володька башляет.

Мы вышли втроем из кабинета и на лифте спустились вниз. Вместе с нами в лифте ехал уже знакомый мне Александр Бомберг.

Похоже, замредактора Бомберг был не слишком разговорчивый товарищ вообще. Пока лифт опускал нас с шестого этажа на первый, Капитонова умудрилась отпустить такое количество комплиментов по поводу внешнего вида и прочих достоинств замредактора, что любой зрелый мужчина обязательно одарил бы даму благодарной улыбкой. Однако Бомберг ограничился какими-то не-внятными замечаниями, которые он произнес тихим вкрадчивым голосом.

Он первым выскочил из лифта, вынимая на ходу ключи от автомобиля. Когда же мы выходили на улицу, он уже, пискнув сигнализацией, усаживался в машину.

– А журналистика, наверное, доходный бизнес, – обратился я к Седому, – если заместитель редактора может себе позволить ездить на «БМВ».

Седой внимательно посмотрел в сторону тронувшейся с места машины Бомберга и ответил:

– Любой бизнес, Вова, определенные люди могут сделать доходным.

– Ладно вам, завистники! – улыбнулась Капитонова. – Ну, пускай иномарка, но ведь не новая же… И вообще Санечка сегодня какой-то грустный, видать, неприятности у него.

Мы и представить себе не могли, насколько слова Елены окажутся пророческими. Не успели мы пройти и десяти метров от стоянки у издательства, как были потрясены звуком мощнейшего взрыва, раздавшегося позади.

С крон деревьев на нас посыпались сорванные взрывной волной листья и ветки. Все это сопровождалось звоном. Лишь секундой позже я сообразил, что это звенят стекла окон близлежащих зданий, выбитые взрывной волной. Одно из стекол упало недалеко от нас и, вдребезги разбившись, поранило Лену Капитонову. Один из осколков попал ей в ногу.

Капитонова вскрикнула, ухватившись за порезанное место, но, так же как и мы, не отрывала взгляда от завораживающего зрелища – горевшей автомашины Александра Бомберга. Автомобиль взорвался, не успев выехать на проезжую часть. Лишь по счастливой случайности взрыв не задел другой автомобиль – бежевую «шестерку», которую Бомберг пропускал, выезжая со стоянки. В момент взрыва она удалилась от «БМВ» уже на безопасное расстояние. После взрыва водитель остановил машину. Остановились также все прохожие, находившиеся в этот момент на набережной, и еще две машины поодаль. Все молча и без движения наблюдали за отчаянными всплесками пламени, вырывающимися из взорванной иномарки. Спешить на помощь пострадавшему было бессмысленно. Машина была совершенно разворочена, а водитель наверняка был уже мертв.

Наконец во мне проснулся врач, и я, оторвав глаза от ужасного зрелища, обратился к Елене:

– Покажи, что у тебя там.

Я задрал мокрую от крови штанину джинсов и осмотрел порез.

– В общем, ничего страшного. Ты чем пользуешься – тампонами или прокладками?

– Прокладками, – удивленно ответила Лена.

– Давай сюда одну.

Капитонова залезла в сумку и вытащила оттуда упаковку. Я приложил к ране прокладку и привязал носовым платком. На удивление быстро раздался вой милицейских сирен. Скорее всего, оперативно сработали сотрудники издательства, которые наблюдали за происшедшим из разбитых окон своих кабинетов. С разных сторон к издательству подъ-ехали две милицейские машины – «уазик» и «жигуленок». Еще через минуту прибыли пожарные. Обе службы принялись заниматься своими делами: милиция отгоняла зевак, огораживая площадку по западной моде лентой с надписью «Милиция», пожарные же принялись тушить горящий автомобиль. Последними приехали мои коллеги – медицинские работники. Впрочем, делать им особо было нечего. «БМВ» Бомберга взорвался между двумя другими автомобилями, стоявшими на стоянке – «девяткой» и старым «Москвичом». Обе машины изрядно пострадали, однако именно они уберегли прохожих от последствий взрыва, приняв удар на себя.

К нам подошли два сержанта и вежливо попросили отойти в сторонку. Как очевидцам происшествия нам было предложено дать показания следственной группе. Помогая раненой Капитоновой передвигаться, мы угрюмо побрели в сторону «уазика».

Следующие несколько часов мы провели в обществе милиционеров, рассказывая о произошедшей на наших глазах трагедии. Собственно, рассказать мы смогли не очень-то много. Однако рассказ пришлось повторить несколько раз разным чинам, калибр которых с каждым часом укрупнялся. Наконец, когда на улице стемнело, а стрелка часов перевалила за полночь, милиция, опросив почти весь присутствующий на месте журналистский коллектив, завершила свою работу. Потихоньку редакция опустела.

Мы сидели втроем с Седым и Капитоновой в их комнате, из разбитых окон которой в помещение врывался свежий майский ветерок, и устало курили.

– Допрыгался Александр, – сказал наконец Седой, подводя итог затянувшемуся молчанию. – Опять влез в какое-нибудь темное дело.

– Он был классный парень и хороший журналист, – утирая слезы маленьким платочком, проговорила Елена. – Лучшим из нас…

Седой никак это не прокомментировал, лишь бросил на Капитонову хмурый взгляд, потом сказал:

– Ладно, пошли, дома будешь плакать. Время уже позднее. Завтра менты наверняка опять нагрянут… Эх, начались горячие денечки! – Седой вздохнул и поднялся с места.

Когда мы вышли из здания издательства, Борисов выразил желание проводить Капитонову домой. Я же, распрощавшись с ними, пошел неспешно восвояси. Мне жутко захотелось выпить, и я в одном из ночных торговых павильончиков на набережной купил бутылку мартини и содовую.

Придя домой, я первым делом смешал коктейль и, выпив приличную дозу, всерьез подумал о том, в какое дерьмо я попал. Черт, угораздило этого придурка Седого устроить меня на такую работу! Да и меня самого нелегкая так и подмывала влипнуть в темную историю. Однако после того как я допил коктейль, успокоив свои нервишки, решил: «Что случилось, то случилось».

ГЛАВА 3

На следующий день утром я встал поздно, так как забыл включить будильник. Собственно, я и не ставил себе целью прийти в редакцию рано.

Я не спеша позавтракал, влил в себя остатки вчерашнего коктейля и в издательство прибыл в районе часа дня. Каково же было мое удивление, когда, едва переступив порог кабинета Седого с Капитоновой, я был подвергнут раздраженным словесным атакам Седого.

– Ты где, черт возьми, шляешься? – вскочил он с места. – Или ты вообще утром на работу приходить не можешь?

Я не нашел что возразить непонятно чем раздраженному Седому и просто спросил:

– А что, собственно, случилось? Уж не покушались ли на главного редактора? Жив ли господин Гармошкин?

– Жив, – буркнул Седой. – И очень хочет тебя видеть.

– Зачем?

Седой сел за стол и сделал вид, что погружен в рассмотрение каких-то бумаг. Спустя некоторое время он поднял на меня глаза и сказал:

– Ну, в общем, есть у него к тебе разговор. Иди, сам все узнаешь.

Я не стал мешкать и направился в кабинет главного редактора.

– Добрый день, – сказал я читающей газету секретарше. – Гармошкин сейчас свободен?

– Свободен, – ответила Ирина, оторвавшись от чтива. – Ждет вас.

Очутившись в кабинете главного редактора, я застал его хозяина в весьма плачевном состоянии. Похоже, события вчерашнего вечера более чем отрицательно сказались на Гармошкине. Видать, он провел бессонную ночь, о чем говорили обширные круги под глазами. Ежик его волос поник, как колосья хлеба после града. В пепельнице уже было полно окурков. В момент моего появления Гармошкин с кем-то говорил по телефону, стараясь быть по максимуму односложным. «Да… Нет… Пока не знаю… Как только что-то будет, я тут же сообщу… Договорились… Пока». Гармошкин, скривясь, положил трубку. Физическое состояние, и этот разговор, и все окружающее его не доставляло ему никакого удовольствия. Он все делал через силу.

Тем не менее, завидев меня, он оживился.

– Я ждал вас, – начал он многообещающе, как только я устроился в кресле. – Владимир Александрович, мне нужна ваша помощь.

– Да, пожалуйста… – с готовностью сказал я. – Речь идет о моей работе?

– Да… Но не совсем в том плане, о котором мы вчера говорили. Понимаете… – Гармошкин немного помолчал, закурил, потом продолжил:– Все эти вчерашние ужасы, и все, что за этим последует… В общем…

На удивление, он никак не мог найти подходящих слов.

– В общем, все это непросто и неоднозначно. Боюсь, что эхо этого взрыва затронет многих и многое в нашей жизни…

– Василий Борисович, вы не могли бы покороче и сразу к сути дела? Я вас не совсем понимаю.

– Да-да, – сказал Гармошкин, тут же скривившись, как от зубной боли. – Я пока еще не предполагаю, где искать корни вчерашнего преступления, но считаю, что, как редактор, я имею право заказать собственное расследование происшедшего. В связи с этим прошу вас взяться за это дело. Нет-нет, не перебивайте меня! – тут же остановил он мое желание возразить. – Вчера я много думал и случайно вспомнил, что вы обмолвились о вашей прежней работе детективом. Я сначала счел, что это шутка… Но сегодня, поговорив с Леонидом Борисовым, я понял, что вы действительно классный специалист. По крайней мере, именно такой вывод напрашивается из дел, которые вы раскрыли. Я навел справки еще и по некоторым милицейским каналам. Там мне сказали, что ваша фамилия действительно фигурировала во многих громких делах. И хотя вы держались в тени, милиционеры все же подтвердили, что именно вы стояли за раскрытием всех этих дел. Поэтому я очень вас прошу, помогите мне и будьте уверены, что я в долгу не останусь.

Гармошкин закончил свою речь и как бы в подтверждение этого загасил сигарету в пепельнице.

Моим первым желанием было сразу же категорически отказаться. Однако вид Гармошкина был настолько удручающим, что я не решился сказать «нет». Наверное, главный редактор все-таки искренне переживал смерть своего сотрудника и вправе был во всем разобраться. Но я все-таки попытался отклонить предложение Гармошкина.

– Видите ли, я не хочу, чтобы вы меня поняли неправильно, – начал я. – Я не хапуга, но расследование – дело дорогое и может затянуться надолго. Я не уверен, что это вам экономически по силам…

– Да-да, – медленно покачивая головой, произнес Гармошкин. – Борисов говорил мне о ваших расценках. Думаю, что сто пятьдесят долларов в день я потянуть смогу. У меня есть полное моральное право воспользоваться резервным фондом редакции. Пока же я лично прошу вас заняться этим. Только сразу договоримся: кроме меня, вас и вашего друга Борисова, об этом знать никто не должен.

Я посидел в раздумьях минуты две-три, потом заговорил:

– Хорошо. Я согласен при следующих условиях – сто пятьдесят долларов в день плюс расходы. Однако я не могу гарантировать вам результата. Вы же оставляете за собой право прервать расследование и расторгнуть нашу договоренность в любой день.

Гармошкин взъерошил свои волосы, видимо, для стимуляции мыслительной активности.

– Хорошо. По рукам. Считайте, что с сегодняшнего дня вы на работе.

– И еще, – добавил я. – У меня есть друзья, которые иногда мне помогают в расследовании. Надеюсь, вы не будете против, если я введу их в курс дела?

– Вам виднее, – устало произнес Гармошкин. – Но обо всем в первую очередь докладывайте мне и продолжайте находиться в редакции под видом колумниста. Кстати, приказ о вашем зачислении на работу я уже подписал. Думаю, это будет для вас неплохой «крышей»…

Я кивнул головой в знак согласия и вышел из кабинета.

Зайдя в комнату к Седому, который в одиночестве сидел за компьютером, я плюхнулся в кресло и закурил.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Седой. – Договорились?

– Договорились, – сказал я.

– Ну и дурак, – сказал Седой. – В это дело лучше не ввязываться.

– Странно это слышать от человека, – бросил я на Седого злобный взгляд, – который расхваливал меня своему начальнику как частного детектива.

– А я не расхваливал. Я просто сказал правду. Что было, то было.

– Вообще, честно говоря, у него был такой вид, что я не смог отказать, – признался я.

– Ну, все правильно… Ты же у нас добрый и умный, – съязвил Седой. – И что же ты думаешь делать?

– Пока не знаю. Но, коли уж ты втравил меня в это дело, от тебя потребуется помощь.

– Да я завсегда…

– Ты вчера сказал несколько странных фраз, которые надо бы расшифровать.

– Это какие же? – спросил Седой, закуривая.

– Ну, например, что ты имел в виду, когда говорил что-то о доходном бизнесе погибшего?

– Скажу тебе откровенно – никаких фактов у меня нет. Но почти все знают, что Бомберг был не только хорошим журналистом. Он умел раскапывать факты и собирать материал по самым неожиданным и сложным делам. С другой стороны, он умел все полученные факты использовать в своих интересах. Были случаи, когда Бомберг публиковал статьи в газете, которые являлись разгромными для той или иной компании, того или иного политического деятеля или известного бизнесмена. Однако впоследствии было немало косвенных указаний на то, что эти статьи в значительной степени были выгодны конкурентам тех, на кого Бомберг наезжал. В общем, сколько я знал Александра, эти слухи за ним тянулись всегда. В конечном счете, можно на это обращать внимание, можно и не обращать – некоторые считают это просто завистью, – но Александр был состоятельным человеком. Даже при его гонорарах и должности заместителя редактора сложно купить себе иномарку. Да и вообще – жил он в хорошо обставленной квартире в центре города, прилично одевался… Однако все свои дела Бомберг обделывал очень аккуратно. Скорее всего, у него есть достаточно высокие покровители. А может быть, он умело лавировал между ними. Все эти свои худшие подо-зрения насчет Бомберга я бы никогда не стал излагать, если бы не его смерть.