Теория государства

45

В X в. Английские короли Этельстан (924—939 гг.) и Эдгар (959—975 гг.) называли себя императорами. Их примеру последовал Кнуд I Великий (1016—1035 гг.), со временем ставший королем также Дании и Норвегии. В X—XII вв. короли Астурии, Леона, Кастилии и Наварры использовали титул Imperator totius Hispaniae. Объявляя себя императорами, короли закрепляли свое верховенство, соответственно, в Англии или Испании и свою независимость.

С XVI в. Русские монархи стали титуловаться царями. Царский («цезарс-кий») титул был равен императорскому.

46

Мирные договоры были подписаны 24 октября 1648 г. В Мюнстере и Оснабрюке.

47

Франция и Швеция территориально приросли за счет Империи. От последней также были окончательно отторгнуты Швейцария и северные Нидерланды.

48

Прокопьев А. Ю. Германия в эпоху религиозного раскола. 1555—1648 гг. СПб., 2002. С. 330.

49

В XVIII в. это стало свершившимся фактом. Вольтер заявлял, натурально издеваясь, что она, дескать, уже и не «священная», и не «римская», и не «империя». А Самуэль фон Пуфендорф и вовсе назвал ее «монстром»…

В 1804 г. Император Франц II, реагируя на учреждение императорского правления в республиканской Франции и захватнические планы Наполеона I относительно Германии, провозгласил себя императором в своих наследственных владениях (Австрии, Богемии, Венгрии и пр.). Таким образом, он создал новое государство (Австрийскую Империю). Точнее завершил создание – фактически его сформировали в XVII—XVIII вв. А в 1806 г., будучи совершенно бессильным остановить наполеоновскую экспансию, Франц II распустил Sacrum Imperium Romanum (в его последнем манифесте говорится про Deutsches Reich).

50

В международном праве различается официальное признание de jure(полное и окончательное признание), выражающееся, в первую очередь, в установлении дипломатических отношений (обмене дипломатическими представительствами и пр.), признание de facto, как правило, не влекущее установления дипломатических отношений, реализуемое путем участия признаваемых субъектов в международных конференциях, многосторонних договорах, международных организациях, и признание ad hoc – временное или разовое признание.

51

Тут уместно процитировать Гегеля: «[…] ein Staat ist folglich gegen den anderen in souveräner Selbständigkeit. Als solcher für den anderen zu sein, d. i. von ihm anerkannt zu sein, ist seine erste absolute Berechtigung. Aber diese Berechtigung ist zugleich nur formell und die Forderung dieser Anerkennung des Staats, bloß weil er ein solcher sei, abstrakt; ob er ein so an und für sich Seiendes in der That sei, kommt auf seinen Inhalt, Verfassung, Zustand an, und die Anerkennung, als eine Identität beider enthaltend, beruht ebenso auf der Ansicht und dem Willen des anderen» («[…] каждое государство обладает суверенной самостоятельностью по отношению к другому. Быть таковым для другого, то есть быть признанным им, есть его первое абсолютное право. Но вместе с тем это право лишь формально, и требование государством этого признания только потому, что оно есть государство, абстрактно; есть ли оно в самом деле нечто в себе и для себя сущее, зависит от его содержания, строя, состояния, и признание как содержащее в себе тождество обоих моментов столь же зависит от воззрения и воли другого государства»). И далее (в примечании): «Sowenig der Einzelne eine wirkliche Person ist ohne Relation zu anderen Personen […], so wenig ist der Staat ein wirkliches Individuum ohne Verhältnis zu anderen Staaten… Die Legitimität eines Staats und näher, insofern er nach außen gekehrt ist, seiner fürstlichen Gewalt ist einerseits ein Verhältnis, das sich ganz nach innen bezieht (ein Staat soll sich nicht in die inneren Angelegenheiten des anderen mischen), – andererseits muß sie ebenso wesentlich durch die Anerkennung der anderen Staaten vervollständigt werden. Aber diese Anerkennung fordert eine Garantie, daß er die anderen, die ihn anerkennen sollen, gleichfalls anerkenne, d. i. sie in ihrer Selbständigkeit respektieren werde, und somit kann es ihnen nicht gleichgültig sein, was in seinem Innern vorgeht» («Так же как единичное, человек не есть действительное лицо вне его отношения к другим лицам […], так и государство не есть действительный индивид вне его отношения к другим государствам… Легитимность государства и, конкретнее, поскольку оно обращено вовне, легитимность его государевой власти есть, с одной стороны, отношение, которое полностью обращено вовнутръ (государство не должно вмешиваться во внутренние дела другого государства), с другой стороны, эта легитимность должна столь же существенно быть дополненной признанием других государств. Но это признание требует гарантии, что государство в свою очередь признает государства, которые должны признать его, то есть будет уважать их самостоятельность, а тем самым им не может быть безразлично то, что происходит внутри его») (Hegel G. W. F. Op. cit. S. 337—338; Гегель Г. В. Ф. Указ. Соч. С. 365).

52

Здесь я использовал (усилив) некоторые формулировки Юргена Хабермаса. Оригинальный текст такой: «Суверенно лишь такое государство, которое может внутри себя поддерживать спокойствие и порядок, а вовне de facto защищать свои границы. Во внутренних делах оно должно умело подавлять конкурирующие проявления силы, а в международных утверждать себя в качестве равноправного конкурента» (Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. М., 2001. С.201 – 202).

Нужно учитывать, что Хабермас, будучи критиком суверенитета, в этом тезисе излагал, разумеется, не свою точку зрения, а некое «общее мнение» (основанное, по его уверениям, на идеях Карла Генриха Маркса и Максимилиана Карла Эмиля Вебера). Как и в случае Маритена, неприятие идеи суверенитета не помешало выделить суть и облечь ее в емкие формулировки…

53

«„Гуманитарное вмешательство“, одностороннее или многостороннее, государственное или межправительственное, осуществляется с использованием вооруженных сил или дипломатического давления [выделено мной. – В. И.] для прекращения существенных нарушений прав человека, ставящих под угрозу жизнь множества людей» (Беттати М. Право на вмешательство – смысл и значение// http://www.hrights.ru/text/b6/Chapter7.htm).

Доктрина гуманитарных вмешательств основывается на специфическом толковании Устава ООН 1945 г. (http://www.un.org/ru/documents/charter/index.shtml) и Декларации Генеральной Ассамблеи ООН о принципах международного права, касающихся дружественных отношений между государствами в соответствии с Уставом ООН 1970 г. (http://daccessdds.un.org/doc/RESOLUTION/GEN/NR0/351/54/IMG/NR035154.pdf?OpenElement). «Все Члены Организации Объединенных Наций воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с Целями Объединенных Наций» – гласит п. 4 ст.2 Устава. А в Декларации говорится, что «ни одно государство или группа государств не имеет права вмешиваться прямо или косвенно по какой бы то ни было причине во внутренние или внешние дела любого другого государства. Вследствие этого вооруженное вмешательство и все другие формы вмешательства или всякие угрозы, направленные против личности государства или против его политических, экономических и культурных основ, являются нарушением международного права». Утверждается, что Устав и Декларация запрещают вмешательство, направленное против территориальной целостности и политической независимости. А вмешательство с целью защиты прав человека, в первую очередь права на жизнь, не только не запрещено, но, по сути, предписано всем корпусом «право-человеческих» международных актов. «Гуманитарная катастрофа» (голод, эпидемия, геноцид и пр.) никогда не может считаться чисто внутренним делом того или иного государства. И международное сообщество (читай – державы) обязано вмешиваться ради ликвидации ее последствий, предотвращения эскалаций.

На практике, естественно, гуманитарные вмешательства осуществлялись и осуществляются не только и подчас не столько ради борьбы с гуманитарными катастрофами, но и для решения политических и экономических задач и /или поддержания державного статуса.

54

Можно называться империей и таковой не являться и, соответственно, не принимать этого названия, но быть империей по факту. Например, Бразилия с 1822 по 1889 г. Именовала себя империей, по сути, не имея для этого оснований. Франция в XVII—XX вв. была империей вне зависимости от того, называлась ли она королевством, республикой или империей.

55

См. подробнее: Гринин Л. Е. Национальный суверенитетв век глобализации//Суверенитет. Трансформация понятий и практик/Под ред. М. В. Ильина, И. В. Кудряшовой. М., 2008. С. 120—121.

56

Oppenheim L. International Law. A Treatise. Vol. I. Peace. New Jersey. 2005. P. 135.

57

http://www.oas.org/juridico/english/treaties/a-40.html.

58

В настоящее время в ООН входит 192 государства-члена.

59

http://www.un.org/russian/question/faq/fs2.htm.

60

Там же.

61

В 1973 г. В ООН были приняты Германская Демократическая Республика (ГДР) и Федеративная Республика Германия (фрг). Этому предшествовала официальная договоренность руководства ссср, США, Великобритании и Франции о согласованной поддержке заявок ГДР и фрг. При этом, к примеру США признали ГДР только в 1974 г.

62

Тезис о том, что членство в ООН является «квалифицирующим» признаком формального государства, находит свое подтверждение применительно к Израилю, который состоит в Организации, хотя и не признается большинством арабских и мусульманских государств.

63

При созДании ООН по совокупности политических причин в ее состав были приняты ряд «негосударств»—Украина и Белоруссия (субъекты ссср), Австралия, Канада, Новая Зеландия и Южная Африка (британские доминионы), Индия (британское владение) и Филиппины (американская commonwealth). Членство в Организации не сделало их государствами, поскольку таковыми они никем не признавались. То есть формальный государственный статус принятия в ООН окончательно конституирует тогда, когда он «предварительно» конституирован признанием другими государствами, в первую очередь державами (и когда полностью оформлено отделение от «материнского» государства, от метрополии). Но это признание не может быть произвольным. Оно должно опираться на нормы международного права, в том числе на Устав ООН, фиксирующий принцип территориальной целостности и нерушимости границ государств (п. 4. Ст.2).

На процессе против бывшего президента Югославии и Сербии Слободана Милошевича в Международном уголовном трибунале по бывшей Югославии обвинение опиралось на Конвенцию Монтевидео, доказывая государственный статус Хорватии в октябре 1991 – мае 1992 г., то есть между вступлением в силу Декларации о независимости этой бывшей югославской республики и ее принятием в ООН. Таким образом, обосновывался международный характер югославо-хорватского конфликта. Судьи согласились с обвинением. Между тем самопровозглашенная Хорватия была признана США и пр. В нарушение Устава ООН. Другое дело, что потом это беззаконие было легализовано решением о ее принятии в Организацию. В любом случае до мая 1992 г. Хорватия формально не являлась государством.

64

Вадим Цымбурский, отталкиваясь от открытой в спорах юристов диалектики факта суверенитета и его внешнего признания, предложил различать «суверенитет факта» (когда реальное властвование закладывает основу внешнего признания суверенитета) и «суверенитет признания» (когда суверенная власть создается признанием со стороны инстанций, на которые не распространяется, – создается как власть формально самостоятельная по отношению к этим инстанциям, имеющая свои «неотъемлемые права», т. е. когда суверенитет рассматривается как функция международного права). «В играх политического суверенитета […] то или иное право на суверенность берет верх не потому что „так должно быть“, а лишь постольку поскольку мобилизация и конъюнктура дают результат, подходящий под фрейм суверенитета в том или другом из описанных воплощений: с конвертацией или «факта» в «признание», или «признания» в «факт». На языке политики как таковом, если не подменять его языком юриспруденции, бессмысленно утверждать, что суверенитет должен возникать из реальной власти или из принятия субъекта в круг суверенов – политик знает, что на практике бывало, и бывает, и будет как первое, так и второе, по обстоятельствам места и времени» (Цымбурский В. Л. Идея суверенитета в российском, советском и постсоветском контексте www.intelros.ru/subject/karta_bud/2445-v.l.—cymburskijj.—ideja-suvereniteta-v.html).

На мой взгляд, однако, конвертировать «признание» в «факт» невозможно. «Факт» – он или есть, или его нет. Если политическая организация, пусть даже признанная государством другими государствами и принятая в ООН, не способна подтвердить свои претензии на фактический суверенитет или тем более вообще не претендует на него, то о государстве в полном смысле говорить не придется. Например, признание Косово государством со стороны США и др. Не сделало его государством, точнее, сделало только формальным государством. И то не в полной мере, ведь в ООН оно не принято и вряд ли будет принято.

65

В 2008 г. Россия признала формальный суверенитет АбхАзии и Южной Осетии, бывших грузинских автономий. Если у первой еще есть некоторые ресурсы для самостоятельного, то есть собственно государственного существования, то у второй таковые полностью отсутствуют. Однако в сложившейся тогда ситуации у нас просто не было иного выбора. В начале 1990-х гг. эти территории законно отделились от Грузии (до того как та стала государством), отстояли свою независимость от нее в вооруженных конфликтах и в конечном итоге стали фактическими российскими протекторатами (продолжая официально признаваться мировым сообществом территориальными единицами Грузии). Значительная часть их жителей получила наше гражданство. Попытка Грузии в августе 2008 г. Силовым образом восстановить свой контроль над Южной Осетией вылилась в акты агрессии и геноцида – ее вооруженные силы атаковали наших миротворцев, дислоцированных в Цхинвале, совершили многочисленные убийства мирных российских и южноосетинских граждан и пр. Последующие события, вошедшие в историю как «Принуждение к миру», или Пятидневная война, создали новую политическую реальность, нуждавшуюся в соответствующем правовом оформлении. Россия, по понятным причинам, не могла включить Южную Осетию, а тем более Абхазию в свой состав. Но и продолжать номинально признавать их составными частями Грузии тоже было нельзя. Чтобы легализовать постоянное присутствие российских войск и пр., пришлось признать фактические протектораты формальными государствами.

66

Предвижу возражения относительно процветающего Тайваня. Допустимо, конечно, полагать, что проблем у него нет. Но только сам Тайвань так, разумеется, не считает. Иначе бы с 1993 г. не предпринимал регулярные попытки вернуться в ООН и не тратил бы огромные средства на фактическую покупку признания у разных мелких государств.

67

Через состояние «несуверенного государства», а значит, во всех смыслах «негосударства», в свое время прошли британские протектораты и доминионы (так, Канада стала членом ООН в 1945 г., но окончательную политическую независимость от Лондона обрела лишь в 1982 г.) и аналогичные владения других колониальных империй и т. п. «Несуверенное государство возможно только в союзе с суверенным [то есть с собственно государством. – В. И.], его территория и население должны поэтому занимать двойственное положение: они всегда должны в то же время составлять территорию и население другого государства» – так очень точно высказался Еллинек по поводу современных ему (конец XIX в.) протекторатов и пр. Одновременно он, правда, ошибочно указал на возможность, если угодно, «суверенной зависимости», когда метрополии, протектору предоставлены «только установленные договором полномочия», а не «господство» (Еллинек Г Указ. Соч. С.706).

Вообще, рассуждения о возможности «внутреннего суверенитета» при отсутствии «внешнего», хотя бы «частичного», представляются верхом абсурда. Если нет «внешнего суверенитета», то нет и «внутреннего» – нет никакого суверенитета. Нет государства. Есть территориальное образование, находящееся под властью государства, но по какой-то причине не включенное в его состав или включенное на неких специфических условиях или уже выводимое из его состава государства (как те же доминионы) либо объективно не способное к государственному существованию, но по совокупности исторических и политико-конъюнктурных причин принимаемое за государство.

68

«Der Bund kann durch Gesetz Hoheitsrechte auf zwischenstaatliche Einrichtungen übertragen», то есть «Федерация может законом передавать свои суверенные права межгосударственным учреждениям» – гласит п. 1 ст. 24 Основного Закона Федеративной Республики Германии (фрг) 1949 г. (http://www.gesetze-im-internet.de/bundesrecht/ gg /gesamt.pdf; http://www.constitution.garant.ru/DOC_3864885.htm). Государство провозгласило свое право отказываться от государственного статуса…

Прямо противоположный подход изложен в ст. 152 Иранской Конституции 1979 г. (http://mellat.majlis.ir/archive/1383/10/15/law.htm): «Внешняя политика Исламской Республики Иран основана на отрицании всяческого господства над Ираном либо со стороны Ирана, сохранении независимости во всех сферах и территориальной целостности, защите прав всех мусульман и непринятии на себя обязательств перед гегемонистскими державами и на мирных взаимоотношениях с государствами, не имеющими враждебных намерений в отношении Ирана». И далее: «Запрещается заключать любой договор, который привел бы к установлению иностранного господства над природными и экономическими ресурсами, культурой, армией и другими сферами жизни государства» (ст. 152 – 153).

69

Провалы референдумов по утверждению Договора о введении Конституции для Европы (т. н. «Евроконституции») —в Нидерландах и Франции в 2005 г. И Лиссабонского договора о внесении изменений в Договор о Европейском союзе и Договор об учреждении Европейского сообщества – в Ирландии в 2008 г. привели было к консервации «промежуточного» статуса ЕС. Впрочем, в 2009 г. Ирландия переголосовала и Лиссабонский договор ввели в действие…

70

Это бы усложнило, «утяжелило» описания правления, не добавив ничего по сути.

71

Аристотель. Политика. Кн. ш. // Аристотель. Соч. В 4 т. Т. 4· М.; 1984· С. 457; Платон. Государство. Кн. viii.//Платон. Собр. Соч. В 4 т. Т.з· М., 1994· С. 327—329; Полибий. Всеобщая история. Т. н. Кн. vi. Спб.; 1995· С. 8—9·

72

…

73

…

74

В классическом русском переводе «res publica» переводится как «государство». – В. И.

75

Tvlli Ciceronis M. De Re Pvblica. L. I. Romae, 1822. P. 69 – 72; Цицерон. О государстве. Кн. I//Цицерон. Диалоги: О государстве; О законах. М., 1994. С. 20—21.

76

Олег Хархордин доказывает, что для Цицерона res publica – это «материальные вещи и места в общей собственности» и правовой порядок, обеспечивающий populus’у контроль за ними и реальный доступ «к процессам совещания по поводу принятия и применения законов, которые обязательны для всех граждан» («[…] существует связь, объединяющая толпу или сборище в народ, то есть более или менее существует согласие по поводу тех законов, которые связывают всех и позволяют гражданам как городу распоряжаться своей судьбой и своим достоянием»). В обоснование приводятся, в том числе, цицероновские тезисы об отсутствии республики в Сиракузах при тирании Дионисия в 405—367 гг. До н. э. (когда «народу» не принадлежало ничего, когда сам народ принадлежал правителю) и в Афинах при «олигархии Тридцати» в 404 – 403 гг. До н. э. (когда «народу» опять же не принадлежало ничего, когда городом правили беззаконно). «У Цицерона то, что связывает граждан воедино в res publica, часто называется vinculum iuris, узами закона, и логика здесь достаточно прямолинейна: если нет vinculum iuris, уз закона, то нет и iuris consensus, согласия в вопросах права, что является определяющим признаком populus’а, – то есть тогда мы имеем вместо него некое собрание людей, толпу. Если нет populus’а, то нет и речи о том, владеет или не владеет он своей res – значит, нет res publica» (Хархордин. О. Была ли res publica вещью? //http://www.intelros.ru/2007/12/23/oleg_kharkhordin_byla_li_ respublicaveshhju. html). С Хархординым можно было бы полностью согласиться, если бы Цицерон не упоминал о populus’е в дионисийских Сиракузах (Tvlli Ciceronis M. Op. cit. L. III. P.262) и пр. То есть, по его мнению, «уз закона», «согласия в вопросах права», общей собственности и, следовательно, республики там не было в помине, а populus имелся. Налицо противоречие, причем не у Хархордина (его можно упрекнуть, вероятно, лишь в невнимательности), а у самого Цицерона. Поскольку он же в своем общем определении республики указал, что populus немыслим без «согласия в вопросах права» и т. д. Придется предположить, что Цицерон был близок к признанию, что populus все же может быть организован и управляться «нереспубликански». Но это сугубая спекуляция, разумеется.

77

В 212 г. принцепс Каракалла (211—217 гг.), стремясь повысить доходы казны, предоставил римское гражданство практически всем свободным жителям Империи.

78

Tvlli Ciceronis M. Op. cit. P. 113—116.

79

Tvlli Ciceronis M. Op. cit. P. 116.

80

См., например: Фриц К. фон. Теория смешанной конституции в античности. Критический анализ политических взглядов Полибия. СПб., 2007. С. 231.

81

Вернер Шюрбаум так пересказывает цицероновское учение: […] когдаpopulusявляется coetus multitudinis iuris consensu et utilitatis communione sociatus […], когда обеспечиваются imperiumправительства, auctoritasэлиты, выражающийся в consilium, и libertasнарода, то тогда остается пространство для самых разных форм государственного устройства: regnum, optimatium dominatus, civitas popularisили же смешанная форма – все это возможные и легитимные формы res publica. Шюрбаум соглашается с Фульвио Кроснара, который обосновал непрерывность существования понятия res publica до XI в. Он писал, что государственная история Рима началась с res publica regia. Та затем трансформировалась в res publica consolare(именно ее во всех классических работах и всех учебниках называют собственно республикой). В императорскую эпоху сменилось несколько res publicae (Шюрбаум В. Цицерон: De re publica // Res publica: история понятия / Науч. Ред. О. В. Хархордин. С. 201—202).