Похороны империи

Чингиз Абдуллаев

Распад. Похороны империи

Природное стремление человека к свободе неистребимо, его можно подавить, но его нельзя уничтожить. Тоталитаризм не может отказаться от насилия. Отказавшись от насилия, тоталитаризм гибнет. Вечное, непрекращающееся, прямое или замаскированное, сверхнасилие есть основа тоталитаризма. Человек добровольно не откажется от свободы. В этом выводе свет нашего времени, свет будущего.

Василий Гроссман «Жизнь и судьба»

Нельзя бездумно делать одних носителями добра, а других – злодеями, оценивая их только позитивно или только негативно. Как те, так и другие меняются в зависимости от характера общества, поколения и от существующих в это время идеалов.

Дайсаку Икеда

Революционер порывает с гражданским порядком и цивилизованным миром, с моралью своего мира. Он живет в этом мире, чтобы его уничтожить… Он знает лишь одну науку – разрушение. Для революционера все морально, что служит революции.

Сергей Нечаев

Наша революция дала полный простор всем дурным и зверским инстинктам, накопившимся под свинцовой крышкой монархии, и в то же время она отбросила от себя все интеллектуальные силы демократии, всю моральную энергию страны.

Максим Горький

Глава 1

В ночь с двадцатого на двадцать первое августа решалась судьба цивилизации. Подошедший к концу двадцатый век, словно выдохшийся бегун, притормозил на одну ночь, чтобы обдумать и понять, что именно с ним происходит и в каком направлении ему следует бежать. Век, начавшийся с выстрелов в Сараево грандиозной и бессмысленной мировой бойней, в которой погибли миллионы людей и были уничтожены все континентальные империи – Российская, Германская, Турецкая, Австро-Венгерская. Век, в котором ожесточенные гражданские войны стали обычным явлением от Китая до Мексики, от России до Африки, от Испании до Кореи. Век самой крупной экономической депрессии и спада экономики, вызвавший обнищание миллионов, век, в котором на протяжении шести лет шла Вторая мировая война, обошедшаяся человечеству в пятьдесят с лишним миллионов жизней и закончившаяся трагическим эпилогом – двумя атомными бомбами, сброшенными на Хиросиму и Нагасаки. Век зарождения фашизма, с таким трудом побежденного объединенными нациями, и изнурительной «холодной войны», когда количество накопленного оружия могло несколько раз уничтожить всю планету. Век Освенцима и Бухенвальда, Эль-Аламейна и Сталинграда, Катыни и Хатыни. Но в то же время век великих научных открытий и выхода в космос. Человечество придумает Интернет, сделает авиацию обычным транспортным средством, изобретет мобильную связь, победит многие болезни. Век объединения Европы и пробуждения Африки и Латинской Америки.

Но если серьезно проанализировать и абсолютно беспристрастно подойти к итогам трагического и такого богатого на события двадцатого века, то следует признать, что самым важным явлением столетия стало создание Советского Союза, провозгласившего новый социальный строй и давшего надежду человечеству в октябре семнадцатого года. Это столетие прошло под знаменем идей, победивших в СССР, вызвало ожесточенное противостояние двух систем и подошло к концу в августе девяносто первого года, когда цивилизация, казалось, свернула с уже намеченного пути. Идеи равенства и справедливости, о которых мечтали все предыдущие поколения, оказались несовместимыми с отсутствием свободы и демократии. Рухнула не просто страна или социальный строй. Оказалась опрокинутой сама идея о возможности создания бесклассового государства всеобщего равенства и коммунистическая мечта, в которую верило так много людей во всем мире и которая была так бессовестно опорочена в тридцатые годы в СССР, во времена «культурной революции» в Китае и победы «красных кхмеров» в Кампучии.

В эту ночь почти не спал Михаил Сергеевич Горбачев, запертый на своей даче в Крыму. Он слушал зарубежные голоса и уже знал о трагедии в Москве, где погибло несколько человек. По разным источникам начали передавать уже о десятках погибших, и это было самым плохим известием за последние два дня его вынужденного затворничества на даче в Форосе. Как ни пытался он огородить супругу от подобных известий, она обо всем узнала, поэтому тоже не могла сомкнуть глаз. Умная и проницательная женщина понимала, что первая кровь может привести к необратимым последствиям, и тогда собравшиеся в Москве члены ГКЧП просто не допустят возвращения Горбачева в свой кабинет.

В эту ночь не спал и Борис Николаевич Ельцин. Вместе с группой своих сторонников он спустился в бункер, находившийся под Белым домом. Это было бомбоубежище, выстроенное с таким расчетом, чтобы там в момент чрезвычайной ситуации могли спрятаться члены правительства. Из бункера вел выход прямо в метро, куда нужно спускаться по длинной лестнице, но его заминировали сторонники российского президента. Несмотря на запрет, они часто злоупотребляли спиртным, что вызывало раздражение у Ельцина. Он все время пытался выйти на руководителей других республик, но те либо избегали с ним разговаривать, либо уклонялись от прямых ответов. Ни один не был готов к жесткому противостоянию с союзными властями, как это делал он сам.

Западные лидеры звонили и осторожно выражали свою поддержку, однако все понимали сложное положение Ельцина и российских властей. Президент Буш пожелал вырваться из «танковых тисков». Гельмут Коль звонил, чтобы уточнить про истинное положение дел в Москве. Как только объявили о создании ГКЧП, рухнула немецкая марка. Все помнили о тысячах танков и советском воинском контингенте, все еще находившемся в Восточной Германии. Спустя некоторое время напишут, что Ельцин и российские власти были в полной изоляции. Это неправда. Хотя часть правительственных телефонов действительно не работала, но более полутора десяткам лидеров западных стран удалось дозвониться до Ельцина.

Когда пришли сообщения о погибших, начальник личной охраны Ельцина Коржаков принял решение спасать российского президента и вывезти его в американское посольство. Уже в президентском «ЗИЛе» Ельцин категорически откажется покидать территорию Белого дома. Это был, несомненно, акт личного мужества и хорошо просчитанный политический акт. Находясь в американском посольстве, российский президент мог легко спасти свою жизнь, но навсегда загубить свою политическую карьеру. И он остался в Белом доме. Все понимали, что штурм должен состояться. На следующее утро было назначено заседание Верховного Совета РСФСР. Никто не сомневался, что российский парламент осудит действия путчистов. Сидевший рядом с Ельциным Руслан Хасбулатов что-то быстро писал, готовясь к завтрашнему заседанию. Из Белого дома снова ушел Силаев. Российский премьер не был готов умирать вместе с остальными, о чем достаточно честно и сказал Ельцину. Зато в бункер вместе с мужчинами спустились и женщины – секретари, стенографистки, машинистки, сотрудницы аппарата. Даже пожилая буфетчица тетя Нина, которой было уже за шестьдесят, присоединилась к своим молодым коллегам, не пожелав уходить из здания, обреченного на штурм. Так они все вместе и провели эту ночь в бункере в ожидании штурма.

Руслан Хасбулатов в эти сложные дни проявил себя достаточно мужественным и смелым человеком. Но, как обычный человек, провинциал, сделавший феноменальную карьеру, и преподаватель, в одночасье вознесенный на вершины власти, с этого дня он почти искренне считал себя равным Ельцину, не понимая истинного величия первого Президента России. Даже если абсолютно объективно оценивать Ельцина с огромным знаком «минус», следует признать масштаб личности этого человека, его невероятную энергетику, несопоставимую с таковой у обычных людей. А Хасбулатов не сумел или не захотел понять этого. Ведь так легко считать, что «кардинал и галантерейщик могут спасти Францию».

Не спал в эту ночь и Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Вот уже два дня ему беспрерывно звонили из Москвы. Сначала Ельцин, затем Шенин, потом – снова Ельцин и снова Шенин. Все понимали, что от его позиции может зависеть мнение и остальных шести мусульманских республик. Он старался отвечать достаточно осторожно, опасаясь втянуть республику в московские разборки. Назарбаев сознавал, что в случае победы путчистов положение сразу изменится. Но он видел нерешительность и колебания путчистов, отмечая нарастающую волну сопротивления, и поэтому на все призывы Шенина согласиться на срочный созыв Пленума ЦК КПСС с поддержкой деятельности ГКЧП не давал своего согласия.

Не спал председатель Верховного Совета Украины Леонид Кравчук. Спустя много лет он не будет вспоминать, как соглашался с приехавшим генералом Варенниковым и готов был ввести чрезвычайное положение на Украине, но осторожно решил немного подождать, чтобы уже через несколько дней стать ярым демократом и сторонником полной независимости Украины. А в памяти Раисы Горбачевой Кравчук останется как наиболее рьяный сторонник жестких мер в отношении всех несогласных. Сделавший карьеру в партии, Леонид Кравчук был известен как непримиримый цензор, строгий идеологический надзиратель, так много и глупо досаждавший деятелям культуры Украины. Сразу после августовских событий он превратится в истового демократа, который решительно возьмет курс на независимость своей республики. И постарается забыть свое поведение девятнадцатого августа, когда он сказал корреспонденту программы «Время» по поводу создания ГКЧП и изоляции Горбачева: «Рано или поздно это должно было произойти».

Вечером двадцатого августа в Кремле снова собрались основные члены Комитета. Язов, как добросовестный служака, явился одним из первых и почти все время угрюмо просидел на стуле, не пытаясь что-либо сказать. Он начал сознавать, что введенные в город танки ничего, кроме раздражения, не вызвали, и поэтому мрачно молчал. Среди собравшихся были Янаев, Бакланов, Тизяков, Стародубцев. Приехал Шенин вместе с первым секретарем московского горкома Прокофьевым. Последним появился Крючков. Пуго позвонил и сообщил, что находится в своем кабинете. Он видел, что происходит в городе, понимал, в какие неуправляемые процессы все может вылиться, и знал, что из российского Министерства внутренних дел пошли распоряжения о мобилизации курсантов различных школ милиции, которые формировали отряды для прибытия в Москву. Заместитель министра внутренних дел России генерал Дунаев отправил шифрограмму начальникам Вологодской, Брянской, Рязанской, Владимирской и Орловской школ милиции, где приказывал прибыть к двадцать первому августу в Москву с оружием и боеприпасами. Пуго отчетливо представлял, в какую гражданскую войну все это может трансформироваться. Поэтому послал срочное сообщение: «Стало известно, что начальникам ряда учебных заведений со стороны руководства МВД РСФСР дано указание прибыть в Москву с оружием к утру 21 августа. Учитывая, что в Москве введено чрезвычайное положение, направление в Москву и Московскую область личного состава категорически запрещаю». Сейчас этот вопрос волновал его более всех остальных.

Крючков рассказал о положении в городе. Еще не было известно о трех погибших, но все уже понимали, что два последних дня оказались полностью провальными для созданного Комитета. Все высшие руководители страны, которые поддержали создание ГКЧП, оказались не готовы к руководству страной в столь сложной обстановке. По большому счету, это была личная трагедия порядочных и честных людей, искренне пытавшихся спасти свою страну, остановить ее распад. Но казалось, что сама история была в эти дни против них. Энергия, зародившаяся в октябре семнадцатого и так триумфально побеждавшая на протяжении многих лет, просто выдохлась к августу девяносто первого. Никто не понимал, что именно происходит, но тысячи людей вокруг Белого дома и в Ленинграде, вышедшие на демонстрацию, были зримым воплощением протеста людей против их политики. И это пугало и парализовывало волю собравшихся.

Почти полуторачасовое совещание ни к чему не привело. Становилось понятно, что без президента страны все последующие решения ГКЧП будут восприниматься с большим сомнением. Выступавшие на митингах требовали возвращения Горбачева. Ведь все остальные высшие руководители страны были на своих местах и входили в созданный Комитет, а отсутствие самого Президента СССР создавало некий вакуум власти. Много лет спустя Ельцин убежденно скажет, что Горбачев знал о готовящихся чрезвычайных мерах, и этим фактически подтвердит тот парадоксальный факт, что требование возвращения президента страны было удобным поводом для неподчинения решениям союзной власти. Вернувшийся же из Фороса Горбачев позволит арестовать всех руководителей бывшей страны, обвинив их в заговоре, откажется от собственной партии, благодаря которой он и занял высшую должность в стране, и даже не поймет, что теперь он действительно окажется в полной изоляции, когда ни один чиновник или политик уже не станет принимать его всерьез. Более того, свидетельством абсолютного непонимания ситуации и характерного стиля работы самого Горбачева сразу после возвращения будут назначения на самые ответственные должности в стране: министром обороны – генерала Моисеева, министром внутренних дел – генерала Трушина, председателем КГБ – генерала Шебаршина. Уже на следующий день он в очередной раз продемонстрирует свою непоследовательность, сняв только что назначенных офицеров и заменив их другими. Трагедия, превратившаяся в фарс, продолжала разрушать единую страну. И весь мир следил за этими судорожными телодвижениями с насмешкой и презрением.

Совещание закончилось достаточно поздно. Приняли решение завтра утром вылететь в Форос, чтобы уговорить Горбачева вернуться в Москву. Ведь главным требованием демонстрантов было возвращение Президента СССР. Все собравшиеся понимали, что возвращение Горбачева будет фактически крахом объявленного Государственного Комитета, но дальше медлить уже нельзя. Страна оказывалась в подвешенном состоянии, когда почти никто не выпонял никаких приказов из Центра, выжидая, чем все закончится в Москве. К тому же все собравшиеся в Кремле уже знали, что на завтра назначена сессия Верховного Совета РСФСР. И никто не сомневался, что российские депутаты под влиянием Ельцина и Хасбулатова осудят введение ГКЧП. Было решено, что в Форос полетят Бакланов, Тизяков, Крючков и Язов. На этом совещание закончилось.

Вернувшийся к себе Крючков так и не смог нормально выспаться. Он снова и снова спрашивал себя, правильно ли они поступают, не сумев убедить инакомыслящих или подавить их выступление. Уже через два дня после своего ареста он заявит, что жалеет о своей неопределенной позиции и мог бы поступить иначе, если бы имел возможность вернуться на пять-шесть дней назад. Когда ему доложили о трех погибших, он сразу перезвонил Язову. Маршал уже знал о случившемся. Он подавленно предложил начать вывод танков. Крючков ничего не ответил. Вежливо попрощался и положил трубку. Язов перезвонил Янаеву. Тот тоже не сумел принять никакого решения. Маршал уже понимал, что во всех жертвах обвинят его одного. Он позвонил Бакланову. Услышав о погибших, тот сам предложил вывести танки. Бакланов тоже видел, что введенные войска только раздражают демонстрантов. Язов облегченно поблагодарил и сразу отдал приказ о выводе танков.

Не спали в эту ночь и лидер литовского «Саюдиса», и председатель Верховного Совета Литвы Ландсбергис, сознававший, чем может закончиться победа ГКЧП. На вопрос одного из журналистов, что именно будет делать Литва в случае победы заговорщиков и ввода в республику дополнительного контингента советских войск, он раздраженно ответил, что «мы сдадимся». Это был достаточно честный и мужественный ответ. Воевать своими силами с Советской армией Литва не смогла бы. Январское противостояние закончилось трагедией. Ему так не хотелось допускать даже мысли о возможных новых жертвах, и он прекрасно понимал, что не только его личная судьба решается в Москве, но и будущая судьба всего литовского народа. Однако в повторение событий сорокового года или конца сороковых, когда были депортированы и осуждены тысячи литовцев, Ландсбергис не верил – ситуация в мире и в стране кардинально изменилась. Но при этом понимал, что обретение независимости может растянуться еще на долгие годы в случае победы ГКЧП, и поэтому так волновался.

В эту ночь не спал и секретарь ЦК КПСС Олег Шенин. Он обзванивал секретарей обкомов и руководителей партийных организацией республик и почти везде находил поддержку и понимание. Все три прибалтийские компартии, оставшиеся в рядах КПСС, были готовы безоговорочно поддержать решения ГКЧП. Это был их единственный шанс на возможное изменение ситуации в их пользу. Некоторые республиканские лидеры осторожно заявили о своей готовности к сотрудничеству. Наиболее резко высказался Президент Азербайджана Муталибов, который, находясь в Иране, не скрывал своего одобрения введением ГКЧП. Готовы были поддержать действия созданного Комитета председатель Верховного Совета Белорусии Дементей и белорусские коммунисты. Таджикистан и Туркмения тоже были согласны на проведение внеочередного Пленума с поддержкой ГКЧП. Российские секретари обкомов безоговорочно поддерживали любые инциативы Секретариата ЦК КПСС. Никто особенно не скрывал, что Горбачев надоел всем своей неконкретной риторикой, своими лихорадочными метаниями из стороны в сторону, своей непоследовательной позицией. И вместе с тем людей настораживали многотысячные митинги протестов в обеих столицах и мировая реакция на отстранение законного президента от власти. Именно поэтому многие предпочитали не высказывать определенно свою конкретную позицию, выжидая, чем именно закончится противостояние в Москве.

Не спал председатель Верховного Совета Армении Левон Тер-Петросян. Молодой ученый, пришедший к власти в Армении на волне карабахского противостояния, он был достаточно осторожным и прагматичным политиком. Именно его, как одного из влиятельных членов созданной союзной комиссии, пошлют в Литву для изучения обстановки в республике сразу после январских событий. Тер-Петросян делал все от него зависящее, чтобы не допустить подобного противостояния в Армении. Январские события прошлого года в Баку и апрельские события восемьдесят девятого в Тбилиси наглядно демонстрировали, что именно может произойти и в Армении. И, несмотря на ежедневные сводки о военных столкновениях в Карабахе и на всей армяно-азербайджанской границе, Тер-Петросян демонстрировал удивительную гибкость, позволявшую ему избегать открытой конфронтации с Москвой. Более того, он оказался гораздо более радикальным демократическим политиком, чем многие его коллеги даже из прибалтийских республик. Именно при нем было конфисковано все имущество армянской компартии, а ее руководители были выселены из занимаемых ими помещений. Вместе с тем Тер-Петросян отлично сознавал, что победа ГКЧП будет означать жесткое подавление любых сепаратистских настроений в Нагорном Карабахе. Поэтому он и не спал, сидя в своем кабинете и ожидая известий из Москвы.

Спустя несколько лет он уйдет в отставку, несогласный с воинствующей позицией своих оппонентов Кочаряна – Саркисяна, сделавших себе карьеру в военных столкновениях в Карабахе. Тер-Петросян окажется способным подняться над кровавым и затянувшимся конфликтом двух соседних народов и обратиться к собственным согражданам с достаточно честным воззванием, объясняя, что необходимо искать компромиссы со своими соседями, иначе сама республика может оказаться в изоляции.

Не спал Президент Грузии Звиад Гамсахурдиа. Кроме тревожных вестей из Москвы, он получал еще более плохие известия из регионов республики. В Южной Осетии и Абхазии уже шли военные стычки с применением автоматического оружия. Своей воинствующей риторикой и непродуманной национальной политикой Гамсахурдиа испортил отношения не только с абхазами и осетинами, но умудрился довести до грани и отношения с азербайджанцами и армянами, также населявшими его республику. В день объявления ГКЧП в Москве в Тбилиси подал в отставку премьер-министр Сигуа. Экономическое положение становилось катастрофическим. Самое же трагичное было в том, что силовые структуры грузинского Министерства внутренних дел постепенно выходили из-под контроля самого Гамсахурдиа, а созданная профессором Джабой Иоселиани организация «Мхедриони» уже не скрывала, что вооружается для борьбы с непредсказуемой политикой одиозного президента. Гамсахурдиа знал, что Иоселиани был бывшим «вором в законе». Но использовать подобный штамп против своего оппонента он не мог, иначе ему припомнили бы собственное сотрудничество с КГБ. Гамсахурдиа уехал домой далеко за полночь, но так и не смог уснуть в эту ночь, отчетливо понимая, насколько сложна обстановка в Грузии независимо от событий в Москве. А если там победят члены ГКЧП, то его собственное смещение будет лишь вопросом времени. Хотя никто не гарантирует ему спокойную жизнь даже в случае их поражения.

Не спал в эту ночь бывший член Политбюро и бывший первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев. Ему нелегко дался выход из партии. Он был не просто партийным или советским чиновником. Этот человек провел больше четверти века в органах государственной безопасности, пройдя путь от рядового сотрудника до председателя и генерала КГБ. В Советском Союзе звание генералов КГБ не давали диссидентам или сомневающимся политикам. Это был абсолютно прагматичный, умный, волевой, сильный руководитель, лучше других политиков понимающий степень деградации некогда великой идеи и единой страны. Он находился в эту ночь в Нахичевани. Алиев не сомневался, что противостояние в Москве так или иначе отразится на всех республиках, и прекрасно знал, что земляки защитят его от любых попыток задержания или ареста. Вместе с тем он отчетливо видел, что вторая супердержава в мире уже корчится в судорогах распада, и нет прежних сил и энергии не только для того, чтобы повернуть ситуацию вспять, но даже попытаться сохранить существующую страну. Невероятный парадокс этого незаурядного политика состоял и в том, что, будучи генералом КГБ, он станет всенародным лидером, которому после его смерти будут ставить памятники и поклоняться его памяти. На его похороны, уже спустя много лет, прилетит Президент России Владимир Путин, который неожиданно для многих сделает сенсационное признание, что «любил и уважал этого человека».

Не спал в эту ночь Анатолий Лукьянов. Позже Председателя Президиума Верховного Совета СССР назовут идеологом заговорщиков. Он действительно поддерживал их изо всех сил. Еще в прошлом году, когда Горбачев решил стать Президентом СССР, Лукьянов предложил ему идти на всеобщие выборы, чтобы получить мандат доверия, но Михаил Сергеевич категорически отказался. Он знал, что многие миллионы людей просто не захотят голосовать за его кандидатуру, а допустить избрание с минимальным перевесом над возможным оппонентом не хотел. Поэтому избрал вполне безопасный путь выборов президента страны на съезде народных депутатов. Нужно отдать должное Горбачеву, он уже в девяностом году понимал, насколько ничтожны его шансы на избрание по всей стране.

Лукьянов лучше других знал характер своего давнего университетского товарища – его непоследовательность, половинчатость, многословность, нерешительность, неспособность принимать ответственные решения и отвечать за них, поэтому был уверен, что вариант с задержкой Горбачева в Форосе и передача части его функций другим товарищам будет наилучшим вариантом для страны. Но он явно переоценил возможности «товарищей». Премьер Павлов неожиданно слег с гипертоническим кризом, а Янаев явно не подходил на роль даже руководителя провинциального театра. Бакланов и Шенин в такой ситуации не захотели брать ответственность на себя.

Днем двадцатого августа к Лукьянову приехали вице-президент России Руцкой, премьер Силаев и спикер российского парламента Хасбулатов. Он уже знал, что перед Белым домом идет грандиозный митинг, на котором по очереди выступают многие известные политики, в том числе А. Яковлев, Э. Шеварднадзе, Г. Попов, С. Станкевич. Приехавшие требовали срочного созыва Съезда народных депутатов, отзыва танков, встречи с Горбачевым и разрешения на выпуск запрещенных газет. Лукьянов уклонялся от ответов, обещая обдумать эти предложения. Он все еще надеялся, что силовые структуры смогут взять под свой контроль Белый дом, и не хотел связывать себя никакими обещаниями. Гости вышли из его кабинета раздосадованные и ничего не добившиеся.

– Он даже не собрал за эти дни заседание Президиума Верховного Совета, – возмущался Хасбулатов.

– Лукьянов вместе с ними, – убежденно отвечал Силаев. – Я давно его знаю. Он ничего просто так не делает. Все заранее продумывает и взвешивает. Наверное, ждет, когда Язов и Крючков возьмут штурмом здание Белого дома.

А Руцкой просто громко выругался.

Они вернулись в здание российского парламента с неприятными известиями. Оставшись один, Лукьянов пригласил к себе руководителей обеих палат Верховного Совета – Лаптева и Нишанова и рассказал им о требованиях прибывшей делегации. Оба спикера согласились с мнением Лукьянова, что не следует торопиться, заседание Президума можно будет провести и двадцать первого августа. Никто из троих даже не подозревал, что уже к завтрашнему утру ситуация кардинально изменится, и Лукьянов, вылетевший за Горбачевым в Форос, сам предложит провести срочное заседание Президиума с осуждением создания ГКЧП. Благоразумные и осторожные политики Нишанов и Лаптев сделают все, как им скажет Лукьянов. Но парадокс истории состоит в том, что именно под их руководством будет проводиться заседание Верховного Совета СССР, который даст санкцию и на арест самого Лукьянова. Хитроумный Анатолий Иванович переиграет сам себя и окажется под следствием по делу ГКЧП. А Иван Лаптев пойдет еще дальше и заявит, что Председатель Президиума Верховного Совета СССР вообще не нужен парламенту и заседания должны вести руководители палат по очереди. История посмеется и над ними, оборвав политические карьеры Лаптева и Нишанова уже через несколько дней после этого.