Записки о французской революции 1848 года

13) В провинциях выгоняют новых комиссаров Пра<вительст>ва, оставляют старых; в Безансоне народ грабит фабрики.

14) Клуб Барбеса требует, чтоб Пра<вительст>во все эксплоатации захватило, a «Démocratie pacifique» вместе с тем, чтоб выдавало беспрестанно новые билеты, чему страшно сопротивляется «Journal des débats»; «Démocratie pacifique» даже на приносимое серебро хочет билет, как и на дороги, да билет требует согласия принять их, чего нет во Франции.

15) Пьеса Poste в театре de la Gaité, la foi, l'espérance, la charité{106} – мерзкая и по тенденции: свести на покорность право, на религию – сопротивление и проч.; в Ambigu другая крайность: даются две пьесы: «Les révolutions 89, 30, 48» и «Les 4 sergents de Rochell»{107}, где беспрестанно политическая вражда самая упорная, беспрестанно идущая на кровь и оканчивающаяся битвой или эшафотом. Смотреть мучительно, а продолжается с 5 до 12 часов.

16) Прогрессивная удержка жалования чиновникам, предшествующая прогрессивному налогу.

17) 2 № «Revue rétrospective» смеется Бланки; Мишелло, президент клуба Sorbonna, схвачен как каторжник, вор и фальшивый банкрут: его настоящее имя Даллас{108} – он надел шапку красную на Лудвига XVI.

18) Один журнал сосчитал, что упадок всех билетов и акций обеднил Францию в продолжение одного месяца на 3 миллиарда 764 миллиона, к которому еще надо присоединить 1 миллиард железных дорог.

19) «Пролог» Жорж Занд – нелепость{109}. Пьеса Оже «L'Aventurier»{110} – переложенная хорошо и пустая в сущности пословица. Мюссе – прелесть{111}.

20) Лекции Легуве – беллетрист и несколько цветист, разрешение вопроса в просветленном браке для частной жизни, в честном братстве – для публичности. Много анекдотов, развития учения нет.

21) Клуб des droits de l'homme (Arts et métiers) заседание 12 апреля наиболее дезорганизует, президент Вуллен радуется, что помечаются дома, не прощающие найма, и представляет Пра<вительст>ву проект кормить все народонаселение рабочего государства от Пра<вительст>ва до объявления организации работ, а Барбес между тем Бланковские занятия интригой просто конспирирует.

22) Манифест 16 апреля в «Bulletin de la République», где парижский народ является как résume народного государ<ства> всей Франции и может низвергнуть Assemblée, говорят, написан Жорж Занд.

23) Манифестация 16 апреля всей национальной гвардии, мобилей и города, ищут заговорщиков, а их нет, на другое утро тоже.

24) Сосчитано в журналах, что [цена] за три месяца 16 мил. дохода убыло, хотя налоги 24 миллиона увеличились, оказывается, вперед.

25) Декрет о соли, говядине, замещение этих налогов налогами на предметы роскоши: кареты, лошадей, и декрет об уничтожении несменяемости магистратуры и уничтожение (неразборчиво).

26) Смотр 20 апреля; декрет о проценте с капиталов, ссудах под залог, капитал 12 мил. и доход 120 мил. облагаются – все эти декреты последовали один за другим и обвиняются в несуразности их и несвоевременности.

17) Выборы – листы 20 работников Люксембурга, где отстранены 7 членов Пра<вительст>ва. Шум по этому поводу и обвинение Луи Блана, ответ Люксембургских делегатов.

18) Торжество буржуазной партии радикалов в лице Мараста, Ламартина; негодование «Реформы», «Коммуны» и «Représentant du peuple».

19) Манифест<ация> в Руане 27 и 28 апреля, где буржуазия расстреляла пушками баррикады недовольных выборами; в Лиможе работники сожгли бюллетени, в клубах волнения, у Бланки войска Франции сравниваются с русскими и Руан уподобляется Праге. Барбес в клубе des droits, прибивается манифест, в котором привилегированным классам грозятся возмездием. Ультра-журналы объявляют, что реакция торжествует. Во многих местах деревенские депутаты, встреченные проделками жителей, разбивались и у них отнимались бюллетени.

20) Лувр [будет] декретирован окончательно, музыкальная школа вместо убежища.

22) Ламенэ и Мараст, объявляя социализм утопией и нападая на защитников его, объявляют свою систему, которая состоит в развитии, воспитании и публичном кредите. Луи Блан издает резюме работы комиссии, где, умалчивая о теориях, особенно налегает на услуги в примирении работников и патронов и о портных в Клиши, где работают по одинаковой плате. Но дело в том, что Клиши работают дороже, вместо 10 т. штук сделали только 1400 и что притом другим работникам передают дешевле. Статья Прудона экономическая.

23) Всеобщее негодование ультра на самый принцип поголовного всеобщего выбора, который теперь защищают консервативные журналы: «Débats», «Siècle», «Constitutionnelle», «Assemblée». Между тем Палата открывается 4 мая и для нее мундир.

24) Совершенная неудача попытки революционеров в Германии. Горькая история с Гервегом и женой. Реакция не в одном Париже, а во всей Европе. Предчувствие бури.

[Май месяц]

25) Дерзкая просьба Бланки и манифест Société des droits de l'homme в Assemblée National (Mercredi 3 Mai 3 мая № 64).

26) Отчет Луи Блана в Journal des débats 3 мая.

27) Письма Прудона: Solution de problème и другие.

28) Бюллетени Ледрю о себе, сочинен<ные> Сандом (неразборчиво).

Май месяц

1) 4-го мая открытие Собрания. Конституция Ламенэ в «Commune de Paris» 4 мая.

2) Смешной проект конституции Вик<тора> Леру{112} в «Société des droits de l'homme» («Commune de Paris» 4 мая)

3) Верификация[138] кулуаров в Assemblée. Отчеты Ламартина, Луи Блана, Пажеса, Мари (Ламартина в «Assemblée Nationale» № 70, 9 мая), Ледрю Роллена и Луи Блана (там же, № 68, 7 мая). Списки всех депутатов (в «Asemblée Nationale» № 68, 8 мая). Диспут о составлении правительственной комиссии («Assemblée Nationale», 10 мая, среда, № 72). Назначение членов Исполнительной комиссии, назначение министров.

4) Речь Блана о министерстве прогресса. Ответ Пепена («Assemblée Nationale», № 73). О совещании Барбесовского центрального клуба для манифестации перед Собранием («Commune», № 65). Правительство там жег Говор о неотложных делах: Польше и Италии. Инсуррекция в Риме. Адресы о Польше и Руане Распайля в «Commune», № 65.

5) Превосходные статьи Прудона 9 и 10 мая в «Représentant», об устройстве циркуляции без денег, как средство порешить революцию. Спор его с «Démocratie pacifique» о капитале и ответ ее 7 мая, 119 №.

6) Назначение министра Директории в Assemblée Nationale. Ее усиленные споры – сперва о Директории, порешено речами Фавра, Ламартина, Роллена, потом о регламенте Конгресса, потом о комиссии для конституции и о комиссии для работников («Assemblée Nationale», 12 и 13 мая).

7) Страшный день 15 мая и подробности его в «Patrie», «Presse», «Assemblée» (Отчеты Garnier Pages в «National», 15 мая). Подробности о заговоре: Фаллу и Воловский ведут войска справа, Ремюза и Пиолотори слева, ближайшие легионы шли сами прямо. 9 легионов у Ратуши впускают бунтовщиков, 6 выгоняют их. Убийство двух человек в passage Molière. Арестация Барбеса, Альбера, Гюбера, Бланки спасается. Куртэ арестован и избит. Речь Блана, речь Коссидьера. Новый префект полиции; письма Бланки. Прокламация Assemblée National и ее (неразборчиво), Клемент Томас, начальник национальной гвардии, Каваньяк – министр, поведение Бюше. – Грабительство конторы Собрие и его оружья, данных Коссидьером. Assemblée формирует поскорее комитеты – проект Трела о мастерских, проект Дюклера о выкупе железных дорог, регламент ее, и Экзекутивная комиссия может не заседать и проекты ее принимаются в Собрании тотчас же. Оправдание Этьена Араго, арестация Пьера Леру – речь Торе (Журналы от 15 до 21).

8) Праздник 21 мая, воскресенье.

9) 27, 28, 29, 30 мая – вопрос о ateliers nationaux[139], исчезновение Эмиля Томаса, волнение в мастерских, толпы, военные приготовления, между тем декрет о них, декрет об отношении к Правительству, декрет о прудомах, арестация Бланки и Флотта. Жорж Занд и ее журнал «La vraie republique», о себе и о работнике{113}. В городе начинается тревога.

10) 31 мая Арестация Луи Блана. Конец месяца.

Июнь

1) 8 дней рассемблементы[140] у С. Дени и С. Мартена до тех пор, пока Клемент Тома 10 июня в субботу захватывает всех любопытствующих и начинщиков.

2) Банкет 25 сан<тимов> «Реге Duchesne» отложен по требованию клубов, образумившихся, вероятно, на неопределенное время.

3) Следствие разнородных элементов С. Дениских и С. Мартинских рассемблементов понедельник 12, вторник 13; движение в пользу Луи Бонапарта, меры каваллерии, подкуп работников, доверенная вота Ассамблеи Правительству для усмирения движения и принятие ею членом Луи Бонапарта, после чего движение замолкло. – Радикальные партии соединяются вокруг Ламартина и Л. Роллена, которых прокляли за меры после 15 – соединяются ввиду опасности потерять Республику.

4) Выборы 4 июня Прудона, Леру, Тьерса.

5) Бесчисленное количество левых журналов: беспокойство мысли, бонапартистские журналы «le Napoléonien» и проч.

6) Закон об агрупентах[141], крикунах[142] и проч. Бонапарт отказывается, продолжение о котиономенте[143].

7) Речь Пьера Леру, речь (превосходная) Коссидьера 20 июня. – Чтение Конституции Марастом 19 июня. Прения продолжаются о распущении народных мастерских: борьба между комиссией и министром Трела; подозревают, что Пра<вительст>во не распускает мастерских нарочно. Накопление работ везде в комитетах Палаты, но решения еще нет ни на один вопрос никакого!

8) Странности: письмо Буасси в «Assemblée Nationale» 20 июня, просьба о многоженстве{114} в «Représentant du peuople» 17 июня, другая, социальная. Дом Тьерса подвергается опасности разграбления. Клемент Тома подает в отставку.

По порядку

6 – Представлен проект бюджета Дюклерка, и так как Лефонд и Беррье от имени финан<сового> комитета требуют отстранения проекта, изменения текущего долга – в постоянный, – завязывается спор любопытный, потом обращаются к проекту Дюклера большинством голосов 387 против 362. Пажес говорил. Аргументы были старые с обеих сторон: Беррье говорил – надо доверенность возбуждать, Дюклерк говорил – мы выплатим 2 миллиона сбережений, но 4 миллиона bon du Trésor в руках богатых: могут ждать, а между тем, наш покрывает как 1848, так и 1849, но для этого надо выкупить железные дороги, общественные застрахования также, разумеется, наложить пошлину на наследство, составить прогрессивные налоги на доходы, налоги на наследство, наконец, продать государственные леса и некоторую часть отдать под залог банку, у которого занимается 150 мил. фр. Вот план Дюклерка, а, между тем, стычки каждый день на улицах.

11 июня, воскресенье, назначается банкет по 25 сантимов, составленный редактором «Père Duchesne». Банкет назначается с [видимой] целью оффенсификации[144], но в него входит бездна элементов. Он назначается как будто для освобождения Барбеса и других, а, между тем, богатые люди берут огромное число билетов с целью сделать из него движения разные, одни – в пользу Бонапарта, другие – в пользу легитимизма, третьи – в пользу филиппизма. Банкет откладывается по резолюции клубов до 14 июля – дня взятия Бастилии.

8 июня декрет о несовместимости звания депутата с жалованием чиновника.

7 июня принят закон об агрупентах, где положено три компликации[145], но кто захвачен после первой [все, даже безоружные], наказываются все, невооруженные подвергаются штрафу от 1 до 3 лет, вооруженные после третьей компликации наказываются от 5 до 10 лет, если днем, и от 8 до 12, если ночью. Мари защищал декрет с хитростью. Наказываются и типографщики и литографы, но сборища продолжаются.

10-го суббота. Народ у Ассамблеи ждет Луи Бонапарта. Ассамблея защищена, но Луи Наполеон не показывается, как другие избранные.

Донос на «Organisation du travail»{115}, где помечаются банкиры и собственники на разграбление. В это заседание Бетмон дает министру Трела все, что он спросит: 2 миллиона на работу по дороге от Тура до Наната, 2 940 000 на пять мостов, 37 450 000 на дороги департаментов и главное 1 мил. на работы земляные, на Сенский канал 500 т., на другой канал тоже 500 т. между (неразборчиво) – 1 мил., на Салонский канал 1 мил. Каваньяк по вопросу Гекера: правда ли войско кричало: Vive Napoléon, отвечает энергически. Вечером rassia[146] y С. Дени, сделанная Тома.

11 воскресенье, расемблементов не было, но в Палате на другой день по случаю доверенной воты к Правительству [за фонды 1200 000] Ламартин произносит речь, вся атака на народ, кто-то выстреливает в Клемента Тома, и один гвардеец ранен в руку – этим пользуется Ламартин, чтоб исключить Наполеона… Осталось до завтра, но фонды, кажется, падают.

Во вторник 13-го, мстительная речь Ж. Фавра о допущении Наполеона, ответ Роллена, Палата принимает Наполеона, но с условием оправдать свои года и национальность, но на другой день Трела еще просил 3 мил. фр. на мастерские, Фаллу говорил, что ничего не сделано для распущения мастерских в продолжение 15 дней с декрета, Трела сознался.

В четверг 15-го, первый раз говорил Пьер Леру о колонизации, за ним Гудшо – и вдруг письмо Л. Наполеона. Страшный шум. Фаллу отказывается от своих заключений. На другой день Л. Наполеон хочет поправить ошибку, посылает отставку и погибает под всеобщим презрением. День проходит тихо. Однакож Бетмон в это заседание говорит: cautionnement[147] не уничтожаются, новый шум. Ламартин отвечает Пьеру Леру.

В субботу 17-го Пьер Леру возвещает кровопролитие по случаю 45 сантимов в департаментах{116}.

19, понедельник – чтение Марастом конституции – новый ужас для демагогов, а между тем Пра<вительст>во предлагает мобилизовать из национальной гвардии 500 батальонов на всякий случай! Фаллу в это же заседание атакует снова Трела, и тот отвечает плачем.

20-го новая битва комиссии и Трела. Речь Коссидьера.

21-го Дюклерк дает 100 т. политических заключенных и уверяет, что все заговорщики будут преследоваться.

22-го, четверг – адмирал Кади возвещает об убийствах в Мартинике. Разбирается письмо Буасси, о дорогах говорили, а в этот день работники ходили в Люксембург и после жестокого отказа стали приготовляться к битве.

23-го в 11 часов фузельяция[148], и пушки гремят.

К. Тома о Крите 2 июня{117}, в пятницу, тогда же декрет не давать паспортов работникам в Париже и декрет о задельной плате и об отсылке из Парижа.

Программа о банкете: le repas se composera de veau rôti, de salade, de fromage, d'une demi bouteille de bierre, d'un verre d'un vin et d'un petit verre d'eau de vie. Chacun apportera son pain et son convert. Будете петь «Марсельезу», а потом танцевать. Toutes les jeunes filles des environs pourront y prendre part: la plus grande décence devra y être de rigueur[149].

Апрель месяц

Сколько прошедший месяц был шумен, громок, трескуч и огнен, столько настоящий [спокоен] имеет выражение спокойствия, отстойки, утишения народных волн. Владетельная часть народа снова начинает выступать вперед и захватывать движение. Впрочем, раздраженный пульс народа обратился не вдруг к правильному биению. Свершилось это постепенно и притом с явным пособием одного правительственного члена – мэра города, Армана Мараста{118}, который в один этот месяц и получил необычайную популярность между всеми владельцами и умеренными. Вместе с тем двойкость, разногласие в Правительстве, проявлявшиеся и прежде, сделались уже для всех очевидны. На одной стороне в нем стоят Мараст, Ламартин, как умеренные республиканцы [думающие], допускающие социализм как политическую меру, требующую обсуждения и осторожности, и органом их служит «National», «Peuple constituant» с Ламенэ, сильно негодующим на скорые попытки социальных реформ, с другой – Ледрю, Флокон [думающие], мечтающие о прямом участии народа и энергическом его разрешении всех вопросов, с органом их «Réforme», «Commune de Paris» Собрие, наконец, с третьей – Луи Блан и Альберт, замышляющие полное преобразование общества на началах социализма. Органа собственного они не имеют, но нашли подпору в клубе Барбеса «Club révolutionnaire» и какого-то фанатического поклонника в г. Торе, издающим «La vraie république». К социальным органам, разнящимся от Люксембургского направления, присоединился [недавно], орган Прудона «Le représentant du peuple», чрезвычайно замечательный по блеску и свежести некоторых идей. Наконец, «Assemblée Nationale» приобрела в этом месяце 27 т. подписчиков своими шумливыми, желчными и иногда крайне меткими нападками и откровениями касательно террористической и социальной партий. Идеи собственной журнал не выражает, а только проникнут ненавистью к диктаторству, проконсульству и произвольным распоряжениям. Борьба этих журналов в печати и борьба правительственных лиц в Ратуше – собственно и составляет содержание месяца. Народ уже скрылся, и когда только показался, как увидим ниже, – был откинут{119}. Шаг сделан [неизвестно], вперед или назад, еще бог знает.

Скрылся он, повторяю, не вдруг. Ночные прогулки с факелами и сажанье деревьев с вечным их ружейным треском первые подпали полицейским мерам Мараста, у которого, еще по наследству от короля, идея строгого военного порядка должна быть присуща свободе и республике. [Сперва префект полиции Коссидьер издал объявление, затем появилось народное требование, встретившее сильный отпор в парижской мэрии.] Замечательно, что репрессивные меры его и префекта Коссидьера облечены в ультра-республиканскую форму, под которой хочет скрыться правительственная мера. Так, Коссидьер, воспрещая ночные прогулки с факелами, промолвил: «Поберегите факелы до той минуты, когда Республика будет в опасности, тогда явимся мы с огнем и мечом, чтобы сражаться за нее днем и ночью». Шумная посадка деревьев, в которой заставили участвовать клерус и окружили стражей монтаньяров, прекратилась после увещания Мараста и прокламации Правительства, говорившего: «Veillez citoyens à ce qu'une bruyante affectation du patriotisme ne devienne pas une cause d'alarme et de trouble dans cette cité, maison commune de la république»[150].

Я уже заметил прежде, какие [революц] эгоистические и иногда неблагородные требования у работников подняла революция: к числу их должно отнести намерение изгнать всех иностранных работников из Франции{120}. В Париже (неразборчиво) требовали с угрозами изгнать савояров, занимающихся одинаковыми ремеслами с ними, переносчиков, комиссаров, всегда отличавшихся примерной честностью. Они встретили в Ратуше сопротивление{121}, и Правительство [поставило] препоручило работников-иностранцев гостеприимству и point d'honneur[151] Франции. Многие из зачинщиков демонстрации были арестованы. Самая страшная попытка в этом роде была попытка наемщиков квартир, заставлявших хозяев прощать наемную треть и отличавших дома, где было сделано снисхождение, трехцветным знаменем, а не снисходительных – черным для будущих расправ. Президент известного клуба «des droits de l'homme»{122} г. Вуллен сказал даже в заседании 12 апреля, что он обошел недавно многолюдные части города и с удовольствием должен объявить обществу свое наблюдение: более половины их домов украшены знаменем. Однако эта попытка [вызвала] встретила опять сопротивление в мэрии, строго осудившей пометки домов и ответившей на одну депутацию, просившую декрета о невзыскании хозяевами домов наемной платы вперед, твердо и решительно. Она объявила именно, что Правительство и Республика никак не намерены посягать на святость контрактов и разрывать то, что было сделано под присягой чести двумя сговаривающимися сторонами. Вскоре должна была подпасть реакции порядка и сама социальная манифестация работников, царившая на улицах весь прошедший месяц, как увидим ниже. Мараст – мэр города и душа всех этих мер, уже начал делаться предметом желчной ненависти ультра-радикалов, и к концу месяца республиканцы уже не отзывались иначе о ветеране либерализма, как c'est un traître[152], что много раз мне самому приходилось слышать.

По мере упадка Мараста и нападков на его партию, к которой причисляли Мари, Гарнье-Пажеса и самого Ламартина, журналов «La reforme» и «La commune», «Le représentant», тем более вырастали во мнении энергичных социалистов республиканцы – Ледрю-Роллен и Луи Блан, сильно преследуемые с другой стороны журналами «Le peuple», «Des débats», [«Le National»] и особенно «l'Assemblée National». Что касается до Ледрю-Роллена, то никто из приверженцев не обращал внимания на путаницу, которую он произвел в департаментах необдуманной посылкой своих комиссаров. Почти не было города во всей Франции, который бы не возмутился ребячески-диктаторскими мерами, не раздвоился на две партии, и иногда после шума и сильной схватки, часто кровавой, как в Туре и Безансоне, Валенсе, Амьене и пр. – не выгонял одного, удерживал другого, выпроваживал всех, ибо в некоторых городах было даже по три комиссара, так что народонаселение иногда не знало, в котором из них сосредотачивается Правительство. Много было и комического во всем этом, но серьезная сторона дела состояла в том, что буржуазия 1848 г. решилась не допускать террора, диктатуры и легкомысленного произвола, вспомоществующая в этом народонаселением деревень и войском. Об анархии в Лионе{123}, об уничтожении фабрик, грабеже лесов, атаке некоторых замков во многих департаментах здесь не упоминаем, потому что это нисколько не связано с политическим движением Франции, а есть та пена, которая всегда поднимается наверх при возбужденном состоянии масс и страстей. Приверженцы Ледрю выпускали совершенно из вида административные его способности и смотрели на него как на человека-идею, противостоявшего с величавою энергией слабости умиротворительных мер других членов Правительства, которых величали реактивными. Казалось, для Ледрю-Роллена сделалась необходимостью журнальная экспансивность, род деятельности, обычной ему издавна и более ему удачной, чем другой какой. Он основал нечто вроде уличного журнала, прикрепляемого ко всем стенам и на всех переулках и имевшего титло «Bulletin de la République». Главные его статьи premier-Paris писаны были, как после открылось, Mme George Sand{124}. Они отличались какой-то страстной экзитацией народа, выходившей из самого Правительства, необычайным жаром, страстным указанием бедному и недовольным на собственные его раны, на законность его гнева и [всех требований] мер, какие он предпримет для себя на будущее время. Мастерство изложения и поэтический оборот еще придавали силы энергической мысли. Странное дело, что собственный журнал г-жи Занд «La cause de peuple»{125}, под которым она подписывает свое имя, напротив, не имеет всех этих качеств и колеблется между увлечением яростного трибуна и раздумьем гражданина, отступающего от собственных своих положений. Великое дело ответственность нравственная за статью! Как бы то ни было, но бюллетени Ледрю-Роллена возбуждали всякий раз крик ужаса в мещанской части народонаселения, вопли радости в клубах и ультра-радикалах. Я помню два превосходных в литературном отношении бюллетеня: один, призывающий работника рассказать всему миру свои неслыханные страдания, другой – обращающийся к женщинам бедных классов народа и советующий им не удерживать своего стона, своих проклятий и рассказать о позоре, тяготеющем над ними, – в науку обществу и будущим представителям народа. Наконец, бюллетень George Sand от 16 апреля{126} довершил волнение, после которого, по обыкновению, бюллетени сделались вдруг почти совершенно ничтожными, что вообще характеризует природу Ледрю-Роллена, состоящую из [желания добра, дерзости и слабости] желания добра посредством дерзости, и слабости, если попытка не удалась с первого раза. Этот знаменитый бюллетень говорил о предстоящих выборах в Национальное собрание и о праве одного Парижа уничтожить Собрание, если республиканская и революционная мысль окажется в нем тускла и слаба. Для сохранения тона и манеры, выписываю несколько строк его: «Il n'y aurait alors (если выборы обманут ожидания Парижа) qu'une voie de salut pour le peuple qui avait fait les barricades, ce serait de manifester une seconde fois sa volonté et d'ajourner les décisions d'une fausse représentation nationale. Ce remède extrême, déplorable, la France voudrait-elle forcer Paris à y recourir? A Dieu ne plaise! Non! La France a confié à Paris une grande mission, le peuple français ne voudra pas rendre cette mission incompatible avec l'ordre et le calme nécessaire aux délibérations du corps constituant. Paris se regarde, avec raison, comme le mandataire de toute la population du territorial national; Paris est le poste avancé de l'armée qui combat pour l'idée républicaine; Paris est le rendez-vous, à certaines heures, de toutes les volontés généreuses, de toutes les forces morales de la France; Paris ne séparera pas sa cause de la cause du peuple qui souffre, attend, et réclame d'une extémité à l'autre du pays.

Si l'anarchie travaille au loin, si les influences sociales pervertissent le jugement en trahissant le voeu des masses dispersées et trompées par l'éloignement, le peuple de Paris se croit et se déclare solidaire des intérêts de toute la nation!»[153]