Поэмы

Дедушка Мазай и зайцы

IВ августе, около Малых Вежей,С старым Мазаем я бил дупелей.Как-то особенно тихо вдруг стало,На небе солнце сквозь тучу играло.Тучка была небольшая на нем,А разразилась жестоким дождем!Прямы и светлы, как прутья стальные,В землю вонзались струи дождевыеС силой стремительной… Я и Мазай,Мокрые, скрылись в какой-то сарай.Дети, я вам расскажу нро Мазая.Каждое лето домой приезжая,Я по неделе гощу у него.Нравится мне деревенька его:Летом ее убирая красиво,Исстари хмель в ней родится на диво,Вся она тонет в зеленых садах;Домики в ней на высоких столбах(Всю эту местность вода понимает,Так что деревня весною всплывает,Словно Венеция). Старый МазайЛюбит до страсти свой низменный край.Вдов он, бездетен, имеет лишь внука,Торной дорогой ходить ему – скука!За сорок верст в Кострому прямикомСбегать лесами ему нипочем:«Лес не дорога: по птице, по зверюВыпалить можно». – А леший? – «Не верю!Раз в кураже я их звал-поджидалЦелую ночь, – никого не видал!За день грибов насбираешь корзину,Ешь мимоходом бруснику, малину;Вечером пеночка нежно поет,Словно как в бочку пустую удодУхает; сыч разлетается к ночи,Рожки точены, рисованы очи.Ночью… ну, ночью робел я и сам:Очень уж тихо в лесу по ночам.Тихо как в церкви, когда отслужилиСлужбу и накрепко дверь затворили,Разве какая сосна заскрипит,Словно старуха во сне проворчит…»Дня не проводит Мазай без охоты.Жил бы он славно, не знал бы заботы,Кабы не стали глаза изменять:Начал частенько Мазай пуделять.Впрочем, в отчаянье он не приходит:Выпалит дедушка – заяц уходит,Дедушка пальцем косому грозит:«Врешь – упадешь!» – добродушно кричит.Знает он много рассказов забавныхПро деревенских охотников славных:Кузя сломал у ружьишка курок,Спичек таскает с собой коробок,Сядет за кустом – тетерю подманит,Спичку к затравке приложит – и грянет!Ходит с ружьишком другой зверолов,Носит с собою горшок угольков.«Что ты таскаешь горшок с угольками?»– Больно, родимый, я зябок руками;Ежели зайца теперь сослежу,Прежде я сяду, ружье положу,Над уголечками руки погрею,Да уж потом и палю по злодею! —«Вот так охотник!» – Мазай прибавлял.Я, признаюсь, от души хохотал.Впрочем, милей анекдотов крестьянских(Чем они хуже, однако, дворянских?)Я от Мазая рассказы слыхал.Дети, для вас я один записал…IIСтарый Мазай разболтался в сарае:«В нашем болотистом, низменном краеВпятеро больше бы дичи велось,Кабы сетями ее не ловили,Кабы силками ее не давили;Зайцы вот тоже, – их жалко до слез!Только весенние воды нахлынут,И без того они сотнями гинут, —Нет! еще мало! бегут мужики,Ловят, и топят, и бьют их баграми.Где у них совесть?.. Я раз за дровамиВ лодке поехал – их много с рекиК нам в половодье весной нагоняет —Еду, ловлю их. Вода прибывает.Вижу один островок небольшой —Зайцы на нем собралися гурьбой.С каждой минутой вода подбираласьК бедным зверькам; уж под ними осталосьМеньше аршина земли в ширину,Меньше сажени в длину.Тут я подъехал: лопочут ушами,Сами ни с места; я взял одного,Прочим скомандовал: прыгайте сами!Прыгнули зайцы мои, – ничего!Только уселась команда косая,Весь островочек пропал под водой:…То-то! – сказал я, – не спорьте со мной!Слушайтесь, зайчики, деда Мазая!»Этак гуторя, плывем в тишине.Столбик не столбик, зайчишко на пне,Лапки скрестивши, стоит, горемыка,Взял и его – тягота не велика!Только что начал работать веслом,Глядь, у куста копошится зайчиха —Еле жива, а толста как купчиха!Я ее, дуру, накрыл зипуном —Сильно Дрожала… Не рано уж было.Мимо бревно суковатое плыло,Сидя, и стоя, и лежа пластом,Зайцев с десяток спасалось на нем.…Взял бы я вас – да потопите лодку!»Жаль их, однако, да жаль и находку —Я зацепился багром за сучокИ за собою бревно поволок…Было потехи у баб, ребятишек,Как прокатил я деревней зайчишек:,Глянь-ко: что делает старый Мазай!»Ладно! любуйся, а нам не мешай!Мы за деревней в реке очутились.Тут мои зайчики точно сбесились:Смотрят, на задние лапы встают,Лодку качают, грести не дают:Берег завидели плуты косые,Озимь, и рощу, и кусты густые!..К берегу плотно бревно я пригнал,Лодку причалил – и «с богом!» сказал…И во весь духПошли зайчишки.А я им:,У-х!Живей, зверишки!Смотри, косой,Теперь спасайся,А чур зимойНе попадайся!Прицелюсь – бух!И ляжешь… У-у-у-х!..»Мигом команда моя разбежалась,Только на лодке две пары осталось —Сильно измокли, ослабли; в мешокЯ их поклал – и домой приволок.За ночь больные мои отогрелись,Высохли, выспались, плотно наелись;Вынес я их на лужок; из мешкаВытряхнул, ухнул – и дали стречка!Я проводил их всё тем же советом:,Не попадайтесь зимой!»Я их не бью ни весною, ни летом,Шкура плохая, – линяет косой…»

Соловьи

Качая младшего сынка,Крестьянка старшим говорила:«Играйте, детушки, пока!Я сарафан почти дошила;Сейчас буренку обряжу,Коня навяжем травку кушать,И вас в ту рощицу свожу —Пойдем соловушек послушать.Там их, что в кузове груздей, —Да не мешай же мне, проказник! —У нас нет места веселей;Весною, дети, каждый праздникПо вечерам туда идутИ cтap и молод. На полянеДевицы красные поют,Гуторят пьяные крестьяне.А в роще, милые мои,Под разговор и смех народаПоют и свищут соловьиЗвончей и слаще хоровода!И хорошо и любо всем…Да только (Клим, не трогай Сашу!)Чуть-чуть соловушки совсемНе разлщбили рощу нашу:Ведь наш-то курский соловейВ цене, – тут много их ловили,Ну, испугалися сетейДа мимо нас и прокатили!Пришла, рассказывал ваш дед,Весна, а роща как немаяСтоит – гостей залетных нет!Взяла крестьян тоска большая.Уж вот и праздник наступил,И на поляне погуляли,Да праздник им не в праздник был!Крестьяне бороды чесали.И положили меж собой —Умел же бог на ум наставить —На той поляне, в роще тойСетей, силков вовек не ставить.И понемногу соловьиОпять привыкли к роще пашей,И нынче, милые мои,Им места нет любей и краше!Туда с сетями сколько летНикто и близко не подходит,И строго-настрого запретОт деда к внуку переходит.Зато весной весь лес гремит!Что день, то новый хор прибудет…Под песни их деревня спит,Их песня нас поутру будит…Запомнить надобно и вам,Избави бог тут ставить сети!Ведь надо ж бедным соловьямДать где-нибудь и отдых, дети…»Середний сын кота дразнил,Меньшой полз матери на шею,А старший с важностью спросил,Кубарь пуская перед нею:– А есть ли, мама, для людейТакие рощицы на свете? —«Нет, мест таких… без податейИ без рекрутчины нет, дети.А если б были для людейТакие рощи и полянки,Все на руках своих детейТуда бы отнесли крестьянки!»

Накануне светлого праздника

IЯ ехал к РостовуВысоким холмом,Лесок малорослыйТянулся на нем:Береза, осина,Да ель, да сосна;А слева – долина,Как скатерть ровна.Пестрел деревнями,Дорогами дол,Он всё понижалсяИ к озеру шел.Ни озера, дети,Забыть не могу,Ни церкви на самомЕго берегу:Тут чудо-картинуЯ видел тогда!Ее вспоминаюОхотно всегда…IIНачну по порядку:Я ехал весной,В страстную субботу,Пред самой Святой.Домой поспешаяС тяжелых работ,С утра мне встречалсяРабочий народ;Скучая смертельно,Решал я вопрос:Кто плотник, кто слесарь,Маляр, водовоз?Нетрудное дело!Идут кузнецы —Кто их не узнает?Они молодцыИ петь и ругаться,Да день не такой!Идет кривоногийГуляка-портной:В одном сертучишке,Фуражка как блин, —Гармония, трубка,Утюг и аршин!Смотрите – красильщик!Узнаешь сейчас:Нос выпачкан охройИ суриком глаз;Он кисти и краскиНесет за плечом,И словно ландкартаПередник на нем.Вот пильщики: сайкуУгрюмо жуютИ словно солдатыВсе в ногу идут,А пилы стальныеУ добрых ребят,Как рыбы живые,На плечах дрожат!Я доброго всем имЖелаю пути,В родные деревниСкорее прийти,Омыть с себя копотьИ пот трудовойИ встретить СвятуюС веселой душой…IIIСтемнело. БолтаяС моим ямщиком,Я ехал всё тем жеВысоким холмом;Взглянул на долину,Что к озеру шла,И вижу – долинаМоя ожила:На каждой тропинке,Ведущей к селу,Толпы появились;Вечернюю мглуОгни озарили:Куда-то идетС пучками горящейСоломы народ.Куда? Я подуматьО том не успел,Как колокол громкоОтвет прогудел!У озера ярко;Горели костры, —Туда направлялись,Нарядны, пестры,При свете горящейСоломы, – толпы…У божьего храмаСходились тропы, —Народная массаСдвигалась, росла.Чудесная, дети,Картина была!..

Утро

Ты грустна, ты страдаешь душою:Верю – здесь не страдать мудрено.С окружающей нас нищетоюЗдесь природа сама заодно.Бесконечно унылы и жалкиЭти пастбища, нивы, луга,Эти мокрые, сонные галки,Что сидят на вершине стога;Эта кляча с крестьянином пьяным,Через силу бегущая вскачьВ даль, сокрытую синим туманом,Это мутное небо… Хоть плачь!Но не краше и город богатый:Те же тучи по небу бегут;Жутко нервам – железной лопатойТам теперь мостовую скребут.Начинается всюду работа;Возвестили пожар с каланчи;На позорную площадь кого-тоПровезли – там уж ждут палачи.Проститутка домой на рассветеПоспешает, покинув постель;Офицеры в наемной каретеСкачут за город: будет дуэль.Торгаши просыпаются дружноИ спешат за прилавки засесть:Целый день им обмеривать нужно,Чтобы вечером сытно поесть.Чу! из крепости грянули пушки!Наводненье столице грозит…Кто-то умер: на красной подушкеПервой степени Анна лежит.Дворник вора колотит – попался!Гонят стадо гусей на убой;Где-то в верхнем этаже раздалсяВыстрел – кто-то покончил с собой…

Путешественник

В городе волки по улицам бродят,Ловят детей, гувернанток и дам,Люди естественным это находят,Сами они подражают волкам.В городе волки, и волки на даче,А уж какая их тьма по Руси!Скоро, уж там не останется клячи…Ехать в деревню? Теперь-то? Merci! [126]Прусский барон, опоясавши выюБелым жабо в три вершка ширины,Ездит один, изучая Россию,По захолустьям несчастной страны:«Как у вас хлебушко?» – Нет ни ковриги«Где у вас скот?» – От заразы подох!А заикнулся про школу, про книги —Прочь побежали. – Помилуй нас бог!Книг нам не надо – неси их к жандар;В прошлом году у прохожих людейМы их купили по гривне за пару,А натерпелись на тыщу рублей! —Думает немец: «Уж я не оглох ли?..К школе привешен тяжелый замок,Нивы посохли, коровы подохли,Как эти люди заплатят оброк?»«Что наблюдать? что записывать в книжку?» —В грусти барон сам с собой говорит…Дай ты им гривну да хлеба коврижку,И наблюдай, немчура, аппетит…

Отъезжающему

Даже вполголоса мы не певали,Мы – горемыки-певцы!Под берегами мы вёдро прождали,Словно лентяи-пловцы.Старость подходит – недуги да горе;Жизнь бесполезно прошла.Хоть на прощанье в открытое море,В море царящего зла,Прямо и смело направить бы лодку. —Сунься-ка!.. Сделаешь шаг,А на втором перервут тебе глотку!Друг моей юности (ныне мой враг)Я не дивлюсь, что отчизну любезнуюСчел ты за лучшее кинуть;Жить для нее – надо силу железную,Волю железную – сгинуть.

Элегия

А. Н. Е‹рако›ву

Пускай нам говорит изменчивая мода,Что тема старая «страдания народа»И что поэзия забыть ее должна,Не верьте, юноши! не стареет она.О, если бы ее могли состарить годы!Процвел бы божий мир!.. Увы! пока народыВлачатся в нищете, покорствуя бичам,Как тощие стада по скошенным лугам.Оплакивать их рок, служить им будет Муза,И в мире нет прочней, прекраснее союза!..Толпе напоминать, что бедствует народ,В то время как она ликует и поет,К народу возбуждать вниманье сильных мира —Чему достойнее служить могла бы лира?..Я лиру посвятил народу своему.Быть может, я умру неведомый ему,Но я ему служил – и сердцем я спокоен…Пускай наносит вред врагу не каждый воин,Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…Я видел красный день: в России нет раба!И слезы сладкие я пролил в умиленье…«Довольно ликовать в наивном увлеченье, —Шепнула Муза мне. – Пора идти вперед:Народ освобожден, но счастлив ли народ?..»Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,Старик ли медленный шагает за сохою,Бежит ли по лугу, играя и свистя,С отцовским завтраком довольное дитя,Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы —Ответа я ищу на тайные вопросы,Кипящие в уме: «В последние годаСносней ли стала ты, крестьянская страда?И рабству долгому пришедшая на сменуСвобода наконец внесла ли переменуВ народные судьбы? в напевы сельских дев?Иль так же горестен нестройный их напев?..»Уж вечер настает. Волнуемый мечтами,По нивам, по лугам, уставленным стогами,Задумчиво брожу в прохладной полутьме,И песнь сама собой слагается в уме,Недавних, тайных дум живое воплощенье:На сельские труды зову благословенье,Народному врагу проклятия сулю,А другу у небес могущества молю,И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,И лес откликнулся… Природа внемлет мне,Но тот, о ком пою в вечерней тишине,Кому посвящены мечтания поэта, —Увы! не внемлет он – и не дает ответа…

Пророк

Не говори: «Забыл он осторожность!Он будет сам судьбы своей виной!..»Не хуже нас он видит невозможностьСлужить добру, не жертвуя собой.Но любит он возвышенней и шире,В его душе нет помыслов мирских.«Жить для себя возможно только в мире,Но умереть возможно для других!»Так мыслит он – и смерть ему любезна.Не скажет он, что жизнь его нужна,Не скажет он, что гибель бесполезна:Его судьба давно ему ясна…Его еще покамест не распяли,Но час придет – он будет на кресте;Его послал бог Гнева и ПечалиРабам земли напомнить о Христе.

Поэту

(Памяти Шиллера)

Где вы – певцы любви, свободы, мираИ доблести?.. Век «крови и меча»!На трон земли ты посадил банкира,Провозгласил героем палача…Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!»И нет певцов… Замолкло божество…О, кто ж теперь напомнит человекуВысокое призвание его?..Прости слепцам, художник вдохновенный,И возвратись!.. Волшебный факел свой,Погашенный рукою дерзновенной,Вновь засвети над гибнущей толпой!Вооружись небесными громами!Наш падший дух взнеси на высоту,Чтоб человек не мертвыми очамиМог созерцать добро и красоту…Казни корысть, убийство, святотатство!Сорви венцы с предательских голов,Увлекших мир с пути любви и братства,Стяжанного усильями веков,На путь вражды!.. В его дела и чувстваГармонию внести лишь можешь ты.В твоей груди, гонимый жрец искусства,Трон истины, любви и красоты.

Как празднуют трусу

Время-то есть, да писать нет возможности.Мысль убивающий страх:Не перейти бы границ осторожности —Голову держит в тисках!Утром мы наше село посещали,Где я родился и взрос.Сердце, подвластное старой печали,Сжалось; в уме шевельнулся вопрос:Новое время – свободы, движенья,Земства, железных путей.Что ж я не вижу следов обновленьяВ бедной отчизне моей?Те же напевы, тоску наводящие,С детства знакомые нам,И о терпении новом молящиеТе же попы по церквам.В жизни крестьянина, ныне свободного,Бедность, невежество, мрак.Где же ты, тайна довольства народного?Ворон в ответ мне прокаркал: «Дурак!»Я обругал его грубо невежею.На телеграфную нитьОн пересел. «Не донос ли депешеюХочет в столицу пустить?»Глупая мысль, но я, долго не думая,Метко прицелился. Выстрел гремит:Падает замертво птица угрюмая,Нить телеграфа дрожит…

3‹и›не

Ты еще на жизнь имеешь право,Быстро я иду к закату дней.Я умру – моя померкнет слава,Не дивись – и не тужи о ней!Знай, дитя: ей долгим, ярким светомНе гореть на имени моем:Мне борьба мешала быть поэтом,Песни мне мешали быть бойцом.Кто, служа великим целям века,Жизнь свою всецело отдаетНа борьбу за брата-человека,Только тот себя переживет…* * *Скоро стану добычею тленья.Тяжело умирать, хорошо умереть;Ничьего не прошу сожаленья,Да и некому будет жалеть.Я дворянскому нашему родуБлеска лирой моей не стяжал;Я настолько же чуждым народуУмираю, как жить начинал.Узы дружбы, союзов сердечных —Всё порвалось: мне с детства судьбаПосылала врагов долговечных,А друзей уносила борьба.Песни вещие их не допеты,Пали жертвой насилья, изменВ цвете лет; на меня их портретыУкоризненно смотрят со стен.

Сеятелям

Сеятель знанья на ниву народную!Почву ты, что ли, находишь бесплодную,Худы ль твои семена?Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами?Труд награждается всходами хилыми,Доброго мало зерна!Где ж вы, умелые, с бодрыми лицами,Где же вы, с полными жита кошницами?Труд засевающих робко, крупицами,Двиньте вперед!Сейте разумное, доброе, вечное,Сейте! Спасибо вам скажет сердечноеРусский парод…

Молебен

Холодно, голодно в нашем селении.Утро печальное – сырость, туман,Колокол глухо гудит в отдалении,В церковь зовет прихожан.Что-то суровое, строгое, властноеСлышится в звоне глухом,В церкви провел я то утро ненастное —И не забуду о нем.Всё население, старо и молодо,С плачем поклоны кладет,О прекращении лютого голодаМолится жарко народ.Редко я в нем настроение строжеИ сокрушенней видал!«Милуй народ и друзей его, боже! —Сам я невольно шептал. —Внемли моление наше сердечноеО послуживших ему…Об осужденных в изгнание вечное,О заточенных в тюрьму,О претерпевших борьбу многолетнююИ устоявших в борьбе,Слышавших рабскую песню последнюю,Молимся, боже, тебе».

Поэту

Любовь и Труд – под грудами развалин!Куда ни глянь – предательство, вражда,А ты молчишь – бездействен и печален,И медленно сгораешь со стыда.И небу шлешь укор за дар счастливый:Зачем тебя венчало им оно,Когда душе мечтательно-пугливойРешимости бороться не дано?..

Осень

Прежде – праздник деревенский,Нынче – осень голодна;Нет конца печали женской,Не до пива и вина.С воскресенья почтой бредитПравославный наш народ,По субботам в город едет,Ходит, просит, узнает:Кто убит, кто ранен летом,Кто пропал, кого нашли?По каким-то лазаретамУцелевших развезли?Так ли жутко! Свод небесныйТемен в полдень, как в ночи;Не сидится в хате тесной,Не лежится на печи.Сыт, согрелся, слава богу,Только спать бы! Нет, не спишь —Так и тянет на дорогу,Ни за что не улежишь.И бойка ж у нас дорога!Так увечных возят много,Что за ними на бугре,Как проносятся вагоны,Человеческие стоныЯсно слышны на заре.* * *О Муза! я у двери гроба!Пускай я много виноват,Пусть увеличит во сто кратМои вины людская злоба —Не плачь! завиден жребий наш,Не наругаются над нами:Меж мной и честными сердцамиПорваться долго ты не дашьЖивому, кровному союзу!Не русский – взглянет без любвиНа эту бледную, в крови,Кнутом иссеченную Музу…

Примечания

1

Косушка – старинная мера жидкости, примерно 0,31 литра.

2

Кукушка перестает куковать, когда заколосится хлеб («подавившись колосом», говорит народ).

3

Поемные луга – расположенные в пойме реки. Когда спадала заливавшая их во время паводка река, на почве оставался слой естественных удобрений, поэтому и поднимались здесь высокие травы. Такие луга особенно ценились.

4

Имеется в виду то обстоятельство, что до 1869 г. выпускник семинарии мог получить приход лишь в том случае, когда женился на дочери священника, оставившего свой приход. Считалось, что таким образом поддерживается «чистота сословия».

5

Приход – объединение верующих.

6

Раскольники – противники реформ патриарха Никона (XVII в.).

7

Прихожане – постоянные посетители церковного прихода.

8

Мат – зд.: конец. Мат – конец игры в шахматах.

9

Воздухи – вышитые покрывала из бархата, парчи или шелка, применявшиеся при совершении церковных обрядов.

10

Сам – первая часть неизменяемых сложных прилагательных с числительными порядковыми или количественными, со значением «во столько-то раз больше». Хлеб сам-друг – урожай, в два раза больший, чем количество посеянного зерна.

11

Крутая радуга – к вёдру; пологая – к дождю.

12

Пятак – медная монета достоинством 5 копеек.

13

Треба – «отправление таинства или священного обряда» (В.И. Даль).

14

Снеток – дешевая мелкая рыбка, озерная корюшка.

15

Анафема – церковное проклятие.

16

Ярмонка– т. е. ярмарка.

17

Никола вешний – религиозный праздник, отмечавшийся 9 мая по старому стилю (22 мая по новому стилю).

18

Крестный ход – торжественное шествие верующих с крестами, иконами, хоругвями.

19

Шлык – «шапка, шапчонка, чепец, колпак» (В.И. Даль).

20

Кабак – «питейный дом, место продажи водки, иногда также пива и меду» (В.И. Даль).

21

Палатка – временное помещение для торговли, обычно – легкий остов, покрытый холстом, позже – брезентом.

22

Французские ситцы – ситцы пунцового цвета, обычно окрашенные с использованием марены, краски из корней травянистого многолетнего растения.

23

Конная – часть ярмарки, на которой торговали лошадьми.

24

Косуля – вид тяжелой сохи или легкого плуга с одним лемехом, который отваливал землю только в одну сторону. В России косуля обычно применялась в северо-восточных районах.

25

Станок тележный – основная часть четырехколесной повозки, телеги. На ней держится кузов, колеса и оси.

26

Шлея – часть сбруи, облегающая бока и круп лошади, обычно кожаная.

27

Кимряки – жители города Кимры. Во времена Некрасова это было большое село, 55 % жителей которого были сапожниками.

28

Офеня – коробейник, «мелочный торгаш вразноску и вразвозку по малым городам, селам, деревням, с книгами, бумагой, шелком, иглами, с сыром и колбасой, с серьгами и колечками» (В.И. Даль).

29

Дока – «мастер своего дела» (В.И. Даль).

30

Т.е. больше орденов.

31

Т.е. не военных, а штатских (тогда – статских).

32

Сановник – чиновник высокого уровня.

33

Лубянка – улица и площадь в Москве, в XIX в. центр оптовой торговли лубочными картинками и книгами.

34

Блюхер Гебхард Леберехт – прусский генерал, главнокомандующий прусско-саксонской армии, решившей исход битвы под Ватерлоо и разбившей Наполеона. Военные успехи сделали имя Блюхера весьма популярным в России.

35

Архимандрит Фотий – в миру Петр Никитич Спасский, деятель русской церкви 20-х гг. XIX в., неоднократно вышучивался в эпиграммах А.С. Пушкина, например «Разговор Фотия с гр. Орловой», «На Фотия».

36

Разбойник Сипко – авантюрист, выдававший себя за разных людей, в т. ч. за капитана в отставке И.А. Сипко. В 1860 г. суд над ним привлек ажиотажное внимание публики.

37

«Шут Балакирев» – популярный сборник анекдотов: «Балакирева полное собрание анекдотов шута, бывшего при дворе Петра Великого».

38

«Английский милорд» – популярнейшее в ту пору сочинение писателя XVIII века Матвея Комарова «Повесть о приключениях английского милорда Георга и о его бранденбургской Марк-графине Фридерике Луизе».

39

Коза – так в народном театре-балагане называли актера, на голове которого была укреплена козья голова из мешковины.

40

Барабанщица – барабанным боем на представления привлекали публику.

41

Рига – сарай для сушки снопов и молотьбы (с крышей, но почти без стен).

42

Полтинник – монета достоинством 50 копеек.

43

Царска грамота – царское письмо.

44

Акциз – один из видов налога на предметы массового спроса.

45

Сударка – любовница.

46

Сотский – выборный от крестьян, который выполнял полицейские функции.

47

Веретено – ручной инструмент для пряжи.

48

Тать – «вор, хищник, похититель» (В.И. Даль).

49

Коча – форма слова «кочка» в ярославско-костромском говоре.

50

Зажорина – подснежная вода в яме по дороге.

51

Плетюха – в северных говорах – большая высокая корзина.

52

Пажити – в тамбовско-рязанских говорах – луга, пастбища; в архангельских – пожитки, имущество.

53

Благодушество – душевное состояние, располагающее к милосердию, благу, добру.

54

Вертоград Христов – синоним рая.

55

Аршин – старинная русская мера длины, равная 0,71 м.

56

Олончанин – житель Олонецкой губернии.

57

Пеун – петух.

58

Пеунятник – человек, откармливающий петухов на продажу.

59

Трюфель – растущий под землей гриб округлой формы. Особенно высоко ценился французский черный трюфель.

60

Кострика – одревесневшие части стеблей льна, конопли и т. п.

61

Венгерка с бранденбурами – короткая мужская куртка, напоминавшая венгерский национальный костюм, украшенная толстым блестящим шнуром.