полная версияПолная версия
Стихотворения
«В обители ничтожества унылой…»
В обители ничтожества унылой,О незабвенная! прими потоки слез,И вопль отчаянья над хладною могилой,И горсть, как ты, минутных роз!Ах! тщетно всё! Из вечной сениНичем не призовем твоей прискорбной тени:Добычу не отдаст завистливый Аид.Здесь онемение; всё хладно, всё молчит,Надгробный факел мой лишь мраки освещает…Что, что вы сделали, властители небес?Скажите, что краса так рано погибает!Но ты, о мать-земля! с сей данью горьких слезПрими почившую, поблеклый цвет весенний,Прими и успокой в гостеприимной сени!«Свидетели любви и горести моей…»
Свидетели любви и горести моей,О розы юные, слезами омоченны!Красуйтеся в венках над хижиной смиренной,Где милая таится от очей!Помедлите, венки! еще не увядайте!Но если явится, – пролейте на нееВсё благовоние своеИ локоны ее слезами напитайте.Пусть остановится в раздумьи и вздохнет.А вы, цветы, благоухайтеИ милой локоны слезами напитайте!«Свершилось: Никагор и пламенный Эрот…»
Свершилось: Никагор и пламенный ЭротЗа чашей Вакховой Аглаю победили…О, радость! Здесь они сей пояс разрешили,Стыдливости девический оплот.Вы видите: кругом рассеяны небрежноОдежды пышные надменной красоты;Покровы легкие из дымки белоснежной,И обувь стройная, и свежие цветы:Здесь всё – развалины роскошного убора,Свидетели любви и счастья Никагора!Явор к прохожему
Смотрите, виноград кругом меня как вьется!Как любит мой полуистлевший пень!Я некогда ему давал отрадну тень;Завял… но виноград со мной не расстается.Зевеса умоли,Прохожий, если ты для дружества способен,Чтоб друг твой моему был некогда подобенИ пепел твой любил, оставшись на земли.«Где слава, где краса, источник зол твоих?..»
Где слава, где краса, источник зол твоих?Где стогны шумные и граждане счастливы?Где зданья пышные и храмы горделивы,Мусия, золото, сияющее в них?Увы! погиб навек, Коринф столповенчанный!И самый пепел твой развеян по полям.Всё пусто: мы одни взываем здесь к богам,И стонет Алкион один в дали туманной!«„Куда, красавица?“ – „За делом, не узнаешь!..“»
«Куда, красавица?» – «За делом, не узнаешь!»– «Могу ль надеяться?» – «Чего?» – «Ты понимаешь!»– «Не время!» – «Но взгляни: вот золото, считай!»– «Не боле? Шутишь! Так прощай».«Сокроем навсегда от зависти людей…»
Сокроем навсегда от зависти людейВосторги пылкие и страсти упоенье,Как сладок поцелуй в безмолвии ночей,Как сладко тайное любови наслажденье!«В Лаисе нравится улыбка на устах…»
В Лаисе нравится улыбка на устах,Ее пленительны для сердца разговоры,Но мне милей ее потупленные взорыИ слезы горести внезапной на очах.Я в сумерки вчера, одушевленный страстью,У ног ее любви все клятвы повторялИ с поцелуем к сладострастьюНа ложе роскоши тихонько увлекал…Я таял, и Лаиса млела…Но вдруг уныла, побледнелаИ – слезы градом из очей!Смущенный, я прижал ее к груди моей:«Что сделалось, скажи, что сделалось с тобою?»– «Спокойся, ничего, бессмертными клянусь;Я мыслию была встревожена одною:Вы все обманчивы, и я… тебя страшусь».«Тебе ль оплакивать утрату юных дней?..»
Тебе ль оплакивать утрату юных дней?Ты в красоте не измениласьИ для любви моейОт времени еще прелестнее явилась.Твой друг не дорожит неопытной красой,Незрелой в таинствах любовного искусства,Без жизни взор ее стыдливый и немой,И робкий поцелуй без чувства.Но ты, владычица любви,Ты страсть вдохнешь и в мертвый камень;И в осень дней твоих не погасает пламень,Текущий с жизнию в крови.«Увы! глаза, потухшие в слезах…»
Увы! глаза, потухшие в слезах,Ланиты, впалые от долгого страданья,Родят в тебе не чувство состраданья, —Жестокую улыбку на устах…Вот горькие плоды любови страстной,Плоды ужасные мучений без отрад,Плоды любви, достойные наград,Не участи для сердца столь ужасной…Увы! как молния внезапная небес,В нас страсти жизнь младую пожираютИ в жертву безотрадных слез,Коварные, навеки покидают.Но ты, прелестная, которой мне любовьВсего – и юности, и счастия дороже,Склонись, жестокая, и я… воскресну вновь,Как был, или еще бодрее и моложе.«Улыбка страстная и взор красноречивый…»Улыбка страстная и взор красноречивый,В которых вся душа, как в зеркале, видна,Сокровища мои… ОнаЖестоким Аргусом со мной разлучена!Но очи страсти прозорливы:Ревнивец злой, страшись любви очей!Любовь мне таинство быть счастливым открыла,Любовь мне скажет путь к красавице моей,Любовь тебя читать в сердцах не научила.«Изнемогает жизнь в груди моей остылой…»
«С отвагой на челе и с пламенем в крови…»
С отвагой на челе и с пламенем в кровиЯ плыл, но с бурей вдруг предстала смерть ужасна.О юный плаватель, сколь жизнь твоя прекрасна!Вверяйся челноку! плыви!Между маем 1817 и началом 1818К творцу «Истории государства российского»
Когда на играх Олимпийских,В надежде радостных похвал,Отец истории читал,Как грек разил вождей азийскихИ силы гордых сокрушал, —Народ, любитель шумной славы,Забыв ристанье и забавы,Стоял и весь вниманье был.Но в сей толпе многонароднойКак старца слушал Фукидид!Любимый отрок аонид,Надежда крови благородной!С какою жаждою внималОтцов деянья знаменитыИ на горящие ланитыКакие слезы проливал!И я так плакал в восхищеньи,Когда скрижаль твою читал,И гений твой благословлялВ глубоком, сладком умиленьи…Пускай талант – не мой удел!Но я для муз дышал недаром,Любил прекрасное и с жаромТвой гений чувствовать умел.Между июлем и сентябрем 1818Князю П. И. Шаликову
при получении от него в подарок книги, им переведенной
Чем заплачу вам, милый князь,Чем одарю почтенного поэта?Стихами? Но давно я с музой рушил связьИ без нее кругом летаю света,С востока к западу, от севера на юг —Не там, где вы, где граций круг,Где Аполлон с парнасскими сестрами,Нет, нет, в стране иной,Где ввек не повстречаюсь с вами:В пыли, в грязи, на тряской мостовой,«В картузе с козырьком, с небритыми усами»,Как Пушкина герой,Воспетый им столь сильными стихами.Такая жизнь для мыслящего – ад.Страданий вам моих не в силах я исчислить.Скачи туда, сюда, хоть рад или на рад.Где ж время чувствовать и мыслить?Но время, к счастью, есть любитьДрузей, их славу и успехиИ в дружбе находитьНеизъяснимые для черствых душ утехи.Вот мой удел, почтенный мой поэт:Оставя отчий край, увижу новый свет,И небо новое, и незнакомы лицы,Везувий в пламени и Этны вечный дым,Кастратов, оперу, фигляров, папский РимИ прах, священный прах всемирныя столицы.Но где б я ни был (так я молвлю в добрый час),Не изменясь, душою тот же будуИ, умирая, не забудуМоскву, отечество, друзей моих и вас!11 сентября 1818Послание к А. И. Тургеневу
Есть дача за Невой,Верст двадцать от столицы,У Выборгской границы,Близ Парголы крутой:Есть дача или мыза,Приют для добрых душ,Где добрая ЭлизаИ с ней почтенный муж,С открытою душоюИ с лаской на устах,За трапезой простоюНа бархатных лугах,Без бального наряда,В свой маленький приютДрузей из ПетроградаНа праздник сельский ждут.Так муж с супругой нежнойВ час отдыха от делПод кров свой безмятежныйМуз к грациям привел.Поэт, лентяй, счастливецИ тонкий философ,Мечтает там КрыловПод тению березыО басенных зверяхИ рвет парнасски розыВ приютинских лесах.И Гнедич там мечтаетО греческих богах,Меж тем как замечаетКипренский лица ихИ кистию чудесной,С беспечностью прелестной,Вандиков ученик,В один крылатый мигОн пишет их портреты,Которые от ЛетыСпасли бы образцов,Когда бы сам КрыловИ Гнедич сочиняли,Как пишет ТянисловИль Балдусы писали,Забыв и вкус, и ум.Но мы забудем шумИ суеты столицы,Изладим колесницы,Ударим по конямИ пустимся стрелоюВ Приютино с тобою.Согласны? – По рукам!Между октябрем 1817 и ноябрем 1818«Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…»
Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницыПри появлении Аврориных лучей,Но не отдаст тебе багряная денницаСияния протекших дней,Не возвратит убежищей прохлады,Где нежились рои красот,И никогда твои порфирны колоннадыСо дна не встанут синих вод.Май или июнь 1819«Есть наслаждение и в дикости лесов…»
Есть наслаждение и в дикости лесов,Есть радость на приморском бреге,И есть гармония в сем говоре валов,Дробящихся в пустынном беге.Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,Для сердца ты всего дороже!С тобой, владычица, привык я забыватьИ то, чем был, как был моложе,И то, чем ныне стал под холодом годов.Тобою в чувствах оживаю:Их выразить душа не знает стройных словИ как молчать об них – не знаю.Июль или август 1819Надпись для гробницы дочери Малышевой
О! милый гость из отческой земли!Молю тебя: заметь сей памятник безвестный:Здесь матерь и отец надежду погребли;Здесь я покоюся, младенец их прелестный.Им молви от меня: «Не сетуйте, друзья!Моя завидна скоротечность;Не знала жизни я,И знаю вечность».Январь 1820Подражание Ариосту
La verginella e simile alla rosa[33]
Девица юная подобна розе нежной,Взлелеянной весной под сению надежной:Ни стадо алчное, ни взоры пастуховНе знают тайного сокровища лугов,Но ветер сладостный, но рощи благовонны,Земля и небеса прекрасной благосклонны.Подражания древним
«Без смерти жизнь не жизнь: и что она? Сосуд…»
Без смерти жизнь не жизнь: и что она? Сосуд,Где капля меду средь полыни,Величествен сей понт! Лазурный царь пустыни,О солнце! чудно ты среди небесных чуд!И на земле прекрасного столь много!Но всё поддельное иль втуне серебро:Плачь, смертный! плачь! Твое доброВ руке у Немезиды строгой!«Скалы чувствительны к свирели…»
Скалы чувствительны к свирели;Верблюд прислушивать умеет песнь любви,Стеня под бременем; румянее крови —Ты видишь – розы покраснелиВ долине Йемена от песней соловья…А ты, красавица… Не постигаю я.«Взгляни: сей кипарис, как наша степь, бесплоден…»
Взгляни: сей кипарис, как наша степь, бесплоден —Но свеж и зелен он всегда.Не можешь, гражданин, как пальма, дать плода?Так буди с кипарисом сходен:Как он уединен, осанист и свободен.«Когда в страдании девица отойдет…»
Когда в страдании девица отойдетИ труп синеющий остынет, —Напрасно на него любовь и амвру льет,И облаком цветов окинет.Бледна, как лилия в лазури васильков,Как восковое изваянье;Нет радости в цветах для вянущих перстов,И суетно благоуханье.«О смертный! хочешь ли безбедно перейти…»
О смертный! хочешь ли безбедно перейтиЗа море жизни треволненной?Не буди горд: и в ветр попутный опустиСвой парус, счастием надменный.Не покидай руля, как свистнет ярый ветр!Будь в счастьи – Сципион, в тревоге брани – Петр.«Ты хочешь меду, сын? – так жала не страшись…»
Ты хочешь меду, сын? – так жала не страшись;Венца победы? – смело к бою!Ты перлов жаждешь? – так спустисьНа дно, где крокодил зияет под водою.Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец,Лишь смелым перлы, мед, иль гибель… иль венец.Июнь 1821Шафгаузен«Жуковский, время всё проглотит…»
Жуковский, время всё проглотит,Тебя, меня и славы дым,Но то, что в сердце мы храним,В реке забвенья не потопит!Нет смерти сердцу, нет ее!Доколь оно для блага дышит!..А чем исполнено твое,И сам Плетнев не опишет.Начало ноября 1821«Ты знаешь, что изрек…»
Ты знаешь, что изрек,Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?Рабом родится человек,Рабом в могилу ляжет,И смерть ему едва ли скажет,Зачем он шел долиной чудной слез,Страдал, рыдал, терпел, исчез?1821(?)Мелкие сатирические и шуточные стихотворения
Перевод Лафонтеновой эпитафии
Иван и умер, как родился, —Ни с чем; он в жизни веселилсяИ время вот как разделял:Во весь день – пил, а ночью – спал.1804 или 1805«Безрифмина совет…»
Безрифмина совет:Без жалости всё сжечь мое стихотворенье!Быть так! Его ж, друзья, невинное твореньеСвоею смертию умрет!«Ужели слышать всё докучный барабан?..»
Ужели слышать всё докучный барабан?Пусть дружество еще, проникнув тихим гласом,Хотя на час один соединит с ПарнасомТого, кто невзначай Ареев вздел кафтанИ с клячей величавойПустился кое-как за славой.2 марта 1807«Как трудно Бибрису со славою ужиться…»
Как трудно Бибрису со славою ужиться!Он пьет, чтобы писать, и пишет, чтоб напиться!Июль или август 1809Мадригал новой Сафе
Ты – Сафо, я – Фаон, – об этом и не спорю,Но, к моему ты горю,Пути не знаешь к морю.Июль или август 1809Книги и журналист
Крот мыши раз шепнул: «Подруга! ну, зачемНа пыльном чердаке своемЦарапаешь, грызешь и книги раздираешь:Ты крошки в них ума и пользы не сбираешь?»– «Не об уме и хлопочу,Я есть хочу».Не знаю, впрок ли то, но эта мышь уликойТебе, обрызганный чернилами Арист.Зубами ты живешь, голодный журналист.Да нужды жить тебе не видим мы великой.Июль или август 1809Эпиграмма на перевод Вергилия
Вдали от храма муз и рощей ГеликонаФеб мстительной рукой Сатира задавил;[34]Воскрес урод и отомстил:Друзья, он душит Аполлона!Июль или август 1809Мадригал Мелине, которая называла себя нимфою
Ты нимфа Ио, – нет сомненья!Но только… после превращенья!Июль или август 1809Эпитафия
Не нужны надписи для камня моего,Пишите просто здесь: он был и нет его!Конец ноября 1809«Известный откупщик Фадей…»
Известный откупщик ФадейПостроил Богу храм… и совесть успокоил.И впрямь! На всё цены удвоил:Дал Богу медный грош, а сотни взял рублейС людей.«Теперь, сего же дня…»
«Теперь, сего же дня,Прощай, мой экипаж и рыжих четверня!Лизета! ужины!.. Я с вами распрощалсяНавек для мудрости святой!»– «Что сделалось с тобой?»– «Безделка!.. Проигрался!»Истинный патриот
«О хлеб-соль русская! о прадед Филарет!О милые останки,Упрямство дедушки и ферези прабабки!Без вас спасенья нет!А вы, а вы забыты нами!» —Вчера горланил Фирс с гостямиИ, сидя у меня за лакомым столом,В восторге пламенном, как истый витязь русский,Съел соус, съел другой, а там сальмис французский,А там шампанского хлебнул с бутылку он,А там… подвинул стул и сел играть в бостон.Сравнение
«Какое сходство Клит с Суворовым имел?»– «Нималого!» – «Большое».– «Помилуй! Клит был трус, от выстрела робелИ пекся об одном желудке и покое;Великий вождь вставал с зарей для ратных дел,А Клит спал часто по недели».– «Всё так! да умер он, как вождь сей… на постеле».Из антологии
Сот меда с молоком —И Маин сын тебе навеки благосклонен!Алкид не так-то скромен:Дай две ему овцы, дай козу и с козлом;Тогда он на овец прольет благословеньеИ в снедь не даст волкам.Храню к богам почтенье,А стада не отдамНа жертвоприношенье.По совести! Одна мне честь, —Что волк его сожрал, что бог изволил съесть.К Маше
О, радуйся, мой друг, прелестная Мария!Ты прелестней полна, любови и ума,С тобою грации, ты грация сама.Пусть парки век прядут тебе часы златые!Амур тебя благословил,А я – как ангел говорил.На перевод «Генриады», или Превращение Вольтера
«Что это! – говорил Плутон, —Остановился Флегетон,Мегера, фурии и Цербер онемели,Внимая пенью твоему,Певец бессмертный Габриели?Умолкни!.. Но семуБезбожнику в наградуПоищем страшных мук, ужасных даже аду,Соделаем егоГнуснее самогоСизифа злова!»Сказал и превратил – о ужас! – в Ослякова.Начало 1810«Льстец моей ленивой музы!..»
Льстец моей ленивой музы!Ах, какие снова узыНа меня ты наложил?Ты мою сонливу «Лету»В Иордан преобратилИ, смеяся, мне, поэту,Так кадилом накадил,Что я в сладком упоеньи,Позабыв стихотвореньи,Задремал и видел сон:Будто светлый АполлонИ меня, шалун мой милый,На берег реки унылойСо стихами потащилИ в забвеньи потопил!Конец декабря 1809 или начало 1810Совет эпическому стихотворцу
Какое хочешь имя дайТвоей поэме полудикой:Петр длинный, Петр большой, но только Петр Великий —Ее не называй.1810(?)Надпись к портрету Н. Н.
И телом и душой ты на Амура схожа:Коварна и умна и столько же пригожа.«Гремит повсюду страшный гром…»
Гремит повсюду страшный гром,Горами к небу вздуто море,Стихии яростные в споре,И тухнет дальний солнцев дом,И звезды падают рядами.Они покойны за столами,Они покойны. Есть перо,Бумага есть и – всё добро!Не видят и не слышутИ всё пером гусиным пишут!9 августа 1812«Всегдашний гость, мучитель мой…»
Всегдашний гость, мучитель мой,О Балдус! долго ль мне зевать, дремать с тобой?Будь крошечку умней или – дай жить в покое!Когда жестокий рок сведет тебя со мной —Я не один и нас не двое.Между 1809 и 1812 (?)На поэмы Петру Великому
Не странен ли судеб устав!Певцы Петра – несчастья жертвы:Наш Пиндар кончил жизнь, поэмы не скончав,Другие живы все, но их поэмы мертвы!1812(?)«Ему ли помнить нас…»
Ему ли помнить насНа шумной сцене света?Он помнит лишь обеда часИ час великий комитета!25 апреля 1814Новый род смерти
За чашей пуншевой в политику с друзьямиПустился Бавий наш, присяжный стихотвор.Одомаратели все сделались судьями,И каждый прокричал свой умный приговор,Как ныне водится, Наполеону:«Сорвем с него корону!»– «Повесим!» – «Нет, сожжем!»– «Нет, это жестоко… в Каэну отвеземИ медленным отравим ядом».– «Очнется!» – «Как же быть?» – «Пускай истает гладом!»– «От жажды!..» – «Нет! – вскричал насмешливый Филон. —Нет! с большей лютостью дни изверга скончайте!На Эльбе виршами до смерти зачитайте,Ручаюсь: с двух стихов у вас зачахнет он!»Между маем и октябрем 1814«Памфил забавен за столом…»
Памфил забавен за столом,Хоть часто и назло рассудку;Веселостью обязан он желудку,А памяти – умом.«От стужи весь дрожу…»
От стужи весь дрожу,Хоть у камина я сижу.Под шубою лежуИ на огонь гляжу,Но всё как лист дрожу,Подобен весь ежу,Теплом я дорожу,А в холоде брожуИ чуть стихами ржу.Декабрь 1816 или январь 1817На книгу под названием «Смесь»
По чести, это смесь:Тут проза и стихи, и авторская спесь.Запрос Арзамасу
Три Пушкина в Москве, И все они – поэты.Я полагаю, все одни имеют леты.Талантом, может быть, они и не равны,Один живет с женой, другой и без жены,А третий об жене и весточки не слышит(Последний – промеж нас я молвлю – страшный плут,И прямо в ад ему дорога!), —Но дело не о том: скажите, ради Бога,Которого из них Бобрищевым зовут?4 марта 1817«Кто это, так насупя брови…»
Кто это, так насупя брови,Сидит растрепанный и мрачный, как Федул?О чудо! Это он!.. Но кто же? Наш Катулл,Наш Вяземский, певец веселья и любови!9 марта 1817«Меня преследует судьба…»
Меня преследует судьба,Как будто я талант имею!Она, известно вам, слепа;Но я в глаза ей молвить смею:«Оставь меня, я не поэт,Я не ученый, не профессор;Меня в календаре в числе счастливцев нет,Я… отставной асессор!»Первая половина марта 1817«На свет и на стихи…»
На свет и на стихиОн злобой адской дышит;Но в свете копит он грехиИ вечно рифмы пишет…Первая половина марта 1817«Числа, по совести, не знаю…»
Числа, по совести, не знаю,Здесь время сковано стоит,И скука только говорит:«Пора напиться чаю,Пора вам кушать, спать пора,Пора в санях кататься…»«Пора вам с рифмами расстаться!» —Рассудок мне твердит сегодня и вчера.Первая половина марта 1817Послание
от практического мудреца мудрецу Астафьическому с мудрецом Пушкиническим
Счастлив, кто в сердце носит рай,Не изменяемый страстями!Тому всегда блистает майИ не скудеет жизнь цветами!Ты помнишь, как в плаще издранном ЭпиктетНе знал, что барометр пророчит непогоду,Что изменяется кругом моральный светИ Рим готов пожрать вселенныя свободу.От зноя не потел, на дождике был сух!Я буду твердостью превыше Эпиктета.В шинель терпенья облекусьИ к вам нечаянно явлюсьС лучами первыми рассвета.Да! Да! Увидишь ты меня перед крыльцомС стоическим лицом.Не станет дело за умом!Я ум возьму в Сенеке,Дар красноречия мне ссудит Соковнин,Любезность светскую Ильин,А философию я заказал… в аптеке!Начало июля 1817«Я вижу тень Боброва…»
Я вижу тень Боброва:Она передо мной,Нагая, без покрова,С заразой и с чумой;Сугубым вздором дышитИ на скрижалях пишетБессмертные стихи,Которые в мехиБог ветров собираетИ в воздух выпускаетНа гибель для певцов;Им дышит граф Хвостов,Шихматов оным дышит,И друг твой, если пишетБез мыслей кучи слов.1817(?)Примечания
1
Освистывайте меня без стеснения, собратья мои, я отвечу вам тем же. Вольтер (франц.). – Ред.
2
Блажен смертный, который, неведомый миру, живет, довольный самим собой, в укромном уголке, которому любовь к тому тлену, что зовется славой, никогда не кружила головы своим суетным угаром (франц.). – Ред.
3
Что вижу я, все кончено; я тебя обнимаю, и ты умираешь. Вольтер (франц.). – Ред.
4
Нужно ли быть столь мимолетным? – сказал я сладостному наслаждению (франц.). – Ред.
5
Сие послание предположено было напечатать в заглавии перевода «Освобожденного Иерусалима»
6
Кажется, до сих пор у нас нет перевода Тассовых творений в стихах.
7
Торквато был жертвою любви и зависти. Всем любителям словесности известна жизнь его.
8
Тасс десяти лет от роду писал стихи и, будучи принужден бежать из Неаполя с отцом своим, сравнивал себя с молодым Асканием. До тридцатилетнего возраста кончил он бессмертную поэму Иерусалима, написал «Аминту», много рассуждений о словесности и проч.
9
Gli occhi tuoi pagheran…Di quel sangue ogni stilla un mar di pianto.La Gierusalemme.Canto XII.(За каждую каплю этой крови твои глаза заплатят морем слез. «Иерусалим». Песнь XII) (итал.). – Ред.
11
В прекрасном теле прекраснейшая душа (итал.). – Ред.
12
Дарование поэта и актрисы.
13
Психею – душу или мечту – древние изображали в виде бабочки или крылатой девы, обнявшейся с Купидоном.
14
Смотри VI песнь «Энеиды»
15
Смотри «Тень Кука»
16
Всё это, даже и кошки, воспеты в Москве – ссылаюсь на журналы.
17
Этот стих взят из сочинений Боброва, я ничего не хочу присваивать.
18
Крылов познакомился с духами через «Почту».
20
Сонет «Rotta e l'alta colonna e l verde lauro»
21
Она представляла Психею в славном балете «Амур и Психея»
22
В самом прекрасном, самом цветущем возрасте… Живая, прекрасная взошла на небо. Петрарка (итал.). – Ред.
23
Филомела и Прогна – дочери Пандиона. Терей, супруг последней, влюбился в Филомелу, заключил её в замок, во Фракии находящийся, обесчестил и отрезал язык. Боги, сжалившись над участью несчастных сестёр, превратили Филомелу в соловья, а Прогну в ласточку.
24
Здесь нескольких стихов недостаёт. – Прим. П.А.Вяземского.
25
Души усопших – не призрак: смертью не всё оканчивается; бледная тень ускользает, победив костёр. Проперций (лат.). – Ред.
26
Душевное спокойствие.
27
Подобно горному, быстрому потоку, подобно зарнице, вспыхнувшей в ясных ночных небесах, подобно ветерку или дыму, или подобно стремительной стреле проносится наша слава; всякая почесть похожа на хрупкий цветок! На что надеешься, чего ждешь ты сегодня? После триумфа и пальмовых ветвей одно только осталось душе – печаль и жалобы, и слезные Пени. Что мне в дружбе, что мне в любви? О слезы! О горе! «Торрисмондо», трагедия Т. Тассо (итал.). – Ред.
28
То есть посвятил. – Ред.
29
«О великодушный Альфонс!..» (итал.). – Ред.
30
В дествительности Тассо умер 25 апреля 1595 г. на 52-м году жизни. – Ред.
31
Здесь лежат кости Торквато Тассо (лат.). – Ред.
32
Окончательная редакция стихотворения. – Ред.
33
Девушка подобна розе (итал.) – Ред.
