Опыты в стихах и прозе. Часть 2. Стихи

Сон могольца

Баснь

Могольцу снилися жилища Елисейски:Визирь блаженный в нихЗа добрые дела житейски,В числе угодников святых,Покойно спал на лоне Гурий.Но сонный видит ад,Где, пламенем объят,Терзаемый бичами Фурий,Пустынник испускал ужасный вопль и стон.Моголец в ужасе проснулся,Не ведая, что значит сон.Он думал, что пророк в сих мертвых обманулсяИль тайну для него скрывал;Тотчас гадателя призвал,И тот ему в ответ: «Я не дивлюсь нимало,Что в снах есть разум, цель и склад.Нам небо и в мечтах премудрость завещало…Сей праведник, Визирь, оставя двор и град,Жил честно и всегда любил уединенье;Пустынник на поклон таскался к Визирям».С гадателем сказав, что значит сновиденье,Внушил бы я любовь к деревне и полям.Обитель мирная! в тебе успокоеньеИ все дары небес даются щедро нам.Уединение, источник благ и счастья!Места любимые! Ужели никогдаНе скроюсь в вашу сень от бури и ненастья?Блаженству моему настанет ли чреда?Ах! кто остановит меня под мрачной тенью?Когда перенесусь в священные леса?О музы! сельских дней утеха и краса!Научите ль меня небесных тел теченью?Светил блистающих несчетны именаУзнаю ли от вас? Иль, если мне данаСпособность малая и скудно дарованье,Пускай пленит меня источников журчаньеИ я любовь и мир пустынный воспою!Пусть Парка не прядет из злата жизнь моюИ я не буду спать под бархатным наметом;Ужели через то я потеряю сон?И меньше ль по трудах мне будет сладок он?Зимой близь огонька, в тени древесной летом,Без страха двери сам для Парки отопру,Беспечно век прожив, спокойно и умру.

Любовь в челноке

Месяц плавал над рекою,Все спокойно! ВетерокВдруг повеял, и волноюПринесло ко мне челнок.Мальчик в нем сидел прекрасный;Тяжким правил он веслом.«Ах, малютка мой несчастный!Ты потонешь с челноком!»«Добрый путник, дай помогу;Я не справлю, сидя в нем.На весло! и понемногуМы к ночлегу доплывем».Жалко мне малютки стало;Сел в челнок – и за весло!Парус ветром надувало,Нас стрелою понесло.И вдоль берега помчались,По теченью быстрых вод;А на берег собиралисьСтаей Нимфы в хоровод.Резвые смеялись, пелиИ цветы кидали в нас;Мы неслись, стрелой летели…О беда! о страшный час!..«Я заслушался, забылся,Ветер с моря заревел;Мой челнок о мель разбился,А малютка… улетел!Кое-как на голый каменьВышел с горем пополам;Я обмок – а в сердце пламень:Из беды опять к бедам!Всюду Нимф ищу прекрасных,Всюду в горести брожу,Лишь в мечтаньях сладострастныхТени милых нахожу.Добрый путник! в час погодыНе садися ты в челнок!Знать, сии опасны воды;Знать, малютка… страшный бог!

Счастливец

Слышишь! мчится колесницаТам по звонкой мостовой!Правит сильная десницаКоней сребряной браздой!Их копыта бьют о камень;Искры сыплются струей;Пышет дым, и черный пламеньИзлетает из ноздрей!Резьбой дивною и златомКолесница вся горит.На ковре ее богатомКто ж, Лизета, кто сидит?Временщик, вельмож любимец,Что на откуп город взял…Ах! давно ли он у крылецПыль смиренно обметал?Вот он с нами поравнялсяИ едва кивнул главой;Вот уж молнией промчался,Пыль оставя за собой!Добрый путь! пока лелеетВ колыбели счастье вас!Поздно ль? рано ль? но приспеетИ невзгоды страшный час.Ах, Лизета! льзя ль прельщатьсяИ теперь его судьбой?Не ему счастливым зватьсяС развращенною душой!Там, где хитростью искусстваРозы в зиму расцвели;Там, где все пленяет чувства —Дань морей и дань земли;Мрамор дивный из ПаросаИ кораллы на стенах;Там, где в роскоши ПафосаНа узорчатых коврахСчастья шаткого любимецС нимфами забвенье пьет, —Там же слезы сей счастливецОт людей украдкой льет.Бледен ночью Крез несчастныйШепчет тихо, чтоб женаНе вняла сей глас ужасный:«Мне погибель суждена!»Сердце наше – кладезь мрачной:Тих, покоен сверху вид;Но спустись ко дну… ужасно!Крокодил на нем лежит!Душ великих сладострастье,Совесть! зоркий страж сердец!Без тебя ничтожно счастье;Гибель – злато и венец!

Радость

Любимца КипридинаИ миртом, и розоюВенчайте, о юношиИ девы стыдливые!Толпами сбирайтеся,Руками сплетайтесяИ, радостно топая,Скачите и прыгайте!Мне лиру ТиискуюКамены и ГрацииВручили с улыбкою:И песни веселиюПриятнее нектараИ слаще амврозии,Что пьют небожители,В блаженстве беспечные,Польются со струн ее!Сегодня – день радости:Филлида суроваяСквозь слезы стыдливости«Люблю!» – мне промолвила.Как роза, кропимаяВ час утра Авророю,С главой, отягченноюБесценными каплями,Румяней становится, —Так ты, о прекрасная!С главою поникшею,Сквозь слезы стыдливости,Краснея, промолвила:«Люблю!» тихим шепотом.Все мне улыбнулося;Тоска и мучения,И страхи и горестиИсчезли – как не было!Киприда, влекомаяПо воздуху синемуМеж бисерных облаковЦитерскими птицамиК Цитере иль Пафосу,Цветами осыпалаМеня и красавицу.Все мне улыбнулося! —И солнце весеннее,И рощи кудрявые,И воды прозрачные,И холмы Парнасские! —Любимца Кипридина,В любви победителя,И миртом, и розоюВенчайте, о юношиИ девы стыдливые!

К Н<иките>

Как я люблю, товарищ мой,Весны роскошной появленьеИ в первый раз над муравойВеселых жаворонков пенье:Но слаще мне среди полейУвидеть первые бивакиИ ждать беспечно у огнейС рассветом дня кровавой драки.Какое счастье, рыцарь мой!Узреть с нагорныя вершиныНеобозримый наших стройНа яркой зелени долины!Как сладко слышать у шатраВечерней пушки гул далекойИ погрузиться до утраПод теплой буркой в сон глубокой.Когда по утренним росамКоней раздастся первый топотИ ружей протяженный грохотПробудит эхо по горам, —Как весело перед строямиЛетать на ухарском конеИ с первыми в дыму, в огне,Ударить с криком за врагами!Как весело внимать: «Стрелки,Вперед! Сюда, донцы! Гусары!Сюда, летучие полки,Башкирцы, горцы и татары!»Свисти теперь, жужжи свинец!Летайте ядры и картечи!Что вы для них? для сих сердец,Природой вскормленных для сечи?Колонны сдвинулись, как лес.И вот… о зрелище прекрасно!Идут – безмолвие ужасно!Идут – ружье наперевес;Идут… ура! и все сломили,Рассеяли и разгромили:Ура! Ура! – и где же враг?..Бежит, а мы, в его домах,О, радость храбрых! киверамиВино некупленное пьемИ под победными громами«Хвалите господа» поем!..Но ты трепещешь, юный воин,Склонясь на сабли рукоять:Твой дух встревожен, беспокоен;Он рвется лавры пожинать:С Суворовым он вечно бродитВ полях кровавыя войны,И в вялом мире не находитОтрадной сердцу тишины.Спокойся: с первыми громамиК знаменам славы полетишь;Но там, о, горе, не узришьМеня, как прежде, под шатрами!Забытый шумною молвой,Сердец мучительницей милой,Я сплю, как труженик унылой,Не оживляемый хвалой.

Эпиграммы, надписи и пр<очее>

I

Всегдашний гость, мучитель мой,О, Балдус! долго ль мне зевать, дремать с тобой?Будь крошечку умней, или – дай жить в покое!Когда жестокий рок сведет тебя со мной —Я не один и нас не двое.

II

Как трудно Бибрису со славою ужиться!Он пьет, чтобы писать, и пишет, чтоб напиться!

III

Памфил забавен за столом,Хоть часто и назло рассудку:Веселостью обязан он желудку, А памяти – умом.

IV

Совет эпическому стихотворцу

Какое хочешь имя дайТвоей поэме полудикой:Петр длинный, Петр большой, но только Петр Великой —Ее не называй.

V

Мадригал новой Сафе

Ты Сафо, я Фаон; об этом и не спорю:Но к моему ты горю,Пути не знаешь к морю.

VI

Надпись к портрету Н. Н.

И телом и душой ты на Амура схожа:Коварна, и умна, и столько же пригожа.

VII

К цветам нашего Горация

Ни вьюги, ни морозыЦветов твоих не истребят.Бог лиры, бог любви и музы мне твердят:В саду Горация не увядают розы.

VIII

Надпись к портрету Жуковского

Под знаменем Москвы, пред падшею столицей,Он храбрым гимны пел, как пламенный Тиртей;В дни мира, новый Грей,Пленяет нас задумчивой цевницей.

IX

Надпись к портрету графа Эммануила Сен-При

От родины его отторгнула судьбина;Но Лилиям отцов он всюду верен был:И в нашем стане воскресилБаярда древний дух и доблесть Дюгесклина.

X

Надпись на гробе пастушки

Подруги милые! в беспечности игривойПод плясовой напев вы резвитесь в лугах.И я, как вы, жила в Аркадии счастливой;И я, на утре дней, в сих рощах и лугах,Минутны радости вкусила:Любовь в мечтах златых мне счастие сулила;Но что ж досталось мне в прекрасных сих местах? Могила!

XI

Мадригал Мелине, которая называла себя Нимфою

Ты Нимфа, Ио; нет сомненья!Но только… после превращенья!

XII

На книгу под названием «Смесь»

По чести, это смесь:Тут проза, и стихи, и авторская спесь.

Странствователь и домосед

Объехав свет кругом,Спокойный домосед, перед моим каминомСижу и думаю о том,Как трудно быть своих привычек властелином;Как трудно век дожить на родине своейТому, кто в юности из края в край носился,Все видел, все узнал – и что ж? из-за морейНи лучше, ни умнейПод кров домашний воротился:Поклонник суетным мечтам,Он осужден искать… чего – не знает сам!О страннике таком скажу я повесть вам.Два брата, Филалет и Клит, смиренно жилиВ предместий Афин под кровлею одной;В довольстве? Не скажу, но с бодрою душойВстречали день и ночь спокойно проводили,Затем что по трудах всегда приятен сон.Вдруг умер дядя их, афинский Гарпагон,И братья-бедняки – о радость! – получилиНе помню сколько мин монеты золотойДа кучу серебра: сосуды и амфорыОтделки мастерской. —Наследственным добром свои насытя взоры,Такие завели друг с другом разговоры:«Как думаешь своей казной расположить? —Клит спрашивал у брата, —А я так дом хочу купитьИ в нем тихохонько с женою век прожитьПод сенью отчего Пената.Землицы уголок не будет лишний нам:От детства я любил ходить за виноградом,Возиться знаю с стадомИ детям я мой плуг в наследство передам;А ты как думаешь?» – «О! я с тобой несходен;Я пресмыкаться не способенВ толпе граждан простыхИ с помощью наследстваДля дальних замыслов моих,Благодаря богам, теперь имею средства!» —«Чего же хочешь ты?» – «Я?., славен быть хочу».– «Но чем?» – «Как чем? – умом, делами,И красноречьем, и стихами,И мало ль чем еще? Я в Мемфис полечуДелиться мудростью с жрецами:Зачем сей создан мир? Кто правит им и как?Где кончится земля? Где гордый Нил родится?Зачем под пеленой сокрыт Изиды зрак,Зачем горящий Феб все к западу стремится?Какое счастье, милый брат!Я буду в мудрости соперник Пифагора! —В Афинах обо мне тогда заговорят.В Афинах? – что сказал! – от Нила до БосфораПрославится твой брат, твой верный Филалет!Какое счастье! десять летЯ стану есть траву и нем как рыба буду;Но красноречья дар, конечно, не забуду.Ты знаешь, я всегда красноречив бывалИ площадь нашу посещалНе даром.Не стану я моим превозноситься даром,Как наш Алкивиад, оратор слабых жен,Или надутый Демосфен,Кичася в пурпуре пред царскими послами.Нет! нет! я каждого полезными речамиНа площади градской намерен просвещать.Ты сам, оставя плуг, придешь меня внимать,С народом шумные восторги разделяя,И слезы радости под мантией скрывая,Красноречивейшим из греков называть,Ты обоймешь меня дрожащею рукою,Когда… поверишь ли? Гликерия самаНа площади с толпоюМеня провозгласит оракулом ума,Ума и, может быть, любезности… конечно,Любезностью сердечнойЯ буду нравиться и в сорок лет еще.Тогда афиняне забудут Демосфена.И Кратеса в плаще,И бочку шута Диогена,Которую, смотри… он катит мимо нас!»«Прощай же, братец, в добрый час!Счастливого пути к премудрости желаю, —Клит молвил краснобаю. —Я вижу, нам тебя ничем не удержать!» —Вздохнул, пожал плечьми и к городу опятьПошел – домашний быт и домик снаряжать. —А Филалет? – К Пирею,Чтоб судно тирское застатьИ в Мемфис полететь с румяною зарею.Признаться, он вздохнул, начавши Одиссею…Но кто не пожалел об отческой земле,Надолго расставаясь с нею?Семь дней на корабле,Зевая,Проказник наш сиделИ на море глядел,От скуки сам с собой вполголос рассуждая:«Да где ж Тритоны все? где стаи Нереид?Где скрылися они с толпой Океанид?Я ни одной не вижу в море!»И не увидел их.Но ветер свежий вскореВ Египет странника принес;Уже он в Мемфисе, в обители чудес;Уже в святилище премудрости вступает,Как мумия сидит среди бород седыхИ десять дней зеваетЗа поученьем ихО жертвах каменной Изиде,Об Аписе-быке иль грозном Озириде,О псах Анубиса, о чесноке святом,Усердно славимом на Ниле,О кровожадном крокодилеИ… о коте большом!..«Какие глупости! какое заблужденье!Клянуся Поллуксом! нет слушать боле сил!»Грек молвил, потеряв и важность и терпенье,С скамьи как бешеный вскочилИ псу священному – о, ужас! – наступилНа божескую лапу…Скорее в руки посох, шляпу,Скорей из Мемфиса бежатьОт гнева старцев разъяренных,От крокодилов, псов и луковиц священных,И между греков просвещенныхЛюбезной мудрости искать.На первом корабле он полетел в Кротону.В Кротоне бьет челом смиренно Агатону,Мудрейшему из мудрецов,Жестокому врагу и мяса и бобов(Их в гневе Пифагор, его учитель славный,Проклятьем страшным поразил,Затем что у него желудок неисправныйБобов и мяса не варил).«Ты мудрости ко мне, мой сын, пришел учиться? —У грека старец вопросилС усмешкой хитрою. – Итак, прошу садитьсяИ слушать пенье Сфер: ты слышишь?» – «Ничего!»«А видишь ли в девятом мире Духов, летающих в эфире?»«И менее того!»«Увидишь, попостись ты года три, четыре,Да лет с десяток помолчи;Тогда, мой сын, тогда обнимешь бренным взоромВсе тайной мудрости лучи;Обнимешь, я тебе клянуся Пифагором…»«Согласен, так и быть!»Но греку шутка ли и день не говорить?А десять лет молчать, молчать да все поститься —Зачем? чтоб мудрецом,С морщинным от поста и мудрости челом,В Афины возвратиться?О нет!Чрез сутки возопил голодный Филалет:«Юпитер дал мне ум с рассудкомНе для того, чтоб я ходил с пустым желудком;Я мудрости такой покорнейший слуга;Прощайте ж навсегда Кротонски берега!»Сказал и к Этне путь направил;За делом! чтоб на ней узнать, зачем и какИзношенный башмакФилософ Эмпедокл пред смертью там оставил.Узнал – и с вестью сейОн в Грецию скорейС усталой от забот и праздности душою.Повсюду гость среди людей,Везде за трапезой чужоюНаш странник обходилПоля, селения и грады,Но счастия не находилПод небом счастливым Эллады.Спеша из края в край, он игры посещал,Забавы, зрелища, ристанья,И даже прорицаньяБез веры вопрошал;Но хижину отцов нередко вспоминал,В ненастье по лесам бродя с своей клюкою,Как червем, тайною снедаемый тоскою.Притом же кошелекУ грека стал легок;А ночью, как он шел через Лаконски горы,Отбили у негоИ остальное воры.Счастлив еще, что жизнь не отняли его!«Но жизнь без денег что? – мученье нестерпимо![4]Так думал Филалет,Тащась полунагой в степи необозримой.Три раза солнца светСменялся мраком ночи,Но странника не зрели очиНи жила, ни стези: повсюду степь и степьДа гор в дали туманной цепь,Илотов и воров ужасные жилища.Что делать в горе! что начать!Придется умиратьВ пустыне одному, без помощи, без пищи.«Нет, боги, нет! —Терзая грудь, вопил несчастный Филалет, —Я знаю, как покинуть свет!Не стану голодом томиться!»И меж кустов реку завидя вдалеке,Он бросился к реке —Топиться!«Что, что ты делаешь, слепец?» —Несчастному вскричал скептический мудрец,Памфил седобородый,Который над водой, любуяся природой,Один с клюкой тихонько брелИ, к счастью, странника нашелНа крае гибельной напасти.«Топиться хочешь ты?Согласен; но сперваПоведай мне, твоя спокойна ль голова?Рассудок ли тебя влечет в реку иль страсти?Рассудок: но его что нам вещает глас?Что жизнь и смерть равны для нас.Равны – так незачем топиться.Дай руку мне, мой сын, и не стыдись учитьсяУ старца, чей мудрец здесь может быть счастлив».Кто жить советует – всегда красноречив:И наш герой остался жив.В расселинах скалы, висящей над водою,В тени приветливой смоковниц и олив,Построен был шалашПамфиловой рукою,Где старец десять летПровел в молчании глубокомИ в вечность проницал своим орлиным оком,Забыв людей и свет.Вот там-то ужин иль обедПростой, но очень здравый,Находит Филалет:Орехи, желуди и травы,Большой сосуд воды, и только.Боже мой! Как сладостно искать для трапезы такойВ утехах мудрости приправы!Итак, в том дива нет, что с путником ПамфилОб атараксии[5] тотчас заговорил.«Все призрак! – под конец хозяин заключил: —Богатство, честь и власти,Болезнь и нищета, несчастия и страсти,И я, и ты, и целый свет, —Все призрак!» – «Сновиденье!» —Со вздохом повторял унылый Филалет;Но, глядя на сухой обед,Вскричал: «Я голоден!» —«И это заблужденье,Все грубых чувств обман; не сомневайся в том». —Неделю попостясь с брадатым мудрецом,Наш призрак Филалет решился из пустыниОтправиться в Афины.Пора, пора блеснуть на площади умом!Пора с философом расстаться,Который нас недаром научил,Как жить и в жизни сомневаться.Услужливый ПамфилМонет с десяток сам бродяге предложил,Котомкой с желудьми сушеными ссудилИ в час румяного рассветаСам вывел по тропам излучистым ТайгетаНа путь афинский Филалета.Вот странник наш идет и день и ночь один;Проходит Арголиду,Коринф и Мегариду;Вот – Аттика, и вот – дым сладостный Афин,Керамик с рощами… предместия начало…Там… воды Иллиса!.. В нем сердце задрожало:Он грек, то мудрено ль, что родину любил,Что землю целовал с горячими слезами,В восторге, вне себя, с деревьями, с домамиЗаговорил!..Я сам, друзья мои, дань сердца заплатил,Когда, волненьями судьбиныВ отчизну брошенный из дальних стран чужбины,Увидел наконец Адмиралтейский шпиц,Шонтанку, этот дом… и столько милых лиц,Для сердца моего единственных на свете!Я сам… Но дело все теперь о Филалете,Который, опершись на кафедру, стоитИ ждет опять денницыНа милой площади Аттической столицы.Заметьте, милые друзья,Что греки снаряжать тогда войну хотели,С каким царем, не помню я,Но знаю только то, что риторы гремели,Предвестники народных бед.Так речью их сразить желая,Филалет Всех раньше на помост погибельный взмостилсяИ вот блеснул Авроры свет,А с ним и шум дневной родился.Народ зашевелился.В Афинах, как везде, час утра – час сует,На площадь побежал ремесленник, поэт,Поденщик, говорун, с товарами купчина,Софист, архонт и ФринаС толпой невольниц и Сирен,И бочку прикатил насмешник Диоген;На площадь всяк идет для дела и без дела;Нахлынули – вся площадь закипела.Вы помните, бульвар кипел в Париже такНарода праздными толпами,Когда по нем летал с нагайкою козакИль северный Амур с колчаном и стрелами.Так точно весь народ толпился и жужжалПеред ораторским амвоном.Знак подан. Начинай!Рой шумный замолчал.И ритор возвестил высокопарным тоном,Что Аттике войнаПогибельна, вредна;Потом – велеречиво, ясноПо пальцам доказал, что в мире быть… опасно.«Что ж делать?» – закричал с досадою народ.«Что делать?.. – сомневаться.Сомненье мудрости есть самый зрелый плод.Я вам советую, граждане, колебаться —И не мириться, и не драться!..»Народ всегда нетерпелив.Сперва наш краснобай услышал легкий ропот,Шушуканье, а там поближе громкий хохот,А там… Но он стоит уже ни мертв ни жив,Разинув рот, потупив взгляды,Мертвее во сто раз, чем мертвецы баллады.Еще проходит миг – Ну что же? продолжай!» —Оратор все ни слова:От страха где язык!Зато какой в толпе поднялся страшный крик!Какая туча там готова!На кафедру летит град яблоков и фиг,И камни уж свистят над жертвой…И жалкий Филалет, избитый, полумертвой,С ступени на ступень в отчаянье летитИ падает без чувств под верную защитуВ объятия отверсты… к Клиту!Итак, тщеславного спасает бедный Клит,Простяк, неграмотный, презренный,В Афинах дни влачить без славы осужденный!Он, он, прижав его к груди,Нахальных крикунов толкает на пути,Одним грозит, у тех пощады проситИ брата своего, как старика Эней,К порогу хижины своейНа раменах доносит.Как брата в хижине лелеет добрый Клит!Не сводит глаз с него, с ним сладко говоритС простым, но сильным чувством.Пред дружбой ничего и Гиппократ с искусством!В три дни страдалец наш оправился и встал,И брату кинулся на шею со слезами;А брат гостей назвалИ жертву воскурил пред отчими богами.Весь домик в суетах! Жена и рой детей,Веселых, резвых и пригожих,Во всем на мать свою похожих,На пиршество несут для радостных гостей,Простой, но щедрый дар наследственных полей,Румяное вино, янтарный мед Гимета, —И чаша поднялась за здравье Филалета!«Пей, ешь и веселись, нежданный сердца гость!» —Все гости заодно с хозяином вскричали.И что же? Филалет, забыв народа злость,Беды, проказы и печали,За чашей круговой опять заговорилВ восторге о тебе, великолепный Нил!А дней через пяток, не боле,Наскуча видеть все одно и то же поле,Все те же лица всякой день,Наш грек, – поверите ль? – как в клеткестосковался.Он начал по лесам прогуливать уж лень,На горы ближние взбирался,Бродил всю ночь, весь день шатался;Потом Афины стал тихонько посещать,На милой площади опятьЗевать,С софистами о том, об этом толковать;Потом… проведав он от старых грамотеев,Что в мире есть страна,Где вечно царствует весна,За розами побрел – в снега Гипербореев.Напрасно Клит с женой ему кричали вследС домашнего порога:«Брат, милый, воротись, мы просим, ради бога!Чего тебе искать в чужбине? новых бед?Откройся, что тебе в отечестве немило?Иль дружество тебя, жестокий, огорчило?Останься, милый брат, останься, Филалет!»Напрасные слова – Чудак не воротился —Рукой махнул… и скрылся.

Переход через Рейн

1814

Меж тем как воины вдоль идут по полям,Завидя вдалеке твои, о Рейн, волны,Мой конь, веселья полный,От строя отделясь, стремится к берегам,На крыльях жажды прилетает,Глотает хладную струюИ грудь, усталую в бою,Желанной влагой обновляет…О радость! я стою при Рейнских водах!И, жадные с холмов в окрестность брося взоры,Приветствую поля и горы,И замки рыцарей в туманных облаках,И всю страну, обильну славой,Воспоминаньем древних дней,Где с Альпов, вечною струей,Ты льешься, Рейн величавой!Свидетель древности, событий всех времен,О Рейн, ты поил несчетны легионы,Мечом писавшие законыДля гордых Германа кочующих племен;Любимец счастья, бич свободы,Здесь Кесарь бился, побеждал,И конь его переплывалТвои священны, Рейн, воды.Века мелькнули: мир крестом преображен;Любовь и честь в душах суровых пробудились. —Здесь витязи вооружилисьКопьем за жизнь сирот, за честь прелестных жен;Тут совершались их турниры,Тут бились храбрые – и здесьНе умер, мнится, и поднесьЗвук сладкой Трубадуров лиры.Так, здесь, под тению смоковниц и дубов,При шуме сладостном нагорных водопадов,В тени цветущих сел и градовВосторг живет еще средь избранных сынов.Здесь все питает вдохновенье:Простые нравы праотцев,Святая к родине любовьИ праздной роскоши презренье.Все, все, – и вид полей, и вид священных вод,Туманной древности и Бардам современных,Для чувств и мыслей дерзновенныхИ силу новую, и крылья придает.Свободны, горды, полудики,Природы верные жрецы,Тевтонски пели здесь певцы…И смолкли их волшебны лики.Ты сам, родитель вод, свидетель всех времен,Ты сам, до наших дней спокойный, величавый,С падением народной славыСклонил чело, увы! познал и стыд и плен…Давно ли брег твой под орламиАттилы нового стенал,И ты, – уныло протекалМежду враждебными полками?Давно ли земледел вдоль красных берегов,Средь виноградников заветных и священных,Полки встречал иноплеменныхИ ненавистный взор зареинских сынов?Давно ль они, кичася, пилиВино из синих хрусталейИ кони их среди полейИ зрелых нив твоих бродили?И час судьбы настал! Мы здесь, сыны снегов,Под знаменем Москвы, с свободой и с громами!..Стеклись с морей, покрытых льдами,От струй полуденных, от Каспия валов,От волн Улей и Байкала,От Волги, Дона и Днепра,От града нашего Петра,С вершин Кавказа и Урала!..Стеклись, нагрянули, за честь твоих граждан,За честь твердынь, и сел, и нив опустошенных,И берегов благословенных,Где расцвело в тиши блаженство россиян;Где ангел мирный, светозарной,Для стран полуночи рожденИ провиденьем обреченЦарю, отчизне благодарной.Мы здесь, о Рейн, здесь! ты видишь блеск мечей!Ты слышишь шум полков и новых коней ржанье,«Ура» победы и взываньеИдущих, скачущих к тебе богатырей.Взвивая к небу прах летучий,По трупам вражеским летятИ вот – коней лихих поят,Кругом заставя дол зыбучий.Какой чудесный пир для слуха и очей!Здесь пушек светла медь сияет за конями,И ружья длинными рядами,И стяги древние средь копий и мечей.Там шлемы воев оперенны,Тяжелой конницы строи,И легких всадников рои —В текучей влаге отраженны!Там слышен стук секир, и пал угрюмый лес!Костры над Рейном дымятся и пылают!И чаши радости сверкают!И клики воинов восходят до небес!Там ратник ратника объемлет;Там точит пеший штык стальной;И конный грозною рукойКрылатый дротик свой колеблет.Там всадник, опершись на светлу сталь копья,Задумчив и один, на береге высокомСтоит и жадным ловит окомРеки излучистой последние края.Быть может, он воспоминаетРеку своих родимых мест —И на груди свой медный крестНевольно к сердцу прижимает…Но там готовится, по манию вождей,Бескровный жертвенник средь гибельных трофеев,И богу сильных МаккавеевКоленопреклонен служитель олтарей:Его, шумя, приосеняетЗнамен отчизны грозный лес;И солнце юное с небесОлтарь сияньем осыпает.Все крики бранные умолкли, и в рядахБлагоговение внезапу воцарилось,Оружье долу преклонилось,И вождь, и ратники чело склонили в прах:Поют владыке вышней силы,Тебе, подателю побед,Тебе, незаходимый свет!Дымятся мирные кадилы.И се подвигнулись – валит за строем строй!Как море шумное, волнуется все войско;И эхо вторит клик геройской,Досель неслышанный, о Рейн, над тобой!Твой стонет брег гостеприимной,И мост под воями дрожит!И враг, завидя их, бежит,От глаз в дали теряясь дымной!..