Полное собрание стихотворений

Таинственный гость

Поздно ночью раненыйОн вернулся иСемь кусков бараниныСкушал до зари.На рассвете тяжкуюРану он обмыл,Медленно фуражкоюГолову покрыл,Выйдя осмотрительно,Он в кибитку влезИ затем стремительноВместе с ней исчез.

<Конец 1870-х – начало 1880-х годов>

Читательница и анютины глазки

Она ходила вдоль по садуСреди пионов и лилейУму и сердцу на усладуИль напоказ всего скорей.Она в руках держала книжкуИ перевертывала лист,На шее ж грязную манишкуИмела. Мрачный нигилист,Сидевший тут же на скамейкеИ возмущенный всем, что зрел,Сказал садовнику: «Полей-каАнютин глаз, чтоб он созрел».

<Конец 1870 х – начало 1880-х годов>

Эпиграммы

1

БлагонамеренныйИ грустный анекдот!Какие мериныПасут теперь народ!

2

Протяженно-сложенное словоИ гнусливо-казенный укорЗаменили тюрьму и оковы,Дыбу, сруб и кровавый топор.Но с приятным различьем в манереСила та же и тот же успех,И в сугубой свершается мереНаказанье за двойственный грех.

Январь 1885

Пророк будущего

Угнетаемый насилиемЧерни дикой и тупой,Он питался сухожилиемИ яичной скорлупой.Из кулей рогожных мантиюОн себе соорудилИ всецело в некромантиюУм и сердце погрузил.Со стихиями надзвезднымиОн в сношение вступал,Проводил он дни над безднамиИ в болотах ночевал.А когда порой в селениеОн задумчиво входил,Всех собак в недоумениеОбраз дивный приводил.Но, органами правительстваБыв без вида обретен,Тотчас он на место жительстваПо этапу водворен.[21]

<1886>

Видение

Сочинено в состоянии натурального гипноза

По небу полуночи лодка плывет,А в лодке младенец кричит и зовет.Младенец, младенец, куда ты плывешь?О чем ты тоскуешь? Кого ты зовешь?Напрасно, напрасно! Никто не придет…А лодка, качаясь, всё дальше плывет,И звезды мигают, и месяц большойС улыбкою странной бежит за ладьей…А тучи в лохмотьях томятся кругом…Боюсь я, не кончится это добром!

<1886>

Таинственный пономарь

Баллада

Двенадцать лет граф Адальберт фон КраниВестей не шлет;Быть может, труп его на поле браниУже гниет?..Графиня Юлия тоскует в божьем храме,Как тень бледна;Но вдруг взглянула грустными очами —И смущена.Кругом весь храм в лучах зари пылает,Блестит алтарь;Священник тихо мессу совершает,С ним пономарь.Графини взгляд весьма обеспокоенПономарем:Он так хорош, и стан его так строенПод стихарем…Обедня кончена, и панихида спета;Они – вдвоем,И их уносит графская каретаК графине в дом.Вошли. Он мрачен, не промолвит слова.К нему она:«Скажи, зачем ты так глядишь сурово?Я смущена…Я женщина без разума и воли,А враг силен…Граф Адальберт уж не вернется боле…»– «Верррнулся он!Он беззаконной отомстит супруге!»Долой стихарь!Пред нею рыцарь в шлеме и кольчуге, —Не пономарь.«Узнай, я граф,– граф Адальберт фон Крани;Чтоб испытать,Верна ль ты мне, бежал я с поля брани —Верст тысяч пять…»Она: «Ах, милый, как ты изменилсяВ двенадцать лет!Зачем, зачем ты раньше не открылся?»Он ей в ответ:«Молчи! Служить я обречен без срокаВ пономарях…»Сказал. Исчез. Потрясена глубоко,Она в слезах…Прошли года. Граф в храме честно служитДва раза в день;Графиня Юлия всё по супруге тужит,Бледна как тень,—Но не о том, что сгиб он в поле брани,А лишь о том,Что сделался граф Адальберт фон КраниПономарем.

<1886>

Осенняя прогулка рыцаря Ральфа

Полубаллада

Рыцарь Ральф, женой своеюОпозоренный, на шеюНавязал себе, бледнея,Шарф большой,И из жениной уборной,Взяв под мышку зонтик черный,Устремился он проворноВ лес глухой.Ветер дул, уныло воя;Зонт раскрыв над головою,Неизвестною тропоюРыцарь шел.Сучья голые чернели,Листья желтые летели,Рыцарь Ральф шел еле-еле,Рыцарь Ральф в душе и телеОщущал озноб.Ревматические болиПобеждают силу воли,И, пройдя версту иль боле,Рыцарь молвил: «Стоп».Повернул назад и скоро,Выйдя из глухого бора,Очутился у забораЗамка своего.Обессилен, безоружен,Весь промочен и простужен,Рыцарь молча сел за ужин,С ним жена его.«Рыцарь Ральф! – она сказала. —Я Вас нонче не узнала,Я такого не видалаШарфа никогда».«Этот шарф был очень нужен,—Молвил рыцарь Ральф, сконфужен,—Без него б я был простуженРаз и навсегда».

<1886>

Полигам и пчелы

Басня

В одной стране помещик-полигамИмел пятнадцать жен, которые ужасноДруг с другом ссорились и поднимали гам.Все средства он употреблял напрасно,Чтоб в разум их привесть, но наконец прекрасныйВдруг способ изобрел:Взяв пчельника Антипа,Он в сад его привелИ говорит: «Вот липа!И не одна, – здесь много лип;Вон розан там – а тут, гляди, Антип!—Сколь много сладостных жасминов и сиреней,Сбирать свой мед без всяких затрудненийЗдесь пчелы, думаю, могли б…Итак, Антип, скажу я толком:Я буду чрезвычайно рад,Когда внушишь своим ты пчелкам,Чтобы они в прекрасный этот садЗа взятками с цветов летели».Антип от старости ходил уж еле-еле,Но все-таки на пчельник поспешил(Хоть пчельник сам, на пчельнике он жил),И пчелам там не без труда внушилПомещика прекрасную идею;А тот немедленно лакеюВелел весь мед собратьИ, разложив в пятнадцать чаш, податьПятнадцати супругам,Которые в тот день чуть не дрались друг с другом.Наш Полигам мечтал, что мед,Быть может, ссоры их уймет;Но жены хоть не бросили ругаться,Однако же от меду отказатьсяИз них не захотела ни одна._________Мораль сей басни не совсем ясна,Но, может быть, читатель, в час досугаПрочтя ее, постигнет вдруг,Что для него одна супругаПриятней множества супруг.

<1886>

<На Т. И. Филиппова>

Ведь был же ты, о Тертий, в Палестине,И море Мертвое ты зрел, о епитроп,Но над судьбами древней мерзостыни[22]Не размышлял твой многохитрый лоб.И поддержать содомскую идеюСтремишься ты на берегах Невы…Беги, безумец, прочь! Беги, беги скорее,Не обращай преступной головы.Огнем и жупелом внезапно опаленный,Уже к теням в шеол содомский князь летит,Тебя ж, о епитроп, боюсь, что не в соленый,А в пресный столб суд божий превратит.

Октябрь 1886

Своевременное воспоминание

Израиля ведя стезей чудесной,Господь зараз два дива сотворил:Отверз уста ослице бессловеснойИ говорить пророку запретил.Далекое грядущее таилосьВ сих чудесах первоначальных дней,И ныне казнь Моаба совершилась,Увы! над бедной родиной моей.Гонима, Русь, ты беспощадным роком,Хотя за грех иной, чем Билеам,Заграждены уста твоим пророкамИ слово вольное дано твоим ослам.

<1887>

«Каюсь, древняя ослица…»

Каюсь, древняя ослица,Я тебя обидел дерзко,Ведь меж нашими осламиГоворит и князь Мещерский.Говорит такие речи,Что, услышав их, от срамаПокраснела бы в ШеолеТень ослицы Билеама.

<1887>

«Ах, далеко за снежным Гималаем…»

Ах, далеко за снежным Гималаем[23]Живет мой друг,А я один, и лишь собачьим лаем[24](Вариант: горячим чаем, холодным)Свой тешу слух(Вариант: нежу дух),Да сквозь века монахов исступленныхЖестокий спорН житие мошенников священныхСледит мой взор.Но лишь засну – к Тибетским плоскогорьям,Душа, лети!И всем попам, Кириллам и Несторьям,Скажи: прости!Увы! Блаженство кратко в сновиденье!Исчезло вдруг,Н лишь вопрос о предопределеньеТомит мой дух.

Начало января 1887

«Люблю я дам сорокалетних…»

Люблю я дам сорокалетних,Люблю я старое вино,Мне зимний сад дороже летних,И разноцветное окноПолуразрушенной светлицыМне так же много говорит,Как сердцу трепетной девицыБольшого бала первый вид.

Март 1887

«Город глупый, город грязный…»

Город глупый, город грязный!Смесь Каткова и кутьи,Царство сплетни неотвязной,Скуки, сна, галиматьи.Нет причин мне и немножкоПолюбить тебя, когдаДаже милая мне ножкаЗдесь мелькнула без следа.

4 апреля 1887

Знаменитому гражданину

1

Ода

О ты, средь невского содомаХранящий сердце в чистоте!Твоею мудростью блюдома,Русь шествует к своей мете.И скоро, скоро заблужденьяОна отраву изблюетН на руинах просвещеньяБлагонамеренно заснет.И если сон сей величавыйИ посетят еще мечты,—О, не страшись: в сиянье славыЕй будешь сниться только ты.

19 апреля 1887

2

Гимн

Содома князь и гражданин ГоморрыИдет на Русь с «газетою большой».О боже! суд свой праведный и скорыйЯви, как встарь, над гнусностью такой.

Август 1887

<На А.А. Фета>

1

Поговорим о том, чем наша жизнь согрета:О дружбе Страхова, о камергерстве Фета.

2

Жил-был поэт,Нам всем знаком,Под старость летСтал дураком.

Конец февраля 1889

Размышление о неизменности законов природы

Дела пожарного служительГоре над прахом вознесенИ, как орел – эфира житель,Всезрящим оком наделенОн одинок на сей вершине,Он выше всех, он бог, он царь…А там внизу, в зловонной тине,Как червь, влачится золотарь,—Для сердца нежного ужасенКонтраст клоаки и депа…Смирись! Закон природы ясен,Хоть наша мудрость и слепа.Заходит солнце, солнце всходит,Века бегут, а все, как встарь,На вышке гордый витязь ходитИ яму чистит золотарь.

Середина апреля 1889

Молодой турка

В день десятый могареммаУ папа в садуВстретил я цветок гаремаИ с тех пор всё жду,Жду в саду нетерпеливоЯ мою газель…Но папа блюдет ревнивоВсех своих мамзель.Знать, недаром евнух старыйШилом ковырялИ к мешку тяжелых паруКамней привязал.Надо мне остерегаться…Лучше я уйду.Этак можно и остатьсяВ папином пруду!Да! папа – весьма упорныйСтарый ретроград,И блюдет евнух проворныйПапин вертоград.

Середина апреля 1889

Из письма

Во-первых, объявлю вам, друг прелестный,Что вот теперь уж более ста лет,Как людям образованным известно,Что времени с пространством вовсе нет;Что это только призрак субъективный,Иль, попросту сказать, один обман.Сего не знать есть реализм наивный,Приличный ныне лишь для обезьян.А если так, то, значит, и разлука,Как временно-пространственный мираж,Равна нулю, а с ней тоска и скука,И прочему всему оценка та ж…Сказать по правде: от начала векаСреди толпы бессмысленной земнойНашлось всего два умных человека —Философ Кант да прадедушка Ной.Тот доказал методой априорной,Что, собственно, на всё нам наплевать,А этот – эмпирически бесспорно:Напился пьян и завалился спать.

1890

Привет министрам

Горемыкин веселеющийИ Делянов молодеющий,Бедоносцев хорошеющий,Муравьев-женихСобралися снова вместе, иПорешили эти бестии,Что вся сила – в них.Врете, курицыны дети!Вот ужо за речи этиБыть, мерзавцы, вам в ответе,Будет вам допрос!И синклиту безволосому,Да и Ю<льи>чу безносомуУж натянут нос!Ждет засуха семилетняя…Что и зимняя, и летняя…Хоть солому жрать, да нет ее!Тут-то вам и мат.С голодухи люди кроткиеРазевают свои глотки иЧерт им сам не брат.Тут сюда-туда вы кинетесь,Либералами прикинетесь,Вверх ногами опрокинетесь,Подожмете хвост.Но дела все ваши взвешены,Да и сами вы повешены, —Вот конец и прост!

Начало сентября 1891

<На К.П. Победоносцева>

На разных поприщах прославился ты много:Как евнух ты невинностью сиял,Как пиетист позорил имя богаИ как юрист старушку обобрал.

<1892>

«Душный город стал несносен…»

Душный город стал несносен.Взявши саквояж,Скрылся я под сенью сосенВ сельский пейзаж.У крестьянина СысояНанял я избу.Здесь мечтал, вкусив покоя,Позабыть борьбу.Ах, потерянного раяНе вернет судьба.Ждет меня беда другая,Новая борьба.Поднялись на бой открытыйЦелые толпы —Льва Толстого фавориты,[25]Красные клопы.Но со мною не напрасноНеба лучший дар —Ты, очищенный прекрасно,Галльский скипидар.Ты римлянкам для иногоДела мог служить,[26]Мне ж союзников ТолстогоПомоги сразить.Я надеялся недаром:В миг решился бой,Спасовал пред скипидаромВесь толстовский строй.О любимец всемогущийЗнатных римских дам,Я роман Толстого лучшийЗа тебя отдам.От романов сны плохие,Аромат же твойПрогоняет силы злыеИ дарит покой.Но покой, увы, не долог.Вижу, новый враг.Изо всех щелей и щелокПовалил прусак.Ах, и мне воинским жаромДовелось горетьИ французским скипидаромПрусаков огреть.Все погибли смертью жалкойКончилась борьба.Терпентином и фиалкойПахнет вся изба.

3 июня 1892

Эпитафия

Владимир СоловьевЛежит на месте этом.Сперва был философ,А ныне стал шкелетом.Иным любезен быв,Он многим был и враг;Но, без ума любив,Сам ввергнулся в овраг.Он душу потерял,Не говоря о теле:Ее диавол взял,Его ж собаки съели.Прохожий! Научись из этого примера,Сколь пагубна любовь и сколь полезна вера.

15 июня 1892

«Не боюся я холеры…»

Не боюся я холеры,Ибо приняты все меры,Чтоб от этого недугаСбереглась сия округа.Но болезнию любовной[27]Я страдаю безусловно,И не вижу «сильной власти»Против сей зловредной страсти.Мой микроб – большого роста,И хоть я не слишком прост, аПеред ним умом слабеюИ лишь млею, млею, млею.В диагнозе нет сомненья,Нет в прогнозе утешенья:Неизбежный и печальный,Ждет меня исход летальный.[28]

Начало сентября 1892

<Акростихи>

<Цикл второй: Матрена>

1

Мадонной была для меня ты когда-то:Алмазною радугой лик твой горел,Таинственно всё в тебе было и свято,Рыдал я у ног твоих тысячекрат иЕдва удавиться с тоски не успел,Но скрылся куда-то твой образ крылатый,А вместо него я Матрену узрел.

2

Майская роза давно уж отпета,Август… И август исчез.Только как лысина старого Фета,Роща твоя так печально раздета,Елью одною красуется лес…Новой природе сочувственно вторя,Ах, ты Матреною сделалась с горя.

Начало сентября 1892

<С. М. Мартыновой >

«Соловьева в Фиваиде»Вам списали в лучшем видеВ черную тетрадь.Я хотел приехать в Сходню,Чтобы завтрашнему ко днюВам ее послать.Но меня бранили б строгоВы за то, да и немногоДней осталось ждать.

Начало сентября 1892

<Князю Д.Н. Цертелеву>

Увы, мой друг! Крепчайшими цепямиПрикован я к московским берегам.Жду худшего: сидеть мне в темной ямеИ там вздыхать по милым Липягам.Но если бы и я был на свободе —Могу ли голым ехать в дальний край?Сие противно северной природе,Да и жандарм в земной не верит рай.А потому, покорствуя судьбине,Здесь остаюсь покуда недвижим,Но октября, надеюсь, в половинеВоспользуюсь призывом я твоим.

Осень 1892

«Вы были для меня, прелестное созданье…»

Вы были для меня, прелестное созданье,Что для скульптора мрамора кусок,Но сломан мой резец в усиленном старанье,А глыбы каменной он одолеть не мог!Любить Вас tout de me me?[29] Вот странная затея!Когда же кто любил негодный матерьял?О светлом божестве, любовью пламенея,О светлом божестве над вами я мечтал.Теперь утешу Вас! Пигмалионы редки,Но есть каменотес в примете у меня:Из мрамора скамью он сделает в беседкеИ будет отдыхать от трудового дня.

Март 1893

«Цвет лица геморроидный…»

Цвет лица геморроидный,Волос падает седой,И грозит мне рок обидныйПреждевременной бедой.Я на всё, судьба, согласен,Только плешью не дари:Голый череп, ах! ужасен,Что ты там ни говори.Знаю, безволосых многоСредь святых отцов у нас,Но ведь мне не та дорога:В деле святости я – пасс.Преимуществом фальшивымНе хочу я щеголятьИ к главам мироточивымГрешный череп причислять.

Поправка

Ах, забыл я,– за святымиБоборыкина забыл!Позабыл, что гол, как вымя,Череп оный вечно был.Впрочем, этим фактом тожеОбнадежен я,– ибоЕсли не святой я божий,То ведь и не Пьер Бобо?

Октябрь 1893

<Н.Я. Гроту>

Скоро, скоро, друг мой милый,Буду выпущен в тиражИ возьму с собой в могилуНе блистательный багаж.Много дряни за душоюЯ имел на сей землеИ с беспечностью большоюБыл нетверд в добре и зле.Я в себе подобье божьеНепрерывно оскорблял,—Лишь с общественною ложьюВ блуд корыстный не впадал.А затем, хотя премногоИ беспутно я любил,Никого зато, ей-богу,Не родил и не убил.Вот и все мои заслуги,Все заслуги до одной.А теперь прощайте, други!Со святыми упокой!

Начало ноября 1893

Метемпсихоза

Сочинено во время холерных судорог

Подсолнечник желтыйЦветет в огороде,А сердце открытоЛюбви и природе.В холерное время,—Недавно здоровый,—Лежу без движенья,Зелено-лиловый.Подсолнечник желтыйПоблек в огороде.В тревоге родные,Печальна прислуга,Пришли издалёкаДва старые друга:Один пьет как губка,Другой – сумасшедший,Но вспомнили обаО дружбе прошедшей.Подсолнечник желтыйУвял в огороде,—И сердце закрылосьЛюбви и природе.И в гроб положили.Снесли на кладбище!..Довольны ль вы, черви,Присвоенной пищей?Подсолнечник желтыйПогиб в огороде.Из праха и тленаЦветок вырастает,К забытой могилеПчела прилетает…Сидит на балконеПрелестная дева;Сияет красоюИ справа, и слева.Подсолнечник желтыйРасцвел в огороде.На блюдечке медуПриносят той деве.И вдруг я очнулсяВ прелестнейшем зеве!Но будь он стократноПрелестен, а всё жеМое помещеньеС могилою схоже!И мрачно, и сыро,И скользко! О горе!..Но с крошечкой воскаЯ выплюнут вскоре!Подсолнечник желтыйЦветет в огороде.О счастье, о радость!Я вновь на свободе.Вновь сердце открылосьЛюбви и природе!Подсолнечник желтыйЦветет в огороде…

Лето 1894

<М. С. Соловьеву>

Жди, аспид, змий и свиния,Меня у пруда ночью звездной,Хотя в трудах по горло яИ d'inachevé[30] зияет бездна.Но не изменится мой рокИ d'inachevé не станет делом,Какую б я из всех дорогНи выбрал сердцем охладелым.Любовный пыл совсем остыл,Лишь в дружбе я ищу опоры,А потому, о Михаил,С тобой увидимся мы скоро.

Лето 1894

<Н.Я. Гроту и Л.М. Лопатину>

Редакторы и друзья!Вас ругать намерен я.Сказал мне Радлов, вам знакомый,Что, духом новшества влекомый,Ты, Грот, решил Сатурна бегУскорить, – дерзкий человек!Но не удастся и вдвоемНоябрь вам сделать октябрем.______Я клянуся сей бумагойИ чернильницею сей:Вам редакторской отвагойНе смутить души моей.Вдохновляемый Минервой,Отошлю статью вам яЛишь тогда, как ляжет первыйСнег на финские поля.Съезжу санною дорогойПо озерам, по рекам,И тогда на суд ваш строгий,Лишь тогда статью отдам._______«На берегу пустынных» водМне муза финская явилась:Я только вежлив был – и вотЗлодейка тройней разродилась.Иных покуда нет грехов,Ничто страстей не возбуждает,И тихий рой невинных сновПрозрачный сумрак навевает.Живу, с заботой незнаком,Без утомленья и усилья,Питаюсь только молоком,Как Педро Гомец, «Лев Кастильи».______Годится ли, или негодно —Кто для меня теперь решит?Хоть Сайма очень многоводна,Но про свое лишь говорит.Кругом собаки, овцы, крысы —Не вижу судей никаких,Чухонцы, правда, белобрысы,Но им невнятен русский стих.Пишу. Глядят в окошки ели,Морозец серебрит пути…Стихи, однако, надоели,Пора и к прозе перейти.

1-3 октября 1894

Признание

Посвящается гг. Страхову, Розанову, Тихомирову и Ко

Я был ревнитель правоверия,И съела бы меня свинья,Но на границе лицемерияПоворотил оглобли я.Душевный опыт и история,Коль не закроешь ты очей,Тебя научат, что теорияНе так важна, как жизнь людей,Что правоверие с безвериемВспоило то же молокоИ что с холодным лицемериемВещать анафемы легко.Стал либерал такого сорта я,Таким широким стал мой взгляд,Что снять ответственность и с черта я,Ей-богу, был бы очень рад.Он скверен, с гнусной образиною,Неисправим – я знаю сам.Что ж делать с эдакой скотиною?Пускай идет ко всем чертям!

Октябрь 1894

Поэт и грачи

Краткая, но грустная история

Осень

По сжатому полю гуляют грачи,Чего-нибудь ищут себе на харчи.Гуляю и я, но не ради харчей,И гордо взираю на скромных грачей…

Зима

Морозная вьюга, в полях нет грачей,Сижу и пишу я в каморке своей.

Весна

Ласкается небо к цветущей земле,Грачи прилетели, а я – на столе.

Октябрь 1894

Эфиопы и бревно

В стране, где близ ворот потерянного раяЛес девственный растет,Где пестрый леопард, зрачками глаз сверкая,Своей добычи ждет,Где водится боа, где крокодил опасенСреди широких рек,Где дерево, и зверь, и всякий гад прекрасен,Но гадок человек,—Ну, словом, где-то там, меж юга и востока,Теперь или давно,На улицу села с небес, по воле рока,Упало вдруг бревно…Бревно то самое, что возле МамадышаКрестьянин ВахромейВ пути от кабака, не видя и не слыша,С телеги стряс своей.Лежит себе бревно. Народ собрался кучей,Дивится эфиоп,И в страхе от беды грозящей, неминучейТрясет уж их озноб!Бревно меж тем лежит. Вот в трепете великомНичком к нему ползут!Бревно лежит бревном. И вот, в восторге диком,Уж гимн ему поют!«Могучий кроткий бог! Возлюбленный, желанный!»Жрецы уж тут как тут:Уж льют на край бревна елей благоуханный,Коровьим калом трут…[31]И скоро весть прошла о новом чудном боге,Окрест по всем странам.Богослуженья чин установился строгий,Воздвигнут пышный храм.Из Явы, из Бурмы, Гоа, ДжеллалабадаНесут к нему дары.Бревну такая жизнь, что помирать не надо,Живет до сей поры!..Урок из басни сей для всех народов ровный —Глуп не один дикарь:В чести большой у нас у всех бывают бревнаСегодня, как и встарь.

Между 3 и 13 октября 1894

<Н.Я. Гроту>

О Грот сверхвременный, пещера созерцаний!Увы! не упразднил ты времени полет[32]Как встарь, оно – предмет скорбей и ожидании,Без устати бежит и нас с собой влечет.

26 декабря 1894

<Автопародия>

Нескладных виршей полк за полкомНам шлет Владимир Соловьев,И зашибает тихомолкомОн гонорар набором слов.Вотще! Не проживешь стихами,Хоть как свинья будь плодовит!Торгуй, несчастный, сапогамиИ не мечтай, что ты пиит.Нам всё равно – зима иль лето,—Но ты стыдись седых волос,Не жди от старости расцветаИ петь не смей, коль безголос!

Между 14 и 23 апреля 1895

<Пародии на русских символистов>

1

Горизонты вертикальныеВ шоколадных небесах,Как мечты полузеркальныеВ лавровишневых лесах.Призрак льдины огнедышащейВ ярком сумраке погас,И стоит меня не слышащийГиацинтовый пегас.Мандрагоры имманентныеЗашуршали в камышах,А шершаво-декадентныеВирши в вянущих ушах.

2

Над зеленым холмом,Над холмом зеленым,Нам влюбленным вдвоем,Нам вдвоем влюбленнымСветит в полдень звезда,Она в полдень светит,Хоть никто никогдаТой звезды не заметит.Но волнистый туман,Но туман волнистый,Из лучистых он стран,Из страны лучистой,Он скользит между туч,Над сухой волною,Неподвижно летучИ с двойной луною.

3

На небесах горят паникадила,А снизу – тьма.Ходила ты к нему иль не ходила?Скажи сама!Но не дразни гиену подозренья,Мышей тоски!Не то смотри, как леопарды мщеньяОстрят клыки!И не зови сову благоразумьяТы в эту ночь!Ослы терпенья и слоны раздумьяБежали прочь.Своей судьбы родила крокодилаТы здесь сама.Пусть в небесах горят паникадила,—В могиле – тьма.

Лето – осень 1895

<Я. П. Полонскому>

С жизнью алмазная свадьба поэта!Боги – хранители прочных союзов!Дайте увидеть ему вслед за этойСвадьбу алмазную с верною музой.

4 декабря 1895

«Вы – стадо баранов! Печально…»

Вы – стадо баранов! Печально…Но вот что гораздо больней:На стадо баранов – нахальноНабросилось стадо свиней!

1895

<М.М. Стасюлевичу>

Михал Матвеич, дорогой!Пишу Вам из казерны,Согбен от недуга дугойИ полон всякой скверны.Забыты сладкие трудыИ Вакха,и Киприды;Давно уж мне твердят задыОдни геморроиды.Брега пустынные НевыКоснеют в скуке дикой,Виновен в том не я, не вы,А разве Петр Великий.В столице ни души живой,Как бы в степи безводной.Исчез Делянов молодойИ Ратьков благородный.В печати трепет и застойИ новостями бедно,Брошюру издал Лев ТолстойО том, что пьянство вредно.Гуревич Люба гонорарУ Зиночки стянула,Волынского задел комар,И он упал со стула.

Июль 1896

Михаилу Матвеевичу <Стасюлевичу> в день чуда Арх<ангела> Михаила в Xoнex

Недаром в Хонех натворилЧудес Ваш омоним небесный:Хоть не архангел Михаил —Вы также Михаил чудесный..........................Низвергнул он уже давноДракона гордого и злого,—И Вам, я верю, сужденоНизвергнуть Ратькова-Рожнова................................A suivre[33]

Конец августа 1896

<Л.М. Лопатину>

Неврон финляндский, страждущий невритом,Привет свой шлет московскому неврону!Всё бытие земное – что ни ври там —Всё в реку брошено (в реку времен) – не в Рону!....................................И, с каждым годом подбавляя ходу,Река времен несется всё быстрей,И, чуя издали и море, и свободу,Я говорю спокойно, панта рэй!Но мне грозит Левон неустрашимый —Субстанций динамических мешокСвезти к реке и массою незримойВдруг запрудить весь Гераклитов ток.Левон, Левон! Оставь свою затеюИ не шути с водою и огнем…Субстанций нет! Прогнал их Гегель в шею;Но и без них мы славно заживем!

12 ноября 1896