Полное собрание стихотворений

IV

Петровой! В городе туманном,В громадах улиц – мысль одна,Как луч в кристалле многогранном,Кругом везде отражена,В холодном бледном небосводе,И в этой северной природеТаится кроткая печаль:Когда гляжу на мрачный Heвский,На отуманенную даль, —Твоих героев, Достоевский,Припоминаю. Русский духИ здесь, быть может, не потух.

V

И здесь не дремлет в людях совесть,И здесь на лицах молодыхЯ иногда читаю повестьСтраданий гордых и немых.Люблю смотреть, как негодуетНева, лишь с запада подуетМогучий ветер. Синий ледЛучами теплыми расколот;К морям волна его несет...Зато зимой в столице – холод,И неподвижна, и мертваПод снежным саваном Нева...

VI

Был час, когда сквозь дым душистыйСигар, меж фруктов, на столе,Под лампой блещет золотистыйЛикер в граненом хрустале,Когда, минут не тратя даром,Сидит за третьим самоваромЧиновник бедный на Песках,Зовет соперников для винтаХозяин с картами в руках,Когда в проходах лабиринтаУ мрачных театральных кассШумит толпа и блещет газ.

VII

А за Невою, сном объятый,Огромный ряд домов почил;На крышах снег голубоватыйХолодный месяц озарил.И он печальным, робким взоромСквозь окна с ледяным узоромВ большую комнату проник,И бледный луч упал на стклянки,На груды атласов и книг,На микроскоп, реторты, банки...И романтичная лунаГлядит на все, удивлена:

VIII

Не лепестки цветущих лилий,Не розы, – тихий, лунный светПосеребрил под слоем пылиАнатомический скелет.Сидит хозяин в креслах. РядомС лицом румяным, с умным взглядомХолодных глаз – веселый гость.Он зажигает папиросуИ говорит: «Послушай, злостьБесцельна. Глупому вопросуТы придаешь трагизм. Поверь,Гони природу нашу в дверь —

IX

Она в окно войдет. Мой милый,Ты жил в ученой келье, страхПред миром чувствуя, унылыйИ нелюдимый, как монах.Но первый пыл девичьей ласки,Лукавый смех, живые глазки, —И как Борис мой ни умен,Он – слеп, он потерял рассудок,Готовь, Бог весть в кого – влюблен,Писать в гирлянде незабудок,В альбоме, полном чепухи,Сентиментальные стихи!

Х

Отдайся чувствам мимолетным,Пока не поздно, и живиЭпикурейцем беззаботным,Как я, не ведая любви,Меняя женщин для забавы:Они – капризны и лукавы.Слегка внимательно ко всем,Пусть сердце, прихоти послушно,Для них не жертвуя ничем,Им изменяет равнодушно:Тогда, без тягостных оков,Ты будешь весел и здоров!..»

ХI

Но наш герой с улыбкой грустнойСказал товарищу в ответ:«В делах любви – ты врач искусный,Я принимаю твой совет.Со мною делай что угодно!..О, только б вновь дышать свободно.И быть здоровым!.. Сознаю,Что страсть комична и нелепа,Стыжусь, и все-таки люблю,Я против логики и слепо,Не знаю, сам за что!..» Он всталИ гневом взор его блистал.

ХII

«Нет, власть любви должна наукаВ сердцах людей искоренить!..Когда б ты знал, какая мукаБыть вечно в рабств: погубитьНас может первая девчонка...В руках неопытных ребенка —Судьба моя!.. О, сколько раз,Когда мне знанье открывалоСвой мир в полночный, тихий час,И пламя спирта согревалоСтекло звенящее реторт, —Я был так радостен и горд!

ХIII

Меж книг и банок запыленных,В лаборатории – один,Cтихий, умом порабощенных,Я был в то время властелин.Теперь – я раб! Какая силаМой ум и волю победила?Любовь!.. От предков дикарейЯ получил ее в наследство, —Для размножения людейПрироды выгодное средство...Слепая, глупая любовь!..»Но гость его утешил вновь:

XIV

«Исполни мой совет разумный.С тобою вместе проведемМы эту ночь»... В Орфеум шумныйОни поехали вдвоем,Пока вдоль сумрачной ФонтанкиВлачатся медленные санки,И в блеске звезд глубок и тих,Над ними неба синий полог, —Позвольте вам представить их:Борис Каменский – физиолог,Веселый друг его – Петров —Один из модных докторов,

ХV

Печально люстры в душном залеКутил полночных сквозь туманИ лица женщин озарялиПод слоем пудры и румян...Табачный дым и запах пива...Мелькают слуги торопливо;Скучая, медленно вокругГуляют пары. Здесь не редкиСкандалы... Монотонный звукКакой-то глупой шансонетки,Разгул и смех... Порой бокалВ азарте пьяный разбивал.

XVI

Стыдливый мальчик, тих и робок,Сюда идет в шестнадцать лет,В чаду вина, под звуки пробокОн узнает любовь и свет.Сюда идет старик почтенный,Под ношей долгих лет согбенный...Петров наш весел и умен,Как на пиру горацианском.Его приятель возмущен:Не много прелести в шампанскомОн находил. Покинув зал,На вольный воздух он бежал.

ХVII

Нет! Идеал эпикурейскийЕго тоски не победить:Забыв о пошлости житейской,Он в небо вечное глядит.Там, в синеве морозной ночи,Мерцают звезд живые очи...Хотя насмешливо он звалСвою любовь сентиментальной,Все ж имя Ольги повторялС улыбкой нежной и печальной;Как робкой девушки мечта,Была любовь его чиста.

XVIII

Познанья жаждою томимый,Читал он с детства груды книг,Позитивист неумолимый,Огюста Конта ученик,Старался быть вполне свободнымОт чувств, научным и холодным.Как равнодушно он внималЛюдскому ропоту и стонам!Порывы сердца подчинялМатематическим законам.Пред ним весь мир был мертв и нем,Как ряд бездушных теорем

XIX

В неуловимых переходахМы подражаем без трудаЕвропе в галстуках и модах,И даже в мыслях иногда:Боготворим чужое мненье,И, в благородном увлеченье,Не отделив от правды ложь,Мы верим выводам заранее,Так в наше время молодежьПленяет Спенсер. АнгличанеНад нею властвуют: законТвоя наука, Альбион!

ХХ

Наш юный друг – в стремленьях вечных,В живых созданиях веков,В порывах духа бесконечных —Самонадеян и суров —Старался видеть только бредниПустых мечтателей: последнийОн вывод знанья принимал.От всех покровов и загадокПрироду смело обнажал,Смотрел на мировой порядокВ одну из самых мрачных призм —Сквозь безнадежный фатализм.

XXI

Меж тем в очах его не даромПорою вспыхивала страсть:Напрасно, полн сердечным жаром,Он отрицал над нами властьТого, что ум понять не может,Что сердце мучить и тревожить,Он знал поэтов, говорил,Что их читает от безделья,А втайне искренне любил;И много милого веселья,И много нежной добротыТаили гордые черты.

ХХII

Есть домик бедный и старинныйНа Петербургской стороне —Дворец Петра. Теперь, пустынный,Он дремлет в грустной тишине.Там образ Спаса чудотворный:Лик Bизaнтийcкий, – древний, черный...Тарелку с деньгами дьячокВ часовне держит. Поп усталыйПоет молебны – старичокСедой, под ризой обветшалой.Огни таинственных лампадИ свечи яркие горят...

ХХIII

Полно страданья неземного,Чело Христа еще темней —Среди оклада золотого,Среди блистающих камней, —Остался Он таким же строгим,Простым и бедным, и убогим.Мужик, и дама в соболях,И баба с Охты отдаленнойЗдесь рядом молятся. В очахУ многих слезы. БлаговонныйСтруится ладан. Лик ХристаЛобзают грешные уста.

XXIV

Под длинной, черною вуальюВ толпе, прекрасна и бледна,Стояла девушка, печальюИ умилением полна.Покорно сложенные руки,Еще слеза недавней мукиВ очах смиренных... взор глубок,И просты темные одежды,Кидают тень на мрамор щекЕе опущенные вежды.И пред иконой золотойОна склоняется с мольбой.

XXV

Пока Борись, в тоске мятежной,Пытался тщетно позабытьСвою любовь и первый, нежныйЕе росток в душе убить,Чтоб как-нибудь насмешкой злобнойОт этой страсти неудобнойОсвободиться поскорей,Ей не пожертвовав ученойКарьерой будущей своей, —В то время Ольга пред иконойВ толпе молилась за него;И, зная друга своего,

XXVI

Предвидела борьбу, мученьяИ много жертв, и много слезь...Полна глубокого смиренья,Она пришла к тебе, Христос,Чтоб укрепить свой дух молитвойПред этим подвигом и битвой:Ее на труд благослови!Она у грозного преддверьяСвоей безрадостной любви,Страданья ждет, полна доверья,И только молит силы датьЕго любить и с ним страдать...

XXVII

Но я уж слышу, критик строгий,Твой недоверчивый вопрос:Зачем, свернув с прямой дороги,В свою поэму автор внесНежданно стиль религиозный?О, наших муз диктатор грозный,Ты хмуришь брови. Милый друг,И я, как ты, в сомненьях грешен,Я разделяю твой недуг,И я безверьем не утешен,Богов неведомых ищуИ верить в старых не хочу.

XXVIII

Как ты, я шел в огонь сраженийЗа мыслью гордою вослед.Познал всю горечь пораженийИ все величие побудь!Как ты, я маски ненавижу...Но тех презреньем не унижу,Кто верить с доской простотой...Свою скептическую шуткуОставь, читатель дорогой,И будь добрее к предрассудку,Чуждая слабости пойми:Не смейся, брать мой, над людьми!

XXIX

О, я завидую глубокоТому, кто верить всей душой:Не так в нем сердце одиноко,Не так измучено тоскойПред неизбежной тайной смерти:Друзья, кто может верить, верьте!..Нет, не стыдитесь ваших слез,Святых молитв и откровений:Кто бремя жизни с верой нес,Тот счастлив был среди мучений.А мы... во всех дарах землиКак мало счастья мы нашли!

ХХХ

Жила у тетки старой Оля.Их дом – над царственной Невой.Там – скука, роскошь и неволя,И вечный холод ледяной.Там тетка – в платьях черных, длинных,В покоях важных и пустынных.Пред нею – в страхе целый дом.Но с умиленными очамиИ бледным, набожным лицомНеслышно тихими шагамиПо мрачным комнатам весь деньСтаруха бродит, словно тень.

XXXI

Едва услышит имя Бога,Подымет взор свой, полный слезь...Она курила очень многоДушистых, тонких пахитос:Редсток любил ее, конечно.Всегда жалея бесконечноОвец заблудших и слепых,В своих палатах в воскресеньеОна устроила для нихДушеспасительное чтенье;И чай носил в кругу гостейВо фраке сумрачный лакей.

XXXII

И томно тетушка вздыхала.Каких-то светских дураковИ старых дев она сбиралаДля этих модных вечеров;Но до меня дошли известья:У тетки два больших поместья.Она в имении родном,Полна глубокого искусства,Была практическим дельцом, —Забыв евангельские чувства;И обирала мужикаПорой не хуже кулака.

XXXIII

Отвергнув ложные мечтанья,Ценила в подданных своихКонсервативные преданьяВремен блаженных, крепостных.Но становилась либеральней,Вернувшись из деревни дальней.Порой умела тонко льститьИ обладала редким даромОсобам важным угодитьФилантропическим базаром.Но ты, читатель, видел самВ столице много этих дам.

XXXIV

Казалась Оленька послушной,Немного скрытной иногда;В красе холодной, равнодушнойВ лице спокойном – ни следаМучений тайных и стыдливых.Беседам лиц благочестивыхОна, головку наклонив,Внимать с улыбкой безответнойПривыкла, злобу затаив.Ей носит книги – плод запретный —Угрюмый гимназист-кузенВ ее печальный, душный плен.

ХХХV

Она их с жадностью читалаВ своей постели по ночам,Она молилась и мечталаИдти в деревню к беднякам.И, что с ней будет там – неясно,Темно и все-таки прекрасно.Великодушные мечты,Вы так младенчески наивныИ все же полны красоты!Она тоскует: ей противныВесь этот мир холодной лжи, —Великосветские ханжи...

XXXVI

Но завтра Ольга встанет рано, —И снова английский урок,Унылый lunch[5], и фортепьяно,И Летний сад. Враждебный рокСтесняет в узкие границы,О, дивы северной столицы,Всю вашу жизнь!.. Холодный светУвидит Ольгу безмятежной,Опять затянутой в корсет,Чай разливающей небрежноВ прозрачный, матовый фарфорГостям, под легкий разговор.

ХХХVII

«Красива, но горда без меры», —О ней девицы говорят,Находят мертвым кавалерыЕе очей глубокий взглядОна, бесчувственней и строжеКумира мраморного, в ложеВнимает Фигнеру порой.Ах, если б знали, сколько болиПод этой гордой красотойТаится в бедном сердце Оли,Как ненавидит, гордый свет,Она твой мертвый этикет!..

XXXVIII

Мгновенья отдыха так сладки:У Ольги есть знакомый дом.Одной столичной меценаткиС изящным вкусом и умом —Салон немного эксцентричный,Своеобразный, но приличный;В нем – хаотический музейПрофессоров неинтересных,И государственных мужей,И литераторов известных,И светских женщин, и актрис:Там с Ольгой встретился Борис.

ХХХIХ

Любимец солнца, житель юга,Тебе привычная веснаМила, как старая подругаИли законная жена.А мы... минуты неги краткой,Как у любовницы, украдкойСпешим похитить у весны!..Нам полдень заменяют свечи,И мы шесть месяцев должныТопить усердно наши печи.И вдруг – лучи, тепло, лазурь,И дождь, и гром весенних бурь!..

XL

О, только мы благоговеемПред каждой почкою лесной,О, только мы ценить умеемЛучи Авроры золотой!На шумной улице столичной,Прислонена к стене кирпичной,Листвой пахучею шумитБерезка северная! Боже,Ведь этот листик, что дрожитПод ветром пыльным, нам дороже,Чем все лавровые лесаИ стран далеких чудеса!

XLI

Уж в рощи прилетели птицы,Зазеленели острова;Из ледяной своей темницыОсвобожденная НеваНа солнце блещет!.. Франт веселый,Найдя, что душен мех тяжелый,В ломбарде шубу заложилИ, моды ветреный любовник,Костюм весенний обновил;Но ходит опытный чиновник,Не веря небесам родным,В калошах, с зонтиком большим.

ХLII

И даже ты улыбкой неба,Лучом божественным согрет,О, пасынок угрюмый Феба,Пессимистический поэт!Уже по Неве на пароходе,Хотя б в елагинской природеВзглянуть на первый вешний листПоехал и кассир из банка,И офицер, и гимназист,И в старой шляпке гувернантка:Стремятся все поближе к ней,К богине песен и лучей —

XLIII

К Весне!.. Тогда на «Стрелку» тайноС подругой едет Ольга. ЖдетЕе Борис. Как бы случайно,Они встречаются, и вот,Назло благочестивой тетке,Одни поехали на лодке...Одни!.. Как сердце в ней дрожитОт чувства нового свободы,Как дорог Ольге бедный видРодимой северной природы:На взморье – Лахта, корабли,Кронштадт, дымящийся вдали,

XLIV

На горизонте – пароходы,Тростник, желтеющая мельСквозь бледно-голубые воды,А на Крестовском мох да ельИ сосен пни в болоте плоском...Чрез воды слабым отголоскомЛетят удары молоткаИ чей-то крик с далекой топи,И взмахи весел рыбака:От этих звуков в небосклоне,В лесах и водах – тишинаЕще яснее... Чуть волна

ХLV

Плеснет... Полетом быстрой птицыВстревожен воздух, и суров,Как шум прибоя, гул столицы,Вечерний звон колоколов...А там, вдали – Елагин узкий,Где – смехе и разговор французскийИ в бледном небе – силуэтОграды с тонкими столбами,Ряды колясок и каретНа солнце блещут фонарями.Их лодка, веслами шурша,Скользить по стеблям камыша...

XLVI, XLVII

Он говорил: «Мой друг, отличноЯ понял женщин: в них всегдаК тому, что ясно и логично,Непримиримая вражда!Не факт, не опытное знанье —Для них незыблемо преданьеИ увлекательный обман:Им нужно тайн!.. Дороже света —Метафизический туман!Но спорю тщетно; без ответа,Вы, веру прежнюю храня,Молчите, слушан меня!»

XLVIII

Она промолвила стыдливо:«Простите, споров я боюсь!И чем страдаю молчаливо,Чему я сердцем отдаюсь, —О том я говорить не смею,Стыжусь и как-то не умею...Вы побеждаете мой ум,Не победив сердечной мукиИ жажды вперить»... Он угрюмИ злобен: «предпочесть науке —Нелепость, сказки дикарей,Заветы тетушки своей!..»

XLIX

Она в ответе: «Как вы неправы!Да разве жизнь моя – не ад?..О, эти речи, эти нравы,Благочестивый маскарад!У них в душе – ни капли веры,Они – лгуны и лицемеры!..Для них peлигия – ступеньК чинам, к богатству!.. Я их вижуИ знаю, мучусь каждый день...Я больше вас их ненавижу!..» —Чему ж вы верите?..» – «Чему?..Я верю сердцу моему!

L

Когда я в небо голубоеСмотрю с доверием как сейчас, —Я знаю – что-то есть родноеИ что-то любящее нас.Я верю с простотой, как дети, —Мы не совсем одни на свете:Молитвы наши долетятК тому, кто сострадает горю!..Вот – все. А догматы, обряд...Мне все равно, о них не спорю:О, друг мой, жалки все слова, —Не мысль, любовь моя права!

LI

Того, что мне во мраке светит,Не отнимай, не прекословь:Я знаю, – кто-то мы ответитЛюбовью на мою любовь...Я знаю, – кто-то в миpе слышит,Как сердце бьется, травка дышит...Он – там, в далеких небесах,Он – здесь и на земле, меж нами,В моей любви, в моих очах,Моими грешными устамиС тобой Он говорит теперь:«Будь проще, полюби, поверь!»«

LII

И очи, полные слезами,Горят, и все, чего онаНе может выразить словами,Договорила тишина.Скользить их медленная лодка...И вопросительно, и кротко —Молчанье неба и земли.Заря, тростник над влагой спящей,Волна, плеснувшая вдали,И первый луч звезды дрожащей —Все шепчет нежные слова:«Бyдь проще, верь, – она права!»

LIII

И Ольга, взяв тихонько рукуБориса, ждать... Но тщетно: скрывВ своей душе любовь и муку,Он не ответит на призыв...И вместо счастья – в сердце злоба.О, как они страдали оба!Великой, детской веры пыльОн только мыслью гордой мерил,Он сердца сердцу не открыл,Не полюбил и не поверил.Тот миг умчался без следа:Он не вернется никогда.

Песнь вторая

I

О Смерть, тебя пою! ЛикуетМучитель слабых; бич – в руках.А жертва плачет и тоскует:И люди мнят: на небесах —Возмездья нет. Но ты предстанешь,Освободительница, взглянешьТы в час возмездья роковойЗлодею в очи строгим взором, —И как он жалок пред тобой,Как полон страхом и позором!…………………………………

II

……………………………………Пусть тлеет, что достойно тленья!От твоего прикосновеньяНароды, как цветы долинПод вихрем снежным, увядают;Но вечно молод дух один:Когда все листья опадают,Зеленый лавр еще свежей —В холодном блеске зимних дней!

III

Блажен, кто смерть улыбкой встретит,Как воин – доблестную брань,Кто на призыв ее ответит,Подав ей дружескую длань.Так, выпив яд, учитель строгий,Сократ, без горя и тревоги,Благословив учеников,Одежду на главу накинулС последним звуком мудрых слов,И мир наш радостно покинул,И для него была светлыйИ легче смерть, чем сон детей...

IV

Но мы – без веры в человека,Без веры в Бога мудрецы,Вполне практического векаБлагоразумные дельцы, —С каким лицом, с какой душоюПред неподкупным СудиеюПредстанем мы? Иль, как роса,Исчезнет весь наш род мгновенный, —Лишь ты взойдешь на небеса,О солнце правды, Бог вселенной...И проклянет наш поздний внукСей век насилья, полный мук.

V

А ты, слепой законодательЛитературных, пошлых мод,Всегда насмешливый читатель,Ты чужд сомнений и забот:О смерти думать – вот охота!..Ты полон мелкого расчета,Ты полон глупой суеты.Но мы должны о тьме могильной,Чтоб, наконец, проснулся ты,Напоминать тебе насильно,Пока для правды не утихВ устах певца свободный стих!

VI

Нам смерть, как в тучах – проблеск неба,Издалека приносить весть,Что, кроме денег, кроме хлеба,Иное в мире что-то есть.Когда б не грозная могила,Как самовластно бы царилаНесправедливость без конца,Насилье, рабство и гордыня,Как зачерствели бы сердца!..Тебе, о грозная богиня,Тебе несу к подножью ногСплетенный музою венок!

VII

Вернемся к повести. Все летоВ деревне Ольга провела.В глуши лесов, вдали от светаЛюбовь печальная рослаИ крепла. Ей Борис сначалаПисал; потом не получалаОна ни строчки и от мук,От слез едва не заболела;Вернулась в Петербург... и вдруг —Письмо!.. Взяла его несмело,Решиться долго не моглаПорвать конверт... Потом прочла:

VIII

«Простите мне мое молчанье.Не мало дней прошло с тех пор,Как в длинных письмах о свиданьеЯ вел беспечный разговор.Все изменилось: я был болен...Никто в судьбе своей не волен.Я жалких слов не выношуИ ненавижу стиль любовный, —Все ж именем любви прошу,Прошу вас – будьте хладнокровны!Расстаться мы должны навек:Вам пишет мертвый человек.

IX

Люблю вас, но мой ум, как прежде,Правдив, логичен и суров:Не верю никакой надеждеИ знаю лучше докторов,Что смерть – недалеко. СпокойноЯ жду, и, право, недостойно —Себя обманывать: к чему?Смиренье облегчает муки,Я верю знанью моемуИ, предан до конца науке,Умру я в мирной тишине:Не приходите же ко мне.

Х

Не нужно. Меньше я страдаюВ уединенье. С жизнью связьПорвав, я тихо умираю,От всех надежд освободясь.Что делать? Оба мы – несчастны!Но утешения напрасны.Спокойных, одиноких мукНе увеличивайте бремя.Как я, смиритесь: ваш недугИзлечит молодость и время,Любовь исчезнет без следа.Прощайте, Ольга, навсегда».

XI

Рецепты, стклянки из аптеки,Под лампой ряд забытых книг...Больной с усильем поднял веки;Его усталый, бледный ликХранил печальную суровость.Газетную, пустую новостьЕму рассказывал Петров,Беспечный друг. Врачу неловко:Он сам так весел и здоров.С обычной докторской уловкой,Приняв интимный, важный вид,О пустяках он говорить.

ХII

Но этот смех, но взор холодный,Невозмутимое лицо,И даже брюки, галстук модный,На пальце розовом кольцоБорис глубоко ненавидел,Как будто в первый раз увиделИ понял друга своего.Он, отвращенья не скрывая,Смотрел угрюмо на него.Петров пощупал пульс, вставая:«Ну, до свиданья, милый мой».Тогда не выдержал больной:

ХIII

«Я умереть хочу спокойно!Мне надоела болтовня...Игрой в участье недостойнойЗачем вы мучите меня?..»Больного взор жесток и светел.Но умный доктор не ответил:Скорей в прихожую спешит,Прервав неловкую беседу.«Давно пора мне на визит...Я завтра вечерком заеду».И, подавив притворный вздох,Шепнул прислуге: «Очень плох».

XIV

Безмолвье комнату объемлет,И близкие предметы вдальУходят. За стеной – он внемлет —Порой чуть слышится рояль.Как странны, чужды эти звуки!..Он взял с усильем книгу в руки,Прочел две строчки... Все равно, —Читать теперь уже не стоить:Он книги разлюбил давно.Его ничто не беспокоит...Сквозь дымку смотрит он на все,Впадая тихо в забытье...

ХV

Но вдруг – звонок. Он встрепенулся.Блеснула мысль: ужель она?И сразу к жизни он вернулся,Душа смятением полна...Вошла, обвив его руками,Еще холодными устамиПрипала к трепетным устам...Борис шептал: «Что это значит?..Ты – здесь... Не верю я глазам!..Ты, Ольга!..» Он смеется, плачет.И смерти нет, недуг исчез,И он здоров, и он воскрес!

XVI

Сидел в гостиной тетки важно,В кругу внимательных гостей,И говорил на «о» протяжноСедой старик apxиepeй.Когда племянница вернулась,Старуха, молча, оглянуласьВ свой черепаховый лорнетИ, бледность Ольги замечая,Промолвила: «В мой кабинетПрошу, зайдите после чая».С флаконом спирта и платком,С многозначительным лицом

XVII

Она ждала ее: «Вы смелиУйти: признайтесь же – куда?»– «К Каменскому. Не вижу целиСкрывать...» – «Как, вы решились?..» – «Да».– «Одна, без горничной!.. Прекрасно!..»– «Меня удерживать напрасно:Он болен, при смерти...» Но здесьПокину сцену мелодрамыИ в двух словах открою весьРасчет глубокий умной дамы:Ей нужен Ольгин капитал,Ее давно он привлекал.

XVIII

Старуха говорила много,Упомянула этикетИ честь родной семьи, и Бога,И «votre pauvre mére»[6], и свет;Была вполне красноречива,Но, холодна и молчалива,Ей внемлет Ольга: прежний страхИсчез в душе ее бесследно.Решимость строгая в очах,Хотя лицо немного бледно,Тиха, спокойна и светла,Она в ответ произнесла:

XIX

«Мa tante[7], я ложный стыд забуду,Себя, быть может, погублю,Пускай! К нему ходить я буду,Так нужно: я его люблю!»Старуха поднялась со стулаИ с удивлением взглянула:«Вы оскорбляете мой дом!..Sortez!..»[8] – указывает двериОна с трагическим лицом,Решась прибегнуть к строгой мере.«Страшитесь Божьего суда!Вы мне чужая навсегда.

ХХ

Я с вами больше незнакома;Молиться буду я за вас,Чтоб вам Господь простил... Из домаПрошу вас выехать тотчас».Она уходить, шлейфом длиннымШурша по комнатам пустынным.И Ольга собралась скорей:Пошла к себе наверх украдкой,Простилась с комнаткой своей,С девичьей, старою кроваткой,Связала в бедный узелокБелье, две книги, образок

XXI

И вышла. К прежней гувернанткеОна извозчика взяла,К старушке доброй, англичанке,Что на Васильевском жила.Во мраке улицы холодной,Одна, в бобровой шубке модной,Под белым шелковым платкомОна казалась очень страннойС своим несчастным узелком.Печален ряд домов туманныйИ фонарей дрожащий свет...Но в сердце Ольги страха нет.

ХХII

И шла к тому, кого любила,Она, все прошлое забыв.Откуда в ней – такая сила?Откуда в ней – такой порыв?Она ли не росла в теплице!В благовоспитанной девицеСказалась вдруг иная кровь,Демократична и сурова.О, русской девушки любовь,Всегда на подвиг ты готова!..Так силы девственной душиУже давно росли в тиши...