Семейство Холмских. Часть шестая

Наконецъ, давнишнее желаніе и мечты супруги его свершились. Она была вдова и законная опекунша надъ сыномъ своимъ, y котораго послѣ отца, какъ полагала она, осталось большое имѣніе. Она сдѣлала уже планы о томъ, какъ ей выгнать, или какъ нибудь выжить изъ дома несносныхъ старухъ, золовокъ своихъ. Но, чтобы сохранить приличіе, рѣшилась она до шести недѣль ни во что не вступаться, и оставить домашнее хозяйство, по прежнему, въ ихъ распоряженіи.

По прошествіи этого времени, объявила она въ Газетахъ, съ душевнымъ прискорбіемъ, о кончинѣ супруга своего, Г. Генералъ-Лейтенанта и разныхъ Орденовъ Кавалера, Графа Ѳедора Степановича Клешнина, съ тѣмъ, чтобы всѣ тѣ, кто ему должны, или кому онъ состоитъ долженъ, явились-бы, первые съ уплатою, a послѣдніе для полученія слѣдующаго имъ удовлетворенія. Послѣ публикаціи, желая постепенно привесть въ исполненіе планъ свой, выжить изъ дома золовокъ, начала она обходиться съ ними съ нѣкоторымъ высокомѣріемъ. Но, къ счастію, добрыя старушки ничего не замѣтили; да имъ, впрочемъ, и въ голову не могла войдти такая дерзость, потому, что имъ было извѣстно, что въ скоромъ времени – увы! – обнаружилось и самой неутѣшной вдовушкѣ, покойному Графу никто не былъ долженъ, a его долги простирались до такой степени, что превышали, можетъ быть, вчетверо то, чего стоило все его имѣніе. Бѣдная, обманутая въ надеждахъ своихъ Графиня, по совѣту многихъ дѣловыхъ людей, рѣшилась отказаться отъ всего имѣнія Графскаго и предоставить кредиторамъ. Все пошло въ конкурсъ, и продано съ аукціоннаго торга. Кредиторы получили удовлетворенія – менѣе 20-ти копѣекъ на рубль. Однакожъ, Молчалинъ, какъ главный кредиторъ, скупивъ, еще при жизни Графа, много векселей его за безцѣнокъ, имѣлъ возможность благопріобрѣсть лучшую его деревню, 500 душъ въ одномъ мѣстѣ. Съ тѣхъ поръ Молчалинъ сталъ казаться Графинѣ совсѣмъ не столь безобразнымъ, какъ прежде. Мысль, что онъ совсѣмъ не дуренъ собою, утвердилась въ ней еще сильнѣе при новомъ открытіи. Домъ въ Москвѣ, подмосковная, и довольно значительное имѣніе остались неприкосновенными, потому, что все принадлежало старушкамъ, ея золовкамъ. Узнавъ объ этомъ, она совершенно перемѣнила обращеніе свое съ ними, была ласкова, предупреждала всѣ желанія ихъ, услуживала имъ, и даже пользовалась всякимъ случаемъ цѣловать ихъ ручки. Но вскорѣ за ними опять чувства душевной привязанности и уваженія къ нимъ нѣсколько охладѣли. Старушки объявили, что по смерти ихъ, хотя все имѣніе достанется сыну Графа, но онѣ сдѣлали духовную, въ которой, по убѣдительной просьбѣ покойнаго своего брата, отстранили Ея Сіятельство отъ управленія, a назначили душеприкащикомъ своимъ и попечителемъ надъ ея сыномъ, крестнаго отца его, Князя Антона Александровича Чванкина, a опекуномъ, по волѣ и настоянію покойнаго братца, истиннаго друга его, извѣстнаго ему преданностію и познаніями въ дѣлахъ, Захара Петровича Молчалина. Самъ онъ подтвердилъ Графинѣ сію роковую вѣсть, и показалъ черновую духовную, писанную собственною его рукою. Послѣ того Молчалинъ показался Графинѣ совершеннымъ красавцемъ. Она употребила все свое искусство, стараясь плѣнить его, и – достигла своей цѣли. Отложила бракосочетаніе до смерти старухъ, которымъ, вѣроятно, союзъ Молчалина и Графини не могъ-бы понравиться. Добрыя старушки были милосерды, и не заставили долго томиться. Въ продолженіе одного года, обѣ онѣ отправились на тотъ свѣтъ, и вскорѣ послѣ ихъ похоронъ, Ея Сіятельство, Г-жа Генералъ-Лейтенантша, Графиня Наталья Васильевна Клешнина, обратилась въ Титулярную Совѣтницу Молчалину. Но молодой супругъ ея вступилъ уже въ службу, и, со всею достовѣрностію предполагать должно, что онъ будетъ всѣ ползть, да ползть, да бить челомъ, и, наконецъ, такимъ невиннымъ ремесломъ доползетъ до степени извѣстнаго человѣка. Примѣровъ такихъ много.

Видостановъ, послѣ смерти отца своей жены, получилъ слѣдовавшее ей наслѣдство, деревню, назначенную еще при ея помолвкѣ. Онъ уплатилъ долги свои, и хорошо устроилъ себя; но потеряннаго здоровья жены уже ничѣмъ возвратить онъ не могъ. Часто говоритъ онъ, что «пора уже ввести въ употребленіе въ Россіи, такъ, какъ въ чужихъ краяхъ – писать контракты прежде совершенія брака. – Ежели-бы это было y насъ заведено, то не претерпѣлъ-бы я столько горя, и жена моя сохранила-бы свое здоровье!» прибавляетъ Видостановъ.

Графиня Ладрони, поручивъ сыновей своихъ великодушію Свіяжской, не долго жила послѣ того. Дѣти ея скоро были произведены въ офицеры. Меньшій убитъ въ послѣднюю кампанію съ Турками, a старшій, видный, прекрасный собою молодой человѣкъ, украшенный знаками отличія, пріѣзжалъ недавно въ отпускъ къ благодѣтельницѣ своей Свіяжской. Онъ очень понравился старушкѣ, и даже входило было ей въ голову женить его на сиротѣ, молодой Княжнъ Фольгиной. Но данное ею самой себѣ честное слово, не вмѣшиваться въ такія дѣла, удержало ее. При томъ-же, и происхожденіе Италіано-Россійское Графа Ландрони, соединеннаго съ дочерью отца, по роду хотя Рускаго, но по нравственности принадлежащаго къ Французамъ прошедшаго столѣтія, не предвѣщало ничего хорошаго. Впрочемъ, по всѣмъ вѣроятностямъ, дѣло и безъ Свіяжской обойдется. Молодые люди очень умильно посматриваютъ другъ на друга.

Оба Риіфейскіе, дядюшки Софьи, продолжаютъ жить по прежнему. Одинъ находится во враждебномъ и мятежномъ отношеніи съ своею супругою; другой во всепокорнѣйшемъ и всепослушнѣйшемъ положеніи y милой своей половины. Оба жалуются на судьбу свою; оба почитаютъ себя несчастливыми! Но что-жъ имъ дѣлать? Терпѣть, и въ утѣшеніе свое повторять, вмѣстѣ съ Мольеромъ: "Ah! que je…. Vous l'avez voulu, vous l'avez voulu, George Dandin, vous l'avez voulu, cela vous sied fort bien, et vous voilà ajustê comme il faut, vous avez justemens ce, que vous mêritez. (Ахъ! если-бы я…. Тебѣ хотѣлось этого, тебѣ хотѣлось этого, Жоржъ Данденъ, тебѣ этого хотѣлось, и тебѣ это очень пристало, ты отдѣланъ какъ надобно, и ты стоишь того, что получилъ)!

Шиканенковъ выгнанъ изъ Петербурга за необыкновенный, хотя и весьма выгодный, лично для него, способъ ходатайства по тяжебнымъ дѣламъ. Слѣдовательно: эта отрасль промышленности пока уничтожилась въ самомъ началъ. Но тщетны всѣ усилія остановить ходъ изобрѣтательнаго ума людей этого рода! Пока общая нравственность останется въ нынѣшнемъ положеніи, промышленность Шиканенковыхъ найдетъ себѣ пути и каналы.

Эльмиринъ продолжаетъ службу, съ усердіемъ и честію. Онъ получаетъ, по всей справедливости, частыя награжденія, и вѣроятно, будетъ наконецъ занимать важное мѣсто. Для насъ, частныхъ людей, вѣсть о возвышеніи чиновниковъ, подобныхъ Ельмирину, дѣлаетъ большое удовольствіе. Мы, отставные, совершивъ долгъ нашъ, послуживъ Царю и отечеству, и сойдя со сцены, желаемъ единственно только того, чтобы провесть мирно и спокойно, подъ покровительствомъ законовъ, остатокъ дней нашихъ. Мы отъ всей души говоримъ: «Дай Богъ счастія добрымъ и благонамѣреннымъ людямъ! Дай Богъ, чтобы они сдѣлались скорѣе извѣстными Царю нашему!» Къ этому присоединяемъ мы еще желаніе, чтобы помощь Божія подкрѣпила такихъ людей шествовать неизмѣнно и непоколебимо стезею чести и добродѣтели, и чтобы при томъ всегда имѣли они въ виду непостоянство и неблагонадежность Фортуны; слѣдовательно, чтобы они не забывали, ежели имъ самимъ должно будетъ когда нибудь вступить въ наше сословіе, частныхъ людей, что, право, тяжело тогда встрѣтиться съ тѣми, кого нѣкогда притѣснили, или кому оказали мы несправедливость; но что, напротивъ, ежели мы исполнили обязанность свою, какъ должно, то спокойная совѣсть и общее уваженіе людей благомыслящихъ ожидаетъ насъ въ нашемъ, частномъ кругу.

Велькаровъ рѣшился, для поправленія дѣлъ своихъ и уплаты долговъ, построить большой свекловичный заводъ; но сдѣлалъ прежде опыты надъ свекловицею, и увѣрился, что грунтъ земли y него для этого способенъ. Притомъ, обозрѣлъ онъ, лично самъ, лучшіе, существующіе y насъ въ Россіи свекловичные заводы. Но не удовольствовавшись и симъ, дѣлалъ опыты, прежде въ маленькомъ видѣ, и по пріобрѣтеніи познаній и личной опытности, предпринялъ устроить у себя свекло-сахарный заводъ, въ твердой увѣренности, что заведеніе такого рода, въ нынѣшнее время, весьма выгодно. Дай Боѣ успѣха честному человѣку, который хочетъ трудиться, чтобы свергнуть съ себя тягостное бремя долговъ! Только что-то сомнительно: надобно вспомнить, сколько предметовъ y насъ возвышалось, и потомъ скоро упадало: кунжутное масло, селитра, суконныя фабрики, паровые винокуренные заводы, мериносы, винные откупà… Теперь свекловичные заводы и бумагопрядильныя фабрики процвѣтаютъ. Посмотримъ, что дальше будетъ.

Графъ Галганскій, по отъѣздѣ Софьи изъ Петербурга, успѣлъ уже въ четырехъ влюбиться; но не получено еще извѣстія, чтобы онъ женился. Впрочемъ, сомнѣваться нѣчего: онъ соединится законнымъ бракомъ, наживетъ дѣтей и будетъ благоденствовать Хемницеръ сказалъ:

Ты къ счастью, кажется, на свѣтѣ не рожденъ,                    Ты честенъ и уменъ!

Но это восклицаніе не относится къ Графамъ Галганскимъ. Они – счастливы…

Жокондовъ чрезвычайно скучаетъ y ceбя въ деревнѣ. Разумѣется, бывъ предупрежденъ Миссъ Клокъ о неудачѣ своей, онъ болѣе не осмѣливался пріѣзжатъ въ домъ Князя Рамирскаго. По ея-же предостереженію, онъ старается избѣгать свиданія съ Княземъ, и даже, когда въ прогулкахъ своихъ издали увидитъ его, тотчасъ отправляется въ сторону и спѣшитъ домой. Прошлое лѣто былъ онъ въ Липецкѣ, гдѣ, можетъ быть, съигралъ-бы ролю не хуже Барона Вольмара, но Графини Лелевы (все это дѣйствующія лица въ комедіи: Липецкія воды соч. Князя A. A. Шаховскаго, a не живые портреты – просимъ припомнить) не имѣютъ теперь надобности предпринимать столь дальнія путешествія. Жокондовъ собирается на будущее, лѣто въ Москву, къ тамошнимъ, искусственнымъ, минеральнымъ водамъ.

Лукавина, которая, вмѣстѣ съ тонкимъ плутомъ Фрипоненковымъ, сдѣлала заговоръ обокрасть легковѣрнаго, несчастнаго Аглаева, и такъ удачно при-вела въ исполненіе планъ свой, была въ душѣ увѣрена, и всѣмъ говорила, что она трудится, во всемъ себѣ отказываетъ, хлопочетъ, для дѣтей, и совершенно посвящаетъ себя дѣтямъ, которыя составляютъ все ея блаженство въ здѣшнемъ мірѣ. Для нея самой – прибавляла она – надобно очень немного, и ежели она старается присовокуплять, то именно для дѣтей, чтобы имъ оставить кусокъ хлѣба. Хотя кусокъ, доставшійся трудами ея отъ стараго Аглаева, былъ такъ великъ и тяжелъ, что она могла имъ подавиться; при томъ-же, и средства, употребленныя ею для пріобрѣтенія этаго куска, были не весьма благонадежны, и успѣхъ оправдался только тѣмъ, что ей попался въ передѣлъ безсчетный простакъ, неопытный Аглаевъ. Она очень многимъ рисковала, но родительская нѣжность можетъ подвигнуть ко всѣмъ возможнымъ пожертвованіямъ. Добрые, пекущіеся о благѣ дѣтей своихъ родители, способны подвергнуться величайшимъ опасностямъ – безславію, подавленію въ себѣ всѣхъ чувствъ хорошей нравственности, нарушенію обязанности Христіанина, и забвенію того, что всякій долженъ нѣкогда предстать предъ престоломъ Божіимъ и отдать отчетъ въ дѣяніяхъ своихъ. Въ примѣръ и доказательство тому могутъ быть представлены лихоимцы, ябедники, ростовщики, и множество такого рода разбойниковъ, плутовъ и нравственныхъ душегубцевъ, подъ разными наименованіями и въ различныхъ видахъ. Почти всѣ они трудятся именно для дѣтей, отказываютъ себѣ во всемъ, цѣлую жизнь, можетъ быть, ѣдятъ однѣ пустыя щи и пьютъ кислый квасъ, за тѣмъ, чтобы дѣти ихъ кушали стерлядей и запивали Шампанскимъ.

Еще повторимъ: Лукавина ограбила Аглаева для дѣтей, и они съ отличною признательностію вознаградили ея хлопоты. Бывъ безпрестанно озабочена самою главною потребностію для благополучія дѣтей, т. е. составленіемъ для нихъ куска хлѣба, она не занималась вздоромъ – воспитаніемъ и нравственнымъ ихъ образованіемъ. Къ единственной дочери своей, Лелинькѣ, взяла она матушку-мадамъ, прибывшую изъ Парижа, можетъ быть, прямо изъ Пале-Рояля. «Это не мадамъ, a чудо,» говорила Лукавина всѣмъ своимъ знакомымъ. «За нею не смотри. Самъ Богъ послалъ мнѣ такое сокровище. Ей можно дѣвушку повѣрить – такъ она внимательна, такъ заботится о Лелинькѣ!» И въ самомъ дѣлъ, Мадамъ ежедневно, въ присутствіи маменьки, хвалила необыкновенную способность дочери къ ученью, быстрые успѣхи въ наукахъ, кротость нрава, доброту сердца. Съ восторгомъ цѣловала маменька чудесную дочку. Разныя бездѣлицы скрывала отъ нея Мадамъ для собственныхъ своихъ выгодъ, a всего болѣе для того, чтобы не обезпокоить и не оскорбить чувствительнаго сердца нѣжной маменьки. Она не сказывала, что милая Лелинька упряма, своевольна, капризна, лѣнива, и рѣшительно ни къ чему, кромѣ танцевъ, не способна. Но, по несчастію, не долго оставались сокровенными достоинства Лелиньки; самый опытъ обнаружилъ ихъ въ полномъ блескѣ. На одномъ дѣтскомъ балѣ, Лелинька, дввочка лѣтъ 15-ти (а въ наше время и съ нашимъ воспитаніемъ, дѣвушки рано формируются) въ котильонѣ перебрала нѣсколько молодыхъ людей, приглашенныхъ хозяйкою, такъ, изъ любопытства только, чтобы посмотрѣть на танцы дѣтей. Она имѣла право выбирать, почти со всѣми перевальсировала, и въ усталости, вся въ поту, подошла къ столу въ гостинной, гдѣ была приготовлена большая кружка лимонада со льдомъ, для одной пожилой дамы, которая ничего иначе пить не могла. Лелинька схватила эту кружку. Тщетно уговаривала ее Мадамъ, и выхватила y нея питье. Лелинька взбѣсилась, наговорила ей при всѣхъ грубостей, и даже съ досады заплакала. Мадамъ угрожала ей, что пожалуется маменькѣ, которая играла въ вистъ въ другой комнатѣ. Allez, diablesse, allez, folle que vous etes, dites à maman tout ce, que vous voulez; je ne vous êcoute pas, je veux boire (Поди, чертовка, поди, дура! Говори маменькѣ, что хочешь; я тебя не слушаю, и хочу пить) кричала въ изступленіи Лелинька. Маменька, призванная на помощь Мадамѣ, прибѣжала уговаривать, но – уже было поздно. Не помня себя, Лелинька выпила полную кружку лимонада со льдомъ! Тотчасъ послѣ того сдѣлалась ей дурнота; безъ, чувствъ привезли ее домой, послали за Докторомъ, дѣлали консиліумы, ставили ей болѣе 200-тъ піявокъ, но – все было безполезно. Въ конвульсіяхъ и въ ужасныхъ страданіяхъ она окончила жизнь свою….

Это было первымъ возмездіемъ Лукавиной, за труды ея къ составленію куска хлѣба милымъ дѣтямъ. Ей еще предстояло много опытовъ признательности отъ двухъ сыновей – Колиньки и Бориньки. Къ нимъ также приставленъ былъ чудесный гувернёръ, который, сорвавшись, какъ то послѣ открылось, съ галерной цѣпи, прямо изъ Тулона явился въ Россію, и взялся воспитывать и просвѣщать Русское Дворянство. Подъ руководствомъ такого наставника, получавшаго по пяти тысячь рублей въ годъ, потому, что маменька ничего не жалѣла для дѣтей, можно вообразить, какіе быстрые успѣхи сдѣлали воспитанники! Они пріобрѣли много, очень много познаній. Онъ всему научилъ ихъ, мой батюшка, какъ говоритъ Простакова, въ Недорослѣ. Между прочимъ, въ 12-ть лѣтъ они уже славно пили Шампанское и курили трубки. Лучшіе учители, во всѣхъ наукахъ, къ нимъ ѣздили. Колинька и Боринька, съ большимъ успѣхомъ, отдавали имъ билеты, a маменька въ свое время весьма исправно разсчитывалась, платя инымъ, съ глубокимъ вздохомъ, по бѣленькой ассигнаціи за каждый урокъ. Наконецъ, когда старшій сынокъ достигнулъ до 17-ти, a меньшой до 16-ти лѣтняго возраста, надлежало имъ, для дальнѣйшаго усовершенствованія и полученія аттестата, ѣздить на лекціи въ Университетъ. Въ это время они совершенно усовершенствовались, и, совсѣмъ приготовленные и образованные, отправились въ Петербургъ для поступленія въ службу. Маменька сама поѣхала съ ними, и рѣшилась прожить тамъ нѣсколько лѣтъ, для ближайшаго за ними надзора. При томъ-же, потерявъ Лелиньку, единственнымъ для себя утѣшеніемъ въ здѣшней жизни почитала она сыновей. Съ восхищеніемъ воображала Лукавина, какъ они пойдутъ въ чины, получатъ множество крестовъ, и какъ, подъ старость свою, будетъ она радоваться на нихъ, a они, изъ благодарности и привязанности къ ней, будутъ ее успокоивать. Увидимъ, сбылись-ли надежды Лукавиной.

Колинька и Боринька опредѣлились въ полкъ, въ Юнкера. Въ этомъ званіи издержки и потребности для молодыхъ людей весьма ограниченны. Надобно имъ было подыматься на разныя хитрости, чтобы поболѣе выманивать денегъ отъ маменьки. Но они сформировались подъ руководствомъ знаменитаго наставника. Для блеска и для показа, само собою разумѣется, гувернёръ читалъ съ ними дѣтскія Энциклопедіи и Лексиконъ Буаста; но для образованія ума и сердца снабжалъ онъ ихъ отличными, нравственными Французскими Романами, и кончилъ воспитаніе ихъ, давъ имъ прочитать: Mèmoires de Vidocq (Записки Видока), и возраженія на нихъ, подъ названіемъ: Mèmoires d'un forèat, ou Vidocq dêvoilè (записки каторжнаго или изобличенный Видокъ). Изъ этихъ нравоучительныхъ книгъ извлекли они множество полезныхъ свѣдѣній о томъ, какія хитрости употреблять должно, чтобы обманывать родителей, какъ искусно можно плутовать, красть и мошенничать, и какъ потомъ проживать деньги и распутствовать. Однимъ словомъ: изъ этого полнаго курса разврата, безстыдства и совершенной безнравственности заимствовали Лукавины много для себя нужнаго. Подкрѣпленные примѣрами молодцовъ, которые въ этомъ курсѣ поставлены въ виду, они открыли много средствъ выманивать болѣе денегъ y маменьки. Ловкій Колинька даже иногда, весьма искусно, путешествовалъ и въ ея шкатулку; при чемъ оба сынка равнодушно смотрѣли на то, что слуги и служанки, подозрѣваемые въ воровствѣ, были жестоко наказываемы. Вырученныя такимъ образомъ деньги употреблялись на то, чтобы въ нанимаемой особо квартирѣ, тайно отъ маменьки и отъ начальниковъ своихъ, пить, гулять и предаваться разнообразнымъ увеселеніямъ, съ подобными себѣ, стольже хорошо образованными, молодыми людьми. Но дѣло не ограничивалось однимъ только этимъ. Часто, переодѣтые во фраки, Лукавины ѣздили въ Театръ, или бывъ мертвецки пьяны, предприниали путешествіе на Красный Кабачокъ, на Среднюю Рогатку, или на Крестовскій Островъ, и заводили тамъ ссоры и драки съ пьяными Нѣмцами ремесленниками. Многое сходило имъ съ рукъ счастливо; но однажды совершили они свое странствованіе весьма неудачно. Пьяный Колинька какъ-то задралъ одного неугомоннаго Нѣмца, столярнаго подмастерья, и этому грубіяну не понравилось, что Колинька вздумалъ его бить. Нѣмецъ самъ началъ съ нимъ драться, и вскорѣ возгорѣлось настоящее сраженіе Нѣмцевъ съ Рускими, въ которомъ всякій заступался за честь своей націи. Но число Нѣмцевъ было превосходнѣе, и они одержали поверхность. Боринька, и товарищи его, предались бѣгству, a избитый Колинька, оставленный на мѣстѣ сраженія, какъ трофей побѣдителей, былъ связанъ и торжественно представленъ на съѣзжую. Слѣдствіемъ такого произведенія было то, что Колинька, возвышенный въ знаніе солдата безъ выслуги, отправился далеко на сѣверъ, на Аландскіе острова, a храбрые сподвижники его просидѣли нѣсколько мѣсяцевъ подъ арестомъ, на хлѣбѣ и водѣ.

Можно представить себѣ отчаяніе Лукавиной! Она слегла съ горя въ постелю, и жизнь ея была въ опасности. По выздоровленіи ея, и по выпускѣ Бориньки изъ-подъ ареста, она, со слезами бросясь на кольни, умоляла его сжалиться надъ нею, перемѣнить свое поведеніе, поставляя ему на видъ, что онъ только одинъ остался ей утѣшеніемъ въ жизни, Боринька былъ тронутъ до глубины души слезами матери, раскаявался, и далъ ей честное слово совсѣмъ перемѣниться, исправиться, заняться службою и больше не проказничать. Съ восторгомъ обнимала его маменька, и вскорѣ на самомъ опытѣ увѣрилась, какъ чистосердечно было раскаяніе милаго Бориньки. Въ непродолжительномъ времени, послѣ отправленія брата его, Колиньки, на Аландскіе острова, онъ признанъ былъ способнымъ, за похвальные подвиги свои, поступить, также солдатомъ, въ Кавказскій Отдѣльный корпусъ. A къ довершенію всего, маменька получила извѣстіе, что ея сыновья, изнѣженные воспитаніемъ, сдѣлались жертвами климата: Колинька не могъ перенесть чрезмѣрнаго холода, a Боринька необыкновенныхъ жаровъ. Оба они, вскорѣ по прибытіи къ мѣстамъ назначенія своего, умерли.

Такимъ образомъ, Лукавина была вознаграждена отъ возлюбленныхъ и благодарныхъ дѣтей за труды и попеченія свои, о составленіи имъ куска хлѣба. Съ большимъ богатствомъ осталась она одна въ мірѣ. Горесть ея, увеличенная угрызеніями совѣсти, при воспоминаніи, какія средства употребляла она для пріобрѣтенія богатства, быстрыми шагами приближаетъ ее ко гробу. Говорятъ, будто она имѣетъ намѣреніе возвратить сиротамъ Аглаева все, что получила столь честными средствами отъ ихъ дѣдушки. Ежели она это сдѣлаетъ, то, по крайней мѣрѣ, хоть нѣсколько успокоится, и совѣсть не такъ часто будетъ докладывать ей o себѣ. Но сдѣлаетъ-ли она это?

Да послужитъ Лукавина разительнымъ примѣромъ родителямъ, которые позволяютъ себѣ всякіе способы для составленія куска хлѣба дѣтямъ, почитая его главнѣйшей для нихъ потребностію, и оставляя всѣ другія бездѣлицы, нужныя для ихъ счастія, безъ вниманія. Такимъ образомъ, какъ сыновья Лукавиной, почти всегда изъявляютъ благодарность свою дѣти такимъ родителямъ.

Фрипоненковъ, другъ и соумышленникъ Лукавиной, похитивъ мошеннически 20 т. отъ Аглаева, и получивъ въ знакъ благодарности отъ Лукавиной вдвое больше, пріобрѣлъ чрезъ то средства распространить кругъ дѣйствій своихъ, и явиться на сценѣ гораздо болѣе блистательной. Онъ успѣлъ получить мѣсто того Предсѣдателя Палаты, который, какъ извѣстно по Комедіи Капниста: Ябеда, былъ отдаленъ отъ должности и преданъ суду. По прежнимъ подвигамъ его предполагать, со всею достовѣрностію, должно, что ежели онъ не превзойдетъ своего предшественника, то, конечно, не хуже его будетъ дѣйствовать.

Г. Шурке всегда называлъ себя дворяниномъ Нѣмецкаго происхожденія; но открылось, что онъ просто перекрестъ, Польскій Жидъ, и употребленъ былъ во многихъ мѣстахъ въ почтенную должность шпіона. Не имѣя возможности возвратиться въ Москву, гдѣ прежде подвизался съ такою славою, отправился онъ на свою родину, и на послѣднихъ Кіевскихъ Контрактахъ совершилъ что-то необыкновенно отличное. Послѣ того предпринялъ онъ изъ Кіева путешествіе, пріятнѣйшимъ трактомъ, по этапамъ, въ Сибирь. Хемницеръ сказалъ о Метафзикахъ, что ежели-бы всѣхъ ихъ собрать въ яму, то яма должна быть большая. Ну, a ежели-бы всѣхъ подобныхъ Шурке собрать и отправить въ Сибирь? Тамъ еще много мѣста!

Филипъ Ивановичъ Удушѣевъ совершилъ съ успѣхомъ еще нѣсколько такихъ-же опытовъ, какъ съ Аглаевымъ. Однакожъ, одинъ изъ такихъ опытовъ навлекъ было на него много хлопотъ. Впрочемъ, и мѣры, принятыя имъ противъ жертвы своей, были уже слишкомъ необыкновенны. Послѣ долговременнаго старанія сблизиться и подружиться съ однимъ молодцомъ, подобнымъ Аглаеву, наконецъ успѣлъ онъ завлечь его къ себѣ обѣдать. Всѣ тѣ-же военныя хитрости и маневры употреблены были противъ новаго знакомца, какіе употреблялись противъ Аглаева; но обреченный на жертву былъ крѣпокъ, никакъ споить его не могли, и самъ Удушьевъ скорѣе его напился пьянъ. A въ такомъ положеніи, еще изстари, бывалъ онъ всегда большимъ озорникомъ и буяномъ. Тщетно дѣлали ему знаки сподвижники его, чтобы онъ не горячился. Удушьевъ не могъ удержаться, такъ, что наконецъ одинъ изъ нихъ отвелъ въ сторону Удушьева, и шепталъ ему на ухо, чтобы онъ хотя не много потерпѣлъ, потому, что сей часъ явится, для вѣрнѣйшаго увѣнчанія успѣхомъ предпріятія ихъ, Шампанское съ дурманомъ: это было y нихъ всегда рѣшительнымъ ударомъ, къ концу сраженія, для довершенія побѣды. Но Удушьевъ ничему не внималъ. Ему страхъ какъ хотѣлось побить гостя своего, который сказалъ что-то непріятное на его счетъ. Онъ приближился къ столу, и, по пьяной откровенности своей, прямо объявилъ, что все проигранное принадлежитъ ему, и что эти всѣ канальи (Удушьевъ показалъ на другихъ гостей) ничто болѣе, какъ только его орудія, и потому, что-бы 30 т., которыя записаны, или сей часъ-бы другъ его заплатилъ прямо ему, или далъ-бы вексель на его имя, a не то – будетъ бить на смерть! Голова друга еще не была помрачена дурманомъ; онъ отвѣчалъ, что не позволитъ такъ мошеннически себя обворовывать, денегъ не заплатитъ и векселя не дастъ. За тѣмъ тотчасъ послѣдовала отъ Удушьева оплеуха, готовилась и другая; но другъ не расположенъ былъ хладнокровно сносить пощечины, и самъ ударилъ Удушьева кулакомъ, прямо въ носъ. Изъ этого произошла драка, которая могла-бы кончиться смертоубійствомъ, ежели-бы агенты Удушьева не розняли героевъ. Не желая потерять изъ виду и лишить патрона своего благопріобрѣтенныхъ имъ 30 т., a съ тѣмъ вмѣстѣ стараясь спасти отъ смерти друга, котораго Удушьевъ, взбѣшенный до неистовства, клялся убить на повалъ, они вытащили изъ дома, и велѣли запереть на ледникъ неугомоннаго друга, которому не нравилось, что его обыграли на вѣрное и который не хотѣлъ снести пріятельскихъ пощечинъ. Самаго Удушьева кое-какъ уговорили, успокоили, уняли кровь, текущую изъ его носа, и положили спать. Цѣлую ночь несчастный обыгранный провелъ на ледникѣ. На другой день, утромъ, Удушьевъ послалъ къ нему парламентера, съ извѣстіемъ, что до тѣхъ поръ его не выпуститъ, пока онъ не подпишетъ векселя въ проигранныхъ имъ деньгахъ. Чуть не замерзнувшій на ледникѣ, другъ на все согласился. Предусмотрительный Удушьевъ устроилъ такъ, что вексель былъ написанъ и засвидѣтельствованъ заднимъ числомъ, для того, чтобы семидневный срокъ прошелъ. Послѣ того отпустилъ онъ друга на всѣ четыре стороны.