По Союзу Советов

– Нуко-сь, посушим небо-то!

В сыроватое, недалекое небо взвился густой бархатный дым, а человек сразу дал понять, что он много костров разжигал на своём веку. Люди присели вокруг огня на валуны, на рассыпанных старых шпалах, кто-то, подходя, спросил:

– Комарей жарите?

Очень заметно, что «простой» русский человек читает газеты. Ему хорошо известно почти всё, чем наполнено время, мир для него стал шире, яснее, и в широте мира начинает он чувствовать себя большим человеком. Он спрашивает:

– Ну, а как там – в Италии?

Завязалась интересная беседа, и тут из леса вышел человек с винтовкой, в шинели, но – мало похожий на красноармейца, не так аккуратно одет и не такой ловкий, лёгкий. Шинель – старенькая, расстёгнута, под нею пиджак, подпоясанный ремнём. Фуражка измята, винтовку он держит, как охотник, – под мышкой, дулом вниз. Лицо – тёмное, и как будто он давно не умывался; брови досадливо и устало нахмурены. Попросил папироску, а когда ему дали – сказал:

– Свои уронил в воду. Ой, много болота здесь!

– Ты откуда?

– Воронежский.

– Ваши места – сухие.

Человек сел на камень, винтовку зажал в коленях и, покуривая, задумчиво глядя в огонь, спросил нехотя, скучно:

– Не видали, по пути, двоих?

– Гораздо больше видели, – усмешливо ответил мастер разжигать костры, а дорожный сторож, крепкий, маленький человек, с шерстяным лицом и трубочкой в углу рта, участливо объяснил:

– У него двое товарищей с работы ушли, вот в чём дело! Тут кругом, в лесу, соловецкие работают, а он – тоже из них. Теперь ему отвечать придётся…

– Отвечать есть кому старше меня, – сердито вставил человек с винтовкой.

– Ну, они, конечно, вернутся, всегда вертаются! В лесах этих долго не нагуляешь, комар – не товарищ, кушать нечего, ягодов ещё нету, да и поселенец гулящих не любит…

– Часто уходят? – спросили человека с винтовкой.

– Бывает, – сказал он, вздохнув, но тотчас же усмехнулся. – В лесу, знаете, прискорбно, а тут всё больше городской народ работает, к лесу не привычный.

Словоохотливый сторож тоже рассказывает что-то военнопленному австрийцу, который оброс семьёй и укрепился в этом краю. Стражник, бросив окурок в огонь, продолжал:

– Бывает – по глупости плутают, черти! Иной, с устатку, заснёт где-нибудь, проспит до конца работы, проснётся, а – тихо, никакого звуку нет и – сумрак, прискорбно. Ну, и пошёл шагать, куда страх ведёт…

Кто-то посоветовал:

– В трубу трубить надо.

– Всю ночь трубить?

– Ну колокол, что ли…

От улыбок лицо человека стало светлее, он как бы незаметно умылся. Теперь видно, что лицо у него добродушное, тёмные глаза смотрят на людей мягко и доверчиво.

– За побеги строго наказывают? – спросили его.

– А – не хвалят.

– Ежели тебе доверие оказано – должен оправдать, – вмешался сторож, а человек, похожий – бородой – на Короленко, сказал, вздохнув:

– Всё ещё темно в мозгах.

– Ох, темно! – подтвердила женщина с ребёнком на руках.

– Не хвалят, – повторил человек с винтовкой, вставая, и тяжёлыми шагами пошёл в сторону станции.

– У них, надо понимать, порука, – заговорил сторож. – Их учат: отвечай все за каждого.

– Так и надо! – скрепил бородатый.

Поезд стоял часа два, если не больше; люди у костра сменялись, уходили одни, подходили другие, но почти не было пустых людей, которые ничего интересного не могут сказать.

Буржуазная наука говорит, что преступление есть деяние, воспрещённое законом, нарушающее его волю путём прямого сопротивления или же путём различных уклонений от подчинения воле закона. Но самодержавно-мещанское меньшинство, командуя большинством – трудовым народом, – не могло, не может установить законов, одинаково справедливых для всех, не нарушая интересов своей власти; не могло и не может, потому что главная, основная забота закона – забота об охране «священного института частной собственности» – об охране и укреплении фундамента, на котором сооружено мещанское, классовое государство.

Чтобы прикрыть это противоречие, буржуазная наука пыталась даже обосновать и утвердить весьма циническое учение о «врождённой преступности», которое разрешило бы суду буржуазии ещё более жестоко преследовать и совершенно уничтожать нарушителей «права собственности». Попытка эта имела почву в беспощадном отношении мещан к человеку, который, чтоб не подохнуть с голода, принужден был воровать у мещан хлеб, рубашки и штаны.

Я говорю это не «ради шутки», а потому, что заповедь «не укради» нарушалась и нарушается неизмеримо более часто, чем заповедь «не убий», потому что самым распространённым «преступлением против общества» всегда являлось и является мелкое воровство, в дальнейшем воров – как известно – воспитывает в грабителей буржуазная система наказания – тюрьма.

Учение о врождённой преступности было разбито и опровергнуто наиболее честными из учёных криминалистов, главным образом – русскими. Но в «духовном обиходе» мещанского общества, то есть в классовом инстинкте его, отношение к преступнику как неисправимому, органическому врагу общества остаётся непоколебимым, и тюрьмы европейских государств продолжают служить школами и вузами, где воспитываются профессиональные правонарушители, «спецы» по устрашению мещан, ненавидимые мещанством, «волки общества», как назвал их недавно один прокурор в суде провинциального городка Германии.

Разумеется, я не стану отрицать, что существуют благочестивые звери, которые душат людей с молитвой на устах. Бытие таких зверей вполне оправдано в государствах, где жизнь человека равна нулю, где самодержавно командующее мещанство безнаказанно истребляет миллионы рабочих и крестьян, посылая их на международные бойни с пением гимна: «Спаси, господи, люди твоя»…

В Союзе Социалистических Советов признано, что «преступника» создаёт классовое общество, что «преступность» – социальная болезнь, возникшая на гнилой почве частной собственности, и что она легко будет уничтожена, если уничтожить условия возникновения болезни – древнюю, прогнившую, экономическую основу классового общества – частную собственность.

Совнарком РСФСР постановил уничтожить тюрьмы для уголовных в течение ближайших пяти лет и применять к «правонарушителям» только метод воспитания трудом в условиях возможно широкой свободы.

В этом направлении у нас поставлен интереснейший опыт, и он дал уже неоспоримые положительные результаты. «Соловецкий лагерь особого назначения» – не «Мёртвый дом» Достоевского, потому что там учат жить, учат грамоте и труду. Это не «Мир отверженных» Якубовича-Мельшина, потому что здесь жизнью трудящихся руководят рабочие люди, а они, не так давно, тоже были «отверженными» в самодержавно-мещанском государстве. Рабочий не может относиться к «правонарушителям» так сурово и беспощадно, как он вынужден отнестись к своим классовым, инстинктивным врагам, которых – он знает – не перевоспитаешь. И враги очень усердно убеждают его в этом. «Правонарушителей», если они – люди его класса – рабочие, крестьяне, – он перевоспитывает легко.

«Соловецкий лагерь» следует рассматривать как подготовительную школу для поступления в такой вуз, каким является трудовая коммуна в Болшеве, мало – мне кажется – знакомая тем людям, которые должны бы знать её работу, её педагогические достижения. Если б такой опыт, как эта колония, дерзнуло поставить у себя любое из «культурных» государств Европы и если б там он мог дать те результаты, которые мы получили, – государство это било бы во все свои барабаны, трубило во все медные трубы о достижении своём в деле «реорганизации психики преступника» как о достижении, которое имеет глубочайшую социально-педагогическую ценность.

Мы, – по скромности нашей или по другой, гораздо менее лестной для нас причине? – мы не умеем писать о наших достижениях даже и тогда, когда видим их, пишем о них. Об этом неуменье я могу говорить вполне определённо, опираясь на редакционный опыт журнала «Наши достижения».

Вот, например, работа Болшевской трудкоммуны. Это один из фактов, которые требуют всестороннего и пристального, смею сказать – научного, наблюдения, изучения. Такого же изучения требуют трудкоммуны «беспризорных». И там и тут совершается процесс коренного изменения психики людей, анархизированных своим прошлым; социально опасные превращаются в социально полезных, профессиональные «правонарушители» – в квалифицированных рабочих и сознательных революционеров.

Может быть, процесс этот, возможно, и следует расширить, ускорить, может быть, Бутырки, Таганки и прочие школы этого типа удастся закрыть раньше предположенного срока?

Болшевская трудкоммуна черпает рабочую силу в Соловецком лагере и в тюрьмах. Соловки, как я уже говорил, – крепко и умело налаженное хозяйство и подготовительная школа для вуза – трудкоммуны в Болшеве.

Мне кажется – вывод ясен: необходимы такие лагеря, как Соловки, и такие трудкоммуны, как Болшево. Именно этим путём государство быстро достигнет одной из своих целей: уничтожить тюрьмы.

Здесь кстати будет сказать о хозяйственном росте трудкоммуны в Болшеве. В 28 году я видел там одноэтажный корпус фабрики трикотажа, в 29 – фабрика выросла ещё на один этаж, оборудованный станками самой технически совершенной конструкции. В 28 – яма для фундамента фабрики коньков, в 29 – совершенно оборудованная, одноэтажная светлая и просторная фабрика с прекрасной вентиляцией. Кроме всего количества коньков, потребных для страны, фабрика будет вырабатывать малокалиберные винтовки. И те и другие ввозились из-за границы. За год построено отличное, в четыре этажа, здание для общежития членов трудкоммуны. Строится ещё четыре таких же.

Трудкоммуна строит склады для своей продукции из своего материала – из древесной стружки, прессованной с продуктом, который добывается из «рапы», – грязи соляных озёр. Это – огнеупорный строительный материал, из него уже построено и несколько жилых домов. В колонии строится здание для клуба, театра, библиотеки. К ней проведена ветка железной дороги. Сделано ещё многое. И, когда видишь, сколько сделано за двенадцать месяцев, с гордостью думаешь:

«Это сделано силами людей, которых мещане морили бы в тюрьмах».

Примечания

1

Желонка – инструмент, применяемый при бурении и эксплуатации скважин, для подъёма на поверхность жидкости, песка и буровой грязи – Ред.

2

Крики древних греков во время религиозных танцев – Ред.

3

сейчас – г. Дзержинск – Ред.

4

нем. крупный спекулянт – Ред.

5

Ф. Гладков. Коммуна «Авангард». Гиз, 1928, ц.8 коп. – прим. М. Г.

6

здесь – огород, сад – Ред.

7

ключ, родник, колодец на водяной жиле, куда вставляется бочка – Ред.

8

протестантский сектант – Ред.

9

лубяные растения, родственники конопли – Ред.

10

тыквенное растение, используется для приготовления отличных мочалок – Ред.