Античная трагедия

Я позволю себе в заключение остановить ваше внимание лишь на одном вопросе: какое значение имеют для современной литературы и театра классические драмы эллинов?

Чуть ли не каждая из них обросла большой литературой переводов, переделок, подражаний, и не одна внушила поэтам вдохновенные создания. «Ифигения» Гёте настолько самобытное произведение германского гения, что было бы несправедливо рассматривать ее только как переработку античной трагедии. Художественная литература, примыкающая к античным драмам, растет с каждым днем. Мы имеем или имели еще вчера Р. Браунинга, Грильпарцера, Леконта де-Лиль. От подражания готовым образцам поэзия идет к реконструкции погибших по отрывкам, мысль, которая занимала еще Гёте и которая так блистательно выполнена была Сюинберном в его «Аталанте». Но было бы столь же неестественно связывать область творчества филологическими проблемами, как и стеснять научное исследование поэтической формой.

Область фрагментов из античных трагедий и мифов должна являться, по моему, лишь одним из источников для свободной творческой работы. Лишь свободному воссозданию греческих мифов суждено пойти далее школьного упражнения на готовую тему.

Но что же привлекательного в античной трагедии сохраняется для поэта до сих пор? Во-первых, в мифах есть простор для самого широкого идеализма. В них есть и силуэты тех героических поднимающих душу образов и ситуаций, и те благородно-мажорные ноты, которых не хватает современным темам, и которых мы так справедливо ждем от театра. А что лучше: насиловать ли действительность, оставаясь в ее рамках, или на минуту оживить веру в те сказки, которые составляли некогда душу великого народа?

Затем, нельзя закрывать глаз и на то обстоятельство, что античная трагедия давно уже понемногу овладевает желаниями современного зрителя, но что люди точно боятся высказать эти желания. Все мы хотим на сцене прежде всего красоты, но не статурной и не декоративной, а красоты как таинственной силы, которая освобождает нас от тумана и паутин жизни и дает возможность на минуту прозреть несозерцаемое, словом, красоты музыкальной, а эта-то именно красота и составляла идеал античной трагедии, именно она своими блестками и сделала драму эллинов великой и бессмертной.

Я думаю, наконец, что, сообразно цели, и некоторые приемы античной сцены ждут своей очереди на нашей. Речь идет, конечно, не об открытых театрах, масках или котурнах, а об музыке и балете, т. е. о широком развитии лиризма и мимики, которые были так долго и так несправедливо разобщены с трагедией, этой универсальной формой творчества, поскольку оно является вечным исканием тайны красоты.

Примечания

1

Цитируется «Дифирамб афинянам», написанный для весеннего праздника Больших Дионисий, вероятно, в переводе самого Анненского.

2

Канефор – участник процессии в честь Деметры или Диониса, несущий на голове корзину с жертвенными дарами.

3

Гиматий – накидка, плащ.

4

Спелее и кровоточивее, чем виноград трельяжа, который по осени пожирается тяжелым роем пчел и приканчивается клювом пернатых хищников, бог еще живой, с растерзанным телом.

5

Тонкая решетка для вьющихся растений, увитая ими.

6

Буквально живущими один день. Здесь: род людской.

7

Речь идет об Элевсине.

8

Парастат – участник хора, стоящий рядом с Корифеем.

9

Эписодий 2, где Электра подвергает сомнению «верные» признаки родства с братом: цвет и шелковистость волос, размер ноги.

10

В древнегреческом театре специальная подъемная машина, на которой появлялся бог.

11

«Орестея».

12

В оригинале было: Софоклов.

13

Эписодий 5, стасим 4.

14

Имеется в виду одна из версий притчи, по которой Эсхил был вынужден отправиться в изгнание на Сицилию за разглашение тайны Элевсинских мистерий.