Где тонко, там и рвется

Вера (быстро покраснев). В самом деле? Спасибо за откровенность.

Горский хочет отвечать ей, но дверь из гостиной вдруг отворяется, и все общество входит, исключая m-lle Bienaimé. Анна Васильевна в приятном и веселом расположении духа; ее под руку ведет Мухин. Станицын бросает быстрый взгляд на Веру и Горского.

Г-жа Либанова. Вообразите, Eugène, мы совсем разорили господина Мухина… Право. Но какой же он горячий игрок!.

Горский. А! я и не знал!

Г-жа Либанова. C'est incroyable![45] Ремизится на всяком шагу… (Садится.) А вот теперь можно гулять!

Mухин (подходя к окну и с сдержанной досадой). Едва ли; дождик начинает накрапывать.

Варвара Ивановна. Барометр сегодня очень опустился… (Садится немного позади г-жи Либановой.)

Г-жа Либанова. В самом деле? Comme c’est contrariant! Eh bien[46], надо что-нибудь придумать… Eugène, и вы, Woldemar, это ваше дело.

Чуханов. Не угодно ли кому сразиться со мной в бильярд? (Никто ему не отвечает.) А не то так закусить, рюмку водочки выпить? (Опять молчание.) Ну, так я один пойду, выпью за здоровье всей честной компании…

Уходит в столовую. Между тем Станицын подошел к Вере, но не дерзает заговорить с нею… Горский стоит в стороне. Мухин рассматривает рисунки на столе.

Г-жа Либанова. Что же вы, господа? Горский, затейте что-нибудь.

Горский. Хотите, я вам прочту вступление в естественную историю Бюффона?{12}

Г-жа Либанова. Ну, полноте.

Горский. Так давайте играть в petits jeux innocents[47].

Г-жа Либанова. Что́ хотите… впрочем, я это не для себя говорю… Меня, должно быть, управляющий уже в конторе дожидается… Пришел он, Варвара Ивановна?

Варвара Ивановна. Вероятно-с, пришел-с.

Г-жа Либанова. Узнайте, душа моя. (Варвара Ивановна встает и уходит.) Вера! подойди-ка сюда… Что ты сегодня как будто бледна? Ты здорова?

Вера. Я здорова.

Г-жа Либанова. То-то же. Ах да, Woldemar, не забудьте мне напомнить… Я вам дам в город комиссию. (Вере.) Il est si complaisant![48]

Вера. Il estplus que cela, maman, il est bon.[49]

Станицын восторженно улыбается.

Г-жа Либанова. Что это вы рассматриваете с таким вниманием, monsieur Мухин?

Mухин. Виды из Италии.

Г-жа Либанова. Ах, да… это я привезла… un souvenir…[50] Я люблю Италию… я там была счастлива… (Вздыхает.)

Варвара Ивановна (входя). Пришел Федот-с, Анна Васильевна!

Г-жа Либанова (вставая). А! пришел! (К Мухину.) Вы сыщите… там есть вид Лаго-Маджиоре…{13} Прелесть!.. (К Варваре Ивановне.) И староста пришел?

Варвара Ивановна. Пришел староста.

Г-жа Либанова. Ну, прощайте, mes enfants…[51] Eugène, я вам их поручаю… Amusez-vous…[52] Вот к вам на подмогу идет mademoiselle Bienaimé. (Из гостиной входит m-llе Bienaimé.) Пойдемте, Варвара Ивановна!..

Уходит с Морозовой в гостиную. Воцаряется небольшое молчание.

M-lle Bienaimé (сухеньким голосом). Eh bien, que ferons nous?[53]

Мухин. Да, что мы будем делать?

Станицын. Вот в чем вопрос.{14}

Горский. Гамлет сказал это прежде тебя, Владимир Петрович!.. (Вдруг оживляясь.) Но, впрочем, давайте, давайте… Видите, какой дождь полил… Что в самом деле сложа руки сидеть?

Станицын. Я готов… А вы, Вера Николаевна?

Вера (которая все это время оставалась почти неподвижною). Я тоже… готова.

Станицын. Ну и прекрасно!

Мухин. Ты придумал что-нибудь, Евгений Андреич?

Горский. Придумал, Иван Павлыч! Мы вот что сделаем. Сядем все кругом стола…

M-lle Bienaimé. Oh, ce sera charmant![54]

Горский. N'est-ce pas?[55] Напишем все наши имена на клочках бумаги, и кому первому выдернется, тот должен будет рассказать какую-нибудь несообразную и фантастическую сказку о себе, о другом, о чем угодно… Liberté entière, как говорит Анна Васильевна.

Станицын. Хорошо, хорошо.

M-lle Bienaimé. Ah! très bien, très bien.[56].{15}

Мухин. Да какую же, однако, сказку?..

Горский. Какую вздумается… Ну, сядемте, сядемте… Вам угодно, Вера Николаевна?

Вера. Отчего же нет? (Садится. Горский садится по правую ее руку. Мухин по левую, Станицын подле Мухина, m-lle Bienaimé подле Горского.)

Горский. Вот лист бумаги (разрывает лист), а вот и наши имена. (Пишет имена и свертывает билеты.)

Мухин (Вере), Вы что-то задумчивы сегодня. Вера Николаевна?

Вера. А почему вы знаете, что я не всегда такова? Вы меня видите в первый раз.

Мухин (ухмыляясь). О нет-с, как можно, чтобы вы всегда так были…

Вера (с легкой досадой). В самом деле? (К Станицыну) Ваши конфекты очень хороши, Woldemar!

Станицын. Я очень рад… что вам услужил…

Горский. О, дамский угодник! (Мешает билеты.) Вот – готово. Кто же будет выдергивать?.. Mademoiselle Bienaimé, voulez-vous?[57]

M-lle Bienaimé. Mais très volontiers.[58] (С ужимкой берет билет и читает.) Каспадин Станицын.

Горский (Станицыну). Ну, расскажите нам что-нибудь, Владимир Петрович!

Станицын. Да что вы хотите, чтоб я рассказал?.. Я, право, не знаю…

Горский. Что-нибудь. Вы можете говорить все, что вам в голову придет.

Станицын. Да мне в голову ничего не приходит.

Горский. Ну, это, разумеется, неприятно.

Вера. Я согласна со Станицыным… Как можно так, вдруг…

Мухин (поспешно). И я того же мнения.

Станицын. Да покажите нам пример, Евгений Андреич, начните вы.

Вера. Да, начните.

Mухин. Начни, начни.

M-lle Bienaimé. Oui, commencez, monsieur Gorski.[59]

Горский. Вы непременно хотите… Извольте… Начинаю. Гм… (Откашливается.)

M-lle Bienaimé. Hi, hi, nous allons rire[60].

Горский. Ne riez pas d'avance[61]. Итак, слушайте. У одного барона…

Mухин. Была одна фантазия?

Горский. Нет, одна дочь.

Mухин. Ну, это почти все равно.

Горский. Боже, как ты остер сегодня!.. Итак, у одного барона была одна дочь. Собой она была очень хороша, отец ее очень любил, она очень любила отца, все шло превосходно, – но вдруг, в один прекрасный день, баронесса убедилась, что жизнь, в сущности, прескверная вещь, ей стало очень скучно – она заплакала и слегла в постель… Камерфрау тотчас побежала за родителем, родитель пришел, поглядел, покачал головой, сказал по-немецки: м-м-м-м-м, вышел мерными шагами и, кликнув своего секретаря, продиктовал ему три пригласительные письма к трем молодым дворянам старинного происхождения и приятной наружности. На другой же день они, разодетые в пух и прах, поочередно шаркали перед бароном, а молодая баронесса улыбалась по-прежнему – еще лучше прежнего и внимательно рассматривала своих женихов, ибо барон был дипломат, а молодые люди были женихи.

Mухин. Как ты пространно рассказываешь!

Горский. Любезный друг мой, что за беда!

M-lle Bienaimé. Mais oui, laissez-le faire[62].

Вера (внимательно глядя на Горского). Продолжайте.

Горский. Итак, у баронессы были три жениха. Кого выбрать? На этот вопрос лучше всего отвечает сердце… Но когда сердце… Но когда сердце колеблется?.. Молодая баронесса была девица умная и дальновидная… Она решила подвергнуть женихов испытанью… Однажды, оставшись наедине с одним из них, белокурым, она вдруг обратилась к нему с вопросом: скажите, что вы готовы сделать для того, чтоб доказать мне свою любовь? Белокурый, по природе весьма хладнокровный, но тем более склонный к преувеличению человек, отвечал ей с жаром: я готов, по вашему приказанию, броситься с высочайшей колокольни в свете. Баронесса приветливо улыбнулась и на другой же день предложила тот же вопрос другому жениху, русому, предварительно сообщив ему ответ белокурого. Русый отвечал точно теми же словами, если возможно, с большим жаром. Баронесса обратилась, наконец, к третьему, шантрету. Шантрет помолчал немного, из приличия, и отвечал, что на все другое он согласен, и даже с удовольствием, но с башни он не бросится, по весьма простой причине: раздробив себе голову, трудно предложить руку и сердце кому бы то ни было. Баронесса прогневалась на шантрета; но так как он… может быть… немножко более ей нравился, чем другие два, то она и стала приставать к нему: обещайте, мол, по крайней мере… я не потребую исполнения на деле… Но шантрет, как человек совестливый, не хотел ничего обещать…

Вера. Вы сегодня не в духе, monsieur Горский!

M-lle Bienaimé. Non, il n’est pas en veine, c’est vrai.[63] Никарашо́, никарашо́.

Станицын. Другую сказку, другую.

Горский (не без досады). Я сегодня не в ударе… не всякий же день… (К Вере.) Да и вы, например, сегодня… То ли дело вчера!

Вера. Что вы хотите сказать? (Встает; все встают.)

Горский (обращаясь к Станицыну). Вы не можете себе представить, Владимир Петрович, какой мы вчера удивительный вечер провели! Жаль, что вас не было, Владимир Петрович… Вот mademoiselle Bienaimé была свидетельницей. Мы с Верой Николаевной более часу вдвоем катались по пруду… Вера Николаевна так восхищалась вечером, так ей было хорошо… Она так, казалось, и улетала в небо… Слезы навертывались у ней на глазах… Я никогда не забуду этого вечера, Владимир Петрович!

Станицын (уныло). Я вам верю.

Вера (которая все время глаз не сводила с Горского). Да, мы были довольно смешны вчера… И вы тоже уносились, как вы говорите, в небо… Вообразите, господа, Горский мне вчера читал стихи, да какие все сладкие, задумчивые!

Станицын. Он вам читал стихи?

Вера. Как же… и таким странным голосом… словно больной, с такими вздохами…

Горский. Вы сами этого требовали, Вера Николаевна!.. Вы знаете, что по собственной охоте я редко предаюсь возвышенным чувствам…

Вера. Тем более вы меня удивили вчера. Я знаю, что вам гораздо приятнее смеяться, чем… чем вздыхать, например, или… мечтать.

Горский. О, с этим я согласен! Да и в самом деле назовите мне вещь, недостойную смеха? Дружба, семейное счастье, любовь?.. Да все эти любезности хороши только как мгновенный отдых, а там давай бог ноги! Порядочный человек не должен позволить себе погрязнуть в этих пуховиках… (Мухин с улыбкой посматривает то на Веру, то на Станицына; Вера это замечает.)

Вера (медленно). Как видно, что вы говорите теперь от души!.. Но к чему вы горячитесь? Никто не сомневается в том, что вы всегда так думали.

Горский (принужденно смеясь). Будто? Вчера вы были другого мнения.

Вера. Почему вы знаете? Нет, шутки в сторону. Горский! позвольте вам дать дружеский совет… Не впадайте никогда в чувствительность… Она к вам вовсе не пристала… Вы так умны… Вы без нее обойдетесь… Ах да, кажется, дождик прошел… Посмотрите, какое чудесное солнце! Пойдемте а, сад… Станицын! дайте мне вашу руку. (Быстро оборачивается и берет руку Станицына.) Bonne amie, venez-vous?[64]

M-lle Bienaimé. Oui, oui, allez toujours…[65] (Берет с фортепьяно шляпу и надевает.)

Вера (остальным). А вы, господа, не идете?.. Бегом, Станицын, бегом!

Станицын (убегая с Верой в сад). Извольте, Вера Николаевна, извольте.

M-lle Bienaimé. Monsieur Мухин, voulez-vous me donner votre bras?[66]

Мухин. Avec plaisir, mademoiselle…[67] (Горскому.) Прощай, шантрет! (Уходит с m-lle Bienaimé.)

Горский (один, подходит к окну). Как бежит!.. и ни разу не оглянется… А Станицын-то, Станицын спотыкается от радости! (Пожимает плечом.) Бедняк! он не понимает своего положения… Полно, бедняк ли он? Я, кажется, слишком далеко зашел. Да что прикажешь делать с желчью? Во все время моего рассказа этот бесенок с меня глаз не спускал… Я напрасно упомянул о вчерашней прогулке. Если ей показалось… кончено, любезный друг мой Евгений Андреич, укладывайте ваш чемодан. (Прохаживается.) Да и пора… запутался. О случай, несчастие дураков и провидение умных людей! приди ко мне на помощь! (Оглядывается.) Это кто? Чуханов. Уж не он ли как-нибудь…

Чуханов (осторожно входя из столовой). Ах, батюшка Евгений Андреич, как я рад, что застал вас одних!

Горский. Что вам угодно?

Чуханов (вполголоса). Вот видите ли что, Евгений Андреич!.. Анна Васильевна, дай бог ей здоровья, леску мне на домишко изволили пожаловать, да в контору приказ отдать позабыли-с… А без приказа лесу мне не выдают-с…

Горский. Что ж, вы ей напомните.

Чуханов. Батюшка, боюсь обеспокоить… Батюшка! будьте ласковы, заставьте век о себе бога молить… Как-нибудь, между двумя словцами… (Подмигивает.) Ведь вы на это мастер… нельзя ли, так сказать, стороной?.. (Еще значительнее подмигивает.) Притом же, вы почитай что хозяин уже в доме… хе-хе!

Горский. В самом деле? Извольте, я с удовольствием…

Чуханов. Батюшка! по гроб обяжете… (Громко и с прежними манерами.) А коли что понадобится, только мигните. (Откидывает голову.) Эх, да и молодец же какой!..

Горский. Ну, хорошо… все исполню; будьте покойны.

Чуханов. Слушаю-с, ваше сиятельство! А старик Чуханов никого не беспокоит. Доложил, попросил, прибег, а там как начальнику угодно будет. Много довольны и благодарны. Налево кругом, марш! (Уходит в столовую.)

Горский. Ну, кажется, из этого «случая» ничего не выжмешь… (За дверью сада по ступеням лестницы слышны торопливые шаги.) Кто это бежит так? Ба! Станицын!

Станицын (вбегая впопыхах). Где Анна Васильевна?

Горский. Кого вам?

Станицын (внезапно останавливаясь). Горский… Ах, если б вы знали…

Горский. Вы вне себя от радости… Что с вами?

Станицын (берет его за руку). Горский… мне бы по-настоящему не следовало… но я не могу – радость меня душит… Я знаю, вы всегда принимали во мне участие… Вообразите же себе… Кто бы мог это представить…

Горский. Да что такое наконец?

Станицын. Я попросил у Веры Николаевны ее руки, и она…

Горский. Что же она?

Станицын. Вообразите, Горский, она согласилась… вот сейчас, в саду… позволила мне обратиться к Анне Васильевне… Горский, я счастлив, как дитя… Какая удивительная девушка!

Горский (едва скрывая волнение). И вы идете теперь к Анне Васильевне?

Станицын. Да, я знаю, что она мне не откажет… Горский, я счастлив, безмерно счастлив… Мне бы хотелось обнять весь мир…{16} Позвольте по крайней мере вас обнять. (Обнимает Горского.) О, как я счастлив! (Убегает.)

Горский (после долгого молчания). Брависсимо! (Кланяется вслед Станицыну.) Честь имею поздравить… (С досадой ходит по комнате.) Я этого не ожидал, признаюсь. Хитрая девчонка! Однако мне надо сейчас уехать… Или нет, останусь… Фу! как сердце неприятно бьется… Скверно. (Подумав немного.) Ну, что ж, я разбит… Но как позорно разбит… и не так и не там, где бы хотелось… (Подходя к окну, глядит в сад.) Идут… Умрем по крайней мере с честью… (Надевает шляпу, словно собирается идти в сад, и в дверях сталкивается с Мухиным, с Верой и m-lle Bienaimé, Вера держит m-lle Bienaimé под руку.) А! Вы уже возвращаетесь; а я было пошел к вам… (Вера не поднимает глаз.)

M-lle Вienaimе. Il fait encore trop mouillé.[68]

Мухин. Зачем ты не тотчас пошел с нами?

Горский. Меня Чуханов задержал… А вы, кажется, много бегали. Вера Николаевна?

Вера. Да… мне жарко.

M-lle Bienaimé с Мухиным отходят немного в сторону, потом начинают играть на китайском бильярде, который находится немного позади.

Горский (вполголоса). Я знаю все, Вера Николаевна! Я этого не ожидал.

Вера. Вы знаете… Но я не удивляюсь. У него что на сердце, то и на языке.

Горский (с укоризной). У него… Вы будете раскаиваться.

Вера. Нет.

Горский. Вы поступили под влиянием досады.

Вера. Может быть; но я поступила умно и раскаиваться не буду… Вы же применили ко мне стихи вашего Лермонтова; вы мне сказали, что я пойду безвозвратно, куда меня поведет случайность… Притом вы сами знаете. Горский, с вами я была бы несчастлива.

Горский. Много чести.

Вера. Я говорю, что думаю. Он меня любит, а вы…

Горский. А я?

Вера. Вы никого не можете любить. У вас сердце слишком холодно, а воображение слишком горячо. Я говорю с вами как с другом, как о вещах давно прошедших…

Горский (глухо). Я вас оскорбил.

Вера. Да… но вы не довольно меня любили, чтобы иметь право меня оскорбить… Впрочем, это все дело прошлое… Расстанемся друзьями… Дайте мне руку.

Горский. Я вам удивляюсь, Вера Николаевна! Вы прозрачны, как стекло, молоды, как двухлетний ребенок, и решительны, как Фридрих Великий.{17} Дать вам руку… да разве вы не чувствуете, как горько должно быть мне на душе?..

Вера. Вашему самолюбию больно… это ничего: заживет.

Горский. О, да вы философ!

Вера. Послушайте… Мы, вероятно, в последний раз говорим об этом… Вы умный человек, а ошиблись во мне грубо. Поверьте, я не ставила вас au pied du mur[69], как выражается ваш приятель monsieur Мухин, я не налагала на вас испытания, а искала правды и простоты, я не требовала, чтобы вы спрыгнули с колокольни, и вместо этого…

Мухин (громко). J'ai gagné[70].

M-lle Bienaimé. Eh bien! la revanche[71].

Вера. Я не дала играть собою – вот все… Во мне, поверьте, горечи нет…

Горский. Поздравляю вас… Великодушие приличествует победителю.

Вера. Дайте же мне руку… вот вам моя.

Горский. Извините: ваша рука вам более не принадлежит. (Вера отворачивается и идет к бильярду.) Впрочем, все к лучшему в этом мире.{18}

Вера. Именно… Qui gagne?[72]

Мухин. До сих пор все я.

Вера. О, вы великий человек!

Горский (трепля его по плечу). И первый мой друг, не правда ли, Иван Павлыч? (Кладет руку в карман.) Ах, кстати, Вера Николаевна, пожалуйте сюда… (Идет на авансцену.)

Вера (идя вслед за ним). Что вы мне хотите сказать?

Горский (вынимает розу из кармана и показывает ее Вере). А? что вы скажете? (Смеется.) (Вера краснеет и потупляет глаза.) Что? ведь смешно? Посмотрите, не успела еще завянуть. (С поклоном.) Позвольте возвратить по принадлежности…

Вера. Если б вы меня хоть крошечку уважали, вы бы не возвратили мне ее теперь.

Горский (отводя руку назад). В таком случае позвольте. Пусть же он останется со мною, этот бедный цветок… Впрочем, чувствительность ко мне не пристала… не правда ли? И точно, да здравствуют насмешливость, веселость и злость! Вот я опять в своей тарелке.

Вера. И прекрасно!

Горский. Посмотрите на меня. (Вера глядит на него, Горский продолжает не без волнения.) Прощайте… Вот теперь бы кстати мне воскликнуть: Welche Perle warf ich weg![73]{19} Но к чему? Все ведь к лучшему.

Mухин (восклицает). J’ai gagné encore une fois![74]

Вера. Все к лучшему. Горский!

Горский. Может быть… может быть… А, да вот растворяется дверь из гостиной… Идет фамильный полонез!

Из гостиной выходит Анна Васильевна. Ее ведет Станицын. За ними выступает Варвара Ивановна… Вера бежит навстречу матери и обнимает ее.

Г-жа Либанова (слезливым шепотом). Pourvu que tu sois heureuse, mon enfant…[75]

У Станицына глаза разбегаются. Он готов заплакать.

Горский (про себя). Какая трогательная картина! И как подумаешь, что я мог бы быть на месте этого болвана! Нет, решительно, я не рожден для семейной жизни… (Громко.) Ну, что, Анна Васильевна, кончили ли вы наконец свои премудрые распоряжения по хозяйству, счеты и расчеты?

Г-жа Либанова. Кончила, Eugène, кончила… а что?

Горский. Я предлагаю заложить карету и съездить целым обществом в лес.

Г-жа Либанова (с чувством). С удовольствием. Варвара Ивановна, душа моя, прикажите.

Варвара Ивановна. Слушаю-с, слушаю-с. (Идет в переднюю.)

M-lle Bienaimé (закатывая глаза под лоб). Dieu! que cela sera charmant![76]

Горский. Посмотрите, как мы будем дурачиться… я весел сегодня, как котенок… (Про себя.) Ото всех этих происшествий кровь у меня бросилась в голову. Я словно опьянел… Боже мой, как она мила!.. (Громко.) Берите же ваши шляпы; едемте, едемте. (Про себя.) Да подойди же к ней, глупый ты человек!.. (Станицын неловко подходит к Вере.) Ну, так. Не беспокойся, друг мой, я в течение прогулки о тебе похлопочу. Ты у меня явишься в полном блеске. Как мне легко!.. Фу! и так горько! Ну, ничего. (Громко.) Mesdames, пойдемте пешком: карета нас догонит.

Г-жа Либанова. Пойдем, пойдем.

Mухин. Что это, тобой словно бес овладел?

Горский. Бес и есть… Анна Васильевна! дайте мне вашу руку… Ведь я все-таки остаюсь церемониймейстером?

Г-жа Либанова. Да, да, Eugène, конечно.

Горский. Ну, и прекрасно!.. Вера Николаевна! извольте дать руку Станицыну… Mademoiselle Bienaimé, prenez mon ami monsieur Мухин[77], а капитан… где капитан?

Чуханов (входя из передней). Готов к услугам. Кто меня зовет?

Горский. Капитан! дайте руку Варваре Ивановне… Вот она, кстати, входит… (Варвара Ивановна входит.) И с богом! марш! Карета нас догонит… Вера Николаевна, вы открываете шествие, мы с Анной Васильевной в ариергарде.

Г-жа Либанова (тихо Горскому). Ah, mon cher, si vous saviez, combien je suis heureuse aujourd’hui.[78].

Мухин (становясь на место с m-lle Bienaimé, на ухо Горскому). Хорошо, брат, хорошо: не робеешь… а сознайся, где тонко, там и рвется.

Все уходят. Занавес падает.

1847

Примечания

Источники текста