– Сказала, гостям выпивки не хватило.
– Матерь божья, всю водку никак выхлебали? Ее ж в магазине пруд-пруди.
– Да не водку, другое что-то. Название такое мудреное. Катька мне сказала, да я не запомнила. У нас в магазине такое не продают, вот в город и поехала.
– Ишь, срамота. Видел бы ее отец, что в доме творится, в гробу бы перевернулся, – неодобрительно поджала губы Петровна.
– А вы знали отца Гаевской? – тут же спросила Вика, еще не понимая до конца, почему ее это интересует.
– Так на моей памяти он этот дом купил. Я, правда, еще молодая была, только Ваньку родила, если память мне не изменяет. Хороший был мужик, ничего не скажу, хозяйственный. Даром, что интеллигент, а в земле толк знал.
– Так это он дом построил?
– Нет. Не он. Еще до него усадьбу отгрохали. Еврей один, не помню его фамилию, – ответила Алевтина. – Он хитрый был, оборотистый. Польстился на дешевую землицу – здесь же в те времена жуткая дыра была – да и прикупил сразу несколько участков по соседству. Кажется, пчел разводил.
– Не пчел. Травы он выращивал разные. Те, что от болезней помогают. Он аптекарем был. На этом и состояние себе сделал. А пчелы так, между прочим.
– Точно! Его в деревне колдуном считали. Но и уважали тоже. Никто кроме него так лечить не умел. Люди со всего края к нему валом шли, – подхватила Алевтина.
– Ну да. Только это его не спасло. В тридцать седьмом его взяли – и с концами. А усадьбу конфисковали. Вот после этого здесь Гаевские и поселились. Они и пруд вырыли, и яблонь насажали. Травки лечебные частью перекопали, частью те сами выродились. Но зато красиво стало. Это при Ирине все в упадок пришло.
– Где ж ей за хозяйством следить, – презрительно фыркнула Алевтина. – У нее занятие поинтереснее было – мужиков коллекционировать.
– Не верю я все же в это. От стольких-то мужей – и ни одного ребятенка не завела, – покачала головой Петровна.
Алевтина только плечами пожала, оставаясь при своем мнении.
Вика и сама не очень верила в большое количество мужей. Хотя, если учесть, что Гаевская была актрисой, причем известной, то всякое могло случиться. Непонятно одно – с какой-такой радости все ее мужья собрались в одном месте в одно время? Уж не наследство ли собрались делить? А что? Если детей у Гаевской не было, то она вполне могла завещать этот дом тем, кто был ей когда-то дорог. Усадьба даже по самым скромным подсчетам стоила сейчас не одну сотню тысяч долларов, особенно если учесть, что деревня превратилась в оч-чень престижное место и активно застраивается новыми русскими. Один участок, учитывая его колоссальные размеры, стоит немало. А еще дом, и, наверняка, какая-то обстановка, драгоценности. Вика сразу вспомнила пропавший золотой браслет "с паучками". Катя говорила, что он уникальный. Да, неплохое наследство. Только в этом случае хозяйка умерла как-то слишком кстати. Кто-то из наследников оказался чересчур нетерпеливым.
В случайную смерть Вике как-то не очень верилось, тем более в такой ситуации. Как же пожалела в эту минуту Вика о том, что ночью так не вовремя свалилась с забора. Удержись она еще хоть немного и, возможно, в ее руках оказался бы ключ к разгадке. А сейчас у нее были только догадки, да и те – так себе, несущественные. Ну слышала она ночью подозрительный крик, и что? Мало ли что это было. Да и вообще, крик – понятие невещественное, его не предъявишь и к делу не пришьешь, а ее свидетельство мало чего стоит, особенно здесь, где никто ее не знает.
Вика озабоченно повертела головой по сторонам, не зная как поступить. Она обнаружила, что вход в дом, несмотря на наличие милицейской машины, никто не охраняет. Впрочем, местные жители даже не пытались проникнуть на запретную территорию, жались возле забора. Вика же немедленно воспользовалась преимуществом и, стараясь не привлекать внимания, мышкой скользнула за чугунную калитку. Остановить ее было некому и она, обогнув дом, оказалась во внутреннем дворе. Благодаря теннисным туфлям на резиновой подошве, ее шаги по вымощенной плитками дорожке, были практически бесшумными. Она еще издали увидела небольшую группу людей, собравшихся у пруда, и остановилась в отдалении. Ее появления никто не заметил.
Раздумывая о том, стоит ли подходить ближе, Вика оглянулась на дом. Вблизи он оказался довольно низким, приземистым, с серой, потемневшей от времени кровлей. Дом был построен в форме буквы "П" и защищал внутренний двор от всех возможных ветров, кроме восточного. Во дворике рос кряжистый столетний дуб, а те деревья, которые Вика видела раньше издали, оказались липами, а вовсе не яблонями. Яблони росли дальше, ближе к пруду, но яблок на них было немного и они явно измельчали без должного ухода, а на вкус наверняка оказались бы несъедобными.
Три человека в форме плотно обступили какое-то место на берегу. Один из них что-то обмерял и фотографировал. Другие наблюдали за ним, негромко переговариваясь. До Вики долетали лишь обрывки отдельных фраз, но и от них у нее по коже побежали мурашки. Она больше не сомневалась – там, в густой траве на берегу пруда лежит труп.
Когда вы читаете о таких вещах, вам кажется, что с вами такого произойти не может. В лучшем случае – все это просто вымысел, а в худшем это случается с кем-то другим. И вот сейчас она стоит в двух шагах от трупа. Всамделишного и наверняка отвратительного, а ноги, вдруг ставшие ватными, лишают ее возможности уйти как можно скорее. Уйти было необходимо, уйти быстрее, пока ее еще не заметили. Вика и рада была бы поступить разумно, да только вот тело ей почему-то не повиновалось.
Немного поодаль от деловито копошащихся стражей правопорядка стояла еще одна группа людей. Двоих из них Вика узнала – это были Двуреченский и тот, насупленный, что прогнал ее вчера от ворот дома. Третий оказался гораздо моложе, но определенно принадлежал к числу гостей. Причислить его к мужьям престарелой актрисы для Вики казалось затруднительным, а никакой другой роли для него она в данный момент придумать не могла. Кстати, его она тоже узнала, хотя и не сразу. Это был не кто иной, как популярный лет десять назад певец, кажется, Окунцов его фамилия. Последние лет пять он совсем не появлялся на экране, о его концертной деятельности тоже ничего не было слышно, а в зените славы он запросто собирал стадионы, Вика даже припомнила пару строк из популярной тогда песенки. Окунцов все еще был хорош, хотя оказался гораздо ниже, чем представлялось Вике. Его длинные соломенные волосы уже начали понемногу редеть, а вместе с пышной шевелюрой пропадало и его мальчишеское обаяние. Согласитесь, лысеющий мальчик – это выглядит как-то пошло.
Все трое казались обеспокоенными, но хуже всех смотрелся политик. В отличие от вчерашнего, он был трезв, но его бесцветные глаза с тяжело набрякшими веками, выражение которых стало более осмысленным, скорее могли бы принадлежать какой-нибудь ящерице, чем представителю рода человеческого. Наиболее привлекательно в этой группе выглядел Двуреченский, подтянутый и аккуратный – однако, перехватив холодно-равнодушный взгляд режиссера, брошенный в ее сторону, Вика сразу же сменила свое мнение. Этот хлыщ сделал вид, что видит ее впервые в жизни и, более того, она совершенно не кажется ему достойной внимания.
Подобное пренебрежение неожиданно придало ей смелости. Вика быстро протопала по узкой тропинке к пруду и остановилась возле тех, кто по ее мнению представлял здесь закон. Как раз в этот момент группа мужчин на берегу расступилась и Вика неожиданно увидела совсем рядом лежащее в траве лицом вниз тело женщины в съехавшем набок платиновом парике. Ее одежда выглядела еще влажной, хотя солнце уже успело основательно обсушить ее. Без сомнения, женщина была мертва, ее раскинутые руки и вытянутые в струнку ноги имели страшный, иссиня-бледный цвет.
Вика пошатнулась и тут наконец ее заметили.
– Это еще кто? – требовательно спросил один из мужчин, сурово нахмурясь.
– Я соседка, – пролепетала Вика быстро, думая только о том, как бы ее не стошнило на этого сердитого дядьку.
– Ну и что, что соседка? Вам здесь не место. Эй, с вами все в порядке?
Какое там. Сад и деревья интенсивно закачались у Вики перед глазами, потому что в этот момент один из присутствующих, продолжая делать свою работу, перевернул тело женщины на спину и Вика отчетливо разглядела ее лицо. Ни разу до этого ей не приходилось встречаться с Гаевской, но это была не она, Вика знала точно, хотя узнать женщину было непросто. Вика в какой-то мере готова была увидеть смерть, но это было совсем другое, гораздо более страшное. С трудом устояв на ногах, Вика заставила себя отвести глаза от наполовину обглоданного, безгубого лица, на котором остался только один глаз. Кто-то, какие-то твари, основательно над ним поработали, но девушка ни на минуту не усомнилась в том, что перед ней ни кто иной, как Софья Аркадьевна, та самая, что вчера пыталась громогласно обвинить безответную Катю в воровстве.
Вика почувствовала, как у нее в животе что-то перевернулось, тошнота подкатила к горлу, а глаза застлал сизый туман. Наверное, выглядела она в ту минуту паршиво, так как дядька, который до сих пор занудно требовал от нее немедленно покинуть место происшествия, вдруг чертыхнулся и, подхватив ее под руку, оттащил в сторонку, под тень деревьев.
– Господи, как же это случилось? Что с ней? – пробормотала Вика, едва отдышавшись.
Милиционер не обязан был ей отвечать, но он почему-то ответил:
– Несчастный случай. Поскользнулась в темноте, упала, не смогла выбраться и в конце концов захлебнулась. В возрасте все же была, понимать надо.
– А как же это? – удивилась Вика, ткнув себя пальцем в живот, в то самое место, где заметила у Софьи расплывшееся кровавое пятно.
– Глазастая, – неожиданно одобрил опер. – Ты чья же будешь? Я что-то не припоминаю. Вроде, говоришь, соседка… Корнешовых, что ли? У них вроде племяшка в городе.
– Нет, я не Корнешовых. Я ничья. Я дом сняла на месяц, бабы Маруси. Знаете?
– Ах, этот. Как не знать, – протянул тот, кивая. – Ну что ж, добро пожаловать. У нас тут места славные. – Он покосился в сторону трупа и неловко прокашлялся. – Тебя как звать?
– Викторией.
– Ягодка, значит. А я участковый здешний, Федор Карпович.
– Очень приятно, – попыталась улыбнулась Вика, радуясь, что ее больше не гонят. – Так откуда у нее рана на животе, если это несчастный случай? – окончательно осмелела она.
– Так на корягу напоролась. Их здесь возле берега – немерено. Из-за этой раны она и не смогла выбраться, я так думаю. Ослабела быстро от потери крови – и кранты. Много ли старухе надо?
"Слышала бы это Софья Аркадьевна!" – усмехнулась про себя Вика, вспомнив старую кокетку, стремящуюся к вечной молодости.
– Странно, что она не звала на помощь. Дом довольно близко. Не сразу же она на дно пошла?
– А ты дотошная, – беззлобно усмехнулся Федор Карпович. – Только неопытная еще. Баба-то эта могла и сознание потерять. А может от испуга сердчишко прихватило – всякое бывает. Вот и не крикнула.
– Нет, она кричала.
– А ты откуда знаешь?
– Слышала. Правда, я слышала только один крик, но он был, это точно.
– Ну что ж. Одного раза маловато будет. Ночью ведь все случилось, спали все. Вряд ли успели понять, что происходит. Опять же, выпили накануне крепко. От тех двоих – он небрежно мотнул головой в сторону гостей Гаевской – перегаром разит, аж тошно. А третий, который с бакенбардами, жвачкой рот набил, благоухает как "Риглис Сперминт".
Почему-то название популярной жевательной резинки прозвучало в его устах как ругательство.
Вика немного помолчала, раздумывая, как бы половчее задать последний вопрос. Наконец, решилась:
– А кто это так Софью Аркадьевну…обгрыз? – спросила она осторожно. – Ведь не рыбки?
Федор Карпыч неожиданно нахмурился и посмотрел на нее преувеличенно строго. Как показалось Вике, для того, чтобы скрыть растерянность. Проследив за его реакцией, она уже не удивилась, когда услышала:
– А вот этого я не знаю. Не рыбки – это точно, рыбки тут раньше водились, маленькие такие, красные. Передохли все. Раньше в этом пруду вся детвора плескалась, хозяева позволяли. А в этом году, по весне завелась какая-то дрянь. Мальчонку одного покусала, Веньку. Сильно покусала, всю ногу ему раскурочила. Он перепугался, да и было с чего. Стали расспрашивать, а он и ответить ничего не может. Или не хочет. Мне так показалось, что что-то он все же видел, только говорить не захотел. Конечно, попытались мы эту тварь выловить, да только зря старались – не вышло. Малышне родители ходить сюда запретили, вот и все меры.
Вика, пораженная, молчала. Что за тварь могла поселиться в пруду? Она слабо разбиралась в водной фауне и ей не приходило на ум ни одно подходящее пресноводное животное, кроме щуки. Хотя щука и не животное вовсе, а рыба, да и не кусает она людей. Пока Вика размышляла, Федор Карпович начал проявлять признаки нетерпения.
– Ты вот что, Виктория, шла бы ты домой, что ли, – посоветовал он, прокашлявшись.
– Я не могу, – немедленно прикинулась больной Вика. Сейчас, когда первый страх поулегся, ей захотелось осмотреться повнимательнее. – У меня голова кружится, боюсь, не дойду. Может, вы меня проводите?
Расчет оказался верен. Оставить место происшествия до конца процедуры участковый никак не мог. Пришлось ему пойти на компромисс.
– Ладно, Виктория, – вздохнул он. – Ты тут под деревом тихонько посиди, коли такая нервная. А когда оклемаешься – домой ступай. И смотри, по саду не шарахайся. Больно ты, как я погляжу, шустрая. Не в милиции, часом работаешь?
– Нет. Я книги редактирую. Исправляю, то есть. Детективные.
– Вон оно что. Тогда понятно, – усмехнулся Федор Карпович в усы. – Только имей в виду, Виктория, книжки – это совсем не то, что на самом деле. Смерть – она совсем некрасивая. И не только такая, как у этой Софьи. Любая. Страшное это дело – смерть.
– Я уже поняла, – тихо ответила Вика.
Разумеется, как только участковый позабыл о ее присутствии, вернувшись к своим обязанностям, Вика нарушила обещание и, стараясь держаться на расстоянии, выползла из-под дерева и побрела в сторону пруда. Если бы ее маневры заметили, то она всегда могла сказать, что для ее головы потребовалась небольшая прогулка. Вряд ли ее стали слишком уж распекать за самоуправство. Как она успела понять, случай с Софьей классифицировался как несчастный и никакого криминала в нем не зафиксировали. А раз нет криминала, то и порядки – не такие строгие, хотя могли и по шее дать, увидев ее шатающейся по месту происшествия, тоже, так сказать, для порядку.
Но опасалась она напрасно, никто не обращал на нее внимания. Сосредоточенно глядя под ноги, Вика брела по берегу. Водоем имел вытянутую форму. Дна не было видно, но Вика сочла, что вряд ли в самом глубоком месте она достигала более трех метров. Разнообразная сорная трава чувствовала себя возле воды вольготно. Полоска камышей и болотной осоки была не менее метра. Там-то, в зарослях камыша, и заметила Вика то, что поначалу приняла за клочья белой пены. Только не пена это была вовсе. На поверхности воды плавал кружевной зонтик, как раз такой, о котором упоминала Катя, рассказывая о своей хозяйке. И впрямь старомодный, предназначенный для защиты от солнечных лучей и изготовленный из кипенно-белого дорогого кружева, он смотрелся на затянутой ряской поверхности пруда совершенно неуместно. С того места, где сейчас стояли люди, увидеть зонт было невозможно, но Вика была уверена, что тот появился здесь совсем недавно, возможно прошлой ночью – белоснежная ткань еще не успела до конца пропитаться зеленоватой водой. Вытянув шею, Вика предусмотрительно убедилась, что никто ее не заметит и, засучив штанины и скинув теннисные туфли, храбро полезла в воду, намереваясь достать зонтик и разглядеть его как следует.
Едва она ступила в воду, как ее босая нога чуть не по колено ушла в густой вязкий ил. Вике сразу представилось, как пыталась ночью выбраться из этой трясины несчастная вздорная Софья, как она барахталась в поисках опоры, и только глубже погружалась в ил, а потом стояла по шейку в протухшей воде и пыталась позвать на помощь, пока не испустила дух.
Вику передернуло, она поспешно отогнала от себя слишком яркое видение. Боясь выпустить из рук гибкую ветку ракиты, она потянулась всем телом и ухватила зонт за торчащую спицу, похожую на сломанное белое крыло. Остро отточенный штырь зонта сверкнул на солнце. Надо же, вроде бы безобидная дамская вещица, а какой зловещий острый клюв у этого зонта! И тут ее осенило: так вот на что Софья напоролась, а вовсе не на корягу!
То, что принадлежащий Гаевской зонт оказался в руках у Софьи Аркадьевны, Вику совсем не удивило. Она уже успела уяснить, что почтенная матрона была, царство ей небесное, неравнодушна к чужим вещам. Но какого рожна она потащилась к пруду с зонтом ночью?
Этот вопрос оставался пока без ответа. Но Вика решила, что за ее открытием кроется что-то важное и пообещала себе поразмыслить об этом на досуге. О своей находке она решила не сообщать Федору Карповичу. Наверняка он и его люди сами обнаружат зонтик немного погодя, тем более, что он лежит на самом видном месте.
Не чувствуя за собой никакой вины, Вика выбралась на берег, кое-как сполоснула заляпанные илом ноги и обулась. Она не ждала больше никаких открытий, но ее поджидало еще одно: буквально в двух шагах, в густых кустах бузины, она увидела какой-то поблескивающий предмет. Нырнув за куст, она извлекла на свет мужской золотой портсигар, успев заметить, что ветки бузины в том месте изрядно поломаны, как будто в кустах кто-то долго сидел. Кто бы это мог быть? Этого она не знала. Открывая портсигар, Вика очень надеялась обнаружить там какую-нибудь зацепку. Абсолютной удачей можно было бы считать гравировку. Такая солидная вещь гравировку иметь была просто обязана. Но ее там не было. На худой конец, сошла бы и записка. Но записки не было тоже. Вика обнаружила лишь одиноко болтавшуюся внутри бирюзовую сигаретку с золоченой надписью "Sobranie". Женские сигареты?
Вопросов только прибавилось: кто же хозяин этой штуки – мужчина, курящий женские сигареты или женщина, предпочитающая хранить курево в мужском портсигаре?
Раздумывать было некогда. Пора было уходить. На обратном пути Вика заложила широкую дугу, практически вплотную прижимаясь к увитому вьюнком забору и выбралась из кустов только возле самого дома, да и то потому, что кусты закончились. Она уносила с собой портсигар, который ей некуда было спрятать и ей вовсе не хотелось, чтобы у нее отобрали ее находку. Хватит с них и зонта, рассуждала она. А обладателя портсигара она вычислит и сама побеседует с ним, когда представится такая возможность. Если Вика не ошибается, то прошлой ночью он сидел в кустах у пруда и мог видеть то, что произошло с Софьей Аркадьевной. А может и не только видел, может быть, портсигар принадлежал убийце, караулившему свою жертву. Да-да, Вика была уверена, что Софью Аркадьевну убили. Никакой это не несчастный случай! Но попробуй убеди в этом милейшего Федора Карповича. Черта с два!
Проходя мимо застекленной веранды, Вика совершенно случайно бросила туда взгляд и от неожиданности споткнулась на ровном месте. Сердце у нее екнуло. За стеклом она увидела пожилую женщину, которую поначалу приняла за ожившую Софью Аркадьевну, настолько они были похожи. Только приглядевшись, она поняла, что это – совсем другая женщина, скорее всего – сама хозяйка дома – Ирина Гаевская. Вика успела хорошо рассмотреть ее. Даже через стекло было видно, какой толстый слой грима покрывает лицо старухи. Выражение этого лица было недовольным, хозяйку раздражало присутствие еще одного, четвертого, оперативника на ее территории. Молоденький сержант задавал ей какие-то вопросы, получал короткие, односложные ответы и старательно записывал их на листок, пристроенный на уголке стола. Вика не стала задерживаться под окном, да это было и не нужно. Фигура старухи так и стояло перед глазами. Да, она оказалась даже старше, чем Вика думала. И определенно – нездоровой. Это было заметно несмотря на обилие грима, а, может быть, именно благодаря ему. Платиновый парик "а ля Мэрилин Монро", почти такой же, как у несчастной Софьи, подчеркивал болезненную бледность лица. Обтягивающее, слишком нарядное для раннего утра платье с блестками открывало некрасиво торчащие костлявые ключицы. Старуха изо всех сил пыталась держать осанку. Точно такая же прямая спина и почти такая же фигура были у Софьи, Вика хорошо это запомнила. Все старые женщины похожи друг на друга, и молодящиеся старухи – не исключение. Мысль, которая посетила голову Вики после этого, не отличалась оригинальностью. Да она просто лежала на поверхности, эта мысль. Странно, что никому больше она не пришла голову. Конечно, Софья Аркадьевна и Ирина Гаевская не были сестрами-близнецами, но в темноте, да еще с этим злополучным зонтом, с которым Гаевская не расставалась, их вполне можно было перепутать.
А это могло означать, что Софью Аркадьевну могли убить по ошибке.
"Ничего себе открытие, – подумала Вика. – Только кто ж мне поверит?"
Глава 5
Недавнее лицезрение трупа и неожиданные, пугающие выводы относительно убийства никак не сказались на Викином аппетите. Она была молода, к тому же с прошлого дня почти ничего не ела. Не считать же едой полкило черной смородины, которые она умяла накануне. Поэтому большой омлет с зеленью был уничтожен ею в рекордно короткие сроки. Вика могла позволить себе такую вольность, ей не приходилось заботиться о сохранности фигуры, даже после новогодней обжираловки она никогда не выходила за границы своего сорок четвертого размера. Любые калории сгорали в ней непонятным образом, не оставляя и следа.
Позавтракав или, точнее, пообедав, Вика продолжала размышлять над тем, чему она стала невольной свидетельницей. Эти размышления не мешали затеянной уборке помещения. Поначалу она собиралась было отправиться на пляж, но солнце было в самом зените, а во всех умных журналах, которые Вика время от времени почитывала, черным по белому было написано о вреде полуденного солнца для кожи. Поэтому – правда, не без усилий – Вика заставила себя оторваться от мыслей о заманчивых перспективах купания и заняться устройством быта. Прежняя хозяйка отнюдь не была неряхой и все же приходилось только удивляться, каким образом в доме, в котором никто не жил, скопилось столько грязи.
Орудуя тряпкой, Вика размышляла, естественно, об убийстве. Многое было неясно и даже казалось нелепым. Но, как ни странно, не столько убийство само по себе волновало ее в данный момент. Вика уже ничем не могла помочь погибшей Софье, зато очень беспокоилась за Гаевскую. Ведь если метили действительно в нее, то что мешало убийце повторить попытку?
Эх, знать бы, кто этот убийца. Ясно, что кто-то из гостящих в доме, мужья они там или кто – чужим через ограду под током не пробраться. Но который из них? На взгляд Вики, прекрасно подходили все трое. Ни один из них не вызывал ее симпатии. Но что толку гадать? Вот если бы она была уверена, что они слетелись сюда в надежде на наследство смертельно больной женщины, да еще заглянуть – хоть одним глазком – в завещание, чтобы разузнать имя главного наследника… Тогда можно было бы и Федора Карпыча побеспокоить. А так он ее и слушать не станет, несмотря на портсигар и летний зонтик.
Еще один персонаж вызывал у Вики подозрение – вернувшийся так некстати Катин муж. Причины для припозднившегося мужа, конечно, могли быть разные, может быть, даже уважительные. Но слишком уж совпало его появление со злополучным ночным криком. Вика прикинула, что Константин вполне мог успеть прикончить старушку, спихнуть ее в пруд и заявиться домой в то самое время, около часа ночи. Только зачем это ему? Какое он-то имеет отношение к Гаевской?
Нужно будет это осторожно выяснить. Не у Кати, конечно, но мало ли в деревне болтливых старушек? Тут все про всех известно и упрашивать никого не придется. Вон как Алевтина с Петровной вещали о прежних хозяевах усадьбы. Только успевай слушать да запоминать.
Вика все же испытывала некоторые угрызения совести, заподозрив Катиного мужа. Катя успела понравиться ей своей спокойной рассудительностью, так редко встречающейся в большом городе и подозревать ее мужа было нечестно. Но ведь она ни с кем не делилась своими подозрениями. А в мыслях можно предполагать что угодно, никому от этого вреда не будет.
Вспомнив о Кате, Вика напомнила себе, что нужно попытаться расспросить ее о Гаевской и ее гостях. Не может быть, чтобы Катя ничего не знала о причине, по которой сюда слетелось все это воронье. Девушка не сомневалась, что сумеет вытянуть из Кати всю правду, если постарается. Общение с капризными авторшами научило ее быть изворотливой, когда надо, или весьма убедительной – по обстоятельствам. Катю она разговорит – дайте срок. Главное, сделать это побыстрее. Как знать, как скоро убийца предпримет следующую попытку? Гаевская Вике хоть и никто, а все-таки жалко человека.
