bannerbanner
Легенда о счастье. Стихи и проза русских художников
Легенда о счастье. Стихи и проза русских художниковполная версия
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
25 из 30

Воспечалилась царица:

– Ой, возьмет меня мохнатый царь! Ой, в угоду странному мужу, ветхому! Ой, закроют весь народ вратами крепкими. Ой, потопчут городами все мои травы цветочные. А закроют башнями весь надзвездный мир, помогите, мои травы цветочные, – ведомы вам тайны подземные. Ой, несут великаны города индийские, со стенами, вратами и башнями.

Жалобу травы услышали. Закивали цветными макушками. Подняли думу подземную. Пошла под землею дума великая. Думою море воспенилось. Думою леса закачалися. Думою горы нарушились, мелким камнем осыпались. Думою земля наморщилась. Пошло небо морщинкою.

Добежала дума до пустынных песков. Возмутила дума пески свободные. Встали пески валами, перевалами. Встали пески против народа великанского.

Своровали великаны города индийские, со стенами, вратами и башнями. Повытряхивали из закуток индийский народ. Поклали города на плечи. Шибко назад пошли. Пошли заслужить плату великую своему мохнатому царю.

Подошли великаны к пустынным пескам. Сгрудились пустынные пески. Поднялись пески темными вихрями. Закрыли пески солнце красное. Залегли пески по поднебесью. Как напали пески на великанский народ.

Налезли пески в пасти широкие. Засыпали пески уши мохнатые. Залили пески глаза великановы. Одолели пески великанский народ. Покидали великаны города в пустынные пески. Еле сами ушли без глаз, без ушей.

Схоронили пески пустынные города индийские. Схоронили со стенами, вратами и башнями. Видят люди города и до наших дней. А кто принес города в пустынные пески, то простому люду не ведомо.

Распустились травы цветочные пуще прежнего.

Поняла царица от цветочных трав, что пропали города индийские. И запела царица песню такую веселую. Честным людям на услышание, Спасу на прославление.

Услыхал песню царь, возрадовался ликованием. И смеялся царь несчастью великанскому. И смеялся царь городам индийским, скрытым теперь в пустынных песках. Перестал царь жалеть о чужих городах.

Осталась у царя река полная. Осталась гора ценная. Остался у царя весь крепкий лес. Остались у царя травы цветочные да птицы певчие. Остался у царя весь народ. Осталась царица красивая. Осталась песня веселая.

Возвеселился царь.

Ветхий муж к ним не скоро дойдет.

Граница царства

В Индии было.

Родился у царя сын. Все сильные волшебницы, как знаете, принесли царевичу свои лучшие дары.

Самая добрая волшебница сказала заклятие:

– Не увидит царевич границ своего царства.

Все думали, что предсказано царство, границами безмерное.

Но вырос царевич славным и мудрым, а царство его не увеличилось.

Стал царствовать царевич, но не водил войско отодвинуть соседей.

Когда же хотел он осмотреть границу владений, всякий раз туман покрывал граничные горы.

В волнах облачных устилались новые дали. Клубились облака высокими градами.

Всякий раз тогда возвращался царь, силою полный, в земных делах мудрый решением.

Вот три ненавистника старые зашептали:

– Мы устрашаемся. Наш царь полон странною силою. У царя нечеловеческий разум. Может быть, течению земных сил этот разум противен. Не должен быть человек выше человеческого.

Мы премудростью отличенные, мы знаем пределы. Мы знаем очарования.

Прекратим волшебные чары. Пусть увидит царь границу свою. Пусть поникнет разум его. И ограничится мудрость его в хороших пределах. Пусть будет он с нами.

Три ненавистника, три старые повели царя на высокую гору. Только перед вечером достигли вершины, и там все трое сказали заклятие. Заклятие о том, как прекратить силу:

– Бог пределов человеческих!

Ты измеряешь ум. Ты наполняешь реку разума земным течением.

На черепахе, драконе, змее поплыву. Свое узнаю.

На единороге, барсе, слоне поплыву. Свое узнаю.

На листе дерева, на листе травы, на цветке лотоса поплыву. Свое узнаю.

Ты откроешь мой берег! Ты укажешь ограничение!

Каждый знает, и ты знаешь! Никто больше. Ты больше. Чары сними.

Как сказали заклятие ненавистники, так сразу алою цепью загорелись вершины граничных гор.

Отвратили лицо ненавистники. Поклонились.

– Вот, царь, граница твоя.

Но летела уже от богини доброго земного странствия лучшая из волшебниц.

Не успел царь взглянуть, как над вершинами воздвигся нежданный пурпуровый град, за ним устлалась туманом еще невиданная земля.

Полетело над градом огневое воинство. Заиграли знаки самые премудрые.

– Не вижу границы моей, – сказал царь.

Возвратился царь духом возвеличенный. Он наполнил землю свою решениями самыми мудрыми.

Е. В.Честняков

1874–1961 гг.[106]

Чудесное яблоко

Сказка[107]

Жили-были дедушко да бабушка, мужик да баба, и у них много ребят, – парнёков и девонек.

Пошел дедушко в лес дрова рубить и видит: стоит старая-старая яблоня, а на ней большущее яблоко.

«Мне не унести», – подумал дедушко. Яблоко росло не совсем высоко, – дедку по плечи, – а сучок, на котором оно выросло, был очень толст. Упирается дедушко обеими руками в яблоко, хочет покачнуть и плечами старается приподнять хоть немножко: нет, – тяжело…

– Ха-ха! – ровно что в лесу засмеялось.

– Мне не унести, – говорит сам себе дедушко, – лучше и не отшибать: пожалуй, на земле и мыши огложут или другие какие зверьки. Домой пойду, запрягу лошадь да и приеду сюда за яблоком. А созрело хорошо, – гляди, какое румяное, особливо с полуденной стороны.

И ходит кругом, любуется, осматривает.

– Ха-ха-ха! – опять захохотало в лесу.

– Да что это? ровно кто засмеялся, и давеча послышалось мне, – говорит дедушко. Глядит: стоит старая дупластая осина, а в дупле сидит птица сова, и глаза круглые светятся.

– Не ты ли это подшучиваешь? – спрашивает старичок.

– Ха-ха! – засмеялась сова.

А тетерев на березе:

– Кво-кво, не унести тебе яблока.

– Я на лошади приеду, – говорит дедушко.

– И на лошади не увезти, – говорит тетерев.

А дедушко:

– На вот, али на паре приезжать мне?

– Хоть на тройке, на четверке; сколь хочешь запрягай лошадей – не увезти тебе яблока… кво-кво…

– Али уж такое тяжелое?

– А так… кво-кво… впрягайтесь сами все, до-выгреба, сколь вас найдется в избе.

– Ха-ха! – засмеялась сова.

Дедушко не поверил, ушел домой, запряг лошадь, никому не сказал и домашним – разбрякают-де все раньше времени, соберется народ. Приехал и подъезжает близко под яблоню, чтобы яблоко упало прямо в ондрец.[108] Привязал лошадь, взял ядреную дубину отшибать яблоко и ходит, любуется, со всех сторон рассматривает: уж больно румяно да красиво, жаль потревожить… И захотелось дедушку потрогать его рукой. И только прикоснулся лишь пальцем, – яблоко упало прямо в ондрец. «Созрело, видно, свалилось чуть не само», – думает дедушко. Отвязал лошадь и нукает: не трогает. Сам подсобляет, и лошадь старается – ни с места ондрец.

– Ха-ха-ха! – засмеялось в дупле.

– Я тебе говорил, – квохчет тетерев.

– В самом деле, на лошади не увезти, – сказал себе дедушко, – лошадь неплохая, ест сено хорошее, ставь тут хошь колоколо, – увезла бы не хуже пары… здесь дело не в том.

Закрыл яблоко ветками на ондрец, чтобы не так приметно было, ежели бы кому случилось мимо итти, выпряг лошадь, сел верхом и поехал без ондреца домой. Приехал и говорит старухе да сыну с женой:

– Пойдемте со мной в лес, нашел диковину, сами увидите.

Пришли и не могут тронуть, как ни стараются.

– Ха-ха-ха! – засмеялось в дупле…

– Я говорил, все-де до-выгреба, – квохчет тетерев.

– Мы и то все пришли, дома только ребята остались.

– Нужно и их… кво-кво…

И пошла баба в деревню, привела всех ребят – парнёков и девонек. И только нянька с самым маленьким дома осталась… Все запряглись и стараются… Но ондрец не идет.

– Ха-ха! – сова засмеялась.

А тетерев квохчет:

– Кто дома остался?

– Да маленький с нянькой там.

– Нужно и их.

Ушли за теми. И нянька пришла в лес, на руках держит маленькаго. Сама наваливается на ондрец и свободной рукой помогает везти, и маленький ручонками прикасается. Все подсобляют, – и поехал ондрец…

– Ха-ха-ха, – засмеялось в дупле…

А тетерев на березе:

– Кво-кво…

Привезли домой яблоко, и вся деревня сбежалась, глядит.

– Кто вам дал? – спрашивают.

– Бог дал, – отвечает дедушко.

Почали. Стали пробовать: сладкое, душистое, рассыпчатое. «И мне, – просят, – и мне!» Дедушко дает всем. Вся деревня наелись, похваливают: такого-де дива не слыхивали. И ели дедушко и бабушка, мужик и баба и ихние ребята – парнёки и девоньки… Кушали сырым, и печеным, и в киселе, и перемерзлым, когда пришли холода. Соседям всем завсегда давали, особенно кто захворает. И хватило им яблока на всю осень и зиму до самого Христова дня.

Иванушко

Сказка

Вышел Иванушко на крылечко красной весной. Сияет солнышко… травки зеленеют, цветочки цветут, пташки поют. И слышит: «Кирлы-мурлы, кирлы-мурлы…» – высоко в небесах летят веревки гусей-лебедей.

– Гуси-лебеди! Спуститесь на землю к нашей избушке… унесите меня, куда желаю.

Услыхали гуси-лебеди; ниже и ниже, ближе и ближе подлетают к Иванову дому… и опустились у самого крыльца.

– Ка-ка-ке… садись к нам на спину… куда тебе надо?

– Да охота побывать, где вы живете…

– Садись, унесем.

Сел Иванушко на гусей-лебедей, и полетели…

Выше и выше… Прощай, деревня!.. все дальше и из виду вон пропала. Летят высоко, а внизу видно деревни, поля, горки-пригорки, речки-ручьи и река широкая в зеленых берегах. Идут плоты по реке, греби скрипят, огоньки горят, плотовики меж собой перекликаются. И сидят у шалашек девицы да бабы, песенки распевают. И видят гусей-лебедей, а не знают, что гуси-лебеди несут парнёка: далеко – не различить, ровно точка какая темнеет; и не догадаются, что такое, незнаючи.

Дальше и дальше летят. Лес пошел гуще: елки да сосны, березы, осины, деревья разные. Пролетели волок большой. Опять видит Иванушко избы с дворами… житницы, овины и бани, всякие лачуги, мякинницы, соломенники, погребушки… и церкви. Народ ходит. Малые ребята указывают пальцами на гусей-лебедей. А они тут летели не совсем высоко. И увидали люди Иванушка:

– Ай, ай!.. глядите-ка…

А гуси-лебеди скорехонько пронеслись над деревней, уже над лесом летят; и дальше все лес, кажется, и конца ему нет.

Долго так над лесами летели…

– Скоро ли ваши-то дома? – спрашивает Иванушко.

– Скоро… вон за этим перелеском большое озеро… там мы и живем…

Прилетели на озеро, – и видимо-невидимо плавает всякой водяной птицы: лебеди, утки, гуси, гагары:

– Ка-ка-ка… ке-ке… вот какого гостя к нам принесли…

И посадили парнёка на зеленый бережок, на сухие кочечки…

Там ягодки растут – князеничинки,[109] морошинки да клюковки… И там гнезда гусей-лебедей и всяких птиц водяных.

Сидит Иванушко на хорёчке да ест ягодки-князеничинки… Его окружили мамушки-нянюшки птицыны, ягодками кормят, всяко забавляют, в красивых шапочках, шляпках, платочках… Мительки[110] летают, коростели керкают, кулички куликают… чайки кричат, соловейки поют. Ходят и летают пташки разряженные… в разных сарафанах, рубашках: в беленьких, сереньких, пестреньких, красненьких, синеньких, голубеньких, желтеньких, аленьких, зелененьких – всяких разноцветных… Походят и побегают, постоят и посидят и полетают… В тени и на солнышке… по земельке гуляют… На озере плавают… ныряют в воде, и на крыльях летают…

Играет Иванушко с ребятами-лебедятами да с девицами-лебедицами, гуляет по садам и цветочкам, в ягодках разных…

Забыл и про дом… А когда вспомнил – и говорит:

– Хорошо мне у вас, да стосковался по доме… Простился со всеми, и понесли его домой гуси-лебеди.

Летят-летят: опять внизу леса да деревни. И говорят гуси-лебеди:

– В тот раз мы забыли побывать у дедушка-медведушка – знакомый, тут живет в лесу… не желаешь ли к нему ночевать?

– Ладно… – говорит. И осередь дремучего леса опустились на землю. Елки и сосны стоят толщиной чуть не с избу.

А медведушко сидел в черничнике, ел ягоды.

– А… здорово, здорово… а это кто?…

– Да вот носили к себе в гости… Ночевать не пустишь ли?

– Просим милости… ко мне залетайте во всякое время…

И повел в свою избушку, накормил-напоил, ягод нанес – потчует.

– А старуха твоя, медведица, где?

– Ушла по ягоды… скоро придет…

Пришла медведица, полный кузов ягод ставит на лавку:

– Ух, как устала… Али гости у нас?… вот и ладно. Мы попотчуем сыроехой из свежих ягод да черничным киселем… и еще испеку пшеничных лепешек.

– Мы уже все пробовали, – сказал медведь, – только лепешек не пекли.

А медведица говорит:

– Я сейчас затоплю печку – живочко напеку – поедят горяченьких, в ягодках вареных.

Скоро затопилась печка, ясно загорели дровца сухие. Напекла лепешек и всех накормила.

Ночевали у медведушков, а утром отправились в путь.

Прилетели в Иванову деревню, посадили его на крыльцо и сказали:

– Ежели будет нужно когда, выйди на крылечко, кликни нас: «гуси-лебеди», – мы и прилетим.

Иванушко стал останавливать:

– Останьтесь да погостите…

– Нет, пора нам…

Сказали и улетели. Увидали Иванушка домашние – все обрадовались.

А он стал рассказывать, где был.

Сергиюшко

Сказка-бывальщина

Жил-был парнёк Сергиюшко. Все ушли на работу, стался один дома. Сидит у окошечка. На улице было расно: травка зеленела, цветочки расцветали, и солнышко пригревало.

Прилетела пташечка, села на прутышек в листочках перед окошком и чивиликает. И говорит пташечка:

– Дай мне крошечку хлебца, может, я тебе и сама пригожусь.

Парнёк положил крошечек на окошко. Птичка поклевала и улетела.

Пришла ватага с работы, принесла парнёку ягодок из лесу.

– Это тебе баушка береза послала.

– А где она живет?

– В лесу. Велела тебе приходить по ягоды.

На другой день большие опять пошли работать на кулиги.[111] И Сергиюшко просится:

– Возьмите и меня к баушке березе.

– Да ведь мы далеко пойдем, устанешь, и комары в лесу заедят.

Заплакал Сергиюшко.

– Ну, ладно, пойдем!

Обули в маленькие лапотки и пошли на кулиги. Пришли и стали работать. А Сергиюшко спрашивает:

– Где баушка береза?

– А вот тут коло лесу… Ищи ягод у пеньков да далеко не отходи, не заблудися, – покрикивай нас. – Сделали ему берестяную коробичку: – Клади тут ягоды.

Ходит коло пенечков, ягодки забирает, а домашние вопят:

– Сергиюшко, тут ли ты, не заблудися!

– Тут, тут! – откликается.

А сам все подальше отходит и очутился на тропочке. Идет и видит: стоит избушка, и гриб вырос выше крыши. Сергиюшко отворил дверки и вошел в избушку. Никого нет, а на шестке у печки лук да галанка[112] печеная. Он съел луковку – хороша показалась, – сладкая. И галанки попробовал… Вдруг вошел старичок, маленький сам, а борода до полу долгая.

– Зачем, – говорит, – ешь мое доброе без спросу?

Испугался парнёк.

– Тепереча не отпущу и домой. Забирай мне ягоды, – говорит старичок, подал ему большую коробицу и вывел из избушки.

Делать нечего, стал Сергиюшко брать ягоды в старикову коробицу. А старичок сел на скамеечку коло избушки, лапоть плетет и с виду парнёка не отпускает. Долго брал Сергиюшко ягоды и как-никак набрал чуть не полную коробицу. Подошел старичок, поглядел и говорит:

– Ну, ладно, будет с тебя… пожалуй, ступай и домой. – И дал большую ягоду – с горшок. – Это тебе за труды, получай. Ягоду ешь, а семечки посади.

Парнёк обеими руками в обхватку взял ягоду и пошел по тропочке. Идет, идет, а по сторонам ягод так и усыпано. Сошел с дорожки, от хорёчка к пенечку перебегает, срывает ягодки… да и заблудился. Вдруг видит: чивить-чивить, пташечка та самая, которая прилетала к нему на окошечко.

– Что пригорюнился? – говорит.

– Да вот не знаю, как выйти.

– Иди за мной, – сказала пташечка и перелетела на другое деревце.

Пошел за пташечкой, – а она с кустика на кустик перелетывает да чивиликает:

– Вот близко кулиги, здесь и живу коло краю. Тут что-то делают ваши, они уж давно ищут тебя.

И слышит парнёк, вопят:

– Сергиюшко, у-а!

– Ээй! Я здеся-а! – откликнулся, обрадовался.

И видит: идут ихние, увидали его. И побежал к ним. Прощай, пташечка!

– Ну, слава Богу, – говорят, – а мы напугалися. Ищем, думали, что уж медведь съел тебя… Долго ли до греха. Говорили тебе: «не отходи, парень, далеко да откликайся». Ладно, нашелся. А ежели бы совсем заблудился, съели бы звери или с голоду умер… Пропал бы Сергиюшко наш.

Пришли к шалашке.

– Ешь, вон каша в котле, тебе оставили. А это что у тебя? Глядите-ка, какая Ягодина у него. Где ты нашел? Мы никогда не видывали.

И стал рассказывать, что с ним приключилось. Домой пришли – всем казали ягоду. Стали есть и другим давали пробовать.

А семечки Сергиюшко посадил – и растут ягоды величиной, как самые большие горшки. И весь народ стал садить от этих семян. Но случились весною морозы, а лето сухое и жаркое; все засохло, ничего не уродилось. Только в одном местечке, в ложбинке возле ручейка под горой, сохранился кустик Сергиевых ягод. Зеленцы[113] были уже большие, как шоргунцы.[114] Но огороды плохо загорожены, вошли коровы да овцы и лошади – все съели да затоптали и копытами выбили. А семян этих ни у кого в запасе не было. Всем понемножку досталось – и рассадили всё. Так и перевелись Сергиевы ягоды. Горевали люди, а Сергиюшко больше всех.

Стал подрастать и с ребятами ходит в лес по грибы да по ягоды коло кулиг по тропинкам. Ищет избушку под грибом – ровно пропала, как увидел во сне. Не знает, где живет и баушка береза.

П. А. Родимов

1887–1967 гг.[115]

I. Природа

ЗемляНикто мне не сказал про землю,Но к ней моя любовь.Долины, реки – все приемлю,Люблю до страсти вновь.И эту мелкую осинуНа дальнем бугорке,За ней весною небо сине;С котомкой налегкеБрожу среди полей бескрайныхПод птиц веселый грай,И сколько радостей случайныхДает мне милый край.ПриродаЕще звучит в тебе, природа,Широколиственное словоЗеленых девственных лесов,Еще в лазури небосводаСияют первозданно-новоГряды летучих облаков,Еще гремит родник кипучий,И пенной влагой орошаетДолину светлая струя,И ум, пытливостью могучий,Еще упорно вопрошаетТекучий облик бытия.1937ВоляКурлычут журавли в лазоревом зените,Весенним запахом наполнены поля,И ветер желтый пух на молодой ракитеКолеблет, ласково барашки шевеля.Кой-где еще лежат седые глыбы снега,Насквозь проточены дыханьем полевым,Но солнца теплая разымчивая негаБез устали их пьет и превращает в дым.И вмиг летучий пар струею белой, тонкойУносится за даль к синеющим лесам,Где ржаных полей глашатай с песней звонкойДрожащей точкою взлетает к небесам.1912Перед веснойЗимы пуховая постельУкутала лощины.Еще далек в году апрель,Когда цветут лозины,И пчелы шумною семьейСбирают мед весенний,И одуванчик золотойРазрыхлит лист последний.Должна быть дружная весна,Снега осядут разом,И солнце, встав из-за гумна,Весь, мир окинет глазом.РучейЛощину завалил сугроб,В снегу следов от зайцев много.С теплынью ухнула дорога,Весна стучится у ворот,И ястреб в облаке летит,У птиц же щебеты и звоны.Меняет поле прежний вид,Заметно обнажились склоны,И влагой чистою своей,Пробившийся в осевшем насте,У моста заиграл ручейВесенней молодою страстью.Вешние дниВесна щекой прижалась к изголовьюОт зимних снов оттаявшей земли.Волнуяся давнишнею любовью,С заморья кликом кличут журавли.И в мареве волнующего светаШирок простор и гомон у лесов.И кружевом береза приодета,Синеет лыка волчьего покров.А дятел смотрит за лесным порядкомИ нарушителю стучит «тук-тук».На огороде показались грядки,И землю подымают сотни рук.ЖуравлиТлеет день чуть жаркий, духовитый,Пьяный запахом сырой земли.Желтым пухом расцвели ракиты,Стороной курлычут журавли.Еле видно призрачную стаюВ золоте расплавленных небес.К голубому улетают краюЧерез буерак за синий лес.Журавли, воздушные бродяги!Знать, милы вам вольные места,Заводи, болота да коряги,Дикая, глухая красота!1936ОпушкаВесна. Все ново. Солнце блещет,И с каждым мигом чудеса,И вольный ветер рукоплещет,Мешая птичьи голоса.Там ворон каркнул, там свиститЩегол, аукнула кукушка;Поет, звенит и шелеститЗазеленевшая опушка.И слушает, внимая, бор,Как старец, к детям терпеливый,Пестроголосицы шумливойНеумолкаемый задор.ВечерЗаря янтарной пеленойГорит за синими лесами,И месяц в дымке голубойНависнул между облаками,Как серп, с округлыми краями.В овсах послышался дергачИ тянет песнь одну и ту же.Перед мостом блеснула лужа,И грузно пролетает грач.Заря же стала как кумач.Покой на паханой земле,Проехала телега тряско,Звезд позолоченная связкаУж проглянула в сизой мгле,Огонь зажегся на селе.Легкий ветерПокраснела за сараем бузина,Легкий ветер на пригорке пролетел.Сыплет солнце из зенита сотни стрел,И лощина незабудками полна.По нагорью раскричалися грачи,Знать, готовятся к отлету за моря.Сушит рожь теперь спожинками заря,В роднике же всё колышутся ключи.РодникРодник не иссякнет под горкой крутой,И нет холодней той подземной воды.Как вьются стрекозы веселой гурьбой,Над самой струею кружат чередой,Между купырей и травы-лебеды.А речка в низине, в кустах осока,И птицы снуют, все одни кулики,И кличут подруг с золотого песка,И впадин речных темнота глубока,К воде наклонились купав лепестки.Полденная дрема вступает в права,Русалка на тине плеснула хвостом,И, может, от щуки вскипела трава,И в омут на дно прокатилась молва,И бучень забукал под низким кустом.Бабье летоПерепутывает ветки паутинаБелым, тонким, шелковистым волокном.В тяжких гроздьях наклонилася рябина,Закраснелась над поломанным плетнем.Нитью зацепились тонкие шерстинки,Обмотали колья, виснут по бокам,Протянулись к мосту до кривой лозинки,Просияли в небе и застыли там.День сухой и звонкий с эхом голосистым,Грач ли гаркнет в поле, слышно за версту.Ворон пролетает, и крыло со свистомРедким взмахом режет купол-высоту.* * *Заянтарел кустарник мелкий,И липа уронила лист.В лесу лишь тетерев, да белка,Да стай синичьих тонкий свист.Сквозь маковки вершин зеленыхСветлеет просинь, и на нейЗардели огненные кленыЧервонным полымем ветвей.Здесь осень гостьей неминучейПришла, как скорбная жена,И стелет из листвы зыбучейПостель для векового сна.1937Золотые будниУж осени дыханьем золотистымОвеяны леса.Сквозит уже в отроге темнолистомЯнтарная краса.Звончей, слышней, просторней в поле сжатом,Пустынном и нагом.Лишь заяц, проскакав, мелькнет за скатомДа грач свистит крылом.За выгономЗа выгоном набиты колья,Воронам есть где отдохнуть.Осыпал дождь полей приволья,Осенний мокнет в лужах путь.Но клен сияет красотою,Он в листьях золотых резных.Цветет татарник над межою,Поэт слагает новый стихИ внемлет голосу пустыниИ кличу серых журавлей.Как сердце трепетно! В низинеБежит без устали ручей.

II. Деревня

СпозаранокЕще сизый туман над лугами,А от солнца по хвое лучи,Вот и встало оно над лесами,Взгомонились по небу грачи.От скирдов протянулися тени,Поутру оживает гумно,Пред трудом преклоню я колени,Полюбил я работу давно.Начинается день перепалкой,Каждый с делом рабочим спешит.Уж проснулись крикливые галки,Облака поднялися в зенит.В поле ржанище все опустело,И кладушки легли на воза,Хорошо ты, мужицкое дело,Хороша и небес бирюза.ПашняГром прогремел стороною, лягушки в пруду раскричались.Крупный, как белый горох, дождь застучал по траве.Дальний порядок села занавесился частою сеткой.Миг – и ушло на поля облако дымом седым.Снова разведрился день, и сверкает зеленой щетинойС красною былкой в корню озимей пестрый ковер.«Быть урожаю, – решили тогда же в беседе на бревнахВ голос один мужики, – время с сохой поспешить».Утром, чуть-чуть жаворонок запел над полынной межоюИ, трепыхаясь, в зенит выше и выше пошел,Поле пестрело народом: шагая прямой бороздою,Пахарь за лошадью шел, звякал палицей в сошник.Рядом, лукошко с овсом перекинув на ленте суровой,Сеятель в землю бросал горстью наотмашь зерно,Возле телег молчаливо собаки дремали и лаемНе нарушали почин важного сельского дня.Только грачи, из ночевки с церковных берез подымаясь,Каркали в небе пустом, после за пахарем шли.Следом за ними стрижи прилетели, и долго их стая,Воздух пронзая крылом, реяла на вышине, —Знать, и они захотели почтить земледельца работу,Ревностный пахаря труд, дело святое земли.СпожинкиШумно ликует в ристалище неба крылатая стаяПтицы осенней: грачей, галок и с ними ворон.Слышится свист от гульбища, как будто бы буря проходит,День же с утра золотой, бабьего лета пора.В поле снопа не осталось, блестит на меже паутина,Через пустой косогор лентой дорога лежит.Стылый дымок над овином синеет; село на ладони;Видно, какие дела будний заполнили день:Бабка Аганя пестом обдирает сушеное просоИ на веретье потом сыплет из ступки крупу;Митрий Алешин повез умолот на Большую Водянку,В горку коню подсобив, он ухватился за гуж;А на гумне всей семьею молотит Степан оржаное,Сам, да жена, да мальцов пятеро, спорых к труду,Только мелькают тяпицы, в черед ударяя о землю.Даже трехлеток – и тот хочет за всеми поспеть, —Цеп ему сделал отец для забавы по росту и в меру,Им он поодаль стучит, бьет в колосок по зерну.1924ХлебХлебы испечь норовя, приступила с обычной сноровкойДарья-хозяйка, – она делала это вот так:В погребе гущу квасную ковшом зачерпнула до края,С теплой смешавши водой в липовой емкой квашне;Две плоскодонные чашки с мукой опрокинула следом,После, мутовкой взболтнув, к печке поставила греть,Чтобы в тепле этой ночью повыше поднялась опараИ без закала был хлеб, с крупной и пышной ноздрей.Сверху тряпицей покрыла и, фартук свой сняв, подвязала, —Чуть ли не баба теперь стала по виду квашня.Утром, тряпицу загнув, увидала хозяйка: недаромСлышно ей было сквозь сон, точно ворчал домовой,Дулся впотьмах пузырями и лопался с жалобным писком, —Это гуляло всю ночь тесто и липло к бокамПлотно закрытой квашни, а теперь все опало, как надо,След показавши густой более чем на вершок.«Тесто укисло», – решила хозяйка и всыпала соли,Бросив две горсти, затем долго мешала рукой,Голой до локтя, все время муку подсыпая. Как толькоКом загустел, кулаком Дарья ударила вниз,Дно не достала, а тесто от пальцев тянулось, как лента,В пленке пузырчатой сплошь, словно в стоячих глазах.Горстью комок оторвав, разваляла по чашкам с мукоюДарья, подбросила вверх полные чашки не раз,Даже, примету блюдя, широко покрутила рукою;На печь поставила в ряд чашки, чтоб тесто взялось.Стали хлеба подыматься; тут печку она затопила;Красным лизнул языком черные сучья огонь;Коркой с полена скоробясь, тогда береста затрещала,И разгорелся костер. Баба не раз и не дваТесто по чашкам до печки ходила проведать. Все вышеКом вылезал из краев; Дарья сказала себе:«Хлебы дошли!» – и, руку снабдив полновесным оружьемКухонных дел, кочергой, весь свой истоп загребла,Угли, как кудри в ряду, по краям от заслонки ровняя.Дальше, схватив помело, точно на миг обратясьВедьмой, всю золу смела без остатку веником мокрым,Чтоб уголек не пристал к корке исподней и зряОн не попортил красы пропеченного хлеба, – ведь этимМного гордится подчас баба, хозяйка-жена.Под приготовив на славу и бросив метлу на полати,Дарья с лопатой теперь стала справляться: раз, раз!И опрокинула чашку; и тесто в муке отвалилось,Пышность свою сохранив, – хлеб испечется неплох.Все посовавши, тут скутала печку хозяйка, заслонкуПлотно прикрыла к челу, вьюшки, блинок за блинком,дружку на дружку поклала и сбила задвижку.Запахла духом печеным изба. Время свое просидятХлебы и легкими станут, с подсушенной нижнею коркой,Так что руки не обжечь, если стряпню вынимать.Твердую корку хозяйка, как хлебы брала, прищелкнула,В чашки рассунула все жареным исподом вверх.А поостынут лишь, Дарья ножом каравай перекрестит,Тесно под груди прижмет, срежет горбушку в длину;И, коль случишься тут быть, обернется к тебе и промолвит,Свежий гостинец подав: «Съешь на здоровье ломоть!»1920БлиныКучу больших рогачей, круторогих в обхвате, раздвинув,Чапельник цепкий взяла баба: пекутся блины;В липовой кадке опара, туда и ныряет половник;Смазана маслом, шипит жаркая сковорода.Шлепнется тесто ноздристым, прилипчивым комом в середкуИ, разойдясь по краям, круг весь займет на огне.Полымя бок зарумянит, а чапельник сунется в печку, —Чтобы тот блин не сгорел, вынуть его на шесток.Нож с деревянною ручкой, скользнувши под испод немедля,Блин на весу обернет, снова тот сунут на жар.Вот и испекся. А вышел красавцем, с двойною сережкой,Пышен, поджарист, румян, коркой, как хворост, хрустит.Целую стопку сложила в тарелку таких же стряпуха,После на стол подала к ним из пера помазок,В масло топленое в чашке его обмакнуть не забыла.Коли ты в гости пришел, тут же садись и за стол.Мажь, не жалеючи сдобы: еда ведь на редкость какая!Блин и другой закусив, добрую бабу хвали.1920ПечкаПечку Анисья с утра протопила и, жар загребая,Старым гусиным крылом золу с загнетки смела.Стукнула жестью заслонки, заботливо под посмотрела,Щи, в чугуне прокипев, преют капустным листом,Каша в горшке разварилась и коркой поджаренной вспухла,В плошке свинины кусок салом избу продушил.Пыл от углей сберегая, Анисья завесила тряпкойПечку с чела, рогачи кряду поставила все,А кочергою баран заслонила и сунула вьюшки,Чтобы тепло по трубе только до борова шло.Кончив дела и махотки обсохнуть засунув в печурки,На печь полезла сама старые кости погреть,Кофту на средний кирпич от ожога под тело постлала,С теплой поддевкой затем долго возилась она,После решила и ею накрыться совсем с головою,Сонная дрема верней в эдаком разе возьмет.1920СходВ било, в чугунную доску, колотит мужик деревяшкой.Знак он народу дает, чтоб собирался на сход.Только что стадо прогнали, и утро за крышами рдеет,Осени ясной пора, бабьего лета конец.Звон услыхавши железный, идут мужики и степенноРечи ведут меж собой; ладно ль с уборкой полей.Все собрались: Николай, Тимофей, Адриан, Пантелеймон,Яков Баширов, Мысев, Пронин, Брызгалин Кузьма,Стенька Вавилов, Терехин Василий, Максим Агафонов,Трое Иванов, Петра два и Гришин Егор.Важное дело они обсудить порешили на нынче:Можно ли стадо пускать на озимя или нет.Первым сказал Адриан, рыжеватый мужик, со штанинойВ частых заплатах, в лаптях: «Озимь-то в былку пошла, —Коль не запустим скотину, без хлеба весь год насидимся,Вот мое слово: велеть, чтобы не медлил пастух.Я-то ему говорил, а пастух мне ответил: «Ты скажешь,Сделаю я, а весь мир мне по загривку и даст».Мешкать не следует, братцы», – тем речь Адриан и закончил,Сел на завалень, свернул тут же цигарку и ждал.«Правда! – то Пантелеймон вступился, мужик тороватый,С черной большой бородой, в валенках и в зипуне: —Только б коровы кормов не объелись, следить непременно,Лошадь ведь жвачку жует, та же глотает в живот».«Да постеречь не мешало б, – из кучки откликнулся Пронин, —На озимях лошадей, чтоб не ушли далеко».«Вот уж с неделю в Баракове скот весь по озимям ходит, —Молвил старик Тимофей, дед всей деревни он был. —Прежде и мы запускали, случалось, себя не корили, —После бывал урожай: конный не виден во ржах».Стенька Вавилов прибавил: «Как войлок озими стали,Выросли в дождь и тепло, в пору косою косить».«Братцы, пускать и решим, – рассудил Николай, – для работыСходное время стоит, зря не годится терять».Крепко надвинув шапки на лоб, мужики разошлися:Надо картошку копать иль молотить на гумне,Бревна тотчас опустели у двери Мысева амбара,Било покойно висит, случая нового ждет.Бабка СентябрихаБабка Сентябриха до грибов охоча,Только листик липы глянет золотым,Над трубой в деревне не повиснет дым,Подобрав подол (так росы не намочат),Бабка в лес плетется с кузовом пустым.Как сморчок по виду бабка Сентябриха,Кожица желтее восковой свечи,Полем над старухой каркают грачи,Только бор зеленый встренет гостью тихо,Ей под лапоть кинет вороха парчи.У корней средь моха грузди и совики,Розовых волвенок тесная семья.Белый гриб покажет желтые краяИспода, как масло. Рядом, невелики,Боровик-малина и валуй-скуфья.Бабка Сентябриха все сберет. ПоганкуПалкой поколотит, ворохнет листок.Так и есть: глядится молодой груздок!Видно, нынче утром вылез спозаранку.Бабка тут и шамкнет: «Ну, иди, милок!»Обойдет по лесу бабка все овраги,Ей давно грибные ведомы места,У какого корня, или у куста,Или у побитой грозами корягиГриб родится, – чует бабка неспроста.Оттого и нынче бабка с божьим даром,Сбор листом накрыла. До дому идет.В поле – бабье лето. Паутины лёт.Бабка, чтоб добычи не терять задаром,Кузов обернула задом наперед.1925ХозяинДвор белый как ладонь, светло, и все видать.Ночь месячна в звездах, горит снег хрусталями,Бежит от месяца тень робкая, как тать,От перекладины ложится костылями.Спи, старый хрыч! Пора свой двор прибрать!И домовой кряхтит, нагнувшись над лаптями.Овцам бросает сноп (чтоб мягче было спать),Коровам чешет шерсть корузлыми ногтями.Под лаской нежною скотине сладко млеть,Сощуривши глаза, размеренно сопеть,А домовой в дозор уходит за ворота.Все старому нужда, все старому забота:Где сторожит беда? Не видно ли волков?И, руку козырьком, глядит в простор снегов.ВетрякКак эта мельница потрепана ветрами:Одно изломано, другого нет крыла;На крыше, по стене, меж ветхими столбамиТрава высокая так густо поросла.А мельника уж нет. Глядит за жерновамиЛишь старый домовой из темного угла…А ветер налетит и крылья закачает,И мельница вздохнет и стоном отвечает.* * *Тишина и покой умирающей ночи,Звезд прекрасных неслышный, размеренный бег.Месяц бледен, и тени короче…Спит туман на лугу, как белеющий снег.Зазывает русалка. Плеснулась игриво.Плавником шевельнула. Вот машет рукой.Провалилась. В тумане ленивоЛеший лапоть плетет над рекой.1914БесыЕСЫЗимний бес блудить заставил,Потерял я все пути,Много есть молитв и правил,Их на четках перечти.В поле слышно песнопенье,То полночная яга.Отпусти ты прегрешенье,Замети следы, пурга!Хлопья вьются несудом,Не найду родимый дом,Утомился ходом пешим,Повстречался с чертом-лешим,Под микитки хочет взять,Длинным пальцем щекотать.Чур меня, слепые бесы,Чур, гуляки и повесы.Здравствуй, русская зима!Ведьма плачется сама.Старая мельницаКругом пустырь: снега, полынь да вешек строй.Налево – в Серкино, в Рожново путь – направо.В лощине мельница с поломанной ветлойИ стогом небольшим, где сложена отава.На всем зима легла пушистой бахромой.Прикончилась в реке беспутная забава.Все черти вымерзли. Один лишь водянойОтвоевал себе местечко близ постава.Он дует из угла и плещется в воде,Гремит сосульками на длинной бородеИ гонит белый пар от мерзнущего плеса,А ночью перейдет через окрепший лед,По-старчески кряхтя, все силы соберетИ ледяной рукой вертит, вертит колеса.1914ПанПотемнели ночи. Звезды поярчели.В тишине осенней слышен звук свирели.Это Пан забытый, древний бог лохматый,Леший молчаливый, хмурый и рогатый,У межей оржаных за седой полыньюВ травяную дудку дует над пустынью.И летят от духа листья парчевые,Низовых туманов облака густые,И, заклятьем тайным скованы, покорноПрипадают к нивам обнаженным, черным.ОттепельПодтаяло. Ноздрястый снег осел.С застрехи каплет. Куры спозаранкуКудахчут, и петух свой клич пропел.Подтыканы поневы наизнанкуУ старых баб. Нет никого без дел:Сторновки на плечо взвалив вязанку,Идет мужик. За ним телок поспелИ корм жует, свинья грызет лоханку.Вороны, галки – все орут без толку.Мальчишка-карапузик втихомолкуСебе готовит из полозьев лыжи,Скрипит бадья и журавель сгибает,Ушат молодка верхом наполняет,И лапти хлюпают в навозной жиже.БудниЗапахло талою землею,Навоз обмяк и побурел,Деревня с раннею зареюПолна хлопот и всяких дел.Зима, ей скатертью дорога,Ушла с полей наверняка,И телки чешут у порогаАмбаров рыжие бока.В пурыни распушились курыИ горлопанят петухи.Собаки, нос уткнувши в шкуры,Следят за скоками блохи.На розвальнях проезда нету,Дорога пупом поднялась,Весенним солнцем разогрета,У крылец показалась грязь.Ее разбрызнув сапогами,С ушатом, с ведрами, с бадьей,Молодки с карими глазамиВедут коров на водопой.Ровно в колоду льется влага,С мохнатых морд бежит струя.А в небе галочья ватагаИ вздорный щебет воробья.Начало весныЕдва туманами клубящаяся мглаС оттаявших бугров сползла на топь болотаИ ясный вспыхнул день, на землю низошлаВесенней кутерьмы спешащая забота.Для всех нашлись дела: вон бабы у селаВступили в жаркий спор, мальчишек рьяных ротаУж строится в полки. Навозный сор, зола —Для петухов и кур давнишняя работа.Враз топоры стучат. Ревет рогатый скот,Учуяв дух земли и сладостную негу.Весна! Свистят скворцы в скворечнях у ворот,И воробьи дождем осыпали телегу.И важный и большой за тощим старикомМирской шагает бык с отвислым кадыком.1913УтроРассеялась, как дым, ночная мгла.Бледнея, звезды ясный лик скрывают.Восход зари все петухи селаПриветом велегласно возвещают.Какая алая заря пришла!На небе облака, зардевшись, тают.Проснулось и село. Из-за углаАмбара стадо бабы выгоняют.Косясь на шутки бойких молодух,Идет седой, маститый вождь-пастух,Его зипун прорехами богат.В руках, как жезл, огромная дубина.За ним ревет, мычит на разный ладСпешащая на бедный корм скотина.1912На рассветеВ избушке пахнет молодым ягненком,Вчера лишь окотилась пестрая овца.В передрассветной мгле спросонкуСтаруха охает. Болит у костреца.Тряпье горбом развесилось с полатей.Тулуп махорится дубленым рукавом.Молодка разметалась на кровати.Прижалась к армяку зардевшимся лицом.Рука висит на переплетах зыбки.Ребенок дремлет. Теплый воздух полон снов.И только кот, неугомонно-прыткий,Свершает свой обход вокруг пустых горшков.1925ДавнееВесна. Весенний гам. Торопятся капели,Срываясь жемчугом, пробить зернистый снег.Вот неожиданно сосульки загремели,С застрехи сорвались, рассыпав звонкий смех.Дорога ухнула. И сколько канители,Пока обоз с пенькой до городских утехДотянет большаком. Погонщики взопрели,И сладкая мечта теперь томит их всех:В трактире у окна заняв скрипучий столС клеенкой липкою, из вывернутых полИзвлечь горсть медяков не без скупого стона,Оправить волосы и осенить крестомМаститый крупный лоб, чтоб, закусив, потомПить желто-бурый чай под хрипы граммофона.
На страницу:
25 из 30