История России с древнейших времен. Книга IX. Начало 20-х годов XVIII века – 1725

Осенью 1726 года опять поднялся крестьянский вопрос в связи с финансовым, и от членов Верховного тайного совета потребованы были мнения относительно пяти пунктов: 1) каким образом облегчить крестьянство в подушных деньгах? 2) Снимаемую с крестьян сумму, необходимую для поддержания армии, из каких доходов добавить? 3) Как рассмотреть штат? 4) Как исправить денежное дело, 5) юстицию, 6) торговлю? Приглашены были к подаче мнений по этим вопросам и другие сановники. Меншиков, Остерман, Макаров и Волков подали такое мнение: «Как вредно для государства несогласие – о том нечего упоминать; это обнаруживается не только в духовных и других государственных делах, но и относительно бедных русских крестьян, которые не от одного хлебного недорода, но и от подати подушной разоряются и бегают, также от несогласия у офицеров с земскими управителями и у солдат с мужиками. Если армия так нужна, что без нее государству стоять невозможно, то и о крестьянах надобно иметь попечение, потому что солдат с крестьянином связан, как душа с телом, и, когда крестьянина не будет, тогда не будет и солдата. Теперь над крестьянами десять и больше командиров находится вместо того, что прежде был один, а именно из воинских, начав от солдата до штаба и до генералитета, а из гражданских – от фискалов, комиссаров, вальдмейстеров и прочих до воевод, из которых иные не пастырями, но волками, в стадо ворвавшимися, называться могут; тому ж подобны и многие приказчики, которые за отлучкою помещиков своих над бедными крестьянами чинят, что хотят. Поэтому надобно всему генералитету, офицерам и рядовым, которые у переписки, ревизии и на экзекуции, велеть ехать немедленно к своим командам, ибо мужикам бедным страшен один въезд и проезд офицеров и солдат, комиссаров и прочих командиров, тем страшнее правеж и экзекуции; крестьянских пожитков в платеж податей недостает, и крестьяне не только скот и пожитки продают, но и детей закладывают, а иные и врознь бегут. Надобно заметить, что хотя и прежде крестьяне бегали, однако бегали в своем государстве от одного помещика к другому, а теперь бегут в Польшу, к башкирцам, в Запорожье, в раскол: и так мы нашими крестьянами снабжаем не только Польшу, но и собственных своих злодеев. Сверх того, часто переменяемые командиры такого разорения не чувствуют, никто из них ни о чем больше не думает, как только о том, чтоб взять у крестьянина последнее в подать и этим выслужиться, не принимая в расчет того, что после крестьянин безо всего останется или и вовсе куда-нибудь убежит». После этого введения предложены были следующие меры: 1) для скорейшего облегчения крестьян в платеже подушной подати на 1727 год дать сроку до сентября-месяца. 2) Доимки платить помещикам в генваре, марте и апреле месяцах 1727 года, а которые помещики не заплатят, на тех доправить с процентом. 3) Сборы поручить воеводам, которым на помощь дать по одному штаб-офицеру в каждую провинцию; один штаб-офицер за свою провинцию лучше может ответ дать, чем многие, и вместо 500 командиров будет только 50 штаб-офицеров. 4) Чтоб у воевод не было распри с этими офицерами, дать воеводам ранг полковничий на время воеводства. 5) Так как крестьяне ничем так не скудны, как деньгами, положить платеж подушного оклада наполовину деньгами или две трети, а другую половину или треть платить провиантом или фуражом. 6) Две части офицеров, урядников и рядовых, которые из шляхетства, отпустить по домам, а.третью долю оставить при полках, иноземцев и беспоместных, которые без жалованья прожить не могут, отчего будет двойная прибыль: жалованье их в казне останется, деревни свои осмотрят и в порядок приводить станут. 7) Поставить полки на квартирах в хлебных местах, 8) Купечество в Российском государстве едва не совсем разорено, и так как оно воли требует, то рассмотреть в особой комцесии, не полезнее ли будет купечеству дать волю ездить туда с товаром, куда ему способно, и для того отворить порт Архангельский. 9) Нельзя при этом случае не упомянуть о холстах российских, которыми прежде у города большой торг был, много тысяч крестьян кормилось и немалая пошлина в казну сбиралась; а когда указ состоялся, чтоб не ткать больше узких холстов, но ткать холсты на широкие берда, то крестьянству прибыла не малая тягость и в казну убыток, потому что крестьянину широкого стану сделать нечем и широкого берда купить не сможет, а у иных крестьян и в избах столько места нет, где такой широкий стан поставить, да и широкие холсты за море мало потребны, больше узкие требуются; разорились от этого крестьяне северные, у которых хлеба мало родится. 10) К Архангельску провоз товаров дешевле был, чем к Петербургу: от Москвы до Архангельска с пуда по гривне и по три алтына, от Ярославля – по 6 и 5 копеек, с Вологды – по 4 и 3 копейки; В Петербург из Ярославля и из Москвы – по 6 алтын и по 2 гривны, а из дальних мест – по полуполтине и по 10 алтын и больше. 11) Лишних управителей, и канцелярии, и конторы, земских комиссаров, вальдмейстеров и прочих тому подобных вовсе отставить, равно как и Мануфактур-коллегию. Можно определить из больших фабрикантов без жалованья, которые хотя на один месяц зимою для совета в Москву будут съезжаться, и без приговоров и протоколов коллежских все неважные определения делать, а о важных доносить. 12) Нельзя не упомянуть, что кроме штата одним отставным и к сборам определенным солдатам идет жалованья около 70000 рублей; этого прежде не бывало и пользы от того никакой нет, кроме ссор и кражи, и для того не лучше ли положить все эти сборы на магистраты?» Канцлер граф Головкин подал мнение, чтоб все дела исправлять воеводам под надзором губернаторов; губернаторам, чтоб не употребляли во зло свою власть, дать в товарищи асессоров человека по три или четыре; на губернаторов должна быть апелляция в Юстиц-коллегию. По мнению князя Дмитрия Михайловича Голицына, посадские люди по городам должны быть в ведении губернаторов, потому что теперь у них нет охранителя и защитника, особенно от проезжих в постоях и других нападках. «Я при этом не имею в виду уничтожения магистрата, – замечал Голицын, – потому что посадские люди о всяких своих нуждах будут обращаться в Главный магистрат». Торговля в государстве, по мнению Голицына, должна быть вольная, в руках народа, а в одни руки ее отнюдь допускать не надобно; также и государевы торги выгоднее пресечь и отдать в народ же, которому позволить всюду в государстве и за границею торговать, ибо интерес государства соблюдается одинаково, где бы торговля ни отправлялась, лишь бы государство от того обогащение себе имело; и для распространения торговли в Петербурге достаточно уменьшить пошлину, также и торгующим, особенно приезжим иноземцам, давать всякие льготы, в торговле безопасность от убытков и всячески их приманивать. Генерал-адмирал Апраксин для исправления финансов предлагал вычет из жалованья, увольнение военного шляхетства в домы, в платежах ведать крестьян помещикам, солдат поселить в городах.

Подал мнение и герцог голштинский. Касательно облегчения крестьян в подушных деньгах он предлагал по примеру Швеции и других государств определить возраст, прежде и после которого крестьянин не должен платить, по неспособности к работе, именно 10 и 60 лет; также назначить срок, после которого крестьяне не обязаны платить за беглых своих собратий. Теряемая на крестьянах сумма может быть пополнена отчасти уничтожением, отчасти сокращением многих специальных и частью ненужных канцелярий и контор. Относительно штата и денежного дела учредить особую комиссию, причем сделать различие между внутренними областями и завоеванными землями (Прибалтийским краем), ибо в первых всякое учреждение может быть основано только на экономических соображениях, а в других – на трактатах и привилегиях. Касательно юстиции очень полезно было бы прибавить в Юстиц-коллегию несколько человек, знающих русские права, и двух человек, знающих права немецкие, особенно лифляндские; если же не угодно будет платить жалованье последним, то предоставить окончательное решение дел гофгерихту в Риге и обер-ландгерихту в Ревеле или с апелляциею прямо в Сенат или Верховный тайный совет. «Что касается поправления коммерции, – писал герцог, – то я думаю, что сбавка пошлин и уничтожение больше всего вредных для торговли и промышленности откупов, как то в Швеции я сам усмотрел и многими иными примерами доказать могу, к поправлению коммерции немало способствовать могут».

С 4 ноября в Верховном тайном совете началось рассуждение, каким бы образом сделалось крестьянам облегчение в сборе подушных денег, ибо до того дойдет, что взять будет не с кого, бегут за рубеж и в дальние сибирские города. Рассуждали, что надобно сбавить по 12 или по 20 копеек с души. При этом граф Толстой предлагал, что необходимо ревизовать в приходах и расходах Военную, Адмиралтейскую и Камер-коллегию, а что велено взять у них только ведомости, от того дело только затянется, а крестьянам никакой пользы не будет. 14 ноября, когда рассуждали об инструкции, посланной из Военной коллегии во все губернии к генералитету, то граф Толстой опять представлял, что в этой инструкции есть пункты, очень тяжкие для народа. Через месяц Военная коллегия, вероятно вследствие внимания, обращенного на ее действие, представила доношение, что для облегчения крестьян надобно брать с них натурою, а не деньгами. Все уже согласились на эту меру, как опять Толстой начал говорить, что если брать во всех местах вообще натурою, то это может быть тяжко для народа: в одном месте съестные припасы будут в низкой цене, а верстах в девяти или двадцати они продаются высокою ценою; поселянин для своей выгоды лучше отвезет туда и продаст, а указные подати деньгами заплатит; так лучше отдать крестьянам на волю, кто хочет платить деньгами, кто натурою. «Оное предложение Верховный тайный совет принял за благо». Рассуждение о крестьянах продолжалось и в 1727 году: 30 января решено вывесть из уездов генералитет, штаб– и обер-офицеров, которые находятся у сборов и на экзекуциях и которые посланы для ревизии. Подушный сбор положен на воевод, которым на помощь придается в товарищи по одному из штаб-офицеров на каждую провинцию; а чтоб у воевод не было с этими офицерами распри, то провинциальным воеводам дан ранг полковничий на время, пока будут воеводами; воеводы и с ними означенные штаб-офицеры подчиняются губернаторам. А которые офицеры посланы для сбору рекрут, тех, по представлению Меншикова, решено не высылать, пока рекруты собраны и для отводу в полки приняты будут; однако выбирать рекрут губернаторам и воеводам, офицерам же понуждать, чтоб были собраны и им отданы немедленно. Наконец в феврале издан указ, что на майскую треть 1727 года с крестьян подушной подати не брать; что недобрано за прошлые годы из подушного сбора, то выбрать непременно до сентября-месяца, а платить эту доимку за крестьян самим помещикам или в небытность их в деревнях приказчикам, старостам и выборным, править на них, а не на крестьянах, ибо известно, что в небытность помещиков в деревнях приказчики их что хотят, то делают, следовательно, и доимки причиною они.

Считали тяжкою для крестьян подушную подать; но ревизия, сделанная графом Матвеевым в Московской губернии, показала ясно, что крестьяне отягчены не подушною податью, а людьми, приставленными управлять ими и которые хотели кормиться на их счет, – зло, от которого страдала древняя Россия и против которого новая, преобразованная Россия не имела еще средств, несмотря на все усилия преобразователя. Матвеев получил такую инструкцию: «Понеже блаженной памяти его императорское величество повелел из сенатских членов одному для лучшей государственной пользы и управления дел ездить по государству погодно и смотреть, чтоб делали правду, того ради мы заблагорассудили отправить вас в Москву, куда вам, прибыв и разведав, где есть больше в ближних провинциях Московской губернии неисправностей от управителей и от народа жалоб, в те провинции наперед и ехать и чинить следующее: 1) осмотреть за гражданскими управителями, а наипаче в провинциальных судах, что правдою ли людей судят? 2) Также земские комиссары и офицеры порядочно ли подушные деньги с крестьян собирают и не чинят ли им каких обид и налогов в строении вечных квартир или в чем другом и все ль во врученных им делах по указам поступают? 3) И ежели что усмотрите за управителями и земскими комиссарами противное указам, то следовать и чинить решение, снесшися с генералитетом и штабом, которые в тех провинциях определены; а которые явятся в важных преступлениях, и тех держать за крепким караулом, а между тем писать к ним в Кабинет сокращенно, а подлиннее в Сенат».

Матвеев отправился и в конце августа 1726 года писал Макарову: «В Александровой слободе всех сел и деревень крестьяне податьми дворцовыми через меру их гораздо неосмотрительно от главных правителей слободы той обложены и отягчены; уже множество беглецов и пустоты явилося; и в слободе не токмо в селах и деревнях не крестьянские, но нищенские прямые имеют свои дворы; к тому ж и не без нападочных тягостей к собственной своей, а не ко дворцовой прибыли». Из Переяславля-Залесского другое письмо: «Непостижные воровства и похищения не токмо казенных, но и подушных сборов деньгами от камерира, комиссаров и от подьячих здешних я нашел, при которых по указам порядочных приходных и расходных книг здесь у них отнюдь не было, кроме валяющихся гнилых и непорядочных их записок по лоскуткам; по розыску ими более 4000 налицо тех краденых денег от меня уже сыскано. По тем же воровским делам изобличился в рентерее их первый подьячий Бурнашов, который, забрав все указы и письма приказные, отсюда вывез в деревню свою и скрыл, и те от меня ныне в сундуках и кульках сысканы. Нашел я еще здесь остаток школы бывшего обер-фискала вора Нестерова и клеврета его, бывшего здешнего провинциал-фискала Саввы Попцова. Здесь ныне человек с 30 за караулы крепкими содержатся». В Суздале Матвеев учинил экзекуцию: повесил копииста комерирской конторы да пищика за похищения из подушного и других сборов 1101 рубля; другие из подьячих были жестоко наказаны, и впредь им у дел быть не велено; похищенных денег и со штрафом взыскано 4539 рублей. В Суздале ревизор пробыл долго; 24 ноября, в день именин императрицы, он угостил всякого чина людей 70 человек «до положения риз», по его выражению; отсюда же он писал: «В здешнем городе великое со дня на день умножение из крестьян нищеты, человек по 200 и больше, и отовсюду их, крестьян, в низовые городы побег чинится многочисленный от всеконечной их скудости, подушного платить нечем. Крестьяне синодальной команды подают прошения об обидах и излишних сборах сверх положенного на них подушного оклада». Так было в Московской губернии; но что было в других? В январе 1726 года велено Новгородской провинции комиссаров Никиту Арцыбашева, Григорья Баранова, которые в Обонежской пятине у сбора денежной казны явились в презрении указов, и в похищении казны, и в излишних сборах и взятках, казнить смертию, повесить в той Обонежской пятине также подьячего Волоцкого и, написав вины их на жести, прибить к тем виселицам и так их с виселиц не снимать. Облегчение в платеже подушных денег, вывод военных команд – вот все, что могло сделать правительство для крестьян в описываемое время. Но искоренить главное зло – стремление каждого высшего кормиться на счет низшего и на счет казны – оно не могло; для этого нужно было совершенствование общества, а этого надобно было еще ждать. В этом ожиданий крестьянские побеги не могли прекратиться, несмотря на жестокие наказания, которым подвергали людей, содействовавших побегам. На западной границе пойманы были двое крестьян, которые за 4 алтына провели ночью мимо застав за польский рубеж крестьянина с женою и детьми. Их было велено пытать накрепко, не знают ли они других таких, которые за рубеж бежать подговаривали и мимо застав проводили. По розыску велено было их повесить на тех местах, через которые они проводили тайно беглых, тел их с виселиц не снимать и публиковать в Смоленской провинции в знатных селах и деревнях и прибить листы о винах их, дабы другие, смотря на такую казнь, того чинить не дерзали.

Крестьянский вопрос был тесно связан с финансовым. Вследствие облегчения крестьян будет убыль в доходах, надобно, следовательно, сократить расходы. Указывали на лишние канцелярии, конторы и даже коллегии; и в тех коллегиях, которых коснуться было нельзя, указывали на слишком большое число членов, отчего в жалованье происходит напрасный убыток а в делах успеха не бывает. В Верховном тайном совете решили оставить в каждой коллегии по шести человек, а именно: президента, вице-президента, двоих советников, двоих асессоров; одной половине из них быть в Петербурге при коллегии, а другой жить по домам с переменою погодно; также, где есть прокуроры и экзекуторы, тем между собою переменяться погодно, и которые будут в Петербурге, тем жалованье давать, а которые по домам, тем не давать. Императрица утвердила это решение Совета с тою прибавкою, чтоб отпускать коллежских членов домой по примеру офицеров, именно тех, которые сами захотят; также утвердила решение Совета, чтобы Штатс-контору подчинить Камер-коллегии и быть президенту одному.

Мы видели, что при Петре для судных дел определены комиссары в тех городах, которые от провинциальных городов в расстоянии 200 верст и больше, и суду этих комиссаров подлежали иски не более как в 50 рублей. Теперь нашли обременительным для жителей подобных городов по всякому иску, который больше 50 рублей, ездить за 200 и более верст, и потому по всем городам суд отдан воеводам, причем недовольные получили право переносить свои дела к воеводе провинциального города; от последнего дела переносились в надворные суды. Императрица утвердила это решение Совета, рассуждая: первое, что чин воеводский уездным людям в отправлении всяких дел может быть страшнее; второе, что и по прежнему обыкновению в таких же городах, которые приписаны были к большим городам, бывали также воеводы; указом же от 24 февраля 1727 года велено было «как надворные суды, так и всех вышних управителей, и канцелярии, и конторы земских комиссаров, и прочих тому подобных вовсе отставить и положить всю расправу и суд по-прежнему на губернаторов и воевод, а от губернаторов апелляцию в Юстиц-коллегию, чтоб нашим подданным тем показано быть могло облегчение, и вместо бы разных и многих канцелярий и судей знали токмо одну канцелярию, и на многих бы судей и на их подчиненных в даче жалованья напрасного убытку не было». Крестьяне, приказчики и прочие чины синодского ведомства, кроме духовных, в судных и розыскных делах отданы также в ведомство губернаторов и воевод. В Верховном тайном совете рассуждали также, что теперь в провинциальных городах воеводы и с ними по нескольку человек асессоров, секретарей; кроме того, особливые канцелярии и конторы имеют камериры, рентмейстеры и валдмейстеры, при которых состоят подьячие и солдаты, отчего происходит: 1) в делах непорядки и продолжения; 2) в даче жалованья напрасный убыток; 3) народу от многих и разных управителей тягостей и волокиты. А так как прежде бывали во всех городах одни воеводы и всякие дела, как государевы, так и челобитчиковы, также по присылаемым из всех приказов указам исправляли одни и были без жалованья, и управление одним человеком было лучше, люди были довольны, то Совет решил изложить все эти обстоятельства и доложить ее величеству. Императрица утвердила, что в провинциях, кроме Петербурга, Москвы и Тобольска, рентмейстерам и их подчиненным не быть, а быть как у сборов, так и у расхода одним камерирам. Указом от 7 марта 1727 года уничтожена рекетмейстерская контора при Сенате и должность генерал-рекетмейстера велено исправлять сенатскому обер-прокурору.

Еще только рассуждали, принимали меры относительно сокращения расходов, а между тем правительство получило заявления, что доходов недостает для поддержания самых важных учреждений прошлого царствования. В ноябре 1726 года тайный кабинет-секретарь Макаров объявил в Верховном тайном совете, что из Кронштадта писал в Кабинет вице-адмирал Сиверc, требует 30000 рублей на поправку самых нужных тамошних работ, и если не будет прислано, то и больше разорится; и хотя деньги на кронштадтские постройки обыкновенно шли из Кабинета, то теперь в Кабинете денег очень мало, и в Верховном тайном совете надобно искать способа, откуда на этот предмет взять денег. Не угодно ли будет взять из почтовой конторы тысяч десять рублей; также справиться, нельзя ли сыскать какую-нибудь сумму в канцелярии бывшего Вышнего суда; дела этой канцелярии давно именным собственноручным указом велено разослать в разные другие места по принадлежности, но они и до сих пор не разобраны, и от того канцелярским служителям идет понапрасну жалованье, а дел никаких нет. Определили справиться, где какие есть деньги, нашли в Камер-коллегии 20000 рублей и отослали Сиверсу.

Мы видели, что в программе необходимых мер выставлена была и поправка денежного дела. В начале 1727 года для необходимых крайних государственных нужд, для облегчения народного в податях велено было как можно скорее увеличить число медной пятикопеечной монеты, на первый раз сделать не меньше двух миллионов; велено чеканить их старым штемпелем под тем видом, что готовятся они только на перемену старых пятикопеечников, а что сверх того будет сделано, чтоб о том никто знать не мог; велено поступать с великою осторожностию, чтоб в других государствах прежде времени об этих новых деньгах не узнали и предосудительного для России рассуждения не имели. Для устройства этого дела отправлен был в Москву генерал-майор Александр Яковлевич Волков. Московские монетные дворы изъяты были из ведения Берг-коллегии и отданы в ведение Кабинета, непосредственно же были поручены президенту Сенатской конторы графу Ивану Александровичу Мусину-Пушкину и при нем сыну его, статскому советнику графу Платону, да Берг-коллегии советнику Василью Никитичу Татищеву, только что возвратившемуся из-за границы. Татищев получил такую инструкцию: «Ехать в Москву и чинить там по сему: 1) понеже на монетных московских дворах весов равных и исправных нет, отчего происходят казне государственной убытки и многим невинным людям обиды и разорения, для этого освидетельствовать весы и, если найдутся фальшивые, заарестовать. 2) По розыскам явилось, что денежных дворов мастера и работники крадут с денежных дворов золото, серебро и снасти для делания воровских денег, из чего многих людей погибель и разорение происходит, причина же тому, знамо, из того, что или строения недовольно тверды, или смотрения недостает».

8 февраля Волков приехал в Москву и вручил указ графу Мусину-Пушкину. «Хотя сего старца, – пишет Волков, – нашел я весьма дряхла, однако ж к исполнению повеления показал себя зело ревностна; возблагодаря бога за высокоматернее вашего величества к народу милосердие, от великой радости прослезился и того часу вступил в дело». Волков вместе с графом Платоном Мусиным-Пушкиным сочли нужным ездить на монетные дворы каждый день по два и по три раза, иначе все бы дело «раковымходом» пошло. «Непорядка и разорения монетных дворов изобразить никоим образом нельзя, – писал Волков. – Я не могу, рассудить, с какою совестью прежние управители так чинили. Истинно, как после неприятельского или пожарного разорения, все инструменты разбросаны без всякого призрения, многие под снегом на дворах находятся, деревянное гнило, а железное перепорчено, для этой починки я определил целую слободу артиллерийских кузнецов; как управители, так и минцмейстеры до сих пор не могут знать, что у них целого и что испорченного, и, когда дело пришло к началу, хватились – нет ни форм, во что плавить, ни мехов к кузницам, для чего послал я нарочно одного офицера в Тулу на железные заводы». Татищев в письмах своих к Макарову вторил Волкову: «Осмотрел я все денежные дворы и нахожу их так, как они во время поляков брошены, и до сего дня в них никто не бывал. Если мы все медные копейки из народа выведем, то будет очень трудно, потому что серебряных очень мало и на размену малых торгов недостаточно, особенно для крестьян пятикопеечники неудобны, поэтому надобно делать копеек столько же, как было. Полушки для бездельной их работы подают причины к воровству, надобно их переделать, и так как на монетных дворах управиться с этим невозможно, то надобно сделать водяные машины. Весы я освидетельствовал и нашел, что присланный со мною из Берг-коллегии пуд здешнего тяжелее девятью золотниками; здешние гири деланы по присланной из коллегии гире, только так дурно, что и между собою по золотнику несходны, присланная же со мною фунтовая гиря явилась перед здешнею четвертью тяжелее, только и эта неправдивая, и потому видно, что в Берг-коллегии правильных гирь нету, откуда проистекает немалый государственный вред, о чем я доносил ее императорскому величеству с представлением, как устроить дело. Имеются здесь в разных канцеляриях разные описные пожитки, между которыми много находится золота и серебра в мелочах и в выжиге, также в окладах и образах. С образов оклады снимать не надобно без крайней нужды, но променивать их – битые на ефимочное, а золоченые на чистое серебро, охотников на такой промен много; но так как продажа их происходит из разных мест, то происходит великое похищение и ограбленным обида, поэтому надобно было бы особенную контору для этого сделать». В марте-месяце Татищев писал, что уже дело идет успешно: «Монетные дворы от бывшего их разорения в такое состояние, в каком они теперь, и в год привести было бы нельзя, если бы делать не с такою силою и властию, с какою Александр Яковлевич делал. Поистине удивительно, что в такое короткое время почти все вновь сделано, и можно уже надеяться на бога, что дело пойдет без остановки, только б такая была помощь после него, как теперь».