Пермский сборник…

Рассказав подробно акт открытия училища, г. Фирсов приводит, между прочим, речь учителя Назаретского по этому случаю, утверждающую, что древняя Греция уже ничто пред тогдашнею Россией», что «уже вводится все местное просвещение, яко надежнейшая подпора, утверждающая благосостояние народа», что теперь «и погруженный в мрачном невежестве вогулич восприимет участие в славе просвещенных сынов российских», и пр. Приведя эту речь, г. Фирсов говорит (стр. 148):

Прошло с тех пор семьдесят лет, а между тем вогулич и с ним его братия – татары, вотяки и другие – еще не принимали участия в славе просвещенных сынов российских, оставаясь по-прежнему в невежестве; да и масса русских в Пермском краю, да и во всей России, успела ли в эти семьдесят лет стать лучше своих дедов и прадедов, сбросила ли с себя ярмо суеверий, предрассудков, неурядицы? Привила ли к себе начала истинного порядка, любви к ближнему, сознания своего человеческого достоинства – эти истинные плоды образования народного, для произращения которых и учреждаются училища? Где же это народное образование, которого ждали от народных школ Назаретский и другие мыслящие люди старого времени и которому бы уступила образованность древнего грека? Где же это внешнее благосостояние и нравственное богатство, которые должны были, по их словам, войти в жизнь народа, вместе с образованием, долженствовавшим распространиться посредством училищ? А ведь училища, в течение этих семидесяти лет, в своем складе улучшались, умножались, преобразовывались, и между тем современный нам русский человек, отвечая на эти вопросы, все-таки придет к убеждению, что еще далеко не выросли мы до той мерки, чтобы иметь право сказать: мы образованный народ.

Для объяснения этого явления, действительно очень странного, г. Фирсов обращается к вопросу о значении вообще школы в жизни народа и указывает два требования, необходимые для того, чтобы школа имела благотворное влияние. Первое требование относится к самой цели образования, предположенного школою, второе к внешним условиям ее существования. Мы приведем вполне рассуждение автора об этом предмете (стр. 149–151):

Школа есть один из главнейших проводников образования в народ; в этом, кажется, сомневаться никто но станет. Но дело в том, что под образованием, которое хотят провести чрез учебные заведения в народ, нередко самые учредители школ разумеют совсем не то, что составляет истинное образование, разумеют часто под словами «образовать ум и сердце» – не свободное развитие духа человека, а известного рода цели, более или менее односторонние, нередко эгоистические; понятно, что такие учреждатели школ всегда хлопочут, под видом образования, только о том, чтобы училища, ими учрежденные, поставляли людей именно так образованных, как они понимают это слово, и для достижения этой цели предписывают бесчисленное множество правил, долженствующих определить каждый шаг воспитанника, каждое действие школы. Не мудрено, что училище, которое обязано образовывать питомцев по известной мерке, не пойдет далеко, будет не привлекать к себе, а отталкивать от себя большинство, массу; потому что инстинкты массы никогда нельзя обмануть, каким бы громким титулом ни прикрывалась цель заведения. Так схоластические школы в средних веках, иезуитские школы в новых – никогда не пользовались доверием, уважением со стороны массы народной; потому что те и другие, под вывескою образования, преследовали узкие цели, удовлетворяющие людям известного направления, но не удовлетворяющие всем сторонам человеческого духа.

С другой стороны – положим, что учредитель школы понимает образование как следует, хочет посредством школы развить свободно-разумного человека, без задней мысли о своих личных интересах; но этим еще не будет все сделано, чтобы иметь право требовать от школы поставки истинно образованных людей, благотворного ее влияния на страну, среди которой она основана. Школа прежде всего существует не среди ангелов и не для ангелов, а среди людей и для людей, у которых есть свои понятия, привычки, верования, потребности, отношения, условливающиеся местом, временем и другими обстоятельствами и обнаруживающиеся всегда в известных формах. Выступая с своими началами, школа должна заявить их тоже в видимых формах, сообразных самым этим началам, и должна иметь под рукою достаточно материальных и нравственных средств для их осуществления; стало быть, школе должна быть дана такая организация, которая бы вполне соответствовала цели свободно-разумного развития, ни одною своею частию не противореча ей; то есть лица, которым вверяется школа, должны быть поставлены вне всякой зависимости от разных общественных отношений, в своих взаимных действиях быть чужды характера полицейства, должны проникнуться одним духом, иметь в виду одно только свободное развитие питомцев; для этого им должны быть даны достаточные материальные средства и способные понимать истинное образование и в духе его действовать – педагоги или учителя. Если же школа дурно управляется, если правящие ею, забывая об ее цели, в своих действиях руководятся правилами, принесенными бог весть откуда, – правилами, может быть пригодными для казарм, но совершенно противными этой цели; если школа в своем содержании пробавляется кое-как, с грехом пополам; если учителей набирает она, не разбирая, может ли каждый из них быть воспитателем, может ли привить семена истинного образования к питомцам, а так, для комплекта, то не пойдет далеко школа, не принесет долго плодов истинного образования стране, в которой и для которой существует, хотя бы цель, указанная ей, именно заключалась в истинном образовании.

И основа школы может быть надлежащая, и управление ею может быть целесообразно, и средства ее материальные могут быть вполне достаточны, и учителя ее могут иметь нужный педагогический такт, и все же, при этих благоприятных условиях, школа не вдруг произрастит плоды, если только общественный и семейный склад народонаселения, среди которого она основана, диаметрально противоположен ее началам, если интересы его и потребности – другие, чем потребности школы. Осуществите идеал школы среди народа, который задавлен деспотизмом, у которого одна забота, как сохранить жизнь свою, не умереть с голода, – и не скоро влияние ее отразится на жизнь этого народа.

О ходе образования в России г. Фирсов говорит также с большим сочувствием к делу образования в его высшем, благороднейшем значении. Мы надеемся, что доставим удовольствие нашим читателям, если приведем еще страницу, представляющую сжатый, но полный силы и правды очерк развития русского общества и народа (стр. 180).

Развитие русского народа шло так болезненно, долго, что свет истинного образования, долженствовавший внести силу в его больной остов, не вдруг мог подействовать на него благодетельно, не вдруг мог сдружиться с ним. Сначала вековая борьба государственных стремлений с родовыми преданиями, с требованиями князей, крестьян, при постоянном давлении отовсюду извне, потом кровавая победа государства над противогосударственными элементами, долговременное, в течение целого XVII столетия, брожение этих элементов, наконец эпоха Петра Великого – привели народ русский к тому состоянию, в котором несравненно меньшая часть его резко отделилась от массы: с одной стороны, помещик, чиновник и частию священник, с другой – податной и крепостной; первый владеет, управляет, судит, научает; другой торгует, пашет землю и, трудясь до нравственной и физической истомы, вместе с тем кормит первого, дает ему средства к роскоши, защищает его от внешних врагов… Таковы были отношения между двумя неровными частями русского народа в половине XVIII века, и в это время, когда все громче и громче говорилось и в Европе, а вслед за тем и у нас в России, о правах человеческих, о необходимости образования, – в это время более, чем когда-либо, раздавали крестьян во владении другим, в это время крепче затянул чиновник тот узел, который связывал его с подчиненным. Какими восхитительными красками ни восписуй отношение между помещиком и крестьянином, между чиновником, смотрящим на свое место как на вотчину, как на кормление, как сладко ни называй его чем-то родственным, патриархальным, – на деле эту патриархальность не скоро найдешь; но крайней мере в XVIII веке ее не существовало; напротив, обе половины враждебно смотрели друг на друга. Не мудрено при этом quasi-патриархальном складе нашего быта, когда одна часть находилась в крепости у другой, – не мудрено, что голоса, возвышавшиеся в пользу истинного образования, в пользу признания прав человеческих, в пользу свободного развития человека, в пользу необходимости трудиться на благо общее, оставались, и прежде половины XVIII века и после того, голосами вопиющими в пустыне и не были слышны ни тою, ни другою частию: одна часть не хотела слышать этих воззваний потому, что в таком случае ей нужно бы было расстаться с опекою над другою, а другая… другая, пожалуй бы, и рада слышать их, да что толку в этом для нее?.. Эти воззвания к ней походили на приглашение к связанному по рукам и ногам и лежащему пластом в грязи, выраженное хоть в таких словах: пойдем, любезный друг, гулять! – Не мудрено, что народные училища, на которые возложен был труд распространить в России образование, шли чрезвычайно туго, и нет ничего удивительного, если пермские народные училища разделяли участь с своими собратьями; ибо тот общественный склад, о котором мы говорили, лежал со всеми своими темными сторонами и на почве пермской.

Затем, говоря о пермском народе, г. Фирсов замечает, что здесь условия были в некоторых отношениях еще неблагоприятнее: отдаленность края от высшей власти способствовала увеличению произвола чиновников и их безнаказанности, вся страна сделалась жертвою немногих тунеядцев, сам народ в течение многих годов не только не смягчил нравов своих, но закалился в грубости, тем более что население было составлено из различных элементов, враждебных друг другу. «Одно было у них общее, – говорит автор, – это недоверие ко всему, что носило мундир». Переходя отсюда к пермским училищам, г. Фирсов заключает (стр. 183):

При таких условиях масса народная не могла сочувствовать образованию, даже если хотела принять его, по одному только тому, что оно предлагалось болярами. Ее можно было только силою заставить отдавать детей в училища, – и силою, приказом это и сделано; потому что хотя и старались тогда уверять, что городские общества добровольно изъявили желание завести у себя училища народные, но это было говорено для красоты слога; на самом же деле малые народные училища открыты по приказанию генерал-губернатора Волкова, что подтверждает очень наивно рапорт к нему чердынского городского головы. Да притом массе народной, при ее забитости, духовном растлении, недоступны были те начала, с которыми выступали народные училища; она если и понимала нужду в образования, то под образованием она разумела простую грамотность, уменье читать и писать в той степени, чтобы хотя поспорить с подьячими. Таким образом, легко объяснить, почему некоторые простолюдины в Пермском краю не хотели отдавать детей в малые народные училища, тогда как охотно посылали их на выучку к каким-нибудь книжникам, за дешевую цену сообщавшим книжную мудрость.

Нельзя не пожелать, чтобы г. Фирсов изложил, как обещает, дальнейшую историю пермских училищ, и вообще – чтобы он писал сколько возможно больше и чаще. В таких именно статьях, в таких взглядах нуждается наша литература.

Есть еще в «Пермском сборнике» довольно значительный сборник песен, сказок и загадок, собранных в Чердынском уезде, и описание свадебных обрядов города Чердыни, составленное г. Предтеченским. Составитель описания обрядов доказывает, что в пермском населении сохранилась еще память о древних свадьбах уводом и покупкою, о которых говорится в летописи. Самые обряды, впрочем, не представляют ничего особенно оригинального и любопытного; в числе сказок есть любопытные, как, например, 8-я сказка: о крестьянине и незнакомом человеке.

В смеси довольно любопытны воспоминания о Феонове, учителе пермской гимназии тридцатых годов, местном сатирике и пасквилянте. Редакция обещает полную биографию Феонова[17], и потому мы теперь не станем о нем распространяться. Скажем только, что, по словам заметки, помещенной в «Сборнике», Феонов «подвергся жесточайшим преследованиям, вполне достигшим цели», за стихотворение «К лицемеру», напечатанное в 1825 году в «Вестнике Европы»[18]. В стихотворении изображается лицемер, святоша, и больше ничего, – но тогдашний губернатор Тюфяев принял его на свой счет!..

Любопытно также в приложениях письмо Никиты Демидова заводским приказчикам, писанное в 1788 году. Оно любопытно по манере выражения: через каждые дне строчки бранное слово, а иногда и такая тирада: «Проснись, отчаянный, двуголовый архибестия, торгаш и промышленник озерный и явный клятвопреступник и ослушник! Ребра в тебе, ей-же-ей, божусь, не оставлю за такие паршивые малые выходы!..» и пр. (стр. 57).

Заключим нашу рецензию опасением, что «Пермский сборник» многих оттолкнет от себя своею высокою ценою. В нем около тридцати печатных листов, а цена его три рубля. Очевидно поэтому, что на большой успех книги сами издатели мало рассчитывали; но, во всяком случае, жаль будет, если такое издание не пойдет.

Примечания

Условные сокращения

Все ссылки на произведения Н. А. Добролюбова даются по изд.: Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти томах. М. – Л., Гослитиздат, 1961–1964, с указанием тома – римской цифрой, страницы – арабской.

Белинский – Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. I–XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953–1959.

БдЧ – «Библиотека для чтения»

ГИХЛ – Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч., т. I–VI. М., ГИХЛ, 1934–1941.

Изд. 1862 г, – Добролюбов Н. А. Сочинения (под ред. Н. Г. Чернышевского), т. I–IV. СПб., 1862.

ЛН – «Литературное наследство»

Материалы – Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861–1862 гг. (Н. Г. Чернышевским), т. 1. М., 1890 (т. 2 не вышел).

ОЗ – «Отечественные записки»

РБ – «Русская беседа»

РВ – «Русский вестник»

Совр. – «Современник»

Чернышевский – Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 15-ти томах. М., Гослитиздат, 1939–1953.

Впервые – Совр., 1859, № 10, отд. III, с. 357–372, без подписи.

Сборник был издан в Москве, его редактор – пермский краевед и библиограф, в будущем земский деятель Д. Д. Смышляев. В 1860 г. вышла вторая книга по общей программе: история, этнография, статистика, смесь, приложения. По его примеру в других губерниях также стали издавать сборники. А. Н. Афанасьев писал Де-Пуле по поводу «Воронежского сборника» 21 мая 1860 г.: «От души желаю успеха предприятию и не только сходства с «Пермским сборником», но и превосходства» (Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР, ф. 569, оп. I, ед. хр. 119). Статья Добролюбова выходит за пределы краеведческой проблематики. Его постоянное внимание к бытовым, историческим, экономическим, политическим фактам провинциальной России, его забота о развитии просвещения «по всем краям» – часть его программы борьбы за «реальные воззрения» на современную жизнь русского общества, за перспективу общественного, демократического движения.

Комментарии

1

«Одесский вестник» – ежедневная газета, издавалась с 1828 г. «Южный сборник» издавался в Одессе в 1859 г. (№ 1–4).

2

«Православный собеседник» – журнал Казанской духовной семинарии, издавался с 1855 г.

3

Утверждение Добролюбова полемично. Рецензент (вероятно, С. Дудышкин) «Пермского сборника» в ОЗ (1859, № 8), напротив, отмечал множество провинциальных изданий, называя еще «Саратовский сборник», «Волжский вестник», «Киевский телеграф», и делал вывод о благоприятных условиях для провинциальных «деятелей».

4

Газета, издававшаяся в Петербурге в первой половине 1859 г. П. И. Мельниковым-Печерским.

5

«Северная пчела» (1859, № 108), «Московские ведомости» (1859, № 108, 117, 118, 143) то давали трибуну калужским крепостникам, противникам женского образования, то печатали письма их либеральных оппонентов (см.: Эпоха Чернышевского. М., 1978, с. 125–126).

6

Н. О. (Н. К. Отто) – учитель новгородской гимназии, корреспондент «С.-Петербургских ведомостей» и «Русского дневника». Его корреспонденция из Новгорода (СПбВед, 1858, № 260, 27 ноября), рассказывавшая о пустом времяпрепровождении губернского дворянского общества («битвы на зеленом поле» – картежная игра, спиритические сеансы и т. п.), о растлевающем влиянии провинции, вызвала негодование местных властей. По сообщению «Северной пчелы» (1859, № 68, «Провинциальная корреспонденция» А. Унского), Н. О. получил «нагоняй» от вице-губернатора, губернатор требовал увольнения учителя из гимназии, была попытка оклеветать Н. О. в местных «Губернских ведомостях». Данное сообщение было перепечатано в «Русском дневнике» (1859, № 80).

7

Н. П. Баллин, деятель кооперативного движения, член Екатеринославского дружеского «Пиквикского клуба», был исключен по настоянию губернатора из дворянского клуба за поддержку обличительной повести В. Н. Елагина «Откупное дело» (Совр., 1858, № 9 и 10). Добролюбов выделяет В. Н. Елагина среди писателей-сатириков в статье «Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым» (см. наст. изд., т. 1, с. 604).

8

Крутогорск (Вятка) – место действия «Губернских очерков» М. Е. Салтыкова-Щедрина; Беловодск (Екатеринослав) – «Губернского карнавала» В. Н. Елагина; Краснорецк (Екатеринослав) – «Откупного дела» В. Н. Елагина. Другие зашифрованные названия городов см.: Альтман М. С. Материалы по истории культуры и быта русских городов. – Ученые записки Горьковского государственного университета, вып. 57, 1962. Его же. Криптонимы сибирских и уральских городов. – Очерки литературы и критики Сибири (XVII–XX вв.). Новосибирск, 1976.

9

«Le Nord» (1855–1871) – политическая газета, издававшаяся в Брюсселе, субсидировавшаяся русским правительством.

10

См. примеч. 15 к статье «Народное дело».

11

См. рецензии Добролюбова на эти издания в наст. т.

12

Статья этнографа и археолога А. П. Зырянова.

13

См. примеч. 12 к статье «Русская сатира екатерининского времени» в наст. т.

14

Н. А. Фирсов – соученик Добролюбова по Главному педагогическому институту, окончил его в 1855 г., был назначен старшим учителем Пермской губернской гимназии, переписывался с Добролюбовым (VIII, 495–496).

15

«Русский педагогический вестник», в котором была напечатана статья Фирсова (№ 10–12), редактировался профессором Главного педагогического института И. А. Вышнеградским. К нему Добролюбов относился крайне неприязненно.

16

В «Русском дневнике» говорилось о протесте аристократической верхушки Перми против публикации статьи Фирсова в «Русском педагогическом вестнике».

17

Биография В. Феонова в следующем выпуске «Пермского сборника» не появилась.

18

В «Вестнике Европы» за октябрь.