Адольф Кетле. Его жизнь и научная деятельность

В заседании Брюссельской академии наук от 25 декабря 1840 года он указывает на важность изучения колебаний температуры Земли для метеорологии, геологии и геометрии, читает доклад «О температуре Земли», в котором говорит, между прочим, следующее: «Изучение дневных и годичных вариаций температуры Земли имеет теперь значение не только по новизне предмета; оно важно также для метеорологии, ибо уже теперь удалось доказать существование связи между изменениями температуры Земли и температуры атмосферного воздуха. Кроме этого, изучение температуры Земли поможет нам разъяснить многие вопросы геологии, которые до сих пор кажутся неразрешимыми. Наконец, оно важно также для геометрии, давая возможность проверить путем наблюдения многие очень важные геометрические построения, сделанные славными представителями этой науки».

Заинтересовавшись названной работой Фурье, Кетле вскоре после переселения в обсерваторию установил в саду ее инструменты, нужные для произведения наблюдений над температурой Земли. Поданный им пример нашел подражателей среди ученых директоров обсерваторий различных стран, и занятию этим феноменом был таким образом дан благотворный по своим последствиям толчок.

О работах Кетле по воздушному электричеству мы находим очень лестный отзыв у знаменитого физика Де ла Рива:

«Публикация Кетле по вопросу о воздушном электричестве является работой первой важности… Опыты Эрманна и Соссюра давно уже доказали, что электричество, обладая почти одинаковой интенсивностью в одном и том же горизонтальном слое, в вертикальных слоях имеет, напротив, весьма различную интенсивность. До сих пор, однако, не существовало наблюдений, сделанных со специальной целью определить соотношение между различными высотами и напряжением электричества. Этот пробел с успехом восполнил Кетле».

Что это в самом деле было работой первостепенной важности, можно судить из того, что результаты исследований Кетле над воздушным электричеством обратили на себя всеобщее внимание. Знаменитый английский физик и химик Фарадей сделал их предметом публичной лекции в Королевском британском институте, точно так же, как другой знаменитый английский ученый, известный изобретатель электрического телеграфа Уитстон, прочел о работах Кетле доклад на публичном заседании британской ассоциации наук в Бирмингеме в сентябре 1849 года.

Кроме целого ряда статей и трактатов по метеорологии и физике земного шара, Кетле написал два крупных сочинения: «Sur la physique du globe» в 1861 году и «Metéorologie de la Belgique comparée à celle du globe», изданную шесть лет спустя. Разбирая первое сочинение, упомянутый выше физик Де ла Рив подчеркивает, что Кетле первому удалось сгруппировать богатый материал, дающий возможность открывать закономерность в области тех явлений, в которых человеческая мысль раньше не замечала никакой правильности, говорит следующее:

«Мало найдется физиков, способствовавших в такой степени развитию тех отраслей естественных наук, которые известны под названием метеорологии и физики земного шара, как Кетле. И не только ввиду того длинного ряда наблюдений разнообразнейшего характера, сделанных им с таким большим талантом, Кетле достоин занять одно из первых мест среди метеорологов; еще большая заслуга его заключается в том, что он сумел соединить в одно целое наблюдения, сделанные в различных частях земного шара, – обстоятельство, сделавшее единственно возможным нахождение общих законов в областях, которые еще так недавно считались совершенно недоступными научному познаванию».

И в самом деле, если принять во внимание то обстоятельство, что те естественные явления, которые принадлежат к области метеорологии и физики земного шара, отличаются от других естественных явлений именно тем, что они имеют крайне неопределенный характер, который в некоторой степени может быть установлен только после долгих и многочисленных наблюдений, произведенных при разнообразных условиях, в различных местах и в разное время, то станет ясным, что установление единообразных методов наблюдения, с одной стороны, и соединение результатов, сделанных при помощи этих методов наблюдений, в одно целое, с другой, – является заслугой, выше которой трудно себе представить в тех областях знания, о которых идет речь. До сих пор еще названные науки очень далеки от совершенства, но то, что достигнуто, достигнуто единственно благодаря тому обстоятельству, что ученые всего мира работают на основании одной и той же программы одними и теми же методами: малейшее обобщение, самый малозначащий вывод возможен здесь только на основании всех без исключения наблюдений, сделанных в различное время в различных частях света. Ничего подобного мы не встречаем в другой какой-либо отрасли естественных наук. Кетле наука именно и обязана, во-первых, указанием на верное значение одновременных наблюдений в различных местах над одними и теми же явлениями и, во-вторых, что самое главное, – выработкой первой программы таких наблюдений как периодического, так и непериодического характера[16].

Под конец мы считаем нужным сказать еще несколько слов относительно работы Кетле, касающейся атмосферных волн.

В этой книге впервые подробно, на основании периодических наблюдений, описывается форма, величина и быстрота атмосферных волн и определяется система этих волн в центральной Европе. Тут же Кетле развивает свою гипотезу, согласно которой атмосфера состоит из двух слоев, совершенно отличающихся друг от друга. Нижний слой и есть та часть атмосферы, в которой происходят все волнообразные течения, бури и другие атмосферные явления, в то время как верхний слой, легкий и неподвижный, опирается на первый. Работа эта по новизне предмета произвела сильное впечатление; результаты исследования Кетле передавались почти всеми более или менее заметными журналами, и хотя наука впоследствии отвергла означенную выше гипотезу Кетле, его труд тем не менее и до сих пор сохранил исторический интерес как одна из первых систематических работ по вопросу о природе и значении атмосферных волн.

Вышесказанным, однако, не ограничивается значение Кетле в метеорологии. По инициативе знаменитого американского мореплавателя и физика Мори Кетле побудил бельгийское правительство пригласить морские державы на конференцию в Брюссель для установления и выработки однообразных способов наблюдения над направлением и силой морских течений. Конференция состоялась 18 сентября 1853 года; десять государств прислали своих представителей; представителем Бельгии был Кетле, который единогласно и был избран председателем этой конференции.

Блестящие результаты, достигнутые этим собранием, навели Кетле на мысль воспользоваться благоприятным обстоятельством для созыва международного конгресса с целью выработки общих принципов периодических наблюдений над метеорологическими явлениями вообще и однородного издания полученных результатов. Важное теоретическое и практическое значение подобного шага было очевидно для всех; тем не менее Кетле долго пришлось бороться, пока ему удалось преодолеть все трудности, и только двадцать лет спустя его старания в этом направлении увенчались успехом. 2 сентября 1873 года собрался первый международный метеорологический конгресс в Вене, где тогда проходила всемирная выставка; Кетле сам, по болезни, не мог явиться на этот конгресс; его заменил сын, к тому времени успевший приобрести своими работами по астрономии и метеорологии весьма почтенное имя в науке. Несмотря на отсутствие Кетле, занятия конгресса велись и были закончены вполне в его духе, в духе тех принципов, которые он положил в основание упомянутой выше программы наблюдения над периодическими естественными явлениями. Важнейшим результатом этого конгресса было то, что все цивилизованные страны покрылись густой сетью метеорологических станций, задача которых – наблюдать все явления атмосферы и отмечать происходящие в них изменения. Это дало возможность уже теперь с чрезвычайно большой вероятностью предсказывать изменения погоды, появление бурь и т. п., что, конечно, имеет весьма важное значение в практической жизни, в особенности для сельского хозяйства, мореплавания и прочего. Принимая во внимание те успехи, которые сделала метеорология со времени конгресса, – успехи, сделанные притом главным образом благодаря решениям этого конгресса, – нам без дальнейших рассуждений станет понятным, сколь многим эта наука обязана Кетле, явившемуся единственным инициатором конгресса, богатого столь важными последствиями. Оставим теперь область естественных наук, где Кетле приобрел себе столь славное и незабвенное имя, и обратимся к той области, где его деяния затмевают своим блеском не только все, что было сделано в этой области до него, но в такой же степени и то, что было сделано многочисленными последователями, шедшими по его стопам, вплоть до наших дней. С другой стороны, эти деяния по своему значению далеко оставляют за собою все то, что было совершено самим Кетле в других отраслях человеческого знания, несмотря на то, что и последнего было бы достаточно, чтобы сделать его имя известным всему миру и обеспечить за ним искреннюю и глубокую благодарность многих поколений.

Однако прежде чем перейти к рассмотрению работ Кетле в области социальных наук и характеристике его деятельности в области статистики, мы хотим закончить эту главу передачей еще некоторых событий из жизни Кетле, принадлежащих ко второму периоду, который, как мы видели, был посвящен, главным образом, занятию астрономией и метеорологией.

В 1836 году правительство поручило Кетле устроить маленькие обсерватории в Генте, Остенде, Антверпене, Бридже, а в сорока других городах королевства – устроить солнечные часы. Дело в том, что с распространением железных дорог сделалось необходимым более или менее точное определение времени, что при тех условиях, при которых раньше определялось время, было абсолютно невозможно. Часы шли различно не только в различных городах, но и в одном и том же городе часы различных участков почти никогда не согласовались друг с другом, и разница во времени доходила часто до 30 минут или даже до целого часа. Устранить эти иногда очень неприятные по своим последствиям неправильности можно было только тем, что часовщикам дана была возможность сверять свои часы с другими, в верности показаний которых не могло быть никакого сомнения. Достижение этой цели и имело в виду правительство. Конечно, в настоящее время, когда посредством телеграфа является возможность из одного центрального пункта сообщать все необходимые сведения относительно времени в самые отдаленные уголки страны, не представляется надобности прибегать к указанным выше средствам; но в то время это был единственный путь, ведущий к цели[17].

Весь 1837 год Кетле потратил на работу по установлению заказанных им в Лондоне меридиальных телескопов в названных выше городах, и только в 1838 году мог приступить к устройству солнечных часов в городах, назначенных правительством. До сих пор еще эти часы, устроенные им на стенах церквей, городских ратуш или других общественных строений, известны во многих бельгийских городах под названием «Кетлиевых часов».

В 1839 году Кетле был командирован правительством в Париж для сверки национальных бельгийских эталонов мер с французскими. До международной конференции 1875 года, создавшей международное бюро, в котором хранятся эталоны мер и изготовляются таковые для отдельных государств, всякое государство, принявшее метрическую систему, находилось в этом отношении в полной зависимости от Франции, будучи вынужденным пользоваться имеющимися там эталонами и учреждениями, служащими для составления дубликатов. В Париже Кетле нашел помощников для выполнения своей задачи в лице Араго и Буварда, так что, когда он после своего возвращения в Брюссель сообщил академии наук результаты своих работ, последняя вотировала ему и его знаменитым сотрудникам благодарность за оказанную ими Бельгии услугу, способствующую сближению населения этой страны с великой французской нацией на поприще цивилизации и культуры.

В том же году Кетле присутствовал на съезде итальянских ученых в Пизе, где ему был устроен чрезвычайно торжественный прием, главным образом, со стороны многочисленных итальянских последователей его морально-статистических взглядов, с которыми мы познакомимся в следующих главах.

Глава VI

Значение работ Кетле для социологии.– Индивидуум и государство.– Две противоположные теории об отношении индивидуума к государству.– Представление древних греков об этом предмете.– Представления теоретиков «Общественного договора».– Великая французская революция и ее влияние на образование нового понятия– понятия об «обществе».– Конт и наука об обществе.– Конт и Кетле.– Конту не удалось создать положительной науки об обществе.– Что не удалось Конту, то удалось Кетле, указавшему верный путь к достижению этой цели.

Что сделал Кетле для социальных наук? Каковы его заслуги в области статистики?

Ответ на второй вопрос является в то же время и ответом на первый: Кетле создал современную статистику и этим самым – условия для развития науки о человеческом обществе.

Общественные явления стали только в течение настоящего столетия предметом серьезного систематического научного исследования. Те явления и факты, которые в своей совокупности составляют содержание того понятия, которое мы обозначаем названием «общество», оставались в прежние времена почти совершенно незамеченными. Индивидуум и государство – вот те два понятия, которые мы встречаем во всех прежних теориях человеческого общежития, у некоторых, например, у древнегреческих философов, сложилось представление о том, что государство – это реальное целое, имеющее свои специальные цели и задачи, совершенно отличные от задач и целей, входящих в состав его индивидуумов. Человек сам по себе не имеет, по их понятиям, цены как таковой; его жизнь, его страдания и радости имеют значение лишь постольку, поскольку они касаются государства и его интересов. Человек существует только как часть государства, вне государства его существование лишено всякого внутреннего смысла и содержания; своих собственных целей и интересов, своих собственных стремлений и желаний человек иметь не может. Да и нет совершенно человека как такового, существует только гражданин, а у этого последнего все жизненные стремления не могут не совпадать с интересами и задачами целого.

Мы знаем из древней истории, что практика государственной жизни всецело покоилась на указанных принципах. В древней Спарте, например, государство считало себя вправе вмешиваться в самые интимные стороны жизни своих граждан. Исходя из того воззрения, что брак есть учреждение, имеющее своей единственной целью доставлять государству нужное количество граждан, правительственные власти по своему усмотрению регулировали брачную и семейную жизнь граждан. В определенном возрасте граждане должны были вступать в брак, причем пары выбирались и соединялись по распоряжению властей. Количество детей, которое мог иметь гражданин, было строго определено законом. Воспитывались только здоровые дети, из которых могли сделаться здоровые и полезные граждане; слабые же были обречены на гибель при самом их рождении. Бесплодные браки считались недействительными. Безбрачная жизнь считалась преступлением и наказывалась законом. Словом, во всех этих отношениях, в отношениях мужей к своим женам, родителей к детям, вообще членов семьи друг к другу, преследовались исключительно государственные интересы; чувства человеческие как таковые совершенно не принимались в расчет. Здесь государство было все, человек – ничто.

С совершенно противоположными воззрениями мы встречаемся у теоретиков так называемого государственного договора и у провозвестников либерализма. Тут личность всесильна; она одна реальна, только ее интересы действительны. Все существующие формы общежития являются результатом свободного соглашения совершенно равных и равноправных индивидуумов, принявших эти формы единственно потому, что они это считали для себя более выгодным, более удобным или приятным, чем жизнь поодиночке.

Если мы теперь обратим внимание на все те многочисленные теории, которые стоят между двумя охарактеризованными крайними и противоположными друг другу воззрениями на сущность и природу человеческого общежития, то мы опять-таки убедимся, что других понятий, кроме «индивидуум» и «государство», не имеется. Да оно иначе и быть не могло в прежние времена! В эти времена, когда государство во всех своих видах и формах давило всякое проявление личной инициативы и эгоистически заботилось только о своих интересах, которые довольно часто не только не совпадали, но и шли прямо вразрез с интересами граждан. В такие времена всякий протест против государственного деспотизма естественно должен был иметь своим основанием единственно попранные интересы личности, поруганные права гражданина. Личность восстала против государственного ига; личность и государство становились порой враждебными друг другу. Каждая из этих сил имела своих борцов, своих защитников, своих жрецов и хулителей. И тем, которые чувствовали потребность водворить на земле мир и в сердцах людей благоволение, не оставалось ничего другого, как попытаться примирить между собою эти враждебные силы, устранить существующие между ними противоречия.

И вот Французская революция сразу поставила вопрос на совершенно другую почву, обратив внимание человечества именно на те явления и факты, совокупность которых составляет понятие «общество».

Что же оказалось, когда новый строй жизни получил право гражданства в большинстве европейских государств? Оказалось, что и после устранения влияния государства на личную жизнь граждан последние остаются все-таки связанными между собою различными и разнообразными узами, которые держат их вместе и ставят их в зависимость друг от друга не хуже всяких правительственных указов и мероприятий. И эти узы оказались до того сильными, что они почти совершенно не изменились, несмотря на изменение формы правления. В общежитии выступили наружу, кроме личных интересов, интересы групповые, интересы целых классов и сословий, которые держались и оставались действительными и после устранения всевозможных привилегий, после уничтожения правового неравенства. Далее проявились целые серии интересов, которые самым очевидным образом не находились ни в какой связи с формой правления, хотя бы уже потому, что они встречались при самых разнообразных формах правления, в республиках в такой же степени, как и в конституционных или абсолютных монархиях. С другой стороны, на эти интересы, как и на созданные ими связи между личностями и группами, нельзя было смотреть как на результат соглашения отдельных индивидуумов, так как они явно существовали до каждой личности, взятой в отдельности; каждая отдельная личность входит в уже готовую сферу интересов, сознательно или бессознательно, и подчиняется требованиям среды, совершенно этого не замечая. Словом, оказалось, что, кроме политических форм, существуют еще другие формы общежития, с одной стороны, – более осязательные по своему влиянию на все внутреннее содержание личности, с другой стороны, – менее подверженные изменению, нежели первые. При дальнейшем наблюдении стало очевидным, что эти формы общежития не только не зависят от государственного строя, а что, напротив, этот последний в большей степени подвержен влиянию этих форм, с изменением которых и политический строй в конце концов тоже меняется. И вот когда все это дошло до сознания человечества, то естественно явилась потребность создать новое понятие, которым выражалось бы все то, что относится к общежитию, поскольку оно имеет содержание, совершенно самостоятельное от понятий личности и государства. Таким образом и было создано понятие «общество», – понятие, выражающее совокупность всевозможных форм общежития, явившихся естественным и историческим результатом более или менее долгого сожительства больших групп людей на одной и той же территории, в одних и тех же политических границах.

Возникновение этого понятия составляет эпоху в развитии человеческой мысли. Под влиянием этого понятия изучение человека и его способностей приняло совершенно иное направление. С тех пор нельзя было больше смотреть на него как на существо, зависящее в своих поступках и упущениях единственно от себя самого. Его духовная и нравственная жизнь, как и его физические особенности и свойства, должны с тех пор рассматриваться как продукт разнообразнейших условий того общества, в котором он родился и воспитывался, с которым он связан тысячью различных нитей. При своем появлении на свет божий человек встречает, кроме объективного мира природы, также и мир обычаев, нравов, привычек, разнообразных воззрений и понятий и т. д., которые он незаметно для себя всасывает с молоком матери. Под влиянием этих условий образуется его характер, его собственные воззрения, симпатии и антипатии, вообще весь его умственный и нравственный склад. Отдельный человек не может иметь других представлений, других понятий и чувств, кроме тех, какие встречаются в его время среди того общества, в котором он вырос; его собственная индивидуальность выражается только в том, как он все воспринятые им элементы в себе перерабатывает и отражает. Все, что человек в своей жизни предпринимает, его занятия, его стремления, его задачи – все имеет корни в общественной среде, которая в свою очередь есть не что иное, как результат взаимодействия единичных стремлений и желаний отдельных лиц и целых групп людей.

Понятие об обществе ни в каком случае не совпадает и его нельзя смешивать с понятием о государстве. Что это так, – мы лучше всего поймем из следующего примера. Возьмем хозяйственную жизнь любого народа нашего времени. Мы видим много групп, материальные интересы которых чрезвычайно отличаются друг от друга, а иногда и до того расходятся между собой, что группы эти вступают между собой в борьбу, причем каждая из них всеми силами старается не только победить противника, но и совершенно его уничтожить. В области общественной жизни эта борьба интересов представляется не только понятной, но также исторически необходимой. Интересы не могут не прийти в столкновение между собою, раз они противоположны друг другу, раз одна группа людей видит в другой своего противника. Так было, так и всегда будет, пока хозяйственные интересы одних людей не перестанут быть помехой хозяйственным интересам других. Совершенно иначе обстоит дело с государственной точки зрения. Государство как таковое эта борьба интересует лишь настолько, насколько борющиеся прибегают к помощи тех или иных государственных учреждений, и тут задача государства заключается только в том, чтобы не допускать злоупотреблений, как с одной, так и с другой стороны. В то время как отдельные общественные группы преследуют прежде всего свои собственные цели, государство, напротив, стоя, так сказать (по крайней мере в теории), над борющимися группами, имеет и должно иметь в виду общегосударственный интерес и стремиться к удовлетворению в одинаковой степени потребностей всех без исключения граждан. И в то время как результат государственной деятельности всегда более или менее совпадает с тем, на что рассчитывали власть имущие, результатом борьбы общественных групп является всегда, помимо победы той или другой стороны, еще одно очень важное и знаменательное явление, заключающееся в том, что из столкновения всевозможных интересов этих групп мало-помалу совершенно естественным путем образуется единая высшая атмосфера, которая, в свою очередь, пронизывает своими элементами все вообще жизненные сферы, являясь одним из могущественных факторов, направляющих и определяющих жизнь и деятельность каждого отдельного человека.

И эта атмосфера, несмотря на то, что она не может быть осязаема, тем не менее чрезвычайно реального свойства, и присутствие ее чувствуется на каждом шагу. Мы не можем себе представить отдельного человека без тех особенностей и качеств, какие мы привыкли в нем встречать. Но мы можем с уверенностью сказать, что человек, который каким-нибудь образом с первых дней своей жизни жил и рос бы вне общества, что такой человек, несмотря на унаследованные им от своих родителей наклонности, все-таки чрезвычайно сильно отличался бы от людей, живущих в обществе. Тысячи различных вещей, которыми пользуется человек и элементы которых он незаметно для себя воспринял в свое «я», являются исключительно продуктами общественности, продолжающими существовать как целое, помимо отдельных личностей. Язык, литература и искусство, нравственность и обычай, и множество других подобных вещей живут и развиваются на основании особенных принципов. Единичный человек говорит, конечно, на языке того общества, в котором он живет, но он тем не менее не владеет языком во всей его целости, так как язык целого общества обладает всевозможными элементами, которые в своей совокупности никогда не встречаются в языке одной какой-либо личности. Точно так же недоступна отдельному человеку вся совокупность убеждений или воззрений и верований, господствующих в известное время в данном обществе. Его воззрения, его верования составляют часть этого целого, и притом в известной, особенной комбинации только сравнительно небольшого количества элементов. И так во всем. Эти совокупности, тем не менее, существуют и не перестают действовать на каждого отдельного человека, являясь для него кладезем, из которого он черпает все свое жизненное содержание.