Menschen und Leidenschaften (Люди и страсти)

Юрий (в сторону). Если он меня убьет, она ему не достанется; если я его убью… О! мщенье!.. она ему никогда не достанется, ни ему, ни мне… пусть так… теперь я понимаю, отчего он не хочет стреляться – он не хочет ее лишиться… Как желал бы я быть на его месте. Смерть ему, похитителю последнего моего сокровища, последнего счастья души моей… смерть и проклятье!.. (Ему) Трус, слабодушный ребенок… не тебе быть гусаром, ты способен стоять на коленках пред женщинами… ха! ха! ха!.. Стыдись, мямля, бери-ка пистолет.

Заруцкий (подходя). Так Юрий в самом деле не шутит?

Юрий (показывая на оружие). Моя последняя шутка здесь… (Кидает один пист<олет> на землю.)

Заруцкий. О! это много для шутки. (Подымает пистолет.) Мы стреляемся здесь!..

Юрий. В самом деле?.. Небо или ад мне послало это блаженство? благодарю тебя, мой помощник…

Заруцкий. Только ты мне должен объяснить…

Юрий. Дай честное слово, что будешь стреляться.

Заруцкий. Вот оно!..

Юрий. Ты похитил у меня ее сердце, сердце той… что была сейчас здесь… да!.. этого… кажется, довольно, слишком для меня довольно.

Заруцкий. Я очень рад, что это так, ибо ты ошибаешься… выслушай только.

Юрий. Я не слушаю… я не верю ничему больше на свете, этот миг переменил мое существованье…

Заруцкий. Да я не стану без того стреляться…

Юрий (с дикой радостью). А твое честное слово.

Заруцкий (в сторону). Проклятое честное слово…

Юрий. Стреляй!

Заруцкий. Я готов. (Про себя) Выстрелю на воздух!

Юрий (в сторону). Может быть он еще не виновен, может быть она меня обманула… разве он не имел права ее любить, если был любим… однако ж это требует крови, крови… пускай моя кровь прольется. (Берет его за руку.) Будем стреляться друзьями…

Заруцкий. Что это? откуда эта перемена?

Юрий. Позволь мне умереть твоим другом.

Заруцкий. К чему ж стреляться?

Юрий. Ах!.. я хочу умереть или тебя убить, тайна тяготит мое сердце… короче: я должен с тобою стреляться…

Заруцкий. Но какая тайна?

Юрий. О нет! не испытывай меня… не принимай участия, его не должно для меня существовать… не срывай покрова с души, где весь ад, всё бешенство страстей… позволь, лучше позволь мне тебя обнять в последний раз. (Обнимает.) (Поднявшись) Так всё кончено… я сделал должное… последняя слеза всех моих слез, свинцовая слеза моих страданий упала ему на грудь… ее может быть пробьет мой свинец; что ж?.. он будет тогда счастливей меня. (К нему) Добрая ночь, друг… а попы нам отпоют вечную память. (Становятся.)

Заруцкий (наводит пистолет). Раз… два…

Юрий. Постой!..

Заруцкий. На что!..

Юрий. Ты должен мне клясться, что если я буду убит… то ты ее больше ни разу не обнимешь… что ты кинешь ее навсегда… Заруцкий!.. Заруцкий!.. не забудь, что мы еще друзьями… ты должен отомстить меня… Я для тебя всё сделал, что нужно. У меня в кармане бумага, где написано, что я сам застрелился… а ты беги! беги!.. совесть не должна тебя мучить: она всему виною…

Заруцкий. Твой ум расстроен: – ты не знаешь, про кого говоришь…

Юрий. Не говори, не оправдывай ее: она черна, как сажа… Не эта ли девушка клялась в любви на груди моей, не здесь ли хранится ее клятва?.. Я преклонял мои колена, как перед ангелом, ангелом невинности – боже всемогущий, прости, что я оклеветал твое чистейшее творенье!..

Заруцкий. Коли дело делать, так скорей, нам могут помешать…

Юрий (в задумчивости). Какой адский дух толкнул меня за это дерево… зачем я должен был увидеть обман, мне приготовленный, зачем, выпивая чашу яда, мне должно было узнать о том, – в ту минуту, когда напиток уже на языке моем… Может быть без этого я бы скоро ее разлюбил или провел месяцы наслажденья спокойного, на груди изменницы, но теперь, теперь, когда я сам видел… теперь… змея ревности клубится в груди моей… ненависть пожирает мою душу… я должен отмстить за оскорбленное мое сердце…

Заруцкий. Волин! готовься!..

Юрий (не слышит). Ужели это была необходимость; ужели судьбе нет другого дела, кроме терзать меня… она знает, что человек слабее ее: ты, грудь моя, бывшая всегда жертвенник одних высоких чувств… окаменей подобно ее сердцу… пускай на тебе дымится мщенье… О! для чего в первые минуты любви закрыты от нас муки ревности?.. Но он, он… мой друг; ах! зачем! я б раздробил его череп… теперь я должен умереть… и что для меня жизнь, что снова блеснет разочарованной душе двадцатилетнего старика, (подумав) так я стар… довольно жить!..

Заруцкий (бьет его по плечу). Теперь не время размышлять… или ты боишься?..

Юрий (как от сна). Я готов! (Оборачивается и открывает лоб.) Дай я буду считать… когда скажу: три… спускай… раз – два (останавливается)… не могу… чудо! сердце охладело… слова не льются… но я возьму верх.

(Слышен крик. Вбегает Любовь.)

Явление 5

Любовь (подбежав к Юрию, видит пистолет). Ах!.. что это такое…

Юрий (отходя прочь). Ничего!..

Любовь (к Заруцкому). Ради неба!.. что это значит! (Молчание.) Даже вы не хотите мне сказать… (К Юрию) Зачем эти пистолеты!.. и ствол к тебе…

Юрий (язвительно). Спроси у него… у этого гусара в золотом ментике и с длинными усами, он и теперь лучше удовлетворит твоему желанью, чем я.

Любовь (с нежным укором). Юрий! зачем такой холодный тон… как ты скоро переменился…

Юрий (в сторону). О непостижимое женское притворство. (Ей) Оставьте меня… я сказал вам, спросите у Заруцкого!..

Заруцкий (подходит к Юрию). Нам помешали – итак до завтрашнего… (Уходит.)

Юрий.. Как знать, что будет завтра?.. может быть я буду счастлив, может быть я буду лежать на столе… (Любови) Что вы не пошли за ним, он вас любит больше меня…

Любовь. Какая холодность – но мы теперь одни, растолкуй мне эту тайну, умоляю тебя самим богом…

Юрий. Не им ли ты клялась любить меня…

Любовь. Я сдержала мою клятву.

Юрий. Я и позабыл, что она не клялась любить меня одного… быть может, она права; кто знает женское сердце, – говорят, оно способно любить многих вдруг…

Любовь (с грустью). О! как ты несправедлив…

Юрий. Против тебя? я несправедлив?.. и ты можешь так равнодушно говорить… как будто… о, трепещи, если я докажу тебе.

Любовь. Чего мне бояться? Совесть моя чиста…

Юрий. Ее совесть? Ад и проклятье… Я тебя любил без всякой цели, но это благородное чувство впервые обмануло меня. За каждую каплю твоей крови я был готов отдать душу; за один твой веселый час я заплатил бы целыми годами блаженства… и ты… мне изменила!..

Любовь. Как?.. такая клевета, ужасное подозренье, вышло из твоего сердца?.. Не верю! ты хотел испугать меня. (Берет его за руку.) Ты шутишь… о скажи: ты шутишь!.. Юрий! перестань; я не… вынесу… этого…

Юрий (в бешенстве). И ты не стыдишься перед этими деревами, перед цветами, растущими вокруг, пред этим голубым сводом, которые были свидетелями наших взаимных обещаний… посмотрите, дерева, с какой адской улыбкой, притворной невинностью она стоит между вами, недвижна, как жена Лотова… взгляни и ты, девушка, на них… они качают головами, укоряют тебя, смеются над тобой… нет… надо мной они хохочут… слышишь, говорят: безумец, как мог ты поверить женщине, клятвы ее на песке, верность… на воздухе… беги, беги, уже зараза смертельная в крови твоей!.. беги далеко, из родины, где для тебя ничего больше нет… беги туда, где нет женщин… где ж этот край благословенный, пущусь искать его… стану бродить по свету, пока найду, и погибну… где?.. лишь бы дальше от нее… а то мне всё равно! – простите места моего детства, прости любовь, надежда, мечты детские… всё свершилось для меня… (Хочет бежать, Любовь, как пробудившись, вдруг останавливает его.)

Любовь. Остановись, на минуту!.. не погуби невинную девушку. (Жалобно) Слушай, жестокий друг: клянусь, в первый раз клянусь всем страшным для меня, что я тебя одного любила и люблю!.. чего тебе еще больше; неужели и эти слова тебя не уверяют? Юрий!.. отвечай мне ласково, иначе ты убьешь меня. (Сильнее прижимает к себе его руку.)

Юрий (почти не слыхав ее слов). Какой сильный дух остановил меня? отчего я еще здесь… Моя голова пылает, мысли мешаются, (старается вырваться) пусти… пусти.

Любовь. Юрий! не пущу тебя, пока ты не признаешь меня невинною, до тех пор смерть не оторвет меня от ног твоих; я обниму колени, если ты отрубишь руки, я зубами стану держаться, позволь мне тебе всё объяснить!..

Юрий (холодно). Вы справедливы…

Любовь. Ты говоришь не от сердца.

Юрий. Ты невинна, непорочна… пусти меня…

Любовь (пускает слабже его руку, но Юрий не выдергивает свою, и она остается). Помнишь ли ты прошедшее? – ты сам признавался, что моя нежность сделала тебя счастливейшим человеком, я верю, ибо люблю тебя со всем пламенем первой страсти… вспомни, что ты мне рассказывал давно уже; ты говорил, что предмет первой любви твоей своею холодностью сделал твой характер мрачным и подозрительным, что с тех пор твое сердце страдает от нанесенной язвы… (Юрий глядит в сторону, дабы скрыть смущение.) А ты губишь первую любовь бедной девушки… суди по себе… ты сделался мрачен, а я не перенесу этого… Неужели ты такой эгоист, что почитаешь себя одного с чувством и душою… О Юрий, ты так обманул меня; ты говорил о привязанности своей ко всему миру, ко всем людям, а ныне не имеешь сожаления к бедной девушке…

(Юрий в сильном смущении.)

Но ты плачешь… о, не верю, что ты совсем меня отвергнул, нет, я еще любима, – не верю твоей холодности, она пройдет, ревнивый мужчина!.. видишь: я у ног твоих прошу пощады: люби меня… выслушай оправданье…

(С рыданьем упадает перед ним и обнимает его колена. Юрий в сильном движеньи; рыданья останавливают вырывающиеся слова; он плачет.)

Юрий (дрожащим голосом). Прочь, прочь… сирена… прочь от меня…

Любовь (встает и поднимает глаза к небу. Тихо). О боже! боже мой!..

Юрий (отошед в сторону). Слабость! слабость! Она мне напомнила про первую любовь, про первые муки душевные – и я заплакал; но она не тверже меня духом; я заставлю ее, бледнея и дрожа, признаться в измене… (Молчание.) Я не знаю, она еще так много власти имеет надо мною, что надо призвать всю твердость, чтоб совершенно окаменеть… так, я не должен иметь ни малейшей жалости к прекрасному личику этому… я желал бы ее сделать безобразною, чтобы совершенно истребить из груди любовь. (Берет пистолет и подходит к ней.) Видишь ли это оружие… я могу чрез одно пожатие пальца превратить тебя в окровавленный труп… видишь. (Прицеливается.)

Любовь. Стреляй, если можешь…

Юрий (бросает пистолет. С досадой). Женщина!

Любовь. Неужели думаешь, что я дорожу теперь жизнью… нет, я никогда не наслаждалась ею и умею не бояться убийцы. (Опускает снова в задумчивости голову и руки.)

Юрий (мрачный, приближается к ней). Наши сердечные связи расторгнуты, виновна ты или нет. Я не буду любить тебя, я не могу, если б даже и хотел… (Глядит ей пристально в глаза и берет руку.) Вот перстень, который ты мне дала недавно: возвращаю его тебе, как ненужного свидетеля любви моей. Возьми его назад. Я еду из родины в чужие края, ничто больше здесь меня не задержит… (Тронутый) Благодарю тебя за лучшие часы моей жизни и ни за что не укоряю. Ты показала, что можно быть совершенно счастливу у сердца нежной женщины и что это блаженство короче всех блаженств… (Жмет руку ей.) Благодарю тебя, Любовь!.. (Молчание. После чего Юрий с жаром продолжает) О друг мой! оставь свое бесполезное упрямство. Ты меня не разуверишь, ибо я сам всё видел… но… признайся чистосердечно, что ты виновна, тогда, быть может, я снова полюблю тебя…

Любовь (гордо). Нет! я на свою честь не буду клеветать… Впрочем, мое признанье было б бесполезно, если б я была в самом деле виновна пред тобою…

Юрий. Итак ты не хочешь…

Любовь (твердо). Не могу и не должна!..

Юрий. Прощай. (Идет, но ворочается.) Дай мне последний поцелуй. (Берет ее руки.) Прощай, Любовь, прощай надолго!.. (Целует ее в губы.) (В восторге) Нет! нет! эти уста никогда не могли быть преступными, я б никому не поверил, если б… проклятое зренье!.. Бог всеведущий! зачем ты не отнял у меня прежде этого зренья… зачем попустил видеть, что я тебе сделал, бог!.. О! (с диким стоном) во мне отныне нет к тебе ни веры, ничего нет в душе моей!.. но не наказывай меня за мятежное роптанье, ты… ты… ты сам нестерпимою пыткой вымучил эти хулы… зачем ты мне дал огненное сердце, которое любит и ненавидит до крайности… ты виновен!.. Пусть гром упадет на меня, я не думаю, чтоб последний вопль давно погибшего червя мог тебя порадовать… (В отчаяньи убегает.) (Молчание.)

Любовь (оглядывается). (Жалобно) Он ушел! О, я несчастная девушка!.. (Упадает в слабости на скамью дерновую.)

(Занавес опускается.)

Конец 4-го действия

Действие пятое

Явление 1

(Комната Николая Михалыча, сундуки и чемоданы готовы к отъезду.)

Васи<лий> Мих<алыч> (входя, слуге, который идет за ним). Что? что? не может быть. Неужели это правда?

Слуга. Точно так-с…

Васи<лий> Мих<алыч>. Так, так, мне самому это всё казалось… экой шельма… поди позови брата сюда моего… экое несчастное дело! (Уходит слуга.) Ну как объявить ему теперь – просто, да просто – надобно за один раз кончать эти сплетни. (Садится.) Надобно порядком распечь племянника моего, – экую он заварил кашу – однако я пощажу его немного. Молодость! всё молодость! хотя это такой порок, от которого всякий день мы исправляемся, – может быть, он и не совсем так говорил, или что-нибудь да не так тут есть… впрочем, я не думал бы никак, чтоб Юрий дошел до такой низости, если б (в задумчивости опускает голову)… Ба! – что это за записка: Ма chère[10]… это любопытно. (Подымает записку – вдруг вскакивает в изумлении и долго молчит, смотря на записку, потом с досадой говорит) Как… к Любови – к моей дочери любовное письмо – свидание… Юрий… нет, этого я не стерплю. (Молчание.) Видно это давно написано, потому что на полу валяется, как всё старое. (Молчание.) Ну, говори, что я несправедливо делал, любя дочерей моих неодинаково… Я наперед как предчувствовал это… вот Лизушка такой штуки не сделает… с братом двоюродным любовное свиданье – где это на свете видано… О! я ему отомщу; будет теперь меня помнить. После этого чего нельзя от него ожидать, от обольстителя двоюродной сестры!.. (Ходит взад и вперед.) Однако припрячу записку до случая. (Кладет в карман.) Но вот и брат идет, кажется…

Явление 2

(Николай Михайлович входит.)

Ник<олай> Мих<алыч>. Что это, брат, такое, что опять за важное дело. У меня, право, их теперь так много, что не знаю, куда с ними деваться.

Васи<лий> Мих<алыч>. Да дело немаловажное, касающееся до тебя и до твоего сына.

Ник<олай> Мих<алыч>. М<арфа> Ив<ановна> что-нибудь еще хочет сочинить, не правда ли?

Васи<лий> Мих<алыч>. Нет, до нее тут ничего не касается.

Ник<олай> Мих<алыч>. Эх, братец! так что же тут может быть важного. Ты меня только оторвал от занятья… об этом после можно поговорить.

Васи<лий> Мих<алыч>. То-то нельзя…

Ник<олай> Мих<алыч>. Что же это?

Васи<лий> Мих<алыч>. Твой сын…

Ник<олай> Мих<алыч>. Мой сын – лучший из сынов. Благороден, справедлив, хотя мечтателен, и меня любит, несмотря на все происки старух…

Васи<лий> Мих<алыч>. Хм! хм! хм!

Ник<олай> Мих<алыч>. Что ты так смотришь? Неужели кто-нибудь может сказать нет?

Васи<лий> Мих<алыч>. Нет! – не то, чтобы не любил совсем; а это еще подлежит сомнению.

Ник<олай> Мих<алыч>. Как сомнению? что это! Неужели ты так об нем думаешь? – братец!

Василий Мих<алыч>. Да думаю… и, может быть, ты сам скоро начнешь думать.

Ник<олай> Мих<алыч>. По крайней мере он до сих пор не подал мне повода почитать его бесчестным человеком.

Васи<лий> Мих<алыч>. Вот видишь: есть люди, которые умеют так скрыть цель свою и свои поступки, что…

Ник<олай> Мих<алыч>.. Братец! Юрий не из таких людей…

Васил<ий> Мих<алыч>. Человек неблагодарный не может быть хорошим человеком.

Ник<олай> Мих<алыч>. В нем этого нет…

Васи<лий> Мих<алыч>. А как есть? Разве Марфа Ивановна не воспитала его, разве не старалась об его детстве, разве не ему же хотела отдать всё свое имение, а он – оставим – ну, да это для отца, – да как поступает с ней; со стороны жалко смотреть, – груб с нею, как с последней кухаркою…

Ник<олай> Мих<алыч>. Что же из этого всего ты хочешь вывесть?.. Ради бога объяснись!..

Василий Мих<алыч>. А то хочу вывесть, что он, обманув ее, может обмануть и тебя. Видишь: тебе кажется, что он с ней так дурно поступает, ее оставляет, про нее дурно говорит… а, кто знает, может быть, и ей он на тебя бог знает как клевещет.

Ник<олай> Мих<алыч>. Стыдись! – это всё одни несправедливые подозрения! – помилуй! что ты делаешь?

Васи<лий> Мих<алыч>. Я хочу тебе открыть глаза из одной дружбы к тебе, и у меня, поверь, не одни подозрения – без доказательств не смел бы я говорить.

Ник<олай> Мих<алыч>. Да тут нет доброго смысла, братец!..

Васи<лий> Мих<алыч>. Отчего же?

Ник<олай> Мих<алыч>. Ну ты верно согласишься, что Юрий умен!

Васи<лий> Мих<алыч>. Глупый человек не может быть так лукав!..

Ник<олай> Мих<алыч>. Итак согласен! Какая же тут цель? Он должен бы был понять, что эти сплетни, как ты говоришь, ни к чему не послужат!

Васи<лий> Мих<алыч>. То-то и дело: он умен, потому-то я еще и не совсем дошел до цели. А в том, что я теперь тебе расскажу – я уверен. Слушай же: вчерась, в ее комнате, он говорит своей бабке: довольны ли вы теперь моей привязанностию! вам тяжко присутствие моего отца! я ему про вас наговорил, он с вами побранился – и теперь вы имеете полное право ему указать порог…

Ник<олай> Мих<алыч>. Ужасное бесстыдство…

Вас<илий> Мих<алыч>. Да – но это не всё…

Ник<олай> Мих<алыч>. Что еще может быть ниже этого!.. но нет, не верю… не верю… кто слышал это? (Берет его сильным движением за руки.) Отвечай, кто слышал?.. кто?

Вас<илий> Мих<алыч> (в сторону). Беда! надобно солгать. (Ему) Я – я слышал… право я…

Ник<олай> Мих<алыч>. Непостижимый случай. Сын… не могу подумать этого – изверг!..

Васи<лий> Мих<алыч>. Успокойтесь!.. успокойтесь…

Ник<олай> Мих<алыч>. Мне успокоиться? Ха-ха!.. (Звенит, человек входит.) Сына моего пошли. Сию минуту отыщи его, хотя б он был у самого чорта… слышишь. (Ходит взад и вперед по комнате.)

Вас<илий> Мих<алыч>. Но я тебя прошу, братец, поменажируй, поменажируй его… пожалоста – ведь я так только тебе сказал, а не для того, чтобы сделать из этого целую историю… пощади его, ведь он еще молод, видишь ли… братец…

Ник<олай> Мих<алыч>. (в бешенстве). Никогда– никогда – мне его пощадить – нет – я ему дам нагонку – кто б подумал – такое злодейство… хотя бы капля совести – ничего! До тех пор меня обмануть… О! он дорого мне это заплотит… (Ходит взад и вперед.)

Вас<илий> Ми<халыч> (в сторону). Вот, кажется, и Юрий идет сюда – сяду на это кресло и, как ни в чем не бывало, стану слушать. Да я б желал, чтоб ему хорошенько досталось – ведь видно, что родства не знает. Любовное свидание с моей дочерью! Боже, боже мой! экая нынче молодежь! Ну ж, я ему отплатил! В таких случаях солгать простительно! (Садится возле стола.)

Явление 3

(Прежние и Юрий (входит тихо).)

Юрий. Вы меня спрашивали, любезный батюшка?

Ник<олай> Мих<алыч> (в сторону). Любезный! я ему задам такой любезности, что он будет помнить.

Юрий (ближе). Батюшка! что вам угодно?..

Ник<олай> Мих<алыч> (оборачиваясь. Сердито и строго). Кажется, вам бы можно со мной поучтивее обращаться…

Юрий (в удивлении отступает назад).

Вас<илий> М<ихалыч> (в сторону). Идет хорошо покуда.

Ник<олай> Мих<алыч>. Кто тебе велел сюда придти?

Юрий (всё еще смотрит на него).

Ник<олай> Мих<алыч>. Повторяю, зачем ты сюда пришел?

Вас<илий> Ми<халыч>. Да ведь ты, братец, за ним, кажется, посылал!..

Ник<олай> Мих<алыч>. Знаю сам. Да я хочу, чтобы он отвечал… (С презреньем.) Видишь, как смотрит, точно бык. (Юрию) Что ты молчишь, негодяй?

Юрий. Что такое?.. но вы, верно, шутите, батюшка, перестаньте, прошу вас; нынче такие шутки мне слишком тяжело легли на сердце… кончите…

Ник<олай> Мих<алыч> (сердито). Смотри, пожалуста – я с ним шучу!.. нет серьезно говорю, сударь, что ты негодяй, скверный человек.

Юрий (горячо). Батюшка, я не заслужил этого!

Ник<олай> Мих<алыч>. Ты заслужил больше… ты стоишь, чтоб я тебя прибил… и еще больше.

Юрий (гордо и с увеличивающимся жаром). Вспомните, что я уже не ребенок… не доведите меня до крайности, моя голова довольно нынче разгоряченна… Я невинен, ручаюсь честью!.. но за себя не всегда могу отвечать!.. не…

Ник<олай> Мих<алыч> (прерывает). Отец всегда, имеет право над сыном… а ты хочешь идти против меня, неблагодарный?..

Юрий. Так, я не благодарен, только не к вам. Я обязан вам одною жизнью… возьмите ее назад, если можете… О! это горький дар…

Ник<олай> Мих<алыч>. Что ты хочешь сказать этим…

Юрий. Для вас я покидаю несчастную старуху, хотя мог бы быть опорой последних дней ее… Она мне дала воспитание, ухаживала за моим детством, ей обязан я пропитаньем, богатством, всем, что я имею, кроме жизни… и в несколько дней я ее приблизил к могиле… К ней я неблагодарен… я не должен был смотреть на ваши распри: обязанность человечества должна была занять мое сердце… но для вас я сделал великое преступление… и вы меня обвиняете, вы, мой отец… нет, это свыше границ возможного!..

Ник<олай> Мих<алыч>. Ты можешь так бесстыдно лгать, лицемер… ты, который своими низкими сплетнями увеличил нашу ссору, который, надев маску привязанности, являлся к каждому и вооружал одного против другого, через которого я как последний нищий выгоняем из этого дома… несчастный; если б я это знал, я б тебя удушил при твоем рожденьи, чтоб никогда глаза мои не видали такого чудовища!..