Нежить на службе Его Величества

– Я женскими увлечениями не увлекаюсь! За что её отчислили?

– Бросалась смолкою в волосы одноклассниц.

– Ха! – гаркнул генерал. – И я так делал! На балу в младшей школе, когда к нам девиц приводили танцевать. Шестерых засмолил тогда! Сколько им?

– Семнадцать.

– Они мне нравятся. Маманька их под юбкою-то не держит. С ними договориться можно. Безо всякой излишнею опеки. Голова на плечах есть. Молодые. Дух авантюризма в наличии. Да. Хороши!

– Да живут они не с подачек государства, как местные жёны и дети Галицкого. Граф Верхолапич обеспечил внукам безбедную жизнь. Они могут и отказаться от наследства, увидев такой спрос на маленькую квартирку. У них целое родовое имение, Верхолаповские конюшни, земли. Они даже отказались от предоставленных билетов на паровоз. У них есть собственный экипаж, для дальних путешествий, с печкою, спальными местами и другими удобствами.

– Эх. В наше время печка – это лес. А лес – это печка. Их под Смоленск бы. В те года. Да на те верста. Не откажутся! Есть у меня идея! Бабоньки пусть за наследство грызуться. А вот этим… Долгоруковым…

– Верхолапичи они. Только сын с дочкою Галицкие. – поправил Фредерик.

– Да хоть горшком зови. Юристов поднапряжём. Имение нам не впёрлось! Да и сбережения тоже. Нам нужна лавка. И малютки Галицкие. – воодушевлённо сказал генерал Москвитин.

Глава 2. В которой празднуют знаменательный день в Александровском уезде.

Няньки, поварихи, учителя, соседи и даже псарь глубоко вдохнули. Настроение было игривое. Хотелось закатить пирушку, да не простую, а на целую неделю. Что бы столы во дворах ломились от водки и еды, а ворота были открыты для всех желающих. Это первое, что предложил псарь, когда груженый экипаж отъехал, обдав их пылью, и захромал вдоль дороги. Хромоту свою он заработал, когда маленький Сашенька учился стрелять, выбрав в качестве мишени колени уснувшего с хмеля псаря.

В женской гимназии объявили выходной день. Но девицы все равно не веселились. Вместо того, чтобы наряжаться, да красоваться перед женихами, они сидели в своих спальнях и состригали свои косы, неотвратимо испорченные смолкой, что Лизонька налепила им на уроке риторики.

Да и рекруты с училища впали в тоску. Главный повеса больше не распахнёт дверь с ноги. Не прочтёт новый стих о сосцах, секелях и прочих женских прелестях, за который, все, непременно, будут маршировать до заката и отжиматься до потери пульса. Не покажет щелку в заборе, в которую можно пролезть на обеде, не принесёт водку в сапоге, и не добудет стремянку, по которой можно подняться в спальни девичьего интерната. Всё это, мог совершить любой юноша, но не совершал. Ведь есть Александр Васильевич – главный учредитель пьянок, стрельбы, веселья и конечно же любимец всех девок в уезде. Им было плевать, что на вечере будет косой Васька Орбовский, али же прыщавый Инокентий Доромыш. Важно, что Сашка будет присутствовать. А то, что прыщавый и косой разобьются в лепёшку, принесут цветов, шоколада и шампанского, а Сашка дай бог одарит взглядом, девок волновало в последнюю очередь.

Коровы были выпущены на волю, где доколе их могла сшибить карета.

– Птенцы вылетают из гнезда. Да не куда-нибудь, а в самый Петербург! В столицу! – причитала одна из гувернанток. – Только бы не воротились! Господь, наш, всемогущий, помоги нам!

И господь помог. Ведь близнецы не собирались ворачиваться туда, где нет брусчатки и мощёных дорог. Где автомобиль принимают за господне чудо. Где только два питейных заведения. Где фотографируются только на ярмарку, а старики и вовсе крестятся, и зовут фотоаппарат бесовской игрушкою. Где можно пол дня простоять на дороге, потому как стадо перекрыло проезд, а пастух надрался и уснул под деревом. Близнецы собирались покорить Петербург и остаться на его вершине.

Небо Петербурга было затянуто тучами и смогом, а дирижабли зависали совсем низко. От чего на улицах было мрачно и фонари горели даже в дневное время суток. Туда-сюда шныряли по улицам люди, перебегая дороги перед экипажами. Пароходы и катера рассекали черную гладь Невы.

Карета неслась по набережной, оставляя позади современные самоходные экипажи и автомобили. Из окон валил папиросный дым и романсы не прельщающие жандармов и околоточных, сдобренные крепким русским матом и удалым соло на баяне. На просторах Волжской губернии на такой шумный конный променад давно никто не обращал внимания. Каждый молочник, каждый христарадник, каждый зазывала, каждый старьевщик и даже местный городовой знал – это близнецы Галицкие выехали погулять. Проедут вдоль рынка, свернут на площадь. Сашеньку вырвет прямо из окна. Лизочка выбросит окурок и случайно подожжет сухую клумбу на площади. Заедут в кабачок и обязательно снесут оградку. Из-за Лизоньки с десяток парней учинят мордобитие. Сашка вновь прочтёт срамное четверостишье, которое ещё неделю будет на устах в каждой рюмочной.

Экипаж круто завернул на тротуар, распугав голубей и остановился под самой вывеской «Лавка красоты и здоровья Галицкого»

А возле лавки красоты и здоровья Галицкого было шумно, но отнюдь не от больных, бурно обсуждающих новую мазь от болей в спине или барсучью вытяжку. Не было у тех людей в руках сменных галош и простынок для процедур. В руках у них были клещи по металлу, отвёртки и молотки. Но замок на двери лавки здоровья не поддавался ни каким манипуляциям.

– Я дойду до прокурора! Обмануть вдову! Четырежды вдову! Какая низость! Эй! Яша. Сбегай-ка до этого шелувдивого юриста. Он дал нам не те ключи!

– Ты своего сына посылай, или он у тебя не отличает булочную от вокзала! Небось ещё и с пола ест, как собака!

– Сама ты собака! Профура!

– Маменька! Полно ругаться. Я схожу. – попытался сгладить конфликт Яков.

Яков хоть и проигрывал Илье в ширине и росте, читать и писать умел. На двух языках. Юноша он был стройный, миловидный и весьма умного вида.

– Ещё чего! Чтобы тебя экипажем задавило! Или псы бродячие покусали! Ох! Сердце! – Анна шлёпнулась на крыльцо и схватилась за грудь.

Вдовы уже битый час тщетно пытались проникнуть в завещанную им трёхкомнатную квартиру, с пресловутой аптекою внизу, но генерал Москвитин приказал сменить замок на двери. Теперь его можно открыть лишь ключом, что находиться у генерала в кармане, или разбить дверь ударом в пятнадцать-двадцать тонн.

Москвитин наблюдал за вдовами и готовился вот-вот послать за городовым. Естественно, документы на владения апартаментами и аптекой у набережной были подписаны именами Александра и Елизаветы, не без вмешательства генерала, но в вечер пятницы никто разбираться явно не станет.

Галицкие приехали на пятнадцать минут раньше, чем планировал генерал, а когда генерал планировал, он не любил таких оказий.

Белокурый юноша в костюме тройке и кадетском пиджаке поверх, спрыгнул первым, неся на плече патефон, за ним легко спустилась юная девушка в голубой шляпке, модном платье и с бутылкой шампанского в руке и принялась хлебать прямо с горлышка. Прохожие и бывшие завсегдатаи аптеки профессора, что приходили по старой память постоять на крыльце стали оглядывать молодых людей и перешёптываться. Даже вдовы обернулись, чтобы фыркнуть и сплюнуть на брусчатку.

Москвитин, редко бывал в миру, потому у него было мало гражданской одежды. Всё, вплоть до исподнего ему выдавали, поэтому в шкафу нашёлся лишь старый серый костюм. Жена Москвитина отказалась его гладить, сославшись на головную боль, поэтому он был до нельзя измят.

– Доброго вечера! Молодые люди, вы стали сотыми проехавшими по набережной Петербурга! Путешествуете, али по делам?

– Путешествуем по делам, – гордо ответила Елизавета. – Что там с сотыми? Нам что-то полагается?

– Вы, барышня, прямо в точку попали. Вы выиграли билеты в кино! – Москвитин протянул два квиточка близнецам. – Сеанс через пол часа. Не опаздывайте. Успеете взять репертуарный буклет и сладкой кукурузы.

– Стенька Разин! Мы на него дома сто раз ходили. – вздохнула Елизавета.

– Стенька Разин! Ух здорово! В восьмой раз посмотрим! Даже, Лиза! – воодушевленный Александр выхватил билетики и понесся обратно в карету со своим патефоном.

– Саша, я устала с дороги! Какое кино?

– Бесплатное!

– Хорошо. – сказал себе под нос Москвитин.

– Этот мужик какой-то мутный! А вдруг он аферист?!

– Да ты погляди на него. Как стоит, как говорит. Не иначе отставной фендрик. Таким доверять можно, сестрёнка. Поехали в кино.

– Ну я уже смотрела его тысячу миллионов раз!

– А в Петербурге в первый раз! Вдруг у них удлинённая лента будет!

Генерал возмутился. Его, фендриком. Да ещё и отставным. Но виду генерал не подал.

Кино в Петербурге, это не кино в Волжской губернии. Зал мог вместить в себя целый батальон, а то и два. Меж рядов не валялось лузги от семечек. Кресла была оббиты мягким бархатом. Экран в два раза больше, а изображение чётче. Можно было разглядеть чернобровую княжну и мужественного казака во всех красках. Фильм действительно длился дольше, вместо шести минут, целых восемь. Реплики держали на экране дольше, отчего Галицкие пришли к выводу, что Петербуржцы медленно читают.

– Кто красавицу захочет в башмачке одном? Я приду к тебе, дружочек, за другим башмачком! – выкрикнула Елизавета и зал засвистел, загудел, заулюлюкал. Те, кто был впервые, даже напряглись. Но Лиза была на этом фильме уже восемь раз и выучила наизусть все диалоги и песни.

Генера Москвитин синематограф не жаловал. Считал это праздным, бесполезным развлечением, недостойным звания искусства. Но сейчас, он очень сожалел, что фильм вышел таким коротким. Был бы он половину часа, а ещё лучше час. Тогда бы он, вверенные ему полковники, капитаны и даже денщик Крысин, нашли бы потайной ход в подвал, где хранилось всё оборудование и последний подопытный.

Конечно, генерал не был простаком. Он щёлкал врагов и предателей родины, как семечки. Он знал каждый тайный вход, и уж тем более каждый тайный выход. С Галицким он просто не успел. С ним бы трюки Галицкого не прошли. Он узнал бы всё что нужно, и даже больше. Но Галицкий и тут его опередил, взяв, и бесстыдно скончавшись.

Экипаж Галицких было слышно за версту и когда они подъехали, дверь была закрыта, крыльцо пусто. Затеянная вдовами склока была унята городовыми. Сонный консьерж передал близнецам ключи.

Лавка красоты и здоровья не успела покрыться пылью. В основном из-за обысков. При жизни Галицкий не слишком предавал важности уборке и наведению порядка.

Низкие люстры, журнальные столики, две софы и большой рабочий стол с амбарной книгой, пером на цепочке и припаянной чернильницей. И конечно же полки с бесчисленным количеством лекарств.

Лиза громко чихнула

– Лиза! Глянь! Вот это энциклопедия! – брат открыл книгу и начал быстро перелистывать страницы.

– Позаботилась ли ты о грудях! – зачитал он.

– Да, позаботилась. – ответила Лиза, и бросила свою шляпку на бюст Буяльского.

– Омоложение пиявками. Двести рублей!

– Фу.

– Увеличение частей тела! Двадцать рублей сантиметр!

– Хочешь себе, что-то увеличить? – рассмеялась девушка.

– Медовые ванны, лечение сном, примочки из змеиных ядов, кровопускание, лечение ломоты, восстановление мужской силы. Лиза, Мы точно в аптеке?

– В завещание указано девяносто квадратных метров. Без комнат на втором этаже. Ты видишь двери? – девушка, развалившись на кресле, листала бумаги.

– Возможно, тут есть потайные ходы! Как в Версальском дворце! —юноша возбужденно стал оглядывать стены и пол.

–Ка бы не надули нас, с нашим дворцом! Ничего не было, а тут сразу сталось, да ещё и девяносто квадратов! К тому же, мы не первые и не последние наследники папеньки. С чего бы это нам отдали комнаты и целую аптеку даже не поделив. Тебе не кажется это странным? – спросила Лиза, разглядывая пыльное убранство лавки.

– Это аптека. Значит где-то должен быть аптечный склад. Представь, какой кутеж мы здесь закатим. – Саша поднял раструб патефона и пританцовывая в такт музыки, принялся ворошить книги и разглядывать баночки и склянки на стеллажах.

Музыка ветра звякнула со стороны двери и в комнате появилась пожилая дама.

– Здравствуйте. Кто из вас профессор Галицкий?

– Мон папа, почил. Мы за него. Вам грудь увеличить или яду? —спросила Лиза.

– Какое хамство! – женщина фыркнула и удалилась.

Так и начался новый рабочий день в лавке красоты и здоровья Галицкого. Обычно, даже после вечерней обедни, очередь из молодых и старцев, мужчин и женщин гудела у крыльца. Но обычно, профессор Галицкий был жив. А сейчас, стал мертв. И редкий клиент, что не читает газет и не слушает сплетен поднимется на крыльцо и позвонит в колокольчик.

Лиза тоже взялась за исследование шкафов, стеллажей и ящиков стола, а Саша за поиск потайных дверей.

– Медицина, медицина, снова медицина. О! Коллекция исподнего за тысяча девятьсот тринадцатый! Давай глянем, какое исподнее носят в Петрограде. Ну и ужас. Старушечьи. Для толстух. О! Вот эти как тебе?

–Я бы сам надел! – шутливо отозвался Саша. – Я кажется, нашел потайную дверь, а нет, это мухи засидели.

– Да ты бы и мешок овощной надел! Что за аптека, где нет штопора? – поиски Лизы не увенчались успехом. А новая бутылка, запотевшая ото льда уже таяла на стол и бумаги. Медицинская литература, рецепты, вырезки из газет и журналов о здоровье. Елизавета пыталась открыть ящики стола, но ни один не поддавался. Не было в них и замков, все они были фальшивкой.

Елизавета дергала ручки, Александр совсем прилип к стене.

– Может здесь? – Лиза дернула последнюю ручку несколько раз, ящик, наконец, выдвинулся и оказался пуст. Ход в стене легко открылся, ударив своего искателя прямо в нос.

– Дверь! Я нашел дверь! – вскрикнул Александр заживая ушибленный нос.

– Это я нашла! – Лиза, оставив бутылку, схватила керосиновую лампу и приподняв пышную юбку отправилась к лестнице, что скрывалась за потайным ходом.

Конечно же, эти ручки не раз дергались генералом и прочими. Но они, как мужчины, дёрнули лишь по разу. А Елизавета. Как весьма настойчивая молодая барышня одним разом не ограничивалась. Ей понадобилось двадцать.

Сестра с братом осторожно ступали по железным скользким ступеням.

В подвале было грязно. Стоял гадкий запах сырости, спирта и будто бы сбитой давеча на мостовой кошки. На полу разбросаны клочки бумаги, банки, бутылки, мелкий сор, тряпки, провода, механизмы, напоминавшие часовые. Аппараты, назначения которых близнецам едва ли были знакомы. Полки были заставлены банками, в одних были жуткие черные червяки, в других – законсервированные ступни, кисти рук или оные части человеческого тела, в-третьих – мутные жидкости, в-четвертых, попадались такие странные субстанции, что не хотелось даже думать, откуда они могли взяться, и как попали в эти банки. Холодок бегал по спинам молодых людей. Диковинные приборы, паровые акселераты, хирургические инструменты. Подпол напоминал камеру пыток. Александр невольно взял сестру за руку, но та, словно слепая конница шла напролом, будто не обращала внимания или не предавала значения этим немыслимым препаратам на затянутых плесенью и паутиной стеллажах.

В тусклом свете лампы показалась чугунная ванна. В нее свисали провода, проведенные по всему потолку и полу.

– Это, наверное, медовая ванна. – нервно съязвил Александр.

Елизавета вырвалась подошла ближе. В ванне лежал мужчина. Преклонных лет, с пышными усами. С синим лицом. На сюртуке расплывалось бордовое пятно.

– Дева Мария! – Елизавета отскочила от тела и опрокинула стол позади себя и чашу с водой.

–Что там?!– напрягся Саша.

–Там! Там человек! Мертвец! – Лиза вцепилась в брата, и сама побледнела с лица.

– Мертвец?! Нужно послать за полицией!

Пролитая вода быстро струилась по всему полу пока не достигла механизма подле ванны. Из труб рванул пар. Подвал озарило желтым светом. Раздался треск и яркие искры побежали по трубам и проводам, под потолком. Все они устремились к ванне. Лиза невольно вскрикнула и прижалась к брату. Вспышки погасли мгновенно и подвал погрузился во тьму. Раздался громкий стон, но близнецы не раскрывали ртов.

Мертвец поднялся из ванны в полный рост. Отражения света лампы в стеклянных банках озарили его кровавый искривлённый рот, походивший на пропасть.

– Сербы… – хрипло прорычал человек и повернулся в сторону Галицких.

Брат и сестра взвизгнули и сбивая на своем пути все, понеслись наверх.

– Закрой ящик! Скорее закрой! – кричала Лиза, пытаясь сдвинуть тяжелую дверь.

Прокатившись по полу Александр, захлопнул выдвижной ящик и вход медленно, царапая паркет и посыпая прическу Елизаветы известью, закрылся.

– Господи! Что это было? – тяжело дыша, Лиза упала на пол рядом с рабочим столом.

– Наверное новая методика папы лечения запоров. – Саша пытался отшутиться, но в глазах его читался смертный испуг. Руки и губы обоих тряслись, плечи поджались, а грудь вздымалась так, будто они пробежали добрых три версты.

– Быть может, тот человек внизу ранен и ему требуется помощь? – приподнялась Лиза на локтях.

– Вот пусть там и подыхает! Со мной от страха, чуть удар не приключился! И орал еще! Чего он там орал?

– Про серпы какие-то. Может его серпом, того? Зарезали. По горлу.

– Да хоть мотыгой! Я туда не спущусь больше! Увольте меня!

Музыка ветра вновь напомнила о себе. Через порог переступил высокий стройный мужчина, шатен с аккуратно выстриженными на английский манер усами.

Близнецы немедленно вскочили с пола и начали приветствовать гостя. Александр кивнул и пожал руку. Елизавета выпрямилась и подала руку для поцелуя.

Мужчина уставился на них с удивлением. Юноша и девушка были похожи как две капли воды. Бледная кожа, острые скулы, тонкие носы. Их различали только прически, одеяния, да помада на губах дамы. Смотря на них обоих одновременно, не понятно было есть женственность в лице юноши или наоборот мужественность в лице девушки.

– Александр Васильевич, Елизавета Васильевна. Примите мои глубочайшие соболезнования вашей утрате. Ваш отец был очень умным человеком и хорошим другом.

– Мы почти не знали папа, – вздохнула Лиза. – Он редко навещал нас, а после замужества мама и вовсе перестал. А вы его хороший друг?

– Меня зовут Фредерик Бэнкси. Я журналист. Ваш отец часто помогал мне, оправиться после морской болезни, привыкнуть к климату и новому времени. Он все свое время посвящал работе. Он так любил больных, что забывал о своей семье и даже о себе.

– О нет! Мы нисколько не виним его! Помогать больным и страждущим это так благородно. – Елизавета снова заулыбалась и жестом пригласила гостя сесть.

Мужчина повесил шляпу на крючок и прошёл в уже знакомую аптеку.

– Я, наверное, помешал вам? Вы разбирали вещи.

– Совсем нет! Фредерик. – Елизавета отпнула чемодан в угол. —Вы, наверное, подлечиться хотели? Так пойдемте же скорее!

– А вы справитесь? Вы тоже будущий врач, Александр Васильевич? —с опаской спросил Фредерик.

– Он учится в военном училище. – Елизавета пролезла между братом и Бэнкси. – А я вот в женской гимназии обучаюсь. И готовлюсь стать сестрой милосердия!

Александр прыснул в кулак за спиной сестры. – Да. Она у нас в монастырь собирается. – высунулся он из-за плеча Елизаветы.

– У нас в Англии, редко встретишь юную леди, что стремилась бы приносить благо обществу, больше, чем к замужеству. Рад, что в Российской империи много женских школ, академий и гимназий.

– Наука – это моя страсть, я вам так скажу. – Елизавета ухватила Бэнкси под руку. – Что желаете подлечить? Душу? Али тело?

– Гирудотерапия. Я часто принимал такие процедуры.

– Гиру? Что?

– Пиявки, братец мой. Простите, ему латынь в училище не преподают, только ходят там строем целыми днями!

– Да. Я-то в медицине смыслю не больше, чем клюкальщик в садоводстве, а вот сестра моя унаследовала от отца ум! Весь! Гляньте какая у нее большая голова! – Александр пытался протиснуться между гостем и сестрой. Фредерику стало не по себе от такого странного гостеприимства близнецов. Он глядел на них по очереди удивленными глазами и думал, как бы вырваться из железной хватки Елизаветы Васильевны.

– Это точно! – Елизавета резко дернула Бэнски на себя, так что он чуть не завалился на нее.

– Сестрица, там ведь раздеваться необходимо! До нага! А тебе не гоже смотреть на обнаженного мужчину до свадьбы!

–Гоже! Я сестра милосердия! – дернула она Бэнкси на себя.

– Гоже срать лежа и ногой отбрыкивать! – запротестовал Саша, потянув англичанина за другую руку.

Бэнкси казалось, что еще минута такого спора, кому гоже, а кому не гоже, смотреть на него голого, и ему оторвут руки, вместе с плечами.

– Я думаю, это процедура требует двоих. – и вырвавшись Фредерик устремился в комнату для массажей, ванн и прогреваний.

Елизавета наскоро припудрила носик, а Александр насупившись следил за действиями сестры.

В новом помещение было значительно чище и светлее. Лампы тёплого света были устроены на стенах. Кушетки и стулья, застеленные белыми простынями. Здесь стеллажи не напоминали Кунсткамеру Петра Великого. Комфорт и уют – вот, что излучал этот кабинет.

– Прошу вас. – сказала Елизавета.

Фредерик зашел за ширму, разделся и обернул бедра полотенцем.

Близнецы стояли возле кушетки, одетые в грязные халаты покойного профессора и ехидно улыбались. В таком ракурсе они походили на кровожадных мясников, пожирающих взглядом очередную тушу.

Бэнкси два раза проклял свою идею, прийти к ним, и под видом пациента их покойного отца и выведать то, что не удалось генералу и его подручным. Но с первого взгляда было видно, что не знают они ничего. И Бэнкси надеялся просто выйти отсюда живым, без единой крупицы, какой-либо информации.

Он улегся на кушетку, и Лиза направила ему прямо в лицо яркую лампу, какой обычно Василий лечил хроническое чихание.

Елизавета посмотрела на Александра. «Что делать?»

«Нам в училище только про кровопускание и ампутацию рассказывали.»

Такое молчаливое общение пугало Фредерика.

А близнецы им часто пользовались. С детства они без слов могли понимать друг друга, по одному взгляду, наклону головы, жесту или приподнятой брови. Своими бессловесными договорами, они не раз доводили нянек и учителей до истерики, а друзей до бешенства.

– Может кровопускание? – воодушевленно предложил Александр.

– Нет. – попытки Фредерика встать не увенчались успехом, Елизавета своей тонкой ручкой вернула его в горизонтальное положение.

Она открыла банку с пиявками, но так и не решившись сунуть туда свою ручку, просто высыпала их Фредерику на грудь вместе с водой, в которой червяки плавали. Некоторых снесло на пол, но некоторые успели больно присосаться к коже.

– Василий, сначала смазывал специальной мазью.

– Она вредна для этих гусениц! – резко ответила Елизавета. – Расслабьтесь!

– Я не могу расслабиться, если мне больно!

– Один момент Фредерик! – кивнул Александр и Бэнкси пожалел о своих словах.

– Кажется, нашел! – Александр шел от полки с флаконом.

– Вы уверены, что это снимет боль?

– Конечно!

«Переведи.» – молча указал он сестре на флакон.

– Заканчивается на «ин»! Значит морфин! Будьте покойны, сейчас будет-с совсем не больно.

С самой довольной улыбкой, Александр вылил содержимое бутыли на грудь и живот Бэнкси. Кожу неприятно защипало.

Стараясь не обращать на это внимание Фредерик начал расспросы.

– Кто еще приходил к вам сегодня? Не видели никого?

– Одна чудесная женщина! Пианистка! Мы ей пальцы на руках увеличили! И еще сударь в годах, купил лосьон от в облысения! – дружелюбно отвечала Елизавета. – А ещё мы сегодня выиграли билеты на киносеанс. Представляете! Мы сотыми проехали по набережной, а тот стоял и считал. Смотрели Стеньку Разина! Обожаю это картину!

– Ты её терпеть не можешь! – возмутился Саша.

– Глупости! Я терпеть не могу наш кинотеатр в Волжской губернии. Туда долго ехать из усадьбы и там душно и дурно пахнет. А Стенька Разин – это первое русское кино. Стыдно не знать, грех не любить. Кто красавицу захочет в башмачке одном?…

– А не видели ли вы мужчину? Такого странного, болезного. Он еще слегка похож на эрцгерцога Австрии.

– Нет! Не видали таких! – хором ответили близнецы.

Теперь кожу и вовсе зажгло будто огнем. Фредерик вскочил на ноги и принялся бить себя ладонями и размахивать полотенцем.

– Вам плохо? Фредерик? – взволнованно спросила Лизавета.

– Пошли вон отсюда! Оба! – завопил Бэнкси, кривясь от боли.

– Какой нахал! – Лиза притопнул каблуком и побежала за журналистом. Брат, ухмыляясь, последовал за ней.

Бэнкси через несколько минут вынесся на улицу, прикрывая срам своим костюмом и даже забыл шляпу.

Близнецы сидели на разных краях софы, хмурили брови и молча передавали друг другу бутылку ликёра.