Агасфер. Старьевщик

Вячеслав Каликинский. Проект «Агасфер». Старьевщик. Роман

ОТ АВТОРА

Практически все герои романа «Старьевщик» – реальные люди, стоявшие у истоков создания контрразведки в России. Один лишь Михаил Берг, прозванный Агасфером, – образ собирательный. Именно он помог мне собрать «команду» патриотов России, пытающихся препятствовать разгулу разведчиков Германии, ШШ, Японии на рубеже XIX–XX веков, а также показать и тех, кто продавал военные секреты России оптом и в розницу.

Автор позволил себе несколько нарушить в некоторых местах хронологию событий…

ПРЕДИСЛОВИЕ

…Гудок паровой машины словно переключил время с тяжкого ожидания на непостижимую воображением быстроту. С первым его аккордом Асикага вырвал меч из ножен и без замаха нанес Бергу рубящий удар слева, в горизонтальной плоскости. Катана ударила по основанию сабли, которую Берг держал обеими руками, – удар был настолько мощным, что острие меча коснулось шеи офицера.

Берг уже видел, как тяжелый клинок, словно вопреки физическим законам, остановился у его лица и тут же стал возноситься вверх для завершающего удара. Какой-то первобытный инстинкт бросил молодого офицера под ноги противника в то самое мгновение, когда сердито жужжащий меч распорол воздух у него за спиной.

Перекатившись вперед, Берг вскочил, с отчаянием констатируя, что противник намного быстрее его. Асикага, по-кошачьи извернувшись, уже почти нанес завершающий удар. Клинок летел к левому боку молодого офицера.

Берг одной рукой попытался защититься – с таким же успехом он мог бы подставить под тяжелый меч легкую тросточку. Катана легко отбросила сабельный клинок, ударив по левой руке Берга, но одновременно сам Асикага получил страшный и неожиданный для него удар крылом семафора, мимо которого в тот момент промчался поезд.

Тело японца с наполовину оторванной головой и сучащими ногами было отброшено на самый край крыши вагона, перекатилось пару раз по инерции и свалилось вниз. Все было кончено. А поезд продолжал мчаться вперед. Он остановился позже, когда кровь из ран Берга залила окно вагона и перепугала пассажиров…

* * *

Потеряв сознание, Берг не слышал, как некий доктор из Варшавы, случившийся в соседнем вагоне, сердито распекал железнодорожный персонал за медлительность. Бегло осмотрев раненого, он потребовал как можно быстрее доставить офицера в больничный стационар. Властный тон доктора оказал на старшего кондуктора магическое действие: он распорядился перенести носилки с раненым в угольный тендер локомотива. Туда же забрался со своим саквояжем и доктор, а кондуктор, приказав машинисту отцепить вагоны, поместился с зажженным красным фонарем на крохотной площадке над передней решеткой паровоза.

Опоясавшись тучей пара, локомотив тронулся с места. Кондуктор знал, что они на «зеленой улице», однако из предосторожности поминутно размахивал красным фонарем и, перегнувшись, грозил машинисту кулаком: сигнал, сигнал подавай! Локомотив на предельной скорости мчался к Варшаве и ревел почти беспрерывно.

* * *

На крыльце стоял господин в черной визитке, с аккуратной бородкой. Он прикоснулся двумя пальцами к венскому котелку и шаркнул ногой:

Позвольте рекомендоваться: доктор Шлейзер из Варшавы! Предупреждая ненужные вопросы, я сразу и категорически заявляю вам, сударь, что не ищу практики или пациентов.

– Тогда что вам угодно?

– Говорит ли вам что-либо имя Михаила фон Берга, сударь?

– Мишеля? – Хозяин невольно поглядел по сторонам, шагнул к посетителю. – Да, разумеется – это жених моей дочери… Прошу вас, проходите, доктор.

– Слушайте меня внимательно, сударь! Господин фон Берг, которого вы уже завтра, возможно, откажетесь признавать женихом вашей дочери, попал в большие неприятности. Спасибо Иисусу – при монастыре сестер-бенедиктинок, куда я его отвез, есть приют для престарелых и убогих и вполне компетентный персонал сестер милосердия и даже два доктора, ушедшие от мира. Там я произвел единственно возможное, на мой взгляд, медицинское действие – ампутировал молодому человеку и без того почти что отрубленную руку и по прошествии двух дней оставил его на попечение этих самых бенедектинок.

* * *

Пароход сипло рявкнул, и капитан с мостика прокричал в блестящий рупор команду матросам. Дамы на палубе и на причале махали друг другу платками, мужчины салютовали более сдержанно – притрагивались пальцами к шляпам, приподнимали их, покашливали, прогоняя из горла невесть откуда взявшийся комок.

В растущую щель между корпусом судна и причалом с корабля полетели монеты. Почти все отъезжающие пассажиры непременно желали вернуться сюда!

Эномото стоял у левого борта, крепко держась за леер. Он точно знал, что в карманах его вице-адмиральского мундира нет ни одной монеты: накануне он отдавал мундир гостиничной обслуге в чистку. И вдруг он вспомнил!

– Мамочка, погляди, что дяденька военный делает! – громко зашептал мальчишка на палубе по соседству.

А Эномото торопливо рвал крючки и пуговицы мундира. Справившись с ними, он поспешно снял с шеи цепочку, на которой висела золотая монета, подаренная ему русским царем Александром на Монетном дворе Петропавловской крепости. Миг – и монета вместе с цепочкой, блеснув на солнце, полетела в серые волны залива Петра Великого…

…Но первому в истории дипломатических контактов двух стран Чрезвычайному и Полномочному посланнику не суждено было вернуться в Россию. Жалел ли он об этом?

Кто, кроме него, знает это?..

И вот прошло 20 лет…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

Сознание возвращалось медленно, словно через силу. Звуки и свет давили на нервы какими-то неровными толчками. Серая муть ненадолго сменялась ясными короткими картинками – чтобы тут же заволочь все на свете глухой вязкостью небытия.

Яснее всего ощущался холод – причем холоднее всего было рукам, лежащим на гладкой отполированной плите – то ли из камня, то ли металлической. Он попробовал открыть глаза и почувствовал на лице плотную повязку. Попробовал снять ее – и не смог: руки оказались плотно примотанными к этой холодной плите. Попробовал пошевелиться – и тоже не смог: в тело врезались ремни, которыми его предусмотрительно привязали к стулу.

Последний отчаянный рывок Агасфера словно окончательно включил его слух. Он различил чьи-то шаги неподалеку, покашливание, невнятное бормотание. Потом кто-то, не слишком церемонясь, сорвал с его глаз повязку, и Агасфер зажмурился от слишком яркого, как ему показалось, света электрической лампы, свисавшей откуда-то с терявшегося в темноте потолка. Он поморгал, и предметы, находившиеся в поле его зрения, начали обретать четкость.

Его руки – здоровая и культя со снятым протезом – были действительно привязаны к металлической плите, прямо под массивной рамой какого-то станка. Сбоку от основания этого станка виднелось мощное колесо-маховик.

Снова послышались шаги, и по другую сторону станка показались лица двух людей, внимательно разглядывающих своего пленника. Одно лицо было явно знакомым – только Агасфер, еще не полностью вынырнувший из беспамятства, никак не мог вспомнить – кто это? Второе лицо, показавшееся ему добрым, было совершенно незнакомым.

– Доктор, вы уверены, что наш гость пришел в себя? Что он слышит нас, видит и полностью отдает отчет происходящему?

– Незнакомец с добрым лицом обошел станок, к которому был привязан Агасфер, профессионально проверил его пульс, оттянул нижние веки и отступил куда-то в сторону.

– Да, господин капитан, он полностью пришел в себя – насколько это, конечно, возможно после процедуры, которой он был подвергнут. Мне кажется, от него все еще пахнет эфиром…

– Прекрасно! Мориц, плесните-ка ему в лицо водой! Потом дайте ему попить – я слышал, что после эфира людей мучит жажда…

Еще один человек, до сих пор неслышно стоявший за спиной Агасфера, выступил вперед и выплеснул ему в лицо с полведра холодной воды. Потом, звякнув чем-то, поднес к губам пленника кружку.

Только теперь Агасфер почувствовал, что действительно страшно хочет пить, что во рту у него сухо настолько, что язык буквально царапает нёбо. Он с жадностью припал к кружке.

– Достаточно, Мориц! Мы все же не из общества сестер милосердия! – раздался тот же насмешливый знакомый голос.

Теперь Агасфер узнал его. Капитан Гедеке! Он ехал вместе с ним в международном вагоне поезда Вена – Берлин – Петербург.

– Значит, очухались, господин Ковач? Очухались и, судя по выражению вашего лица, вспомнили меня. Прекрасно! Дайте ему еще воды, Мориц! Я желаю, чтобы наш гость полностью осознал ситуацию, в которой оказался! Знаете, что это за станок, к которому вы привязаны, Ковач? Нет? О-о, а вот наши русские друзья-нелегалы из социал-демократов моментально дали бы правильный ответ! Это типографский станок-гильотина, с помощью которого обрезают края книг, пачки листовок. И не только, Ковач, не только! Мориц, раскрутите-ка маховик как следует! И подайте мне вон тот кусок доски!

Молчаливый Мориц выступил вперед, взялся за рукоять маховика, и огромное колесо пришло в движение – сначала медленно, потом все ускоряя и ускоряя ход.

Доктор с добрым лицом откашлялся и подал голос:

– Господин Гедеке, я прошу освободить меня от этого зрелища! Позвольте мне уйти! Если желаете, я буду где-нибудь неподалеку…

– Оставайтесь на месте, доктор! – прикрикнул на него Гедеке. – Лучше приготовьте свои инструменты и медикаменты – «пациенту» вскоре понадобятся ваши профессиональные услуги!

– Что вам нужно от меня, Гедеке? – подал наконец голос и Агасфер. Подал – и удивился – это было какое-то хриплое карканье.

Гедеке рассмеялся:

– Что мне нужно? Неужели вы столь наивны, Ковач? Мне нужна информация! Мне нужны честные ответы на вопросы, которые я вам буду задавать! Но имейте терпение, Ковач! Прежде я хочу продемонстрировать вам в действии свой главный «аргумент»! Довольно крутить, Мориц… Теперь доска! Да, и отодвинь пока руки нашего гостя подальше от рамы! Смотрите, Ковач!

Гедеке положил на то место, где только что лежали руки пленника, доску, взялся за рычаг на раме и двинул его вниз. Тотчас из верхней части рамы выдвинулось остро заточенное лезвие резака-гильотины. Оно плавно опустилось вниз, без всяких усилий перерубило полуторадюймовую доску и, чуть подергиваясь, словно нечто живое и уже сытое, снова ушло в паз. Во время этой демонстрации маховик, приводивший гильотину в движение, лишь скрипнул и немного замедлил ход.

Даже в полумраке Агасфер смог заметить, как доктор побледнел и схватился за горло.

– Итак, Ковач, вы все видели. Состоится ли наша беседа? Кивните головой, если да. Ага, моя аргументация показалась вам убедительной, я вижу! Мориц, уберите со станка обломки дерева и верните на место здоровую руку нашего гостя! Дайте ему еще воды.

Гедеке придвинул свой стул поближе, раскурил сигару.

– Вы попали в поле зрения специальной службы Австро-Венгерского Главного штаба, едва успев поселиться у полковника Архипова в Петербурге, Ковач. Знаете, мы очень плотно сотрудничаем с германскими коллегами из разведцентра. Да и не только с ними – с британцами, румынами, итальянцами, даже с японцами. Общий враг у нас один, и вам не составит труда угадать, что это Россия! Вы наверняка знаете, Ковач, что дом полковника Архипова – это гнездовье будущей русской контрразведки. К сожалению, у чиновников, проводивших первичную проверку, ваша персона поначалу интереса не вызвала. Однако время показало, что вы необычайно опасный для своих врагов человек. И теперь мы многое о вас знаем. Многое, но не все. Остаются пробелы, которые мы с вами постараемся восполнить в ходе нашего диалога. Вам понятно? Моя задача – получить ответы на интересующие вопросы. Ваша – попытаться сохранить в целости вашу вторую руку. И в конечном итоге – возможно, жизнь. Мориц, будьте добры, стакан мадеры мне и доктору! Мне кажется, ему скоро понадобится…

Гедеке подождал, пока молчаливый помощник принес вино, отхлебнул немного и одобрительно покачал головой.

– Итак, для начала – ваше настоящее имя, Ковач!

– Михаил фон Берг.

– Вы в прошлом русский офицер?

– Да… Гвардеец.

– Как вы попали в монастырь паулинов в Ясной Гуре?

– У меня состоялся поединок с японским дипломатом. Дипломат погиб, я был тяжело ранен. – Берг кивнул на искалеченную левую руку. – Монахи приютили меня, вылечили, спасли от смерти.

– Почему вы остались у них?

– Мой поединок с японцем наделал в свое время много шума. Государь был разгневан, издал высочайший указ об отчислении меня из гвардии. Я был объявлен в розыск.

– Что ж, пока у нас все хорошо, фон Берг! В монастыре вы перешли в католическую веру?

– Нет. Я был и остался православным.

– Почему вы покинули монастырь?

– Тоска по родине, Гедеке… Если вам, конечно, знакомо это чувство.

– Не дерзите, Берг! Кроме того, для вас я – господин Гедеке!

– Я понял…

– Вы проходили на военной службе или в монастыре какую-либо специальную подготовку?

– Нет… В далеком прошлом я сапер и военный инженер. В монастыре был хранителем библиотеки.

– А ваша поразительная фотографическая память? Дар Божий?

– Не знаю. Я много читал, в том числе и специальной литературы по мнемотехнике[1]. Мне было просто интересно, да и времени свободного было много.

– Понятно… Мориц, подкрутите-ка нашу «машинку»: мне кажется, что останавливающийся маховик внушает гостю несбыточные иллюзии. Итак, вы покинули монастырь, Берг, и оттуда направились прямым ходом в Петербург, к полковнику Архипову. Подумайте хорошенько, прежде чем ответить на следующий вопрос: вы знали, чем на самом деле занимаются в этом доме?

– Нет. Я получил от аббата рекомендательное письмо к господину Архипову. И ехал к нему, чтобы стать помощником в его хобби. Если бы полковник не взял меня к себе, у меня было второе рекомендательное письмо на должность управляющего имением в московской губернии.

– Но вы пришлись ко двору Архипову и остались там. Еще бы, с такими-то задатками!

– Я говорю правду, господин Гедеке!

– Сколько человек входит в группу полковника Архипова?

– Точно я не знаю. Активный состав группы – около десяти человек, которые собираются по четвергам у полковника. И не спрашивайте меня, кто именно туда приходит: вы и сами прекрасно это знаете!

– Начинаете снова дерзить, Берг?

– Но это же очевидно! В группе полковника у вас есть свой осведомитель!

– Это ваш собственный вывод, Берг?

– Скорее, предположение.

– И на чем же оно основано?

– На утечке некоторой информации, которая становится известной и вам, и оппонентам группы. Кроме того, ваш человек был замечен во время отправки письма своему резиденту. К счастью для него, он вовремя успел сбежать. Полковник Архипов был весьма расстроен…

– Ладно, поговорим пока о вас лично, Берг! Какова цель вашей нынешней поездки в Европу?

– Вы прекрасно знаете, что я выехал в Германию по документам Ковача. Передо мной была поставлена задача завести знакомства в Главном штабе германской армии, обратить на себя внимание. В Берлине у меня состоялась встреча с шефом разведки Германии фон Люциусом – по его же, кстати, инициативе.

– Чем закончилась ваша встреча с фон Люциусом?

– Об этом вам лучше спросить у него самого. Я не уполномочен отвечать на подобные вопросы.

– Дерзите, Ковач! Полагаете, что фон Люциус запретил нам трогать вас?

– Если только вы не работаете еще на кого-то…

– Вы знакомы с Полонским, Ковач?

– Я слышал это имя в доме Архипова, однако лично никогда с ним не встречался.

– Что еще вы слышали о Полонском, Ковач?

– Он служит у графа Гейдена, коменданта Императорской главной квартиры. Занимается, по-моему, вопросами минирования северных проливов. Любопытный момент, если вы этого не знаете, господин Гейдеке: у Полонского, как и у меня, нет кисти одной руки. Вот только не знаю – правой или левой.

– Вы опередили мой вопрос, Ковач! Неужели в Русской армии настолько плохо с военными кадрами, что там берут на службу калек?

– Я не нахожусь на службе его величества, а выполняю частные поручения полковника Архипова.

– А что еще поручил вам полковник в Европе?

– В Вене я должен был встретиться с Анатолием Николаевичем Гриммом, подданным России, старшим адъютантом штаба Варшавского военного округа. И по возможности установить его связи с разведкой Австро-Венгрии.

– Все намеченные встречи состоялись?

– С Гельмутом фон Люциусом, как я уже отметил, – да. Но в Главный штаб я не проникал, секретных документов у вас не крал. Можете поинтересоваться непосредственно у Люциуса. Мы с ним побывали в Берлинской опере, в закрытом частном клубе и на скачках.

– Цель этих встреч?

– Моя? Я просто ответил на приглашение. А фон Люциус, по-моему, страстно мечтает завербовать второго человека в доме Архипова.

– Веселый вы человек, Берг! – криво улыбнулся Гедеке. – Так что же получилось с Гриммом?

– Я дважды телефонировал в Вене в его гостиницу, но там о его приезде ничего не знали.

– Странно… По нашим данным, он был в Вене вместе со своей любовницей. И встречался с Полонским – не говоря уже об его визите в Императорскую квартиру.

– В Петербурге мне назвали гостиницу, где Гримм обычно останавливается, будучи в Вене. Я не рискнул обзванивать все австрийские отели. В конце концов, он военный человек, и его служебную командировку могли перенести. У него есть непосредственное начальство в Варшавском военном округе.

– А какова была цель вашего знакомства с господином Гриммом?

– По данным полковника Архипова, он довольно регулярно поставляет германской разведке секретные данные военного характера. И вот теперь пытается «продать один товар дважды» – подсунуть те же секреты и вам. Мне было поручено узнать, что именно интересует вашу разведку. Характер службы господина Гримма предполагает весьма широкие связи в русских военных штабах Варшавского округа.

– Чтобы подкидывать нам и нашим немецким коллегам ложную информацию?

– Я всего лишь маленький винтик в большом механизме, господин Гедеке! И всех задумок Архипова просто не знаю!

– У вас на все готов ответ, Берг! Прямо ангел, только без крыльев и без одной руки! Кстати, о Петербурге! Что вы делали там в номере господина советника фон Люциуса?

– Искал книги, которые разведчики используют в качестве кодовых.

– Нашли?

– Не знаю. У него в номере оказалось всего четыре, если мне не изменяет память, книги. Любая из них могла быть использована в качестве кодовой.

Гедеке залпом допил мадеру, отшвырнул стакан в угол и зло уставился на пленника. Если бы не строгие инструкции, полученные им перед допросом, он давно заставил бы русского разведчика кричать диким голосом!

– Ладно, Берг! Ладно! – В руках у него оказался кусок металла прямоугольной формы, и он принялся колотить им по массивной плите, к которой были прикручены руки Берга. – Но от последнего обвинения, проклятая русская свинья, тебе не отвертеться! Как быть с портфелем, Берг?!

– С каким портфелем?

– С портфелем, в который ты залез, как в собственный карман! В одном купе поезда Берлин – Варшава – Петербург вместе с тобой ехал наш офицер, перевозивший секретные документы! И не успел он на минутку выйти из купе – кстати, после того, как ты подсыпал в его стакан слабительное средство, – как ты немедленно вскрыл его портфель и ознакомился с многостраничным документом, на котором стоял гриф «Строго секретно»! Два человека из соседнего купе через просверленные дырочки видели это и готовы выступить свидетелями в военном трибунале! Ты пропал, Берг!

– Господин Гедеке, представьте себя на моем месте. С вами в купе едет какой-то лопоухий полупьяный субъект, бросивший опечатанный портфель прямо под нос незнакомому попутчику. Грех было не воспользоваться такой возможностью, Гедеке!

– Зарычав от ярости, Гедеке с размаху ударил кулаком по рычагу гильотины. И смертоносный резак начал плавное движение вниз…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Одна из свечей в шандале неожиданно громко затрещала, и человек за столом вздрогнул от неожиданности и даже смущенно обернулся, словно кто-то застал его за непотребным занятием. Но в сумрачном зале библиотеки, среди высоких шкафов с фолиантами и манускриптами, он по-прежнему был один. Человек вгляделся в узкие витражи немногочисленных окон, еле угадываемых в темноте, но время определить так и не смог. Пришлось встать и с шандалом в руке подойти к затерянным между книжными шкафами старинным часам.

Четверть пятого утра. Человек с удовольствием потянулся, разминая затекшие мышцы спины и поясницу, и побрел обратно к столу, за которым работал по ночам вот уже много лет подряд. Надо было собрать заметки, сделанные им за время очередных ночных бдений, вложить закладки в раскрытые тома, использованные для работы, и спрятать все это до следующей ночи в небольшую нишу, которую занимал с разрешения отца приора. Он давно привык к отсутствию левой руки и ловко использовал для прихватов и поддержки культю – и только здесь, да в своей келье, в одиночестве, давал обрубку руки отдохнуть от протеза.

Приоткрыв входную дверь, калека поставил шандал на низкий столик, привычно закрепил на левой руке протез – самый простой, со складным крюком – задул свечи и вышел на широкое каменное крыльцо библиотеки, в прохладу июньского утра. Запер дверь ключом, висевшим на шейном вервии, и неторопливо зашагал по дорожке, посыпанной мелким речным песком.

День обещал быть хлопотным: монастырь на Ясной Гуре принимал гостей и делегатов теологической конференции, проводимой монахами-паулинами два раза в год. На конференцию съехалось около семидесяти ученых богословов и предстоятелей братств монахов не только католической приверженности. Богословские споры проходили, как обычно, вполне корректно, без шумных скандалов.

Вчерашний день работы конференции было решено закончить до торжественного обеда, после которого для всех желающих был намечен осмотр древнего монастыря. Сегодня планировалось короткое собрание предстоятелей монастырей и принятие очередного воззвания ко всем братьям и сестрам во Христе. После чего желающие из числа гостей имели возможность ознакомиться с сокровищами монастырской библиотеки, побродить по великолепному cобору Святого Креста и Рождества Богородицы, посетить сердце монастыря – Капеллу Девы Марии, где хранилась знаменитая на весь мир Ченстоховская икона Божией Матери.

Кроме того, гостям с гордостью и весьма подробными пояснениями показывали фрески Рыцарского зала, где, собственно, и проходили конференции, а также водили в мастерские братьев-паулинов, в госпиталь для больных и страждущих. В более позднее летнее время знакомство с монастырем завершалось прогулками по его знаменитым фруктовым садам. Однако нынче там не было на что полюбоваться: в мае сады уже откипели пенным кружевом цветущих яблонь и вишен.

На колокольне пробило половину пятого, после чего 36 колоколов традиционно отзвонили мелодию гимна, посвященного Деве Марии, и калека заторопился. Свои ночные бдения в библиотеке он, как правило, завершал омовением в специальной купальне для монахов. Трубы, по которым вода из источника поступала в небольшой бассейн, были проложены через вечно горящие кухонные очаги, и поэтому даже самый лютый мороз не мог препятствовать омовению.

Обычно он не спешил и подолгу плескался в чистой воде, бьющей из земных глубин. Но сегодня его наверняка назначат куратором на время осмотра гостями сокровищ библиотеки, и к этому времени надо успеть не только помыться, но и поспать хотя бы несколько часов.

Но, как ни спешил человек с протезом, в купальне он оказался не первым. Обогнув угол арсенала, он услышал резкий скрип двери и увидел яркую полосу света, частично заслоненную силуэтом замершего на крыльце человека в длинной сутане. Столь ранний визит для омовения был для монашеской братии крайне необычен, и человек с протезом невольно остановился и даже прижался к серой шероховатой стене, став совершенно невидимым.

Тем временем выскочивший из купальни человек продолжал неподвижно стоять на крыльце, прислушиваясь к гаснущему колокольному перезвону гимна Девы Марии на колокольне.

Позднее калека и сам затруднялся объяснить, почему он не преодолел расстояние в два-три десятка шагов до купальни и не поприветствовал гостя – в том, что это именно гость, сомнений не было – здешние братья-монахи предпочитали вечерние омовения.

Наконец, неизвестный купальщик легко сбежал с крыльца, и шорох песка от его шагов затих на боковой тропинке, ведущей в сторону корпуса монашеских келий. Шел купальщик хоть и быстро, но часто спотыкался на изгибах тропинки, обрамленной камнями, всякий раз бормоча под нос невнятные ругательства.

Дождавшись, когда незнакомец исчезнет за углом здания, калека в задумчивости вышел из своего укрытия. Он как можно тише открыл дверь и проник внутрь купальни. Здесь все вроде было так, как обычно. Хотя нет – ни одно из сотни полотенец с монастырскими вензелями, ровными рядами вывешенных вдоль одной из стен, не тронуто. Пуста и корзина, предназначенная для использованных полотенец и белья, нуждающегося в стирке. Что же делал тут ночной гость?