Неоконченный портрет

Тем временем, часы показывали пять минут седьмого. «Как-то непунктуально со стороны преподавателя», – заметил Макс. Он уже было подумал, что пора потихоньку сворачиваться, как вдруг открылась дверь и вошла… Кто бы мог подумать, черт побери! Это была ОНА! Макс невольно дернулся и, раскрыв рот, чуть не крикнул «Да ладно!?», но вовремя осекся. Это была действительно она. В голубых джинсах и белой обтягивающей кофточке, прекрасно сидящей на ее утонченной фигуре. Ее рыжие, слегка волнистые волосы, на этот раз были собраны сзади в длинный хвост. Она вошла и легкой походкой направилась к доске, слегка покачивая бедрами. «Чертовски хороша», – подумал Макс. Он впился в нее глазами, пытаясь, казалось, проглотить ее взглядом. Он и подумать не мог, что она работает учителем рисования! Такая красотка растрачивает свою красоту на каких-то малолетних китайцев, бабку, неудовлетворенную домоседку и этого ботаника из медицинского. Ведь она могла бы с такими внешними данными пестреть на обложке модного журнала, демонстрировать на подиуме новые коллекции одежды от известных кутюрье или сниматься в романтических фильмах. Но она здесь, стоит перед ними, улыбаясь, явно довольная своим положением.

– Очень рада вас всех здесь видеть. Меня зовут Ева Адамс. И я буду вашим проводником в мир прекрасного! – поприветствовала она присутствующих, одарив каждого ослепительной улыбкой. Максу даже показалось, что на нем она остановила взгляд чуточку дольше, чем на других. И вроде даже подмигнула. Во всяком случае, Максу хотелось так думать. Он продолжал впиваться в нее взглядом.

– Каждый из вас пришел сюда по зову души в поисках этого прекрасного, – продолжала она. «Это точно», – отметил про себя Макс. – «Я за тобой до самой этой школы по зову души шел».

– Внутренний мир каждого из вас богат невероятно прекрасными образами, которые вы ежедневно воплощаете в том или ином виде: на кухне, когда готовите любимому человеку что-то вкусное, на работе, когда вкладываете душу в свое любимое дело. И вот сейчас у вас появилась еще одна замечательная возможность реализовать этот потенциал – на этот раз на холсте. Я хочу, чтобы сегодня, прямо сейчас, вы нарисовали то, что вы чувствуете, что вы ощущаете, о чем вы думаете. И это будет вашим первым заданием.

С этими словами она одарила всех улыбкой и присела на свободный стул у окна, переведя свое внимание на городской пейзаж. Было уже темно, но уличные фонари ярко освещали улицу. Весомый вклад в общую иллюминацию добавляли пестрящие на каждом шагу рекламные плакаты и вывески, украшенные разноцветными мигающими лампочками. И несмотря на то, что из-за шумоизолирующих окон нельзя было услышать уличный гул, не возникало сомнения в том, что там, за окном, было довольно шумно. Горожане возвращались в это время с работы, торопясь поскорее сбросить с себя уличные вещи и облачиться в уютные домашние одеяния, собраться всей семьей за обеденным столом и вкусно поесть, а после этого посмотреть какой-нибудь интересный фильм или почитать книгу. Да, на улице было шумно, но здесь, в этом небольшом учебном классе в этот момент было необычайно тихо. Будто завороженные, каждый погрузился в глубины своего сознания, чтобы извлечь оттуда что-то, что можно было бы изобразить на листе бумаги, закрепленном на мольберте перед ними. Макс окинул быстрым взглядом комнату, оценивая, у кого какие успехи. Парень у окна, собственно, уже давно что-то малевал на своем холсте, так что, подумал Макс, у него все в порядке. Интересно только, что именно он там творил. Джордж сразу показался Максу немного прибабахнутым. «Наверное, рисует что-то типа «всемирного апокалипсиса», или собственную интерпретацию последнего дня Помпеи». Миссис Хьюстон, наверняка, будет изображать какие-то приятные моменты из далекой юности, если, конечно, она еще что-то помнит – Макс слышал по телевизору, что пожилых людей часто одолевает Альцгеймер, или что-то типа того. Китайцы изобразят, видимо, что-то близкое к своей азиатской культуре. Макс в этом ничего не понимал, поэтому и предположить было нечего. «Возможно, что-нибудь из фарфора…хм…или портрет Мао Цзедуна. Или кто у них там бессмертный вождь». Макс тихонько усмехнулся над собственной шуткой. В последнюю очередь он перевел взгляд на Клэр. Та сидела с таким выражением лица, будто в попытке погрузиться в свой внутренний мир она его просто не нашла. «Ну что ж, придется и мне задуматься, чтобы такое изобразить», – подумал Макс и повернулся к своему белоснежно чистому холсту. «Может, нарисовать карикатуру на Гроссмана? Хах, смешно получится, всегда хотел изобразить его в виде огромного болотного монстра, пожирающего все на своем пути». А, может быть, нарисовать берег реки, на который он так любил ездить со своими немногочисленными друзьями? Он посмотрел в окно. Уже появились первые звезды на небе. «Они такие далекие и такие одинокие», – подумал Макс. – «Наверное, каждой звезде хотелось бы иметь рядом с собой спутника, который разделит с ней все радости и печали в этом огромном, безграничном Космосе». Макс не заметил, как рука с кистью сама потянулась к краскам, макнув кончиком кисточки в фиолетовую, и принялась наносить толстые размашистые мазки на белоснежную поверхность листа. Через десять минут на мольберте у Макса лежал полностью выкрашенный в фиолетовый цвет холст. Макс, поразмыслив, обмакнул кисточку в желтый цвет и ближе к левому краю листа нарисовал что-то похожее на звезду. Затем, он промыл кисточку и вернул ее на место. Все оставшееся время он сидел и смотрел в окно, думая о том, что этот рисунок лучше всего отображает состояние его внутреннего мира.

Ева, тем временем, незаметно подходила к каждому, оценивающе присматриваясь к их работам. Подойдя к мольберту Джорджа, она остановилась и, как показалось Максу, с излишне живым интересом изучала его картину. Макс почувствовал, как внутри растет негодование и даже зависть. «Подойди скорее ко мне! Ну же, давай! Дался тебе этот…». Его мысли были прерваны громким звонком чьего-то мобильного телефона. Это был телефон Клэр. Она с недовольным видом принялась искать его в недрах своей сумочки, а когда, наконец, нашла, звонок уже умолк.

– Муженек потерял меня, – буркнула она. – Что, еду в холодильнике найти не смог что ли?

Клэр встала со своего места и вышла из класса, чтобы, видимо, объяснить мужу, где в холодильнике лежит еда, а Ева, тем временем, подошла к Максу. Настал его черед получить порцию ее внимания. Однако же, к глубокому сожалению Макса, она не долго простояла возле него. Максу даже показалось, что прошло меньше десяти секунд. Это несправедливо! Он ради нее пришел сюда, а она даже не оценила его старания! Но тут Макс заметил, что на лице Евы появилась улыбка, немного другая, не такая, какой она улыбалась всем присутствующим. И это вновь зародило в нем надежду. «Она, наверняка, вспомнила меня!».

Спустя полчаса, когда уже все закончили свои работы, Ева объявила, что оценила труды каждого, и что все отлично справились со своими картинами.

– Сегодня я не бралась оценивать правильность выполнения ваших работ, – подытожила она. – Этому вы сможете научиться на моих занятиях. Самое главное, что все вы сегодня выложились и показали, как широки ваши возможности и как многое вы сможете в будущем, если решите и дальше погружаться в мир искусства. Занятия будут проходить в это же время два раза в неделю – по понедельникам и четвергам. А на сегодня все. Надеюсь, увижу вас в понедельник.

И с этими словами Ева встала и принялась собирать с рабочих мест краски и кисти. Макс, делая вид, что что-то ищет, решил специально потянуть время, чтобы дождаться, пока все выйдут, и они останутся вдвоем. Правда, он совершенно не представлял, что ей скажет. Пока он судорожно думал над этим, подбирая нужные слова, все уже вышли, кроме миссис Хьюстон, которая в силу своего возраста все делала медленно – вот и сейчас она никак не могла совладать с рукавом кофты, который никак не хотел надеваться на руку. Наконец, справившись, она попрощалась и вышла, закрыв за собой дверь. И вот он остался один на один с Евой. Ева, тем временем, закончила убирать все художественные принадлежности. Макс заметил на ее лице ту же самую загадочную улыбку, которая появилась у нее после просмотра его рисунка.

– Решили ходить на занятия? – спросила она.

Макс замялся. Он еще не решил, хочет ли и дальше видеть этого странного Джорджа, вдыхать аромат приторных духов миссис Хьюстон, слышать занудные изливания Клэр… Он хотел лишь узнать ее… Своим вопросом она застала Макса врасплох.

Ева спасла его от невнятных мычаний:

– Если все же решитесь, то у меня одно условие: вы должны сохранить мой секрет…

У Макса заколотилось сердце. «Она хочет со мной поделиться секретом!».

– В тот день в магазине вы меня поймали с поличным – я очень большая сладкоежка!

И с этими словами, подмигнув Максу, она быстро вышла из класса, оставив недоумевающего Макса одного.

Глава шестая. Сеанс первый, продолжение. 16 апреля 2018 года.

Макс снова заерзал на кресле. Сидеть в этом бесформенном мешке было уже не просто неуютно, а прямо-таки до боли неудобно. Макс не привык к столь мягким креслам, которые проваливаются под тяжестью задницы до самого пола, и до ужаса хотелось пересесть на диван. Доктор Райт, казалось, нисколько не обращал внимания на мучения своего пациента. Только что внимательно прослушав рассказ Макса о том, как прошло первое занятие рисования, он сидел и с задумчивым выражением лица смотрел в сторону аквариума.

– Доктор Райт, можно я пересяду на диван? – спросил нерешительно Макс

– Да, конечно-конечно, – ответил тот и махнул рукой в сторону дивана.

Макс, обрадовавшись, что наконец-то можно покинуть ненавистный мешок, попытался встать с него, но в пояснице возникла такая резкая боль, что он невольно ойкнул и вновь погрузился всем весом в мякоть кресла.

Доктор Райт безучастно наблюдал за попытками Макса совладать со своим телом и конечностями, но помочь бедняге почему-то не торопился, предпочтя вместо этого спокойно сидеть в кресле и пить кофе. Наконец, Макс кое-как, не без помощи рук, встал на ноги, выпрямился, при этом в спине что-то хрустнуло, и пересел на диван. Тот, к счастью, оказался довольно плотным, упругим и показался Максу даже приятным. Опершись все еще ноющей спиной о плотную спинку дивана, он расслабился и на пару секунд закрыл от удовольствия глаза. Больше не придется сидеть в этом чертовом мешке!

– Говорите, узнали ее имя на занятии по рисованию? – спросил доктор Райт, прервав вынужденную паузу.

– Да. Ева, так ее зовут.

– Имя главной виновницы грехопадения человечества… – задумчиво произнес доктор Райт.

Макс пожал плечами. Он никогда не задумывался об этом.

– Какие впечатления остались у вас после первого занятия?

– Ну…я не почувствовал особого желания рисовать. Я всегда был далек от искусства, тем более, делать что-то своими руками… Пожалуй, это не по мне. Хотя, тогда мне показалось, возможно, полезным иногда заниматься чем-то подобным. Чтобы отвлечься от повседневных забот.

Макс замолчал.

– Вы упомянули о картине, которая заинтересовала вас. И вы сказали, что почувствовали некую связь между вами и этой картиной. В чем эта связь выражалась?

– Честно говоря, я не знаю, как ответить на этот вопрос, – замялся Макс. – Мне показалось, что на этой картине…что она выражает одиночество.

– А вы чувствуете себя одиноким, мистер Фишер?

– Не знаю. Иногда мне кажется, что все люди в какой-то степени одиноки. Даже те, которые много лет живут в браке, имеют большую семью. Просто в какой-то момент жизни их окружают такие люди, с которыми приятно проводить время, общаться, вместе готовить еду, ложиться спать. Но внутри каждый человек остается один на один со своими мыслями.

– Ваши родители давно в браке?

– Больше тридцати лет.

– Как вы думаете, они чувствуют себя одинокими?

– Не знаю. Я не спрашивал их об этом. Хотя, иногда они замыкаются в себе и могут какое-то время не разговаривать друг с другом. Но это быстро проходит. Каждому бывает необходимым побыть один на один с самим собой.

– Но это же не означает, что они одиноки. Вы не находите это вполне естественным стремлением человека к кратковременному уединению, чтобы поразмыслить над своими проблемами, погрузиться в свое внутреннее я?

Макс пожал плечами. Его не заботили такие подробности о духовных стремлениях людей, тем более, его мало интересовала сама идея погружения в собственное я с какими бы то ни было глубинными целями. Может быть, мыслил он весьма поверхностно, зато практично и в меру реалистично. И это его вполне устраивало.

– Когда вы познакомились с Евой, что именно изменилось в вашей душе, сознании? Изменилось ли ваше мироощущение? – продолжил докапываться доктор Райт.

Макс снова задумался. Сегодня ему приходится думать и копаться в сугробах своей памяти, как никогда раньше. Пожалуй, даже похлеще, чем на выпускном экзамене в университете. Правда, в отличие от экзаменационных вопросов, на этот и подобные ему найти правильный ответ казалось практически невозможным. А существует ли вообще правильный ответ на такой вопрос?

– Ммм…я не думал об этом. Тогда я думал только о Еве, все мои мысли были заняты этой девушкой. Мироощущение и прочая чепуха здесь не при чем.

– То есть, в тот момент Ева стала для вас, не больше, не меньше, целым миром?

– Возможно, – ответил Макс и устало глянул на часы. Прошло уже целых сорок минут. И все это время доктор Райт копался в его сознании, словно шахтер, долбя киркой по горным породам в поисках полезных ископаемых. Только в этом случае полезными ископаемыми, по-видимому, были его, Макса, воспоминания.

– Опишите этот мир, мистер Фишер. Что изменилось? Что радикально поменялось в отличие от того мира, прошлого, без Евы?

– Ну…наверное, радикально не поменялось ничего, – задумчиво произнес Макс. – В том смысле, что все привычные предметы, люди…ну и тому подобное, остались на своих местах.

– Тогда что же изменилось?

– Наверное, я по-другому стал жить. Возможно, иначе стал смотреть на привычные вещи. Как-то ярче все стало, динамичнее… Не знаю, как описать подробнее.

– Мистер Фишер, почему звезда на фоне ночного неба?

Макс удивленно посмотрел на доктора Райта.

– Что? Какая звезда?

– Которую вы нарисовали на первом занятии в качестве задания, данной Евой Адамс.

– Ааа… Вы об этом… Не знаю. Что-то внутреннее заставило меня нарисовать это. Не знаю…не могу объяснить.

– Может быть, вы посмотрели в окно и увидели там звезду в небе?

Макс покачал головой.

– Нет, точно не поэтому. Я, конечно, видел звезды там, в окне, но…не думаю, что это была главная причина. Говорю вам, что-то изнутри будто управляло моей рукой. Хотя…сейчас уже точно не вспомню.

– Ну ладно, хорошо… Когда вы рисовали эту картину, вы думали о Еве Адамс? Или о себе?

Макс замялся.

– Как я говорил уже, сейчас сложно вспомнить, о чем я думал почти полгода назад. Наверное, я думал о нас обоих.

– Тогда, почему нарисовали только одну звезду, а не две? Логичнее ведь было изобразить две звезды, олицетворяющие вас обоих.

– Не знаю. Нужно подумать.

– В том то и дело, что не нужно думать. За мыслительным процессом теряется искренность. Лучше отвечать, как чувствуете, мистер Фишер.

– Тогда не знаю. Возможно, я изобразил себя.

– Одиноким?

Макс пожал плечами.

– Несмотря на то, что в вашей жизни появилась эта девушка?

– Тогда я знал лишь ее имя. Она не вошла в мою жизнь. Разве что постучалась.

– И все же, в этот миг весь мир для вас изменился. Верно?

Макс уже окончательно запутался. Если в его голове и происходил какой-то мыслительный процесс, то весьма незначительный, а дела чувственные были выбиты из колеи. И почему-то жутко хотелось спать. В кабинете стало мучительно душно и тесно. Макс снова глянул на часы. Прошло всего минут десять с его последнего взгляда на циферблат, но казалось, что намного больше. Его повышенный интерес к часам не прошел мимо доктора Райта. Он и сам глянул на свои серебряные Омега и удивленно вскинул брови.

– Как время-то быстро летит за увлекательной беседой, мистер Фишер, не находите?

Макс вяло кивнул. Уже не осталось сил отвечать, веки налились свинцом, задница затекла, спина продолжала гудеть, а в голову словно насыпали несколько тонн песка. Доктор Райт легким движением поднялся со своего кресла-мешка, поправил галстук и закрыл экран ноутбука. Макс последовал примеру доктора Райта, однако, в отличие от него, оторвал свою пятую точку от дивана с большим трудом.

– Ну что, мистер Фишер, первый сеанс весьма продуктивен. Вижу, вы устали, но это нормально: погружение в свое внутреннее я – весьма непростое занятие.

Максу казалось, что он не в свое собственное я погружался, а на дно Мариинской впадины, а потом его резко подняли на поверхность.

– Думаю, оставшуюся половину дня вам следует хорошенько отдохнуть, – продолжил доктор Райт. – Возможно, выпить бокал хорошего вина. А завтра нас ждет не менее интересная беседа. До завтра, мистер Фишер!

Глава седьмая. Декабрь, 2017 год.

Ноябрь пролетел незаметно, и в жизнь горожан стремительно ворвалась зима с ее морозными узорами на окнах, снежными сугробами, наваленными снегоуборочными машинами по бокам от дорог, и с нарастающей атмосферой приятных предпраздничных хлопот, которая постепенно стала захватывать буквально каждого жителя города. Ведь нет ничего приятнее, чем ходить по магазинам в поисках подарков для своих любимых, украшать дом яркими гирляндами и рождественскими украшениями, наряжать елку красивыми игрушками. На улице дети всех возрастов катались на коньках, лепили снеговиков, валялись в снегу, очерчивая руками и ногами снежного ангела, играли в снежки. Порой, брошенный не туда снежок попадал в случайного взрослого прохожего, которому просто не повезло оказаться на линии фронта. Тогда ребятня спешно бросалась наутек под грозные выкрики пострадавшего, хотя никто всерьез не сердился. Все были погружены в атмосферу волшебства, чуда, вера в которое зарождалась еще в далеком детстве и сопутствовала до самой старости.

Макс вспомнил, как в детстве праздновал Рождество с родителями. Они наряжали елку, которую его отец покупал у своего знакомого по цене, значительно ниже рыночной, украшали дом фигурками ангелочков, Санта-Клауса, рождественских оленей, развешивали гирлянды и другие украшения. Макс с удовольствием принимал участие в предпраздничных приготовлениях. Особенно его радовал процесс развешивания елочных игрушек. В канун Рождества, перед тем, как лечь спать, он оставлял под елкой тарелку с печеньями и конфетами и стакан молока для Санты и его маленьких помощников. А утром со всех ног спешил к елке, чтобы поскорее распечатать подарки, которые оставил ему Санта-Клаус. Конечно, став старше, Макс узнал, что не было никакого Санты, а подарки оставляли ему родители, но это ничуть не испортило чувство праздника и волшебства. Ведь в этом празднике было что-то большее, чем сказочный бородатый дед с его подарками. Он также помнил, как к ним в гости приезжали дедушки и бабушки, как они все вместе садились за стол, ломившийся от угощений, совершали традиционную праздничную молитву, поздравляли друг друга. Макс с особым теплом вспоминал те моменты из детства, и сейчас, когда приближался день Рождества, он надеялся, что именно это Рождество станет для него особенно волшебным.

Макс все-таки решил продолжить ходить на уроки рисования, хотя, честно говоря, поначалу не испытывал особой любви к этому виду искусства. Несколько занятий подряд они осваивали технику рисования карандашом. Максу не казалось это слишком уж сложным. Он уже научился рисовать некоторых животных, фрукты, природу, отдельные предметы, а теперь работал над объемом и тенью. Это было весьма утомительно. Ему хотелось больше времени проводить с Евой, но пока что все их встречи и общение ограничивались этими занятиями два раза в неделю, а все остальное время он ждал, когда начнется новый урок, и когда в класс вновь легкой походкой зайдет Ева. И вот, за три недели до Рождества, они отложили карандаши и перешли на масляные краски. Успешнее всех в этом деле оказался, конечно же, Джордж, который, к слову, вообще был весьма неплох в художественном деле, и одна из его карандашных картин, на которой он изобразил человеческое сердце во всех анатомических деталях (кто бы сомневался!), оказалась на стене в холле. Надо признаться, среди несуразных каракуль и до абсурда банальных фруктово-ягодных натюрмортов его сердце выглядело впечатляюще и несколько завораживающе. Макс даже узрел в нем некий тайный смысл, разгадать который, увы, не смог. Скорее всего, ответ на этот вопрос знал только лишь автор сие творения, но Макс не хотел лишний раз вступать с ним в контакт. Больно странным он казался. Возможно, у него в холодильнике дома хранится парочка таких сердец, кто знает. В общем, у парнишки явно был талант. Макс же, к своему раздражению, особой дружбы с красками не завел. Ему никак не удавалось добиться нужного оттенка, нанести правильный мазок, не поставив при этом случайную кляксу. Несмотря на свою природную аккуратность и педантичность, в работе с красками он терпел полное фиаско. Да и вообще никакого желания возиться с этой мазней у него не было. Пустая трата времени. И какого черта Ева крутится возле этого Джорджа? Ну и что, что у него так хорошо получилось изобразить закат над морем! Макс с раздражением окинул взглядом свое творение. На когда-то белом холсте сейчас красовалось что-то, похожее на яблоко, лежащее на земле среди опавшей осенней листвы. На самом деле, на листву эти оранжево-красные пятна были плохо похожи, да и красная округлая фигура с торчащей коричневой палочкой тоже мало походила на яблоко. Тем не менее, Макс старался и, в принципе, был доволен проделанной работой. Пусть и получилось не лучше тех дурацких вегетарианских натюрмортов, что вывешены на стене в холле школы. Он посмотрел на мольберт китайцев. Ли нарисовал панду, сидящую у дерева и жующую что-то вроде стебля бамбука, а у Ким на холсте красовалась лиса с длинным оранжевым хвостом. «Любители животных. Наверняка, шарахаются от каждого владельца норковых шуб или обливают их на улице краской», – подумал Макс. Миссис Хьюстон, похоже, рисовала что-то в стиле постимпрессионизма – во всяком случае, Макс ничего не разобрал в ее мазне. Позже выяснилось, что она забыла дома очки и слабо видела, что рисует. Но, если верить ее словам, очень старалась изобразить иву на фоне облачного неба. А над чем трудилась домохозяйка Клэр, Максу было не видно. Но судя по ее напряженному виду, она либо творила что-то гениальное, либо у нее скрутило живот. Во всяком случае, со стороны выглядело так, будто ее голова скоро взорвется от перенапряжения. Когда Ева подошла к мольберту Макса, она улыбнулась и попросила его остаться после занятий, чтобы поработать над детализацией. «Ага, над детализацией», – незаметно ухмыльнулся Макс. Ее просьба остаться казалась прекрасным шансом перейти к активным действиям – наконец-то, они останутся наедине, и он пригласит ее на свидание. На самом деле, это надо было сделать уже давно. Просто, она такая красивая, загадочная, недоступная… К такой девушке подойти страшно, не говоря уже о приглашении на свидание. Но не собирается же она всерьез заниматься с ним детализацией!

Он с трудом дождался окончания занятия, когда медлительная миссис Хьюстон, наконец, соберет свои вещи, уложит их в сумочку, оденется и покинет класс. Ева протирала доску влажной губкой, а Макс пялился на ее тонкую талию, округлые бедра, волнистые волосы медового цвета, не в силах оторвать от них взгляд. «Как же плавно она качает бедрами…», – подумал Макс. – «Вот это я понимаю…». В его голове стали зарождаться такие образы и видения, связанные с ней, что Максу стало даже немного не по себе. Возможно, он даже покраснел. Макс потряс головой, чтобы выбить навязчивые мысли, и в этот момент Ева, положив губку на стол, повернулась к нему. По выражению ее лица сложно было сказать, о чем она думает. Может быть, действительно собирается дать ему пару советов по поводу детализации. А, может быть, она каким-то образом прочитала его мысли, и теперь… Макс не хотел думать о том, что будет теперь. Они смотрели друг на друга, и никто из них не проронил ни слова. В голове у Макса вертелись заветные слова «Ева, выходи за меня»… «Какого черта! Какой замуж! Я ведь ее даже на свидание еще не пригласил!». Макса подмывало вновь хорошенько тряхнуть головой, но он сдержал порыв, так как выглядело бы это крайне странно. Оставалось только подобрать нужный момент и… Первой нарушила тишину Ева.

– Макс, что ты чувствуешь, о чем думаешь, когда рисуешь?

«Что? Она серьезно?», – судорожно подумал Макс. «О чем я думаю? О том, что художник из меня никакой!».

– Да ни о чем не думаю. Думаю, что у меня ничего не получается, и вообще я зря теряю здесь время.

Хотелось прикусить язык, чтобы ничего лишнего не вырвалось, но, кажется, уже было поздно. Ответ получился довольно грубым. Но как есть, лучше быть предельно честным с самого начала. Однако, к счастью, Еву его слова не смутили, и она продолжала улыбаться.