Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой

Но в ту минуту, как я раскрыла рот, кто – то подошел к Бел – му и увел его в сторону.

Меня всегда поражали такие натуры, как Бел – й, нежданно появляющиеся на русской почве. В жизни я знала еще двух, похожих на него, – Николая Гавриловича и Добр – ва. Со всеми тремя я дружила, все трое были пророками, двух из них сразила чахотка, сразила прежде, чем власть заточила их в тюрьму или убила. Третий прошел свой крестный путь до конца.

Потом, когда я поближе узнала Бел – го, я полюбила его еще больше.

Однажды он рассказал, что в юности, будучи студентом, написал трагедию о крепостном юноше, который восстал против своего состояния.

– У меня было полное ощущение, что герой – это я сам, и я должен – даже ценою жизни – перестать быть рабом, высказать все в лицо рабовладельцу. Я кожей ощущал, что за моей спиной выстроилась нескончаемая цепь крепостных русских людей, умерших голодом, на войне, от бесчинств властей и помещиков. Сколько их было во времена Ивана Грозного, во времена Петра Первого? – безмолвных, но взывающих к отмщению жертв произвола? Почему их жизни не шли в расчет?

Даже в Вавилоне пленным платили за строительство укреплений. А город, где вы живете, наша Северная Пальмира, построен согнанными отовсюду крепостными рабами. Построен рабами, на их же костях. Неужели судьба России из века в век приносить человеческие жертвы во славу извергов на троне?

– И что сталось с вашим сочинением?

– Мне пришлось его уничтожить. Профессора Московского университета были ужасно напуганы, прочили мне тюрьму и Сибирь. Они так усердно принялись за мной следить, что я заболел.

– И что было дальше?

– Меня выгнали из университета … по отсутствию способностей. Началось мое шатанье по журналам. А жаль было расстаться с ученьем, особливо с друзьями – студентами. У нас образовался к тому времени преинтереснейший кружок.

– Остался у вас страх?

– Как не остаться! Только ненависти осталось больше. Обидно, что не могу в статьях высказываться впрямую, и даже то, что говорю обиняками, цензура кромсает. Может, придет еще мой час…

Час Бел – го пришел, когда уже перед самой своей смертью, находясь на леченье в Силезии, написал он «Письмо к Гоголю». За публичное его чтение Дост – го приговорили к смертной казни; я знаю это письмо лишь благодаря лондонской вольной русской типографии – в России до сих пор оно не напечатано. А Бел – го от крепости спасла только скорая смерть. Удивительно, как пугал власть этот хилый, чахоточного сложения человек – настоящий гладиатор по свойствам и силе характера.

* * *

По переезде Бел – го в Петербург в конце 1839 года, мы с ним тесно сошлись. Переезд его из Москвы в большой степени был инициирован Пан – ым, который переманил его в сотрудники главного тогдашнего толстого журнала «Отечественные записки».

Андрей Краевский, редактор «Отечественных записок», приходился мне зятем, но у меня не было к нему добрых чувств. После ранней смерти сестры, приходилось мне у него бывать, чтобы помочь оставшимся без матери детям, но общение с ним меня угнетало.

Был он человеком приземленным, журнал издавал исключительно для наживы, направления не имел никакого, острым нюхом вылавливая на литературном рынке то, что сулило интерес читателей, а стало быть, и доход. Сотрудники журнала были для него не товарищи по работе, а наемные работники. В помине не было тех дружеских свободных отношений, которая царила впоследствии в редакции нашего Журнала.

Помню наш разговор с Краевским по поводу Бел – го:

– Андрей, какого ценного сотрудника вы приобрели…

– Вы про Бел – го? Но я и деньги плачу ему хорошие.

– Он за эти «хорошие» деньги работает по – черному, один ведет отдел критики и библиографии, должен рецензировать все вышедшие книги, вплоть до азбук и пособий по истреблению клопов … Вы плохо используете его критический талант.

– Чего вы хотите? У меня нет лишних людей! Бел – й делает свое дело и получает за это хорошие деньги…

Все видели и понимали, что Бел – му не место у Краевского, но семь лет пришлось критику батрачить на алчного издателя, прежде чем он взбунтовался и ушел в расчете начать свой журнал.

На этой почве и произошло его драматическое столкновение с Некр – ым.

Не мне судить, кто в этом столкновении прав, кто виноват. И тогда, и впоследствии звучал хор голосов, обвинявших Некр – ва в том, что он воспользовался материалами, собранными Бел – м для огромного сборника, где должны были поместиться все самые главные литературные приманки эпохи: «Обыкновенная история» Гонч – ва, «Кто виноват» Искандера – Герц – на, охотничьи рассказы Тург – ва… Но самым тяжким обвинением было другое. Некр – в обвинялся в том, что устранил Бел – го от управления Журналом.

Так и стоит в ушах грубый, разболтанный голос Николая Кетчера, «разъясняющего» своим друзьям из московского кружка, как этот «пройдоха» Некр – в надул простодушного Бел – го.

Я этих «разъяснений», естественно, не слыхала, но представить себе могу:

– Некр – в ничем не лучше Андрюшки Краевского! Тот был кулак и эксплоататор, таков же и Некр – в. Воспользовался именем Бел – го и его материалами, чтобы набрать подписчиков, а самого Виссариона привязал к тачке и заставил, как при Краевском, по – черному рубить уголек…

И все московские друзья Бел – го прислушиваются к Кетчеровой брани, согласно кивают головами, отпускают злые шуточки в адрес Некр – ва. Одобрительно кивает даже ближайший друг Бел – го, будущий лондонский изгнанник, ставший впоследствии ненавистником Некр – ва.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Ошибка памяти мемуаристки, песня появилась много позже (прим. автора).