Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Теперь обратимся к двум письмам, написанным митрополитом Сильвестром Коссовым в марте 1654 г. царю Алексею Михайловичу по случаю рождения первенца. Эти письма – еще один из примеров красноречия, свойственного интеллектуальному кружку, сформировавшегося вокруг Киево-Могилянской коллегии. Выражая свой восторг по поводу рождения царевича Алексея Алексеевича, «смиренный богомолец» писал: «…неизглаголанно общею насладившеся радостию, должное Царю царем и Господеви господем соборне возсыхает благодарение, яко Он пресветлейшему вашему царскому величеству многовожделенный всему яфетороссийскому племени нашему, наипаче пресветлейшаго вашего царского величества свойственнаго православного царствия наследника…»103 Далее митрополит продолжал: «…тако и богодарованному и новорожденному вашего царского величества сынови богоспешного возраста и благополезного в царских добродетелех воспитания в наследие православного скипетра яфеторосийского и во ужас всем христоненавистным варваром и прегордым иноплеменником…»104

Также рассмотрим грамоту Сильвестра Коссова самому царевичу Алексею. Митрополит обращался в этом послании к младенцу как к «превожделенному православно яфетороссийскаго царствия наследнику, и яко преславного имени его царского величества, сице и превысоких царских и отеческих добродетелей причаснику вся многоименная Великая и Малая Росия неисповедимою наслаждается радостию…»105

Эти два письма интересны для нас в связи со следующим. Вопервых, в них в косвенной форме упоминается имя легендарного библейского прародителя славянских народов Иафета. Во-вторых, сама форма «яфеторосийское племя» характерна для такого исторического трактата как «Палинодия» Захарьи Копыстенского. В-третьих, здесь мы можем, по всей видимости, разглядеть не столько этническую, сколько этнополитическую конструкцию, связанную с представлением о «своей» царской власти – «яфеторосийское царствие». Также отметим такой пассаж: для Сильвестра Коссова царевич Алексей принадлежал к тому же «народу яфетороссийскому», частью которого осознавал себя сам митрополит. В-четвертых, термин «многоименная Великая и Малая Росия», по-видимому, говорит о таком представлении митрополита, выраженном в данном письме (и подчеркнем, для данного адресата), согласно которому Россия – это нечто двуединое, состоящее из «двух Россий».

Безусловно, оба послания – это, как уже было отмечено, чисто панегирические произведения. Однако в этих источниках мы встречаем отражение структурно однородной традиции, сложившейся в кружке киевских книжников, согласно которой московский царь – «природный монарх», имеющий право на Малороссию поскольку: был наследником «князей российских», происходящих от потомков Иафета и правил «Всей Россией», включающую в себя «Великую» и «Малую».

Взгляды Сильвестра Коссова, как нам кажется, являются прекрасной иллюстрацией тезиса, высказанного польским исследователем истории киевской митрополии в XVII в. Анджеем Гилем: «Православные круги Речи Посполитой не были монолитом, но представляли целую гамму взглядов и установок, которые были обусловлены внутренними сословными или территориальными различиями, совершенно понятными в социально-политическим калейдоскопе страны»106.

Однако, в различных речах, произнесенных перед царскими или королевскими дипломатами, письмах, оставшихся в наследии митрополита, нет противоречий. Говоря первым о том, что Алексей Михайлович – наследник князя Владимира, и убеждая вторых в том, что его отчизной была Речь Посполитая, Коссов, как кажется, не сильно лукавил. В литературе, посвященной биографии митрополита не раз подчеркивалось его близость к польской (а, стало быть, европейской) культуре. Речь Посполитая – страна, обывателем которой Коссов был по рождению, и с которой была связана его церковная карьера. Шляхетское происхождение, европейское образование, по-видимому, способствовали формированию в нем представления о политической Родине. В то же время, такое внутреннее убеждение не входило в конфликт с чувством собственной принадлежности к «российскому племени» даже смутным представлением о «Двуединой Руси», включающей в себя московскую и киевскую части.

Глава II. Малороссийское духовенство в годы Руины: основные высказывания о «русском народе» в контексте военно-политических событий

Настоящей проверкой политической и идеологической лояльности представителей высшего киевского духовенства по отношению к царской власти стал мятеж гетмана И.Е. Выговского. В историографии неоднократно отмечалась роль украинского приходского духовенства в борьбе против гетмана и его окружения. При этом, однако, позиция «духовной шляхты» была рассмотрена только в самом общем ракурсе.

Проект Гадячского договора107, составленный ближайшим сподвижником Выговского Ю. Немиричем, включал в себя 5 статей, которые напрямую касались статуса православной церкви в так называемом «Великом княжестве Русском». Первый пункт договора декларативно уравнивал в правах православную церковь с католической. Во втором пункте оговаривалось право киевского митрополита и пяти украинских архиереев заседать в Сенате (по Зборовскому договору это предоставлялось только двоим). 13-й, 14-й и 16-й пункты касались будущей Киевской Академии и Печерской типографии. Статус Академии определялся отдельно: предполагалось не допускать в нее иноверных преподавателей. В типографии разрешалось печатать любые полемические произведения108. Таким образом, Гадячский договор шел куда дальше Зборовского и, в общем, отвечал интересам высшего православного духовенства периода Освободительной войны. Однако к 1658 году украинская церковная элита уже могла сравнить Гадячские условия с тем положением Церкви, которое сложилось после 1654 г.

Несмотря на действия московского правительства, которые крайне волновали высшее украинское духовенство (регулярные попытки подчинения Киева власти московского патриарха, возможная поставления московских архиереев и священников в украинские епархии, ссылка представителей украинского духовенства в московские монастыри и т.п.) положение киевских духовных лиц под царской властью обладало весомыми преимуществами над теми, которые предлагал Гадячский договор. Во-первых, многие украинские монастыри уже успели получить царские жалованные грамоты на различные маетности. В то же время, вопрос о церковном землевладении и возможном его переделе в пользу католической церкви в Гадячском договоре так и не затрагивался. Во-вторых, киевское духовенство занимало в православном государстве господствующее положение в религиозных институтах. Пафос Гадячского договора, в противоположность этому, предусматривал, что православная церковь так или иначе остается на вторых позициях (в частности, все православные архиереи-сенаторы должны были заседать только после католических епископов своих епархий). В-третьих, резкая перемена внешнеполитического курса Гетманщины негативно отразилась бы на стабильности как в политической, так и в церковной жизни региона.

В 1658 г. наметился определенный раскол в среде высшего украинского духовенства. Митрополит Дионисий Балабан с частью киевских игуменов поддержал Выговского и отправился в Варшаву для обсуждения условий соглашения. Несколько позже нежинский протопоп Максим Филимонович писал в Москву: «митрополит киевский и все владыки и архимандриты, как Тукальский, Василевич игумены и протопопы некоторые до Варшавы к королю на сейм поехали, на нечестивое сборище. Только отец Гизель, игумен межигорский, отец Варнава и отец Клементий Старушич, игумен Выдубицкий неколебимо стоят. А отец Баранович також в Печерском монастыре немощен». Так что, видимо, полную лояльность по отношению к царской власти в то время продемонстрировали две значимые церковные фигуры – Иннокентий Гизель и Лазарь Баранович. Несколько непонятной остаелась позиция виленского наместника Иосифа Нелюбовича-Тукальского.

Тогдашний местоблюститель митрополии Лазарь Баранович практически никак не проявил себя в этом конфликте. В отличие от него архимандрит Иннокентий Гизель активно, так как, по всей видимости, внешнеполитический курс Выговского вызвал у него отторжение. Еще в начале 1658 года Гизель вместе с Иосифом Тукальским. написали в Москву пространное послание, в котором уверяли «нашего же великого князя киевского», как они называли Алексея Михайловича в целесообразности продолжения войны с Речью Посполитой. Тон письма не вызывает никаких сомнений в решимости авторов: «храни ся, – писали архиерея царю, – и всю державу от псов; врагу же твоему не ими веры николиже…»109 Не стесняясь в выражениях, особое внимание Гизель и Тукальский уделили возможному будущему положению униатов: «…ненаказанные супостаты от церкве святыя восточные отпадше, пришедше в чювство, приимут жалость о суетной крамоле своей, и либо с пшеницею – сице с православными смешеся, се есть проклятую ту свою отвергше, в житницу Господню соберутца, либо огнем праведныя ярости [сожжены будут]…»110 Письмо не только обсуждалось на заседании боярской Думы, но имело и другие последствия111.

Это письмо было написано в то время, когда Выговский уже вел тайные переговоры с поляками. Таким образом, реакция Гизеля на Гадячский договор была вполне ожидаема: «А Печерской архиморит Инокентей Гизель тебе великому государю служит верно, и гетману и полковником говорит, не боясь от них ничего», – писал Филимонович112.

В июле 1658 г. Гизель послал в Москву наместника киево-печерского архимандрита Авксентия с просьбой о материальной помощи и о подтверждении прав на все маетности, принадлежавшие Киево-Печерскому монастырю. Об этом посольстве упоминал В.И Эйнгорн, но пристального внимания ему не уделил113. Однако знакомство с материалами миссии Авксентия интересно для изучения позиции киевского.

Перед тем как подать челобитную, Авксентий вручил царской семье дары от Киево-Печерского монастыря: Алексею Михайловичу были преподнесены – второй раз после такого же дара, сделанного митрополитом Петром Могилой в 1635 г. – частицы мощей св. Владимира, а царевичу Алексею Алексеевичу был подарен образ «Великого святителя Христова Алексея, митрополита киевского и всея Росии чудотворца…»114 Семантическое значение этих подарков очевидно. В речах, сказанных представителями киевского духовенства накануне и во время проведения Переяславской рады, в их посланиях, в Патерике Иосифа Тризны была подчеркнута связь «Володимерова корени» с московскими правящими династиями.

Посланники архимандрита предоставили в Посольский приказ грамоту киевского князя Андрея Юрьевича «Китая», универсал гетмана Хмельницкого, привилеи польских королей на различные маетности, письма константинопольского патриарха и привилей, полученный от митрополита Сильвестра Коссова. Из всех когда-либо приобретенных маетностей интересна судьба, в первую очередь тех, которые оказались в составе Брянского уезда и впоследствии, когда Брянск перешел в состав Великого княжества Московского, были утеряны для Киево-Печерского взятия русскими войсками Бреста в 1660 г., по указу Алексея Михайловича, одну из униатских церквей отдали под приход Афанасия Брестского. монастыря. Иннокентий Гизель просил вернуть эти вотчины на том основании, что когда-то их подарил монастырю князь Андрей «Китай» Юрьевич «благоверный и великий князь русский, внук володимерова мономахова правнука Ижеславля…» (в московском пересказе письма архимандрита Андрей Юрьевич и другие русские князья названы «прежними государями царями и великими князьями российскими»)115. Закончил свою челобитную Гизель словами: «…и ныне, государь, те монастыри и вотчины за тобою великим государем, а мы богомольцы твои ими, монастыри, прежними и вотчинами не владеем…»116 По указу царя, бывшие владения Киево-Печерского монастыря в Брянском уезде были возвращены117.

Просьба Иннокентия Гизеля говорит о том, что киевское духовенство надеялось на возвращение украинским монастырям земельных владений, принадлежащих Москве118. Советы которые давали Гизель и Тукальский в уже цитируемом письме, отправленном царю в начале 1658 г. также можно объяснить в т.ч. желанием вернуть маетности киевских монастырей, которые остались под контролем польской короны.

Деятельность Мефодия (Максима) Филимоновича, его политические и идеологические взгляды в 1658– 1665 гг. Максим Филимонович – яркий пример того, насколько особенное место занимали протоиереи в среде украинского духовенства в середине – второй половине XVII в119. До своего политического «дебюта», пришедшегося на гетманство И. Выговского, Филимонович, по-видимому, выступал как креатура Сильвестра Коссова.120 Так, в сентябре 1654 г. нежинский протопоп, ссылаясь на поручение, полученное от киевского митрополита, в своем письме уговаривал мещан Могилева сдаться на милость казаков Б. Хмельницкого, так как «сохрани Боже, москва не хотела по своем нраве и право поставити совершенно в вашем городе…»121 Видимо, протопоп в это время разделял позицию Коссова, желавшего, как можно больше, ограничить вмешательство московской администрации в дела верующих Киевской митрополии.

В январе 1654 г. Максим встречал московского посла В.В. Бутурлина речью, похожей на те, которые были сказаны Богданом Хмельницким, представителями старшины и духовенства во время проведения Переяславской рады122. Интересна и другая речь, которая была произнесена в присутствии наказного гетмана Ивана Золотаренко. Рассмотрим её подробнее. Выражая свой восторг по поводу присоединения Малороссии к Русскому государству, Филимонович говорил: «Призрел Господь Бог на смирение наше, коли подал до сердца вашему царскому величеству, дабы расточенных сынов русских злохитрием лятцким воедино собрал, разделенных составов воедино тело русского великого княжения совокупил, разсеянных что кокошь птенца своя под крыла вашего царского величества восприял, дабы преславное имя русское в Малороссии уничиженно и гноищем насилствования лятцкого погребенное воскресил и в первое достояние привел»123

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Памятники, изданные временною комиссиею для разбора древних актов, высочайше учрежденную при киевском военном, подольском и волынском генерал–губернаторстве (Далее – ПКК). Киев. 1852. Т.3;

2

Архив Юго-Западной России. Киев, 1859–1911. Ч.1–8.

3

Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные археографическою комиссиею (далее – АЮЗР). СПб., 1863–1892. Т.3, 4, 7, 10, 11, 14, 15;

4

Воссоединение Украины с Россией. документы и материалы в трех томах (далее – ВУР). М., 1953. Т.2–3;

5

Документы об Освободительной войне украинского народа 1648–1654 (далее – ДОВ). К., 1965;

6

Заборовский Л.В. Католики, православные, униаты. Проблемы религии в русско-польско-украинских отношениях конца 40-х – 80-х гг. XVII в. Ч.1. М., 1998.

7

Універсали Богдана Хмельницького. Київ, 1998; Національно визвольна війна в Україні 1648–1657. Збірник за документами актових книг. Київ, 2008;

8

Документи Богдана Хмельницького (далее – ДБХ). Київ, 1961

9

Например, письма гетмана И.Е. Выговского (РГАДА. Ф.79. Оп.1 1660 г. №.3. Л.60–61).

10

РГАДА. Ф.210. Столбцы Белгородского стола. № 608. Л.105.

11

Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). Т.40.

12

Софонович Ф. Хронiка з лiтописцiв стародавнiх. Вид. Ю.А. Мицик и В.М. Кравченко. Киïв: Наукова думка, 1992.

13

Мыцык Ю.А. Украинские летописи… С.17.

14

Иннокентий (Гизель) Синопсис или краткое собрание из различных летописцев. Киев, 1674.

15

К исследованию был привлечен текст третьего издания как наиболее информативного. Иннокентий (Гизель) «Синопсис или краткое собрание из различных летописцев…» Киев, 1680.

16

Российская государственная библиотека. Отдел рукописей. Ф.304. № 714; Лазарь (Баранович). Меч духовный, еже есть глагол Божий на помощь церкви воюющей. Киев, 1666; Лазарь (Баранович). Трубы на дни нарочитыя праздников. Киев, 1674; Иннокентий Гизель. Мир с Богом человеку или покаяние святое примиряющее Богови человека. Киев, 1669; Патерикъ или Отечникъ Печерский. Киев, 1661.

17

Мицик Ю.А. Перший український історико-политичний трактат // Український історичний журнал. Киев, 1991. № 5.

18

Российская национальная библиотека. Отдел рукописей. Q. XVII. № 220.

19

Striykowski M. Kronika Polska, Litewska, Źmudzka I wszystkiej Rusi. Konegsberg, 1582.

20

Guagnini A. Sarmatiae Europeae Descriptio.Alexandi Gwagnini. Cracoviae, 1578.

21

Bielski M. Kronika wszytkyego swyata. Kraków, 1551.

22

Полное собрание законов Российской империи (далее – ПСЗ). СПб., 1830. Т.1–2; Собрание государственных грамот и договоров. СПб.: Тип. Селивановского. 1826. Т.4; 67. Чтения в обществе истории и древностей Российских. 1848, кн. VIII. С.1–39.

23

РГАДА. Ф.124. Малороссийские дела. Оп.1–3;

24

РГАДА. Ф.79. «Сношения России с Польшей». Оп.1.

25

РГАДА. Ф.214. «Сибирский приказ». Оп. 1.

26

РГАДА ф. 210. «Столбцы Приказного стола»

27

Данный подход был разработан ещё в 1960-х годах норвежским учёным Фредериком Бартом. Уже в конце 1980 – начале 1990-х годов Ф. Барт суммировал основные положения данного подхода в следующих тезисах: – Этническую идентичность следует рассматривать больше как форму социальной организации, чем как выражение определённого культурного комплекса. Процесс рекрутирования в состав группы, определения и сохранения её границ свидетельствует, что этнические группы и их характеристики являются результатом исторических, экономических и политических обстоятельств и ситуативных воздействий. – Будучи вопросом сознания (идентификации), членство в этнической группе зависит от предписания и самопредписания. Только после того, как индивиды разделяют общие представления о том, что есть этническая группа (самопредписание), или же они заключены в рамки этих представлений внешними обстоятельствами (предписание), они действуют на основе этих представлений, а этничность обретает организационные и институциональные различия. – Только те культурные характеристики имеют первичную значимость, которые используются для маркировки различий и групповых границ, а не представления специалистов о том, что более характерно или «традиционно» для той или иной культурной общности. Конструируемые в этом контексте культурные стандарты используются для оценки и суждений на предмет этнической принадлежности. – Наконец, ключевую роль в конструировании этничности играет политика мобилизации членов этнической группы, подразумевающая коллективные действия со стороны лидеров, которые преследуют собственные политические цели, а не выражают культурную идеологию группы или «волю народа». См. Barth F. The Analysis of Culture in Complex Societies // Ethnos [Stockholm]. 1989. Vol. 54. P. 120–142; Idem. Enduring and Emerging Issues in the Analysis of Ethnicity // The Anthropology of Ethnicity. Beyond “Ethnic Groups and Boundaries”. Amsterdam, 1989.

28

Shibutani T., Kwan K.M. Ethnic Stratification: A Comparative Approach. New-York – London, 1968.

29

Максимович М.А. Об употреблении названий России и Малороссии в Западной Руси // Максимович М.А. Собрание сочинений. Т. 2. Киев, 1877. С. 307–311.

30

Лаппо И.И. Происхождение украинской идеологии Нового времени. Ужгород, 1926;

31

Лаппо И.И. «Идея единства русского народа в Юго-Западной Руси в эпоху присоединения Малороссии к Московскому государству». Прага, 1929.

32

Лаппо И.И. «Идея единства русского народа…» С.21.

33

Напр.: Крип’якевич I.П. До питання про нацiональну самосвiдомiсть українського народу в кiнцi XVI – на початку XVII ст. // Українский iсторичний журнал. К., 1966. № 2. 82.

34

Флоря Б.Н. Древнерусские традиции и борьба восточных славян за объединение. // Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства / В. Т. Пашуто, Б. Н. Флоря, Хорошкевич А. Л. М., Наука, 1982.

35

Флоря Б. Н. Исторические судьбы Руси и этническое самосознание восточных славян в XII–XV вв. // Славяноведение. 1993. № 2. С. 65.

36

T. Chynczewska-Hennel. Świadomość narodowa szlachty ukraińskiej I Kozaczyzny od schyłku XVI do połowy XVII wieku, Warszawa, 1985.

37

Ibid. S.164.

38

Sławomir Gawlas, Hieronim Grala. “Nie masz Rusi w Rusi”. W sprawie ukraińskiej świadomości narodowej w XVII wieku // Przegląd historiczny. Warszawa, 1986. T. LXXVII. Zeszut. 2. St. 331–351.

39

Stanisław Kot. Świadomość narodowa w Polsce w XV–XVII w. // Polska złotego wieku a Europa. Warszawa, 1987.

40

Althoen D. Natione Polonus’ and the ‘Naród Szlachecki’: Two Myths of National Identity and Noble Solidarity, “Zeitschrift für Ostmitteleuropa-Forschung”, 2003, Bd. 52, No 4, pp. 475–508.

41

Таирова-Яковлева Т.Г. К вопросу о формировании самосознания политической элиты Украины раннего Нового времени // Историки-слависты МГУ. Кн. 8. М.2011. С.178–188; Она же. Мазепа. М., 2007; Она же. Иван Мазепа и Российская империя. История «предательства». СПб., 2011.

42

Таирова-Яковлева Т.Г. Представление казацкой элиты о подданстве русскому царю // Славяноведение. М., 2013. № 2.

43

Таирова-Яковлева Т.Г. Иван Мазепа и Российская империя… С.204.

44

Неменский О.Б. Особенности этнического самосознания Мелетия Смотрицкого // Леў Сапега и яго час. Гродна, 2007; Он же. Воображаемые сообщества в «Палинодии» Захарии Копыстенского и «Обороне унии» Льва Кревзы //Белоруссия и Украина. История и культура. Ежегодник 2005/2006. М., 2008. Вып.3; Он же. Русская идентичность в Речи Посполитой в конце XVI – первой половине XVII в. (по материалам полемической литературы) // Религиозные и этнические традиции в формировании национальной идентичности в Европе. Средние века – Новое время. М., 2008; Он же. Представления о славянской общности в «Палинодии» Захарии Копыстенского // Славянский мир в третьем тысячелетии. Славянская идентичность – новые факторы консолидации. М., 2008; Он же. Восприятие Московского государства и его жителей на Западной Руси в конце XVI – первой половине XVII века (по материалам православно-униатской полемической литературы) // Украина и украинцы: образы, представления, стереотипы. М., 2008; Он же. Об этноконфессиональном самосознании православного и униатского населения Речи Посполитой после Брестской унии // Между Москвой, Варшавой и Киевом. М., 2008;

45

Serhii Plohy. The Origins of the Slavic Nations: Premodern Identities in Russia, Ukraine, and Belarus. New-York – Cambridge, 2006.

46

Белявский Н. Сильвестр Коссов митрополит Киевский // Литовские епархиальные ведомости. Вильно, 1872. № 9. С. 327–333; Эйнгорн В.И. Очерки из истории Малороссии в XVII в. Сношения малороссийского духовенства с московским правительством в царствование Алексея Михайловича. М., 1899. С.48–63; Сергій Плохій. Налівайкова віра… С. 328–331.

47

В качестве примера такого осмысления» приведем послание киевского митрополита Иова Борецкого царю Михаилу Федоровичу в 1624 г. Иов, будучи с точки зрения властей Речи Посполитой, фактически вне закона (король Сигизмунд III признавал только унийную иерархию) впервые озвучил идею о переходе украинских земель под власть московского царя, аргументировав это так: «последи же и о на, росийскаго ти племени единоутробным людем державы ти и твоему самому царскому величеству родом плоти и родом духа единоя, святоя соборноя апостольския церкве людех же и градех, от них банею паки в прародителех ти языческую отряс слепоту, светом благоразумия пресветися и в порождении от воды и духа сыноположения дар прият, глаголю: последи же о святей родительници церкви, в нас обретающейся, и о нас, юнейших ти братиях…». ВУР. Т. 1. С. 47.