Полная версия
Борец за искусство
– Ну и не пустим их никуда! Ни сегодня, ни завтра. Официальную программу проведем, город покажем, а вечером в гостиницу – милости просим. Три дня продержимся!
– А как мы им объясним-то? – волнуется Орлов. – Иностранцы же, демократы, фля. Не привыкли небось взаперти сидеть…
– Мы им скажем, что нет у нас развлечений в городе.
– Давай попробуем…
И наступает вечер. Студентов кормят пельменями, желают им спокойной ночи и оставляют в мотеле. Тут выясняется, что условные шотландцы прекрасно подготовились к поездке и знают о существовании в городе большого клуба. К десяти вечера вся группа собирается у выхода в предвкушении ночного приключения. Но дорогу им неожиданно перекрывают мужественные охранники нефтяной компании, а также несколько привлеченных омоновцев, вооруженных дубинками. Ясное дело: любое ЧП приведет к самым печальным последствиям для гостеприимных хозяев.
– Ноу, ноу, дорогие гости! Нот тунайт! Всем немедленно разойтись по номерам! – увещевает студентов Константин.
– What the fuck? – удивляется темнокожая молодежь.
– Завтра у вас сложный день. Бизи дэй!
– Не имеете пгава! – кричит Миша. – Пустите нас танцевать!
– А у нас нет на это разрешения руководства. Завтра получим, может быть. Если очень надо потанцевать, то можете здесь… прямо у входа в гостиницу. Музыку мы включим.
Африканцы понимают, что спорить бесполезно, и вроде как расходятся по комнатам. Однако скоро начинают бодро выпрыгивать из окон первого этажа и пытаются перелезть через забор. С той стороны их нежно принимает охрана и, несильно вывернув руки, заводит обратно в мотель. Все это длится не менее получаса, после чего студенты сдаются. Лишь огромная Мандиша еще некоторое время смотрит на Константина коровьим взглядом и взволнованно дышит. Излучаемые ею флюиды проникают в каждую клетку щуплого тела начальника службы по связям с общественностью, но он мужественно держится, стараясь мантрами потушить возникший жар в паху.
На другой день хмурых студентов долго возят по предприятиям и грузят историями о развитии нефтяной промышленности в России. В разгар мероприятий Константин получает звонок из Москвы, и ему доходчиво объясняют, что брать гостей под стражу и запирать их в гостинице совершенно не соответствует изначально поставленной задаче. И предлагают исправить ситуацию любым способом, грозясь в случае провала отрезать Константину самое дорогое и необходимое.
Испуганный Константин на время забывает о Мандише. Вместе с Орловым, волнуясь и переругиваясь, они разрабатывают грандиозный план досуга темнокожих визитеров. И вечером к мотелю подкатывает автобус, который, представьте себе, везет обрадованную молодежь в «Мегаполис». Однако, зайдя туда, студенты с раскрытыми ртами смотрят вокруг и ничего понять не могут. Гигантский клуб совершенно пуст. Есть ди-джей, пара официантов и бармен. Больше никого. Нельзя же допустить контактов с непредсказуемой местной публикой! Вуаля, молодые люди! Развлекайтесь! Ни в чем себе не отказывайте. Танцевать можете хоть до потери сознания.
Выясняется, что клуб срочно арендован нефтяной компанией и предоставлен в полное и безраздельное пользование маленькой группе зарубежных гостей. Те, конечно, в полном недоумении, но в силу своего естества начинают приплясывать – африканская кровь не может не воспламениться от зажигательных ритмов хип-хопа. Затем энтузиазм, разумеется, спадает. Опять слышится уже знакомое: «What the fuck?» Студенты явно волнуются.
– Почему мы одни? Нам непонятно! Сообщим в Москву! – угрожает от имени коллектива грязноголовый переговорщик Миша. Назревает международный скандал. Что совершенно не в интересах принимающей стороны.
– Что делать будем, Костя? – нервно спрашивает Орлов, у которого начинает дергаться левый глаз.
Мозг Константина лихорадочно ищет выход. Терять работу ему совершенно не хочется. И решение неожиданно приходит: в приказном порядке на сцену направляются все присутствующие клерки и офисные дамы, числом не менее полутора десятков, а Орлов приглашает на dance floor сотрудников службы охраны и примкнувших к ним омоновцев с дубинками. Танцы кое-как возобновляются. И постепенно настроение выравнивается и продолжает расти. Восторг охватывает принимающую сторону. Глядя на скачущих темнокожих, сибиряки входят в раж. Приплясывает Орлов, вовсю дрыгают ногами офисные люди. Рядом скачет безумный Миша. Охранники заламывают кренделя, не отрывая глаз от африканских девиц, исполняющих невиданный в этих широтах страстный танец попами – знаменитый twerking, или booty dance.
А на расслабившегося Константина горой надвигается чувственная Мандиша. Она берет его в охапку и тащит на улицу. Валит на скамейку и, хлюпая, целует в губы, придавив менеджера своим трепещущим, горячим, необъятным телом.
«WHAT THE FUCK… Ведь задание руководства выполнено…» – успевает подумать пиарщик и окончательно тонет в объятиях африканской соблазнительницы.
* * *
Утро следующего дня. Довольные и усталые студенты прощаются в аэропорту с гостеприимными сибиряками. Охранники обнимаются с губастыми девицами, стараясь напоследок их еще раз как следует облапать. Успокоившийся Орлов обменивается телефонными номерами с немытым Мишей. Все улыбаются. Лишь потрясенному, бледному Константину явно не до улыбок. За одну ночь ему вдруг открылось, как велик и разнообразен мир, сколько тайн и наслаждений он таит. Мучительно захотелось отправиться в дальнее и долгое путешествие. Смотреть, общаться, учиться и любить. Но сказать, к сожалению, намного проще чем сделать… И наша камера начинает медленно удаляться (делать zoom out), пока Константин с грустью смотрит на уплывающую от него навсегда невероятную женщину Мандишу, столь непохожую на шотландку. Последнее, что мы улавливаем, это аромат нездешнего пота, смешанного с африканскими эссенциями, среди которых выделяется дурманящий запах дерева иланг-иланг.
Константинос и Ариадна
Притча о чрезмерном увлечении странными восточными учениями и модной эзотерикой.
На далеком и сказочном острове Наксос, чьи берега омывает печальная и тихая волна Эгейского моря, жил когда-то рыбак по имени Константинос. Было ему около сорока лет, роста он был среднего, а телосложения крепкого. Каждый день на своем баркасе выходил он с товарищами в море и возвращался в порт с уловом перки, кефали и морского леща. Это обеспечивало ему скромную, но безбедную жизнь. Много ли надо одинокому рыбаку?
Был у него домик на берегу и даже своя маленькая песчаная бухта, которую он именовал пляжем. Вечерами сидел рыбак в беседке у моря, пил понемногу александрийское мускатное вино и наигрывал любимые мелодии на лютне, прекрасной греческой лютне, которую называют бузуки. Мелодий было немного, и Константинос, повторяя их, постепенно впадал в меланхолию. Так избавлялся он от невеселых мыслей об одиночестве и однообразии рыбацкой жизни. Солнце спускалось за горизонт, с моря приходил ласковый теплый ветер, листья оливковых деревьев принимались шепотом напевать колыбельную. Тогда Константинос нехотя поднимался и шел в дом. Надо было рано ложиться спать.
Этому монотонному ходу жизни суждено было неожиданно измениться. Как-то раз на рыбном базаре он вдруг увидел незнакомую девушку лет двадцати. Она была стройна и изящна, как горная лань, высокая, с круглой крепкой грудью. Густые смоляные волосы ниспадали до поясницы. В омуте черных глаз потонул бы и самый спокойный из мужчин, каковых среди греков не так много. Она темпераментно торговалась с продавцами. Хватала рыбу за жабры, трясла ею, воздевала к небу глаза и громким низким, но очень чистым голосом вопрошала: «Это почему же двенадцать драхм? Ведь еще на прошлой неделе десять было!» Продавцы, конечно, были готовы ей уступить, но им не хотелось расставаться с юной горячей красавицей, чья жестикуляция была столь грациозна.
На Наксосе все друг друга знают, поэтому было очевидно, что девушка нездешняя и приехала недавно. Константинос пошел за ней и уже через час знал все, что ему было нужно. Ее звали Ариадна. Она приплыла с Крита. Родственники дали ей денег, наняли помощника и помогли открыть маленький фруктовый магазинчик, где продавались сочные, блестевшие на солнце апельсины, сахарные арбузы, македонские сливы, персики с Крита, а также обязательные на острове финики.
Что-то необычное творилось с Константиносом в следующие недели. Он думал об Ариадне, когда выходил утром в море, тянул сети, когда возвращался в порт и даже когда сортировал пойманную рыбу. Он мечтал о ней вечерами на берегу, перебирая струны своей лютни.
Они познакомились на Пасху. Прибрежный городок был украшен гирляндами. Отовсюду доносилась праздничная музыка. Запах костра разливался в воздухе – в каждой таверне в тот день жарили на вертелах баранов. А вечером, после грандиозного фейерверка и богатого ужина, весь остров пустился в пляс. Небо было усыпано звездами. На центральной площади маленького городка подвыпившие музыканты играли то кофтос, то сиртаки, то каламатьянос – знойный танец, в котором участники, обнявшись и построив круг, выделывают ногами замысловатые кренделя. Не очень трезвый Константинос умудрился, приплясывая, приблизиться к Ариадне и сплести с ней руки в тот момент, когда танцующие островитяне образовали круг. Он смотрел на нее влюбленными глазами и лучезарно улыбался, демонстрируя великолепные зубы. И девушка тотчас почувствовала бушевавший в рыбаке огонь. В глазах его было столько восторга, обожания и страсти, что огонь этот отчасти перекинулся и на нее.
После длинного веселого танца она позволила увлечь себя и оказалась за столом Константиноса. Его товарищи, представившись и наговорив стесняющейся Ариадне кучу комплиментов, отвернулись и принялись обсуждать свои рыболовецкие дела. Опытный мужчина сразу взял быка за рога. Поведав юной продавщице фруктов о своих чувствах, Константинос высказался в том духе, что ей не придется больше ходить за рыбой на базар, так как он лично будет заботиться о том, чтобы самая лучшая и свежая рыба была у нее на столе всегда, совершенно бесплатно, разумеется.
Это не могло не произвести на Ариадну впечатления. Было выпито уже немало афири и мавродафни, теплый ветер лизал ей руки и проникал под платье, от взглядов Константиноса кружилась голова. Той же ночью он увел ее к себе. И случилась у них любовь. Он зацеловывал ее на пляже, проникая в каждую клетку ее девичьего тела. Ариадна отдалась рыбаку с искренней страстью, как это и принято у темпераментных южанок. Оба были счастливы. На рассвете Константинос играл любимой на лютне и кормил лукумадесом – сладкими пончиками, политыми медом.
Ариадна никогда раньше не знала такого сильного чувства, таких ярких эмоций. Ее рыбак был лучшим в мире – она это почувствовала в ту первую ночь. Они сразу стали жить вместе. Днем работали, а вечерами сидели у моря, взявшись за руки, глядя вдаль, где на горизонте видны были лишь далекие паруса проплывавших яхт.
– Ариадна! – нежно шептал Константинос. – Спасибо тебе, моя звезда! Ты протянула мне волшебную нить, которая вывела меня из лабиринта тоски и одиночества, спасла от свирепого минотавра, уже настигавшего меня.
Их пылкие ночи были наполнены жаром и безумием. Казалось, сам бог Эрос, верный спутник Афродиты, направлял их в объятия друг другу.
Через месяц они поженились. В быту Ариадна оказалась великолепной хозяйкой. Готовила уставшему Константиносу ревифью из нута, постную фасоладу и тяжелую душистую мусаку. Была неутомима в стирке и уборке. Охотно штопала. Два счастливых года пролетели как один день. Рыбак любил Ариадну все больше и мечтал о детях – трех мальчиках. Он даже знал уже их имена: Стафил, Энопион и Фоант.
Но все проходит. Даже на сказочном острове Наксос. Что-то стало меняться в Ариадне. Она уже не так восторженно слушала лютню, реже улыбалась, а ночами, когда Константинос любил ее, все чаще смотрела в потолок и лицо ее не сияло, как прежде. Юной гречанке становилось скучно. И уже не всегда она торопилась домой после работы. А потом в ее жизнь пришло увлечение. Кто-то рассказал Ариадне, что на соседнем острове Парос, скалистом и неуютном, есть группа единомышленников, объединенных общей маниакальной идеей – разрисовыванием унитазов. В основном рисовали квадратики, кружочки и треугольники. Это занятие, как уверяли посвященные, вело к просветлению, позволяло открывать в себе новые горизонты, духовно очищаться и вообще становиться лучше.
История туалетного рисования восходила к Сократу, Платону и Аристотелю. Те первыми принялись чертить на домашних глиняных амфорах и каменных плитах общественных уборных всякие знаки и, как известно, со временем превратились в великих мудрецов-философов. После этого в Древней Греции туалет в доме каждого аристократа стал считаться чуть ли не священным местом. Ведь именно там особенно хорошо думалось. В головы надолго зависавших в уборной эллинов нередко приходили великие философские мысли. Вознеся хвалу богам, аристократы в благодарность разрисовывали свои отхожие места всякими знаками и узорами. В процессе намалевывания значков возникали еще более грандиозные мысли. Мудрые просветленные люди вообще переставали выходить из уборных, дабы не прерывать мыслительного процесса. Рабы приносили им краски, пищу, приводили наложниц. Туалеты мыли каждые три дня, чтобы было на чем малевать. Постепенно стали развиваться разные школы философии, символом каждой из которых становилась та или иная геометрическая фигура. От тех, кто в своих клозетных медитациях напирал на квадратики, пошли эпикурейцы, любители кружочков стали скептиками, а предпочитающие рисовать треугольники превратились в стоиков.
И вот спустя две тысячи лет древний обычай возродился. Последователи туалетных мыслителей появились по всей Греции. А остров Парос стал их Меккой. Пришли новые мудрецы, объяснявшие как добиться максимального просветления и очищения в процессе сидения в туалете и последующего художественного оформления унитаза. Они также проводили семинары, где учили технике правильного лежания на туалетном полу и стояния на четвереньках перед толчком с кисточкой. Была даже разработана особая гимнастика, укреплявшая локти и колени.
Ариадна всей душой жаждала света и новизны. Поэтому очень заинтересовалась и отпросилась у Константиноса на соседний остров. Удивленный и озадаченный, он тем не менее отпустил ее. Любящий рыбак инстинктивно чувствовал, что раскраска толчков ни к чему хорошему привести не может. Но Ариадна так упрашивала его, что Константинос вынужден был ей уступить. Прекрасная гречанка уплыла на пароме через пролив, обещав вернуться через три дня. Константинос провожал ее в порту и, как только паром сдвинулся с места, уже начал отсчитывать часы, остававшиеся до ее возвращения.
Она действительно вернулась. Не через три дня, а через неделю. Константинос сразу почувствовал, что с ней что-то произошло. Взгляд стал чужим, рассеянным. По лицу блуждала странная улыбка. Когда они оказались дома, Константинос тотчас попытался овладеть ею, но Ариадна вырвалась и, схватив сумку, заперлась в туалете. Рыбак долго звал ее, но она вышла лишь через час. И покорно ему отдалась. После этого Константинос заглянул в туалет и в ужасе отскочил. Не только унитаз, но и рукомойник, стены и пол были разрисованы разными геометрическими фигурами. Ариадна, видимо, еще не определилась с выбором философской школы.
Их отношения стали портиться. Постепенно Константинос начал утрачивать контроль над молодой женщиной, которую так любил. Над той, которая должна была стать матерью его детей. Теперь она уезжала на Парос каждые выходные. Да и на Наксосе она обработала все толчки в прилежащих тавернах. Квадратики, треугольнички и кружочки украшали теперь даже портовый туалет – не самое стерильное место на острове. Ариадна все больше пахла хлоркой, но выглядела вполне счастливой. Девушка продолжала работать, даже иногда готовила дома мусаку. Она стала рассуждать о философии, постоянно цитируя то Демокрита, то Гераклита, то даже Диогена Аполлонийского. Константинос видел, что происходит неладное. Он пытался разговаривать с Ариадной, апеллировал к здравому смыслу, порядочности и семейным ценностям. Но его Ариадна исчезла. Это была уже совсем другая женщина. Ей не нужен был верный Константинос. Она превратилась в жрицу культа отхожего места.
Скоро Ариадна начала проповедовать среди молодых портовых рабочих и моряков. Загорелые, мускулистые, они с восторгом внимали глубокомысленным речам изящной девушки, наблюдали, как она принимает различные сложные позы, демонстрируя, как лучше подлезть с кисточкой к основанию унитаза, а потом дружно бежали в туалет. Один из них – кривоногий и широкоплечий Вассилиос – стал ее совсем уж близким другом. Когда Константинос узнал об этом (на острове ничего нельзя удержать в тайне), он долго отказывался верить очевидному. Ведь он так любил свою Ариадну! Он каждый вечер, как и раньше, сидел с лютней на берегу и наигрывал привычные мелодии. Не испытывал мук, просто в душе его образовалась пустота, а в сердце поселился холод. Лишь однажды он вышел из себя, когда Ариадна проходила мимо его дома в поисках какого-нибудь сортира.
– Вон отсюда! – вскричал, завидев ее, несчастный рыбак. – Порнокоритсо! Врамьярис! Пошла на х…й с моего пляжа!
Он погнался за ней, размахивая лютней, как томагавком. Но Ариадна бегала лучше его. Ей без труда удалось оставить мужа далеко позади.
Так закончилась волшебная любовь юной продавщицы и немолодого рыбака. Больше они не виделись. Она скоро закрыла свой фруктовый магазинчик и перебралась на Парос. А Константинос остался один. У него были только лютня, море да пара верных товарищей. Придя в себя, он стал жить как раньше, будто и не было этих счастливых двух лет. Он не думал об Ариадне часто и вообще верил, что встретит новую любовь. Хотя сердце его оставалось холодным.
Однажды осенью обычно ласковое Эгейское море вдруг возмутилось, подул ураганный ветер и разыгрался нешуточный шторм. Константинос, глядя на черные волны, накатывавшиеся на берег, слушая, как хлещет по крыше ливень, абсолютно неожиданно для себя почувствовал, что должен найти Ариадну, что любовь к ней не исчезла, а только спряталась где-то глубоко внутри. Он распахнул дверь и побежал в сторону порта, намереваясь, несмотря на бурю, переплыть на баркасе пролив и разыскать на соседнем острове жену, даже если для этого пришлось бы облазить все тамошние туалеты. Он хотел отхлестать ее по щекам, отмыть, привести в чувство и спасти.
Жестокий ураган повалил в ту ночь много деревьев. Старый кипарис, падая, повредил высоковольтный столб. Оголенные провода упали в траву. Константинос бежал к порту напрямик и наступил на один такой провод. Ток убил его мгновенно. Так глупо и неожиданно закончилась жизнь этого достойного человека.
Об Ариадне долго не было ничего известно. Она пару лет жила на Паросе, а потом уехала. Говорили, что ее видели в уборной аквапарка на острове Закинтос, но это были слухи, не более. Лишь годы спустя стало известно, что молодая женщина уехала на север страны и даже родила там трех мальчиков. Рассказывают, что Ариадна сильно изменилась. Повзрослев, она переросла и свое увлечение. Она замужем и почти не вспоминает о своем прошлом. Растит детей и торгует фруктами. Лишь иногда ей кажется, что ветер доносит откуда-то далекие звуки лютни, Ариадна выходит к морю и долго стоит молча. Потом тяжело вздыхает и бредет в дом.
Проклятье Саркисьян
Армяне, как известно, нация довольно древняя. Русских, американцев и северных корейцев еще в природе не было, а армяне, представьте, были. Вокруг них суетились всякие фракийцы, финикийцы, загадочные парфяне. С юга накатывались какие-то эллинистические Селевкиды. Вот с кем приходилось иметь дело в те далекие времена, о которых нам, увы, так мало известно. Несколько тысяч лет народ, обитавший в окрестностях горы Арарат, развивал свою уникальную культуру, хранил обычаи и берег традиции. И выживал в самых сложных ситуациях. Поэтому я с огромным уважением и большим теплом отношусь к этому древнему племени!
А вот армяне меня не любят. Во всяком случае, часть армян. Конкретнее – носители фамилии Саркисьян2
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Кузнецов Феликс Феодосьевич. Советский литературовед, литературный критик. Как руководитель Московской организации Союза писателей СССР сыграл ключевую роль в запрете публикации альманаха «Метрополь» в 1979 году. Демичев Петр Нилович. Министр культуры СССР (1974—86). Либеральными взглядами не отличался (прим. автора).
2
* правильно писать Саркисьянов, но так же, как и в названии, автор допустил эту ошибку намеренно.