День револьвера

Глянув назад, я увидел, что солнечный диск уже наполовину скрылся за холмами – зрелище, отнюдь не способствующее оптимизму, но зато неплохо подстегивающее соображаловку.

Что Джок не верит в свои «рассуждения», было бы ясно и окаменевшему троллю. Заподозри он меня хоть на миг всерьез, уже бы вовсю палил из своей громыхалки, колотил в гонг, колокол или чего у них там висит. И орал так, что его было бы слышно даже на Восточном Побережье.

Все намного проще. Имеются ворота, одна штука, имеется с виду разумное существо при них. А из такого сочетания практически всегда возникает желание получать с входящих и выходящих что-то посущественней, чем «Спасибо, мистер Джок», «Удачи, мистер Джок», и «А ну с дороги, увалень!». И впрямь глупо упускать такую возможность – особенно в тех случаях, когда каждый дюйм исчезающего за горой багрового диска делает собеседника все более склонным к уступкам.

К сожалению, вид моего пустого кошелька вряд ли обрадовал бы мистера Джока. И уж тем более я не собирался просить его «разменять» десять долларов – последнюю зеленую бумажку из-за подкладки шляпы. Вот найдись что-нибудь у гоблов… однако повстречавшие меня зеленошкурые – по крайней мере те из них, что сохранились в относительно целом виде – кошельков при себе не имели. На законный же вопрос: «А где деньги?!», Толстяк ехидно сообщил, что гоблины вообще-то не имеют привычки уносить даже цент из мест, где упомянутую монету можно пропить или хотя бы обменять на спиртное.

Не то чтобы я ему поверил… хотя это и соответствовало моим представлениям о гоблинах… но… Придумал!

– Мистер Джок! Не желаете ли гномского светлого?!

– А?! – Разом позабыв про толпы крадущихся вдоль стен зеленошкурых, стражник перегнулся через парапет… вернее, навалился на него.

– У тебя есть лагер?

Приветливо улыбаясь, я помахал бутылкой.

– Для хороших друзей.

– А-а-а…

– Он вроде как намекает, – пояснил Джоку гоблин, – что человек, пустивший нас в город, враз станет этим самым «хорошим другом».

– Ну, я прям не знаю, – стражник поерзал пузом по бревну. – Вот если бы у меня в руке, – Джок вытянул указанную конечность, зарослям шерсти на которой могла бы позавидовать горилла из бродячего цирка, – вдруг оказалось пиво, я б, конечно, пустил пару своих лучших друзей…

– Так не пойдет! – решительно сказал я. – Забор у вас тут высокий, бутылка может упасть, разбиться. Нет уж, давайте, я вам её лично вручу. По ту сторону ворот.

Впоследствии я часто ловил себя на мысли – узнай Джок, чем в итоге обернется его мелкий проступок, он бы не открыл ворота и за целое море пива.

Впрочем, случись мне в тот момент хоть одним глазком заглянуть в собственное ближайшее будущее – я бы эти ворота за сотню миль стороной обошел!

* * *

Прямо перед крыльцом салуна раскинулась здоровая, ярда четыре в поперечнике, лужа – само по себе изрядное чудо по нынешней жаре. Но замереть соляным столбом заставил меня вовсе не вид грязной воды, а существо, валявшееся в ней. Даже со спины было совершенно ясно, что на краю лужи храпит, то и дело пуская пузыри, самый настоящий светлый эльф.

Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Но – было! В полном замешательстве я подошел поближе и осторожно коснулся тела носком сапога.

– Хочешь пнуть? – Мой жест не остался незамеченным. – Тоже дело. – Гобл одобрительно фыркнул. – Когда еще выпадет шанс хорошенько наподдать наполовину Перворожденному! Шон А’Фейри хоть и надирается регулярно, но так, чтобы до полной отключки – не чаще трех-четырех раз в год.

– Надирается? – тупо повторил я. – Светлый полуэльф – надирается?

– Эй, парень, – уже обойдя эльфа, Толстяк обернулся и озабоченно уставился на меня, – проснись! Здесь тебе не какая-то Атланта или там Виксберг. Это, чтоб на меня Сидящий плюнул, Погребальнец! Ты стоишь перед салуном Хавчика, где наливают, а на той стороне улицы через два дома есть заведение вдовы Мунро, где дают – и это, парень, единственные развлечения в городе!

Наверное, мне сейчас полагалось жалобно проблеять «но как же… ведь это светлый эльф… возвышенное существо». Но глядя на тело в луже, я прокашлялся, сплюнул и тихо попросил:

– Не называй меня «эй-парень».

– Ну а как мне тебя звать, девкой, что ли? – хохотнул гоблин. – Имени-то своего ты мне так и не назвал.

Я задумался.

– Хорошо.

– Хорошо? Это чего, имечко у тебя такое?

– Нет. Хорошо – это значит, можешь и дальше называть меня «эй, парень».

– Лады. Эй-парень, а ты так и собираешься войти внутрь с револьвером в руке?

– Чего я точно не собираюсь, так это позволить одному гоблу смыться… с кучей моего добра.

– Ну, дело твое. – Толстяк перевалил тюк с трофеями с правого плеча на левое, хрюкнул и пнул бедолагу Лакри чуть пониже спины… между ног.

– Хоронить-то тебя по какому обряду?

– Протестантскому. А что?

– Шаман из меня неважный. – Гобл, изогнувшись, озабоченно изучал носок сапога, видимо решая, достаточно ли он грязен для повторного пинка. – Но предсказать кой-чего сумею. А именно: в любого, кто появится на пороге этого салуна с оружием наголо, завсегдатаи сначала всадят фунта два свинца. Ну, а уж после начнут выяснять, умышлял покойник против кого-то из них или нет.

Воображение у меня хорошее и ему не составило труда в красках и деталях нарисовать картину: издырявленный труп, который – может даже и по частям – забрасывают в телегу гробовщика и… бр-р-р!

– Верю, – кое-как выдохнул я, с трудом удержавшись от истового «верую!». – Но… какого же орка ты меня предупредил?!

– Глупость, да?! – усмехнулся гоблин. – Скажем так… есть у меня одна мыслишка.

– Мыслишка?!

– Я тебе как-нибудь потом расскажу, – «пообещал» Толстяк.

– Лучше скажи сейчас, – «попросил» я, качнув для вящей убедительности неубранным пока револьвером.

Впечатления этот аргумент, как и следовало ждать, не произвел.

– Лучше скажи, – куда более угрожающе прорычал гоблин, – мы собираемся заходить в салун или будем торчать перед ним до рассвета?!

Я вздохнул и принялся засовывать «максим» в кобуру.

– Да. Собираемся.

– Тогда открой дверь, – вполне миролюбиво произнес Толстяк. – У меня лапы заняты.

Салун мистера Хавчика не имел какого-то персонального названия – владелец единственного подобного заведения в городке явно счел придумывание такового излишеством. А к ним Хавчик был не склонен – я понял это, едва переступив порог его заведения.

– Закройте чертову дверь!

Судя по громкости, а также высоте источника рева, это был тролль. Точнее сказать я не мог – в салуне было темно! Не считая пары дюймов досок рядом с моими сапогами, единственным светлым пятном была свеча на стойке рядом с кассой.

Поправка. В правом углу высветилась пара огоньков… красных. И еще пара – слева у стены. И еще…

В следующий миг в мою спину вонзились сразу четыре клинка, и я упал.

– Ай! Смотри куда прешь, дубина!

– Прошу прощения, э-э…

В темноте определить хотя бы расу барахтавшегося подо мной существа было весьма сложной задачей. Впрочем, истерически-визгливые нотки говорили, что моей жертвой, скорее всего, стала некая «мэм». Или засидевшаяся в девицах «мисс», что, в общем, по неприятности в общении не сильно различается.

– Малявка, это я его толкнул. Извини… ничего не видно из-за проклятого тюка.

– Толстяк?!

Некто по имени Малявка пнуло меня в живот – на удивление болезненно для существа столь маленьких размеров – взлетело вверх… и засветилось, слабым розовато-золотистым сиянием.

– Глазам своим не верю!

Я тоже не верил, однако счел за лучшее промолчать. Конечно, ирландская ночная фея – это не столь уж экзотичное существо, но фея с синяком под глазом и в платьице с ну очень откровенным декольте…

– Толстяк! Ну и ну! Я думала, лапы вашей банды не будет в городке месяц, а то и два!

– Правильно думала.

Исходившее от феи сияние достигло гоблина, вернее, тюка в его лапах, и я смог разглядеть, что за острые предметы потыкались в мою спину. И впрямь клинки… хоть и в ножнах…

– Да? И кого же я вижу, эльфа? И что это за половая тряпка?

– После, Малявка, после. – Гоблин принялся протискиваться между столов. – Сначала нам нужно сдаться Маку.

– Все вы так говорите, – разочарованно прощебетала фея – и погасла.

Удивительно, но и в наступившей темноте я сумел подняться с пола и догнать Толстяка на полпути к стойке, не наступив при этом ни на чью ногу, лапу или другую конечность.

– Сдаться?

– Мак не любит, когда у посетителей слишком уж большой арсенал, – не оборачиваясь, отозвался гобл. – Надпись над стойкой видишь?

– Нет!

– А теперь?

Я так и не понял, что сделал Толстяк. Вроде бы просто щелкнул пальцами у меня перед носом. Но внутри салуна начало светлеть… правда, свет этот имел какой-то странный фиолетовый оттенок.

– Теперь вижу.

Не заметить её было сложно – надпись «Один ствол, один клинок, одна жизнь» протянулась над верхним рядом бутылок практически на всю стену.

– Хорошо. Кста, – шепнул гобл, – нам повезло. Мак в хорошем настроении.

Уже привычно я удержал крик «врешь ты все!».

Потому что кроме бутылок и надписи сумел разглядеть и бармена.

Это был гном – крупный, с пушистой бородой. Окажись рядом папаша, он, думаю, запросто смог бы сказать: принадлежит род этого коротышки к числу норвежских лесных, или перед нами выходец из-под Уральских гор. Меня же в данный момент больше занимал тот факт, что на гноме была красная косынка и красный же фартук поверх кольчуги… и что бармена, настолько похожего на мясника, мне пока не доводилось встречать.

Справа от гнома на стойке высилась полупустая Кружка, нет, КРУЖКА, зачем-то прикованная цепью за ручку – хотя сдвинуть эту посудину в наполненном состоянии взялся бы разве что пьяный тролль. Слева покоилась дубинка. По сравнению с кружкой она выглядела хлипковато… впрочем, первый же взгляд, брошенный за спину бармена, сразу поднимал деревяшку в цене – там, прислоненные к вмурованным в стену бочкам с надписями «ром» и «скотч», дремали секира и кремневый пистоль. Калибром оба этих предмета не сильно уступали кружке, а обрамлением для них служила богатая коллекция расколотых черепов. Человеческие, насколько я успел разглядеть, были в меньшинстве. С одной стороны, это слегка обнадеживало, с другой же… рука у меня сама по себе потянулась к затылку… кто знает, каких именно экземпляров недостает этому френологу?[1]

– Дарова, Мак!

– Не твоими молитвами, – голос у гнома оказался слегка шепелявый, – Толстяк. И я не ждал тебя.

На всякий случай я притормозил около ближайшего стола, к счастью – пустого. Если беседа, на манер хогбенского ручья, пойдет в неправильное русло, прикрытие из дюймовых досок окажется как нельзя кстати.

– Ты ж знаешь, Мак, люблю я устраивать сюрпризы хорошим приятелям.

– Тебя давно пора вздернуть.

– В твоих устах это звучит как похвала. Куда скинуть барахло?

– Приложился башкой, зеленый? Дверь справа от стойки, – гном развернулся в указанном направлении, видимо, желая убедиться, что за последние минуты никто не украл эту дверь, а заодно и стену.

– И еще как приложился! – почему-то с радостью подхватил гоблин. – Прикинь, бородавка, я чуть не пробурил этот ыгыгский холм насквозь!

– Раз ты здесь и на лапах, значит, шарахнуло мало, – последние слова гном проворчал уже в спину Толстяка… а затем повернулся и глянул на меня – так, что я очень захотел нырнуть под стол уже сейчас.

– Мистер Хавчик…

– Ты – федеральный маршал?

Сказать, что подобный вопрос был неожиданным, значило бы сильно преуменьшить.

– Нет.

– Я так и думал, – кивнул гном. – Так вот: мистером Хавчиком называют меня только федеральный маршал Исайя и шериф Билл Шарго. Остальные зовут Мак, мистер Мак, старый Мак или, – тут последовало нечто длинное и настолько типично гномское, что я даже и не попытался запомнить хотя бы первые пару слогов.

– Понятно?

– Да, сэр! То есть простите, мистер Мак, – поспешно добавил я.

– Хорошо.

Я немного потянул время. Во-первых, надо было убедиться, что гном действительно сказал все, что пока хотел. Во-вторых же, мне хотелось дождаться возвращения Толстяка, но чертов гобл куда-то запропастился.

– Гоблин, – я кивнул на дверь, за который пропал Толстяк, – сказал, что у его банды был кредит у вас.

Мак начал протирать стаканы. Понаблюдав за этим три стакана подряд и не дождавшись ни ответа бармена, ни возвращения гоблина, я решил сделать еще одну попытку.

– Это правда?

Прежде чем ответить, гном довытирал еще один стакан.

– А твое что за дело?

– Я вроде как их наследник.

Гном принялся за рюмки.

– Раз так, – каждое слово сопровождалось мелодичным «дзынь» очередной выставляемой на прилавок рюмашки, – то ты наверняка озаботился наличием бумажки с печатью нотариуса, где наверху было бы красиво написано: «Завещание». Или… не озаботился?

– Убью чертова гоблина!

Не то чтобы я проорал это на весь салун… правильнее было бы сказать: буркнул в усы… ну, в то, что я называю своими усами за неимением лучшего. Но судя по ухмылке, бармен расслышал эту фразу… и не только бармен.

– Слышь, Мак, ну хватит дергать бобра за это самое! Народ, понимаш, волнуется!

Вышеупомянутый гоблин вдруг обнаружился совсем рядом – так, что я чуть не подпрыгнул. Подкрался, зараза…

– Народ?

– А то! – Коготь гоблина изобразил некую замысловатую фигуру… и указал на меня. – Вот! Разве плохой народ, ы?

– Под народом, Толстяк, – скучающе произнес гном, – подразумевают нечто большее, чем одно-единственное существо.

– Знать не знаю, чего ты там подра – и так далее, – отмахнулся лапой гоблин. – Меньше слышишь о твоей половой жизни, лучше спишь, гы-ы-ы!

Ответ бармена так навсегда и остался для меня загадкой – Мак перешел на гоблинский, кажется, с добавлениями Старой Речи. Судя по тому, с каким вниманием и видимым наслаждением вслушивался в эти звуки Толстяк, речь бармена состояла из отборнейших ругательств.

– Жаль, – коротко подытожил он, когда гейзер имени Мака закончил извергаться.

– Чего? – вновь переходя на человеческий, осведомился гном.

– Что я писать не выучился, – печально вздохнул Толстяк. – Наверняка ведь забуду половину.

– Ничего страшного, – гном зевнул. – Забудешь – приходи в салун, и я с удовольствием освежу твою память.

– Ты лучше расскажи про наши бутылки, – вкрадчиво предложил гобл.

– Запросто. Как только ты расскажешь мне о том, что завтра на пороге не появится Кривоклык с остальными твоими дружками. И, Толстяк, – добавил гном, – постарайся, чтобы этот рассказ был очень убедительным.

– Как ты сказал: «запросто», – фыркнул гоблин и, повернувшись ко мне, произнес: – Эй-парень, расскажи ему… только, ради задницы Сидящего, медленно.

Я последовал его совету, вытащив револьвер – двумя пальцами за рукоять и очень медленно. Гном отставил в сторону тарелку, выудил из-под прилавка шелковый мешочек, из которого, в свою очередь, извлек очки, квадратные, с золотой оправой, – и нацепил их на нос, отчего-то сразу приобретя еще более зловещий вид.

– Да, пожалуй, аргумент из весомых. Что ж это приключилось с вашей бандой, Толстяк?

– С ними приключился я.

Мак удостоил меня взглядом сквозь очки.

– Ты, случаем, не Ваш Паникёр?

Несмотря на изрядную долю иронии в голосе гнома, мое самомнение разом поднялось на добрый десяток пунктов. Мальчишку из глуши даже в шутку редко кто сравнивает с легендарным ганфайтером.

– А что, похож?

– Нет! – резко сказал Мак, разом уронив мою самооценку обратно. – Плащ другой… и город не в руинах.

– Эй, а я знаю, где взять подходящий плащ, – встрял гоблин. – В лавке у Тощего Боба валяется один.

– Верно, – кивнул гном. – Лежит. Гробовщик снял его с типа, которого в прошлый четверг изрешетили охотники за головами.

– Это все мелочи, – пренебрежительно махнул рукой гобл. – Красное на красном все равно незаметно, а дыры от пуль можно и оставить, для улучшения вентиляции, гы-хы-хы!

– Спасибо за заботу, но я пока обойдусь своим.

– Ну как хочешь, – разочарованно вздохнул гоблин. – Мак, так чего с нашими бутылками?

– В любой момент, Толстяк. Но, – гном навел на гобла указательный палец, – если Кривоклык или Дергунчик все же объявятся здесь…

– Разве что в виде зомби, Мак. А у, – гобл хохотнул, – старины Клыка даже с этим будут ба-альшие трудности.

– Тридцать бутылок, Толстяк.

– Мистер Мак, – сказал я, – давайте кое-что проясним. Могу ли я получить эти бутылки в ином виде? Например, ужин, комната с постелью и завтрак?

– Для двоих, – быстро добавил гоблин.

– Для одного!

– Для двоих!

Бармен, облокотившись на локоть, принялся разглядывать ползущую по краю стойки муху.

– Для одного!

– Для двоих!

– Для… Черт! – не выдержал я. – Ну назови хоть одну причину, чтобы я тебя в свою комнату ночевать пустил!

– Сорок пять.

– Сорок пять причин?

– Сорок пять мексиканских долларов, – отозвался гоблин. – Я знаю, где они зашиты, а ты – не знаешь.

– Ха, – неубедительно фыркнул я. – Теперь, когда ты проболтался, найти я и сам смогу.

– Угу, – Толстяк зевнул. – Потратишь всю ночь, изрежешь на лоскутки уйму хороших вещей.

– Да я…

– Тебе как обычно? – осведомился Мак у гоблина минутой позже, явно расценив мое затянувшее молчание как безоговорочную капитуляцию.

– Ну дык.

– А мне, пожалуйста, яичницу с беконом и, – оглянувшись, я убедился, что за соседними столиками никого нет и, понизив тон до шепота, закончил, – стакан молока.

– Есть козье, – гном выглядел совершенно невозмутимо. Можно подумать, его клиенты поголовно состоят в Обществе Трезвости. – Устроит?

Я кивнул, и Мак тут же выставил на стойку стакан, до краев наполненный чем-то белым. Словно бы он знал мой ответ… еще до того, как я переступил порог салуна.

– Эй, а куда делась твоя корова? – заинтересовался гобл. – Позавчера ведь еще была живехонька!

– Дракон.

Услышав ответ гнома, я едва не выронил стакан.

– Че-е-его?! – Толстяк явно испытал схожие чувства. – Да этих тварей тут отродясь не водилось!

– Зеленая мерзкая с виду ящерица с крыльями, – бармен зачем-то посмотрел на потолок. – Три ярда в длину, не считая хвоста. Свалилась в загон и задрала корову мистера Эллисона.

– И твою?

– Нет, – мотнул бородой гном. – Мою пегую и еще пять других убили наши добрые горожане, пока пытались пристрелить метавшуюся по загону тварь.

– А-а-а, – понимающе кивнул гоблин. – Ну, тогда типа мои соболезнования… и еще два стейка.

– Угу.

Больше гном не издал ни звука, но его взгляд весьма доходчиво намекнул – заказ принят, а исполнения его нам лучше дожидаться где-нибудь не за стойкой.

– Сюды. – Гоблин тоже оказался внимательным чтецом взглядов. – Лучший столик.

– Лучший чем?

Как по мне, выбранная Толстяком конструкция выделялась разве что количеством углов да наклоном поверхности.

– Соседом, – ухмыльнувшись, гоблин ткнул большим пальцем за свое плечо. – Здоров, а?

Со спины определить расу храпевшего за соседним столом было сложно – но судя по габаритам этой самой спины, выбирать приходилось между троллем и великаном.

– От входа нас хрен достанешь. В Малыше Роке… – гоблин, развернувшись, с маху врезал Малышу по хребту. Я поперхнулся молоком, Малыш Рок дернул плечом и захрапел дальше, – даже ядро завязнет.

– Это тебя хрен достанешь, – с досадой пробурчал я. С моего-то места вход в салун был виден, как и большая часть зала. Правда, в нашу сторону вроде бы никто не смотрел… но мне вдруг остро захотелось нырнуть под стол… или перезарядить, наконец, револьвер!

После недолгого верчения так-сяк, я вспомнил, как следует крутить шпенек под стволом, чтобы высвободить шомпол, и принялся выбивать гильзы. Одну, вторую… пятую…

– Твою мать! – вырвалось у меня.

– Ы? – заглянув под стол, гобл увидел гильзы. – А-а-а, вот чего. Так ты не знал, что «Громовой Кот» пятизарядный?

– А ты, выходит, знал? – огрызнулся я, чувствуя, как запоздало начинают дрожать колени. Провести несколько часов рядом с гоблином, имея в качестве страховки револьвер с пустым барабаном… да уж, шутка из разряда: кому расскажи, черта с два поверят!

– Знал.

– Тогда какого орка…

– Не был уверен, что выстрелы точно посчитал, – объяснил Толстяк. – Ты палил, Три Когтя палил, а у меня в башке после взрыва каждый ваш выстрел по три раза эхом грохотал.

Глава 2

Когда оно вошло, я как раз вкладывал в «максима» последний патрон и поэтому сначала защелкнул барабан, а лишь затем поднял голову – и едва не обмочился от ужаса.

Дверь уже закрылась, но клянусь Господом, я с легкостью разглядел бы его и без гоблинского колдовства – ведь вошедший в салун был во сто крат чернее самой Тьмы. Зловещая фигура, чье одеяние беспрерывно шевелилось, словно по салуну гулял смерч, а в провале под капюшоном горели не глаза – о нет, это были две частицы адского пламени, которые сразу же потянулись ко мне незримыми холодными щупальцами, чтобы вырвать из тела душу и утащить её в…

Все, что я успел – это поднять револьвер и выстрелить.

Я не промахнулся. Орк меня свари, я видел дыру в этих черных лохмотьях… и следующую дыру, в двери, сквозь которую был ясно виден свет из окна напротив.

Но исчадие Мрака даже не пошатнулось. Оно медленно вытянуло в мою сторону правую руку…

…и завизжало, словно ужаленная осой девчонка.

– Он в меня выстрелил!

– Он вовсе не это хотел, – сообщил почему-то из-за моей спины Толстяк. – Правда, эй-парень?

– Да?! Да?! Перемать эладийская, если в ком-то не хотят проделать дыру, в него разве палят из пушки?!

– Успокойся, Хьюи, – примирительно буркнул бармен. – Вечно ты поднимаешь вой из-за мелочей.

– Мелочей! – взвизгнуло чучело. – Он стрелял в меня!

– В тебя почти все в первый раз стреляют, – возразил гном. – На твоем месте я бы давно привык.

– Но ты не на моем чертовом месте!

– Поставь ему пива, – наклонившись к моему плечу, шепнул Толстяк. – Иначе его не заткнуть.

– Бармен! Пива… э-э… этому… э-э… вот ему, за мой счет.

Заполучив себе в, гхм, лохмотья кружку с пенным верхом, пугало разом убавило тон до едва слышного бормотания и утащилось с добычей в дальний угол.

– С тебя три доллара!

– Что-о-о!

– Пятьдесят центов за пиво и два с половиной – за дыру в двери. – Подошедший к столику гном выложил передо мной нечто прямоугольное, отлично выделанной кожи, на котором чуть выше тисненных золотом рун зеленела небрежно нацарапанная мелом – и уже полустершаяся – надпись: «Мяню».

– Прейскурант на последней странице. Читать умеешь или озвучить?

– Умею.

Я осторожно раскрыл «мяню», и в конце действительно нашел «Прейскурант на специфические услуги, как-то:

1. Отмывание крови с пола – 75 центов.

2. Отмывание крови со стены – 85 центов.

3. Отмывание крови с потолка – доллар и двадцать центов.

4. Соскребание мозгов – 3,50 за засохшие, свежие принимаются как деликатес по 1.55 за унцию.

5. Дыра в стене от дроби – 4,20

6. Дыра пулевая – 2,50, скидка за опт начиная с десяти.

7. Дыра от ядра…

8. Взрыв динамитной шашки…»

Список был длинный – чувствовалась проявленная при его составлении гномская обстоятельность – а завершало его весьма «ободряющее» заявление о том, что «раненым предоставляется отсрочка платежа и скидки до 15 %».

– Эй, Хавчик, а чего это цены так подскочили?! – Гобл, выгнув шею, также разглядывал «прейскурант». – Месяц назад дыра от пули была всего по два двадцать.

– Инфляция, – лаконично сообщил гном.

– Чего?!

– Все дорожает.

– Ладно, – вздохнул я, – добавьте к общему счету.

Оставалось лишь надеяться, что пуля не натворила дел на противоположной стороне улицы. Кто знает, какие там расценки на дыру в стене, в портрете любимого дедушки Джо или, упаси Господь, в самом дедушке Джо.

– И, Толстяк, – тихо произнес я, когда гном отошел обратно за стойку. – Хочу попросить кое о чем.

– Ы?

– У гоблов отличный слух, верно?

– Ы? Говори громче, эй-парень, я после сегодняшнего трам-тара-рама малость глуховат.

– Не мог бы ты, – я повысил голос, – предупреждать меня всякий раз, когда на пороге объявится кто-то вроде этого… Хьюи.

– Несложная работенка, эй-парень. – Гобл сверкнул клыками. – Хьюи у нас один такой. Местная достопримечательность, эта… как его… уникум!

Странно, подумал я. Мистер Небьюл, учитель воскресной школы, тоже иной раз именовал некоторых учеников этим самым уникумом, но… я покосился в угол, где скрючилась над пивом черная тень. Сходства с Тимом Перкинсом не было и в помине, равно как и с Мэгги Лав.