По эту сторону фронта

Шах наконец встал и я робко поинтересовался:

– Что, глухо совсем?

Марат, пожевав губами, ответил:

– Еще не знаю, но я, кажется, его логику понял. Здесь затейник типа нашего Макса поработал, и судя по всему… – Тут Шарафутдинов прервался и попробовал пойти обратно, но, наткнувшись на сгрудившихся пацанов, неожиданно вспылил и злым шепотом выдал: – А ну, на хрен все отсюда! Метров на сто по коридору отойти и там сидеть безвылазно!

Я тут же добавил:

– Исполнять приказ! Пучков, отойти до третьего поворота и там ждать! Быстро!

Пока народ откатывался назад, Шах молчал, и только когда все скрылись в темноте, ухмыльнулся:

– Вообще-то, Илья, к тебе это тоже относится.

Поправив автомат, я миролюбиво ответил на наглость напарника:

– Пойду, если ты за проход возьмешься. А сейчас мне просто интересно, что ты в коридоре искать собрался?

– Заряд. Тут недалеко, судя по всему, должен быть заряд, замаскированный в стене. Там, в растяжках, наверняка что-то маломощное, а если это тралить, то удобнее всего отсюда. – Шах остановился и, высвечивая стенку, кивнул: – Угу, а вот и он.

А потом, показывая на замазанный какой-то грязью участок стены, кирпичи из которого только что не выпадали сами, пояснил:

– По задумке фрицев, тот кто будет это снимать, из-за поворота, рассчитывая, что находится в укрытии, кидает «кошку» и тянет. А основной заряд – вот он, прямо над головой. И судя по всему… – Марат осторожно вынул один кирпич и заглянул в отверстие. – Да, судя по всему, тут килограммов восемь. Поэтому ход гарантированно завалит. И всех, кто в нем находится. Так что, командир, я сейчас всем этим займусь, а ты, от греха, иди к ребятам.

– Хочешь большой заряд снять?

– Я не псих. У него наверняка стоит элемент неизвлекаемости «на разгрузку». Так что максимум – детонатор сниму.

– Может, хоть фонарик тебе подержать, подсветить?

– Не надо. Я как закончу, вас позову.

– А ту, что за углом, все-таки тралить придется?

Если сейчас Марат скажет «да», то с мыслями поймать кого-нибудь из подземных жителей придется распрощаться. Услышав взрыв, они моментально смоются. Шансов на то, что мы здесь найдем людей, конечно, очень мало, но ведь они есть, и очень не хотелось бы эти шансы профукать. С другой стороны, приказывать Шарафутдинову снять практически неизвлекаемую мину я тоже не могу. Но мудрый Шах, у которого в голове наверняка были похожие мысли, успокоил:

– Я постараюсь сделать проход. Посижу, подумаю и сделаю. У меня и «прищепки» есть, так что все должно получиться.

После этих слов сапер, не обращая больше ни на что внимания, начал выкладывать перед собой зеркальце, целлулоидную линейку, складной немецкий нож, «крокодилы» с куском провода и прочие узкоспециализированные причиндалы. Глядя на приготовления, я еще раз предложил помощь, но опять получив отказ, потопал к мужикам.

Первые минут десять все сидели как на иголках, прислушиваясь и стараясь уловить хоть какой-то звук из коридора. Но там было тихо и, переведя дух, мы стали тихонько общаться между собой. Потом у меня начала мерзнуть мокрая нога, и я очередной раз уверился в правильности решения не ходить по затопленному коридору.

Пока ждали, я несколько раз порывался пойти посмотреть, как дела у Шарафутдинова, но постоянно сам себя останавливал.

А еще через час в темноте появился луч фонарика, и мы ломанулись навстречу идущему Марату. Я быстрым лосем доскакал до него первым и на выдохе выпалил:

– Ну как?

Напарник, глядя на мою физиономию, победно ухмыльнулся:

– Проход есть!

– Ну молоток, братан!

От избытка чувств я крепко прижал Марата к себе и только тут понял, что он весь взмокший. М-да… сложный ребус в этот раз парню достался. На пустом месте наш подрывник мокрым как мышь не станет. Только с этим надо что-то делать, а то еще через пятнадцать минут его начнет от холода трясти. Поэтому я молча начал сдирать с себя разгрузку и гимнастерку, чтобы отдать нательную рубаху Шаху. Тот, понимая правильность решения, даже брыкаться не стал и, переодевшись, пошел показывать нам сделанный проход.

Подойдя к обезвреженной ловушке, Шараф показал выстриженную в проволочной паутине дыру и пояснил:

– Вот тут, ползком вдоль стеночки, мы и пройдем. Не дыша, на цыпочках. И не дай бог вам что-нибудь зацепить. Все понятно?

Гек, присев перед лазом, сумрачно посмотрел на сапера и пробурчал:

– У меня на брюхе цыпочек нет. Что, пошире нельзя было сделать?

– Нельзя… Остальные растяжки я так и не разъяснил…

Дав легкий подзатыльник Пучкову, я прервал его причитания и, оценив размеры хода, скомандовал:

– Первым идет Шах. За ним я. Потом Змей и Даурен. Гек – замыкающий.

Пацаны только кивнули, а я, глядя, как Марат примеривается ползти, добавил:

– Шараф, ты как на ту сторону перейдешь, сразу глянь, нет ли там еще сюрпризов.

– Хорошо, командир. Конечно, вряд ли ход по всей длине заминирован, но я лучше сейчас постоянно впереди идти буду.

На том и порешили, после чего, просочившись без происшествий через сделанное отверстие, еще минут двадцать шли за Маратом, как гусята за гусыней, пока не дошли до этой развилки.

Тут уже я вылез вперед и, отодвинув сопящего Шарафутдинова в сторону, принялся оглядываться. Пользуясь заминкой, примолкший Леха, который ушиб колено и теперь хромал на обе ноги, опять начал бурчать, в этот раз на Искалиева:

– Все люди как люди – Беляева читают и Толстого. А этого «мудреца» к французской классике потянуло… Нарвемся сейчас на мину хитрую – даже хоронить не надо будет, и так уже под землей!

Я, наконец выбрав направление, повернулся к мужикам, сказав:

– Идем в правый коридор. Налево мы уже один раз ходили, так что пора менять концепцию. И еще – Гек, будешь гундеть, отправлю обратно! На хер мне тут инвалиды плачущие нужны. А Даурен молодец – вовремя про французов вспомнил! Без его идеи все до сих пор бы по замку вхолостую лазили… О! Кстати, Искалиев… мы тут подумали, и я решил – как поклоннику галльской беллетристики быть тебе отныне Жаном!

– Принято, командир!

– Ну и добре. Тогда потопали дальше…

* * *

Пройдя метров пятьдесят и встретив по пути еще одно ответвление, которое оказалось заваленным, мы, следуя изгибу хода, неожиданно вышли в большой зал. Помещение метров пятнадцать на пятнадцать, со множеством колонн и каких-то ниш по стенам. Но это я потом заметил. Вначале же, буквально на входе, в лицо пахнуло свежим воздухом. В тех коридорах, где мы шли до этого, атмосфера была спертая и душная, а здесь ощущался сквознячок.

Почувствовав на лице прохладу, я вскинул предупреждающим жестом руку и, остановившись, выключил фонарь. Шедшие за мной моментально затихли, и где-то с минуту мы прислушивались и приглядывались. Правда, глядеть было некуда – тьма египетская. Да и слушать нечего. Поэтому, включив фонарик, свет от которого резанул глаза не хуже прожектора, осторожно двинул вперед, где и разглядел все это подземное сооружение. После узкого хода оно впечатляло…

До сводчатого потолка было метра три. Массивные колонны, которые поддерживали купол, располагались ближе к стенам, а посредине зала стоял большой каменный стол. Еще присутствовали металлические держатели, в которых кое-где торчали погасшие факелы. В ближнем от коридора углу виднелось круглое, выложенное кирпичом отверстие. Судя по ведру, стоящему рядом, – еще один колодец. Вообще, обстановка сильно напоминала картинку из компьютерной игрушки. Не хватало только скелета, прикованного ржавыми цепями, и подвывающего привидения.

Хотя кандалы присутствуют – вон на этом каменном столе лежат и цепи и оковы. Жертвоприношениями тут, что ли, развлекались? А может, обычная пыточная? С другой стороны, для пыточной размеры уж очень большие. И вони, характерной для таких мест, нет… Епрст! Да какая разница, что тут было раньше. У нас сейчас задача совершенно другая, и отвлекаться на гадания – только время терять! Стряхнув с себя довольно мрачные ощущения, навеянные окружающей обстановкой, я еще раз провел желтым пятном света по стенам, приказав:

– Осмотреться. И осторожней там!

Ребята шустро рассосались по помещению, и уже через несколько секунд Змей с другого конца зала громким шепотом доложил:

– Командир, тут дверь.

– Не трогай ее!

– Да я и не трогаю…

Пройдя вперед, увидел Козырева, стоящего перед небольшой деревянной дверью с массивным кольцом вместо ручки. А над этой дверью, что характерно, висела забранная в решетку электролампочка. Так… похоже, начинается цивилизация. Оглядев потемневшие доски, я спросил у подошедшего Марата:

– Как считаешь – ловушки есть?

Шарафутдинов только что не обнюхал возможный выход, а потом, пожав плечами, ответил:

– С этой стороны – чисто. А с той… я не волшебник, поэтому ничего сказать не могу.

– И что делать будем?

Шах вздохнул и предложил:

– А что еще делать? Открывать надо… вы пока давайте, за колонны уходите.

Глянув на заострившееся лицо нашего подрывника, я возразил:

– Ты уже сегодня по краю прошел. Теперь моя очередь, тем более никаких особых навыков сейчас прилагать не надо, – и видя, что он пытается что-то возразить, жестко добавил: – Это приказ! Двигай вместе с остальными в укрытие.

Марат, коротко ругнувшись, побрел к столу, а я, дождавшись, когда все отойдут в дальний конец зала, осторожно надавил на дверь, рассчитывая в приоткрывшуюся щелку рассмотреть, нет ли с той стороны какой-либо подляны. Дверь не поддалась. Надавил сильнее, а потом, поняв, что преграда даже не шелохнулась, стал ее толкать изо всех сил. Фиг вам! Мысль, что там может быть подвешен нехилый заряд взрывчатки, и соответственно связанный с этим страх куда-то пропали. Осталось только недоумение – почему она не открывается?

Попыхтев с полминуты, не добился ничего, только ладонь занозил. Ладно, не хочет по-хорошему, значит, будем действовать, как обычно! Сойдя со ступенек, я снял автомат и, прислонив его к колонне, попробовал атаковать дверь с разбега. Неудачно… дело закончилось тем, что, поскользнувшись на второй ступеньке, совершил короткий полет и врезался в доски головой.

Видимо, от удара мозги наконец заработали и стало понятно, что дверь не рассохлась и не заклинила, как мне казалось раньше. Она элементарно заперта. Тем временем мужики, прислушивавшиеся к моей безуспешной борьбе, после последнего «бум», раздавшегося, когда я башкой забодал препятствие, повылезали из укрытий. Подошедший Гек ехидно поинтересовался:

– Что, Данило-мастер, не выходит каменный цветок? А на себя тянуть не пробовал?

– Умный, да? Ты на петли посмотри – видишь? И я их не вижу. Значит, открывается в ту сторону.

Упертый Пучков моим объяснением не удовлетворился, а несколько раз дернул за кольцо. Дверь, как и следовало ожидать, даже не дрогнула. Марат, глядящий на эти попытки, заметил:

– Наверное, на засов заперта. И где он крепится – непонятно. Да и просто так ее не выломать – вон как железными полосами оббита!

Я уже отошел от удара и, почесывая гудящую макушку, внес предложение:

– Рвать надо. Как бы ни хотелось все сделать по-тихому, но другого выхода не вижу.

На эти слова Змей резонно возразил:

– Тогда, если там фрицы есть, они сразу поймут, что к ним гости пожаловали.

– Да и хрен с ними! Вариантов ведь больше нет. Блин, и гранатой эту дверцу не возьмешь… Может, у кого противотанковая есть?

Мужики переглянулись и замотали головами, а Шах ответил:

– Не надо ударяться в ересь глобализма. Ты бы еще авиабомбу предложил использовать. Зачем? Я ее сейчас вскрою аккуратненько, с малым шумом.

Вот, конь педальный, моим же выражением насчет глобализма меня и приколол. Я уже хотел было достойно ответить, но в этот момент капитан достал из кармана разгрузки шматок трофейной итальянской «мастики» и, отщипывая от нее кусочек, задумчиво посмотрел на дверь. Увидев этот взгляд, я чуть не кубарем скатился со ступенек и, прошипев «Все за мной!», быстро рванул в сторону каменного стола.

На фиг, на фиг! Когда у Марата глаза начинают светиться таким особенным блеском, то надо тикать как можно дальше и пережидать устроенный им «бабах» в хорошем укрытии. Ребята тоже были ученые, поэтому мой приказ выполнили без промедления, моментально разбежавшись по всему залу.

Через пару минут я, глядя, как Шарафутдинов, мурлыкая себе под нос, обжимает в детонаторе подозрительно короткий хвостик огнепроводного шнура, передернулся и, усевшись на пол за массивной ножкой стола, широко открыл рот, приготовившись к крику «Бойся». И он раздался, но вслед за этим произошло сразу несколько событий. После маратовского предупреждения послышался странный глухой удар, потом металлическое блямканье, вскрик и маты.

Выставив голову из укрытия, в свете лежащего на полу фонарика я с удивлением увидел открытую дверь, валяющуюся на ступеньках канистру и улепетывающего на четвереньках Шаха. Не понял… Что это там произошло? Почему дверь уже открыта, а наш подрывник показывает рекорды по бегу на четырех конечностях? И откуда канистра взялась? Но спросить ничего не успел, потому что в эту же секунду долбанул взрыв, который меня ослепил и оглушил.

Плюхнувшись от неожиданности на задницу, я только и смог, что раздраженно ругнуться. Но сильно развить тему косоруких пиротехников мне не дали, так как Марат с криком «Держи его» исчез в открывшемся проходе. Перед глазами еще плавали зайчики, поэтому я чуть не на ощупь двинул за ним. Перешагнув через канистру, только подумал: «Кого интересно мы ловим?», как в десяти шагах дальше по коридору, промигавшись, увидел лежащее тело в цивильном прикиде. Возле него уже находились Жан с Маратом. Искалиев стоял, направив фонарик и ствол в глубь хода, а Шах сидел на корточках возле гражданского. Подбежав ближе, я спросил:

– Живой? Дышит?

– На ладан он дышит. Вон, болт дверной из затылка торчит. Похоже – хана фрицу…

Шарафутдинов вытер окровавленную ладонь о пиджак полудохлого немца и поднялся. Тем временем проскочившие вперед Гек и Змей тормознулись возле поворота и, заглянув за него, одновременно отпрянули. Тут же с той стороны раздалась автоматная очередь, а ребята, выдернув из разгрузки по гранате, на «три-четыре» запулили подарочки в невидимого мне стрелка.

Блин! Как-то все слишком быстро завертелось. То ползали улитками в темноте и тишине, а теперь совсем не понятно, что творится. Крики, стрельба, самооткрывающаяся дверь…

Двойной взрыв, смягченный поворотом тоннеля, стеганул по ушам, и я наконец вышел из транса:

– Хер бы на этого жмура! Давай вперед! Постараемся стрелков живьем взять, если получится!

И мы побежали за ушедшими вперед бойцами.

В нескольких метрах за поворотом оказалась еще одна дверь, на этот раз распахнутая настежь. А практически прямо на проходе лежал покрошенный осколками эсэсовец, с погонами оберштурмфюрера, уткнувшийся лицом в STG‑44. М‑да… при жизни покойник отличался либо запредельной храбростью, либо такой же глупостью. Город русскими занят две недели назад, а он свою черноворотниковую форму до сих пор не сменил. Выходит – в плен этот хмырь точно не собирался…

Ну и флаг ему в руки, только если так и дальше пойдет, то вместо говорливого «языка» мы будем иметь исключительно молчаливых жмуриков. Тем более что немцев тут мало осталось.

Данный вывод напрашивался после того, как я осветил помещение. Это была небольшая комната, в которой помимо стола, каких-то ящиков и нескольких табуретов стояло пять коек. На столе, среди кружек и мисок, лежали остатки сухпайка, который обычно выдают немецким парашютистам. Там же торчали два больших аккумуляторных фонаря. Рядом, на маленьком столике, примостился примус. Еще четыре фонаря висели на стенах, но все они были погашены. В дальнем углу рядком выстроились узкие десятилитровые канистры, несколько больших автомобильных аккумуляторов и рация, антенна которой уходила куда-то в отверстие вентиляции. В общем, комната была вполне обжитой. А если так, то, судя по койкам, в ней жило пять человек, двоих из которых мы уже ухлопали.

М-да, тщательнее надо работать… Пока я оглядывался, топот впереди стих и раздался крик Гека:

– Командир, тут опять дверь запертая! А фрицы именно сюда нырнули.

Епрст! Да сколько тут этих дверей?! Но медлить нельзя – с каждой секундой подземные жители уходят все дальше. Поэтому, подбежав к препятствию, поторопил нашего подрывника:

– Марат, рви ее быстрее. – И пока он возился с взрывчаткой, спросил: – Что за байда там случилась? Почему ты на четвереньках бегал?

– А… – Шарафутдинов мотнул головой и, пристраивая комок «мастики» к косяку, ответил: – Только шнур поджег, как засов с той стороны стукнул и дверь открылась. А я на корточках сидел и даже среагировать не успел, когда этот гад по мне, как по мячу, пробил. Потом еще канистрой сверху добавил и тикать. Он в одну, а я в другую сторону, так как шарахнуть вот-вот должно было…

К концу своей речи он закончил делать закладку и, чиркнув спичкой, сказал:

– Все в коридор!

Мы ломанулись подальше, а когда Марат добежал до нас, раздался взрыв. Из прохода выметнулось пыльное облако, и я, отплевываясь, подбодрил ребят криком:

– Вперед, вперед! Не тормозить! И гранатами старайтесь не очень, а то всех положим!

Про гранаты я вовремя напомнил, увидев, как Жан выдернул из кармана разгрузки бочонок РГ 42. После моего предупреждения он сунул ее обратно и нырнул в еще не осевшую пыль. Я, идя следом, думал, что у немцев есть фора минуты в четыре. На их стороне еще и хорошее знание здешних ходов. Но если не будет никаких развилок, то мы их загоним. Никуда эти дети подземелья не денутся.

Про развилку я сглазил… Пробежав по коридору еще метров пятьдесят, моя команда уперлись в это самое разветвление. Зараза! И ведь никаких следов на полу нет, поэтому, куда свернули беглецы, мы узнать не сможем. Значит, как бы этого не хотелось, надо разделяться. Еще несколько секунд лихорадочно крутил фонарем, вглядываясь в оба коридора, и потом принял решение:

– Я с Маратом иду прямо. Остальные – в левый ход. Если там опять завал или тупик, возвращаетесь и двигаете за нами. Мы поступим так же. И главное – на рожон не лезьте… Все, разбегаемся!

Хлопнув каждого ныряющего в черноту хода парня по плечу, я повернулся к Шаху и, подмигнув, выдал:

– Ну что, тряхнем стариной? Утрем нос щеглам?

– Отож! Главное, чтобы немцы именно в этот коридор нырнули…

– Будем надеяться. Погнали!

И мы рванули вперед.

Глава 5

Уже через сто метров после очередного поворота стало понятно, что средневековая романтика закончилась. До этого то, что на дворе двадцатый век, показывал только кабельрост с проводами, идущий под кирпичным сводчатым потолком. Зато сейчас мы выскочили во вполне современный бетонный ход. Кабели шли в нише правой стены, а слева проходили какие-то трубы. Через каждый десяток метров под потолком висела лампочка. Правда, иллюминация не работала, но нам это неудобств не доставляло – фонари после очередной смены батарей светили достаточно ярко, а бежать по ровному и не усыпанному осколками кирпичей полу было одно удовольствие. Тревожило только одно – двери. В подобных местах обычно ставят металлические двери с клиновыми запорами. Если упремся в такую, считай все – приехали. Но пока их нет, надо наращивать скорость. Только хотел прибавить, как вдруг бегущий сзади Шах окликнул:

– Командир, смотри!

Резко затормозив, я остановился и оглянулся. Шарафутдинов что-то стер пальцем с пола и, теперь разглядывая его, обрадованно сказал:

– Кровь! Свежая! Видно, кто-то из фрицев ранен!

– Это здорово, значит, они медленнее нас идут. Так что – ходу, ходу!

А после еще одного изгиба тоннеля мы увидели спины преследуемых. Рысящий впереди тащил на закорках какого-то мужика, одетого в пальто, и даже не сбился с шага, когда его осветили наши фонарики. Зато третий, который шел последним, увидев отсвет, тут же развернулся и, выхватив пистолет, открыл огонь. Но долгий бег и волнение не располагали к меткости. Пули с противным воем рикошетили от стен, и только одна прошла прямо возле уха, заставив рефлекторно вжать голову в плечи.

Нет, так не пойдет. Если мы еще ближе подойдем, то в этой кишке он нас просто расстреляет – здесь ведь укрыться негде. И ждать нельзя: я даже отсюда вижу ту самую металлическую дверь, которую так опасался встретить. А несущий раненого до нее не дошел буквально пару десятков метров. Поэтому, призрев рикошеты, которые могут положить немцев, упав на колено, дал длинную очередь над головами беглецов, рассчитывая их хоть немного напугать. Пули еще взвизгивали впереди, когда я, почти тут же перенеся прицел, влепил трехпатронную по ногам стрелка. Судя по тому, как его скрючило – попал. Пытаясь выиграть время, пока раненый не отошел от шока, я рванул будто на стометровке. Почти успел…

Когда был от него в нескольких шагах, то увидел, что недобиток, закусив губу, поднимает пистолет. Мой фонарь, болтавшийся на шнурке, ни хрена не освещал, зато оставшийся сзади Марат своим ручным прожектором давал очень хорошую подсветку. И в этом свете отверстие ствола, глянувшего мне в глаза, показалось катастрофически огромным. Тут уже стало не до живых языков – самого бы не ухлопали! Заработавший на полную катушку инстинкт самосохранения заставил нырнуть рыбкой и, одновременно вскинув автомат, доработать остатки рожка в бледное лицо немца. Куда метил, конечно, не попал, но из десятка выпущенных пуль несколько нашли свою цель, и все-таки успевший сделать выстрел немец плавно завалился на спину. Я же брякнулся на бетон, как лягушка, – ободрав себе руки, коленки, подбородок и отбив пузо. Сгруппироваться не успел, поэтому и шваркнулся так, что аж зубы клацнули. Но шипеть от боли и восстанавливать дыхание не было времени. Последние два фрица уже открывали дверь и через несколько секунд, захлопнув ее, оставят нас с носом.

Я только начал подниматься, как перепрыгнувший через меня Шарафутдинов, сделав еще пару гигантских скачков, успел упереться в закрывающиеся препятствие. Глядя, как он пыхтит, скользя сапогами по бетону, мне пришлось шевелиться активней и быстренько присоединяться к нему. Против сдвоенного советского напора тевтонская немочь не протянула даже нескольких секунд, и дверь распахнулась. Я, еще не отошедший от предыдущего падения, просто выпал в открывшийся проем, а Марат, ловко кувыркнувшись внутрь, дал очередь вверх и завопил:

– Хенде хох, хенде хох, аршлох!

Еще не поднявшись с пола, я поймал свой фонарик и осветил двух немцев, стоящих возле входа. То есть один – здоровый белесый детина, тяжело пыхтя, стоял задрав руки в гору, а второй, оказавшийся худощавым мужиком лет сорока−сорока пяти, сидел на одном из ящиков, которыми было в изобилии заставлено помещение. Ну, теперь можно выдохнуть, теперь они наши…

Покряхтывая, поднялся на ноги и, подойдя к молодому, поставил того в четвертую позицию. Ну, ее все знают – ноги пошире и подальше от стены, а руками упор на эту самую стену. Вообще, после подобной установки обыскиваемому полагается расслабляющий удар по почкам или между ног, чтобы не дергался, но я решил этим пренебречь. Просто у самого все тело после плюха на бетонный пол болело так, что совершать резкие движения лишний раз не хотелось. Поэтому ограничился легким пинком по косточке на ступне, раздвигая ноги «языка» пошире, и принялся охлопывать свежепойманную тушу со всех сторон.

Найдя, бросил на пол полную обойму для пистолета, только самого пистолета так и не нащупал. Зато снял с пленного холодное оружие, явно указывающее на его корпоративную принадлежность.

Нет, никакой «школой старой Магды» здесь и не пахло, все было гораздо проще. Этот ножичек имел на лезвии многозначительную надпись: «Моя честь зовется верность» и был обыкновенным эсэсовским кинжалом. Правда, судя по цепочке и ножнам, не совсем обыкновенным. Такие вещи давались только «старой гвардии», тем, кто вступил в СС до 1933 года. Так что «язык» попался заслуженный. А исходя из этого, для дальнейшего обыска удар по его почкам просто необходим – такие зубры легко не сдаются. Это вначале от усталости и неожиданности он лапки поднял и стоял тихим козликом. Зато теперь отдышался и все осознал, значит, вполне может выкинуть какую-нибудь пакость.

Бросив кинжал в сторону, я приготовился выполнить задуманное, но опоздал на какое-то мгновение. Блин, ведь знал же, что пренебрежение правилами всегда выходит боком, только не рассчитывал, что этот «бок» проявится настолько быстро. И главное, насколько точно был выбран момент атаки…

Эсэсовский нож только брякнул по полу, как вдруг у меня отцепился от крепления фонарь и, резанув лучом по глазам, упал под ноги. И тут же фриц из крайне неудобного положения нанес удар ногой, развернувший меня так, что сектор обстрела Марату я перекрыл напрочь. Как это у него вышло, ума не приложу, но тот удар получился на славу! Такое впечатление – как будто лошадь лягнула! Причем в самое уязвимое место. Больно было настолько, что ни вздохнуть ни выдохнуть. Даже крикнуть не получилось – смог лишь, выпучив глаза, схватиться за поврежденное хозяйство. А фриц, сорвавший с шеи согнувшегося лопуха-Лисова автомат, упал на задницу и, еще одним ударом ноги отправив меня в сторону напарника, яростно оскалившись, нажал на курок.