Сотворение света

Так не бывает, подумал он, наверное, это сон, кошмарный сон, но жар огня и сокрушительная тяжесть на руках были полностью реальны и с каждым вздохом делались все сильнее.

Пламя между ними стало длинным и тонким, превратилось в светящийся клинок, острие нацелилось сначала в потолок, потом, медленно и неотвратимо, склонилось к Раю. Он вырывался, кричал, но не мог остановить сверкающий нож, который погрузился в его грудь.

Больно.

«Прекрати».

Клинок оцарапал ребра, обжег кости, пронзил сердце. Рай хотел закричать, но изо рта вырвался лишь дым. Разверстая рана на груди наполнилась светом.

Донесся голос Келла, но не от статуи, а откуда-то издалека. Еле слышно. «Не убирай руки».

Больно. Как же больно.

«Перестань».

Рай сгорал изнутри.

«Прошу тебя».

Умирал.

«Останься».

Снова и снова.

* * *

На миг чернота сменилась сполохами света. Над головой пузырился матерчатый потолок, перед мутным от слез взором виднелось знакомое лицо, синие как шторм глаза полны тревогой.

– Алук? – прохрипел Ри.

– Я здесь, – ответил Алукард. – Здесь. Останься со мной.

Рай попытался заговорить, но сердце колотилось о ребра, словно норовило вырваться.

Потом дрогнуло и пропустило удар.

– Келла нашли? – послышался чей-то голос.

– Отойдите от меня, – приказал другой.

– Выйдите все.

Перед глазами у Рая помутилось.

Комната заколыхалась, голоса стали глуше, боль сменилась чем-то еще худшим – раскаленный добела невидимый нож превратился в лед, тело сражалось с ним и уступало, сражалось и уступало, и уступало, и…

Не надо, взмолился он, чувствуя, как одна за другой рвутся нити, скрытые внутри, и вот уже ничто не удерживает его на плаву.

Потом исчезло лицо Алукарда, а вместе с ним и комната.

И тьма сомкнула вокруг Рая свои тяжелые руки.

V

Алукард Эмери не привык к бессилию.

Всего несколько часов назад он победил в Эссен Таш и был провозглашен сильнейшим магом трех империй. А сейчас, сидя у постели Рая, не знал, что делать. Как помочь. Как его спасти.

Волшебник беспомощно смотрел, как принц, смертельно бледный, корчится на смятых простынях, кричит от боли. Его терзало то, чего не видел даже Алукард. Не видел и не знал, как победить. А ведь ради Рая он был готов пойти хоть на край света. Но то, что убивало его, явно находилось не здесь.

– Что с тобой? – снова и снова спрашивал он. – Чем тебе помочь?

Но ответа не было, и оставалось только слушать мольбы королевы и приказы короля, торопливые слова Лайлы и отзвуки голосов королевских стражников, выкликавших Келла.

Алукард подался вперед и взял принца за руку. Он видел, как магические нити, окутывавшие тело принца, слабеют и вот-вот порвутся.

Обычные люди смотрят на мир и видят свет, и тени, и краски, но Алукард Эмери всегда был способен на большее. Он умел видеть потоки силы, рисунок магии. Не просто ауру заклятий, осадок чар; вокруг каждого человека он видел оттенок его магии, пульсировавшей в венах. Красное свечение Айла видели все, но для Алукарда весь мир был сложен из линий яркого цвета. Естественные источники магии мерцали багрянцем. Маги – повелители стихий были окутаны зеленым и синим. Проклятия ложились пурпурными пятнами. Сильные чары золотились. А антари? Они испускали темный радужный свет, сложенный из всех цветов, слившихся воедино, естественный и в то же время чуждый. Мерцающие нити окутывали их, как шелк.

И теперь Алукард видел, как эти нити над изломанным телом принца слабеют и рвутся.

Им тут вообще было не место – собственная слабенькая магия Рая всегда была темно-зеленой. Однажды он сказал об этом принцу, и тот брезгливо поморщился – Рай терпеть не мог этот цвет.

Но когда после трех лет разлуки они снова увиделись, Алукард сразу понял, что Рай изменился. Стал другим. И дело было не в линии подбородка, и не в развороте плеч, и не в тенях под глазами. А в связанной с ним магии. Обычно сила в человеке живет и дышит, струится вместе с течением его жизни. А эта незнакомая магия лежала недвижимо, и ее нити опутывали тело принца плотно, как веревки.

И эти нити поблескивали, как масляная пленка на воде. Как расплавленный свет.

Тем вечером в покоях Рая Алукард стянул с плеча принца тунику, чтобы поцеловать его, и увидел место, где прикреплялись серебристые нити. Они уходили прямо в кольцевой шрам над сердцем. Не было нужды спрашивать, кто наложил заклятие, – на это был способен только антари. Но Алукард не понимал, как Келл сделал это. Обычно, глядя на нити, он мог разобрать, как устроен магический шедевр, но у этих линий не было ни начала, ни конца. Магия Келла проникала в сердце Рая и там исчезала – нет, не исчезала, а пряталась. И чары держались неколебимо.

А теперь вдруг начали рассыпаться.

Под невидимыми пальцами пряди лопались одна за другой, и каждый обрыв исторгал у полуживого принца всхлип, судорожный вздох. Каждая нить слабеющих уз…

И тогда он понял. Это не просто заклятие, а прочная связь.

Соединяющая Рая и Келла.

Он не знал, почему жизнь принца привязана к жизни антари.

И не хотел знать – хотя и разглядел между содрогавшимися ребрами Рая шрам шириной с лезвие кинжала, и понимание все равно настигло его, и он растерялся от беспомощности. Но связь неумолимо рвалась, и Алукард сделал то, что мог.

Он взял принца за руку и постарался наполнить слабеющие нити собственной силой, соединить полуночно-синий цвет своей магии с радужным сиянием Келла. Он молился всему, что есть на свете, всем святым, и жрецам, и благословенным, всем, в кого верил и в кого не верил, прося у них силы. А когда они не ответили, заговорил с Раем. Не умолял его держаться, не призывал собраться с силами.

А стал вспоминать прошлое. Их общее прошлое.

– Помнишь ту ночь, перед тем, как я уехал? – Он изо всех сил старался изгнать из голоса страх. – Ты так и не ответил на мой вопрос.

Алукард закрыл глаза, отчасти чтобы воскресить воспоминание, а еще потому, что невыносимо было видеть принца страдающим.

Стояло лето, они с принцем лежали рядом в постели, их теплые тела переплелись между собой. Алукард провел ладонью по идеальной коже Рая и прошептал, когда тот с наслаждением вытянулся:

– Когда-нибудь ты станешь старым и морщинистым. А я все равно буду тебя любить.

– Я никогда не состарюсь, – сказал принц с уверенностью, которая даруется только юным, здоровым и предельно наивным.

– Значит, планируешь умереть молодым? – поддразнил он, и Рай пожал плечами.

– Или буду жить вечно.

– Да неужели?

Принц откинул со лба темную прядь.

– Умирать – это так скучно.

– И как же именно ты планируешь устроить себе вечную жизнь? – поинтересовался Алукард, приподнимаясь и опираясь на локоть.

Рай снова притянул его к себе – и беседа, едва начавшись, закончилась поцелуем…

А теперь принц содрогался на своем ложе, всхлипывая сквозь стиснутые зубы. Черные волосы прилипли к лицу. Королева велела принести салфеток, послала за верховным жрецом, требовала привести Келла. Алукард стиснул руку любимого.

– Прости, что я ушел. Прости. Теперь я здесь, поэтому ты не можешь умереть, – произнес он, и его голос все-таки дрогнул. – Это будет черной неблагодарностью – ведь я проделал такой долгий путь!

Рука принца сжалась, по телу пробежала дрожь.

Грудь наполнилась воздухом и резко опала.

И принц затих.

На миг Алукарду стало легче, потому что принц наконец-то успокоился, заснул. На миг показалось, что все хорошо. На миг…

Потом спокойствие рассыпалось.

Кто-то закричал.

К постели принца проталкивались жрецы.

Стражники оттащили Алукарда.

Он не сводил глаз с принца.

Не понимал.

Не мог понять.

А потом рука принца выскользнула из его ладони и упала на постель.

Безжизненная.

Последние серебряные нити ослабли и соскользнули с его кожи, как простыни летней ночью.

Потом Алукард услышал уже свой собственный крик.

И больше он ничего не помнил.

VI

На краткий мучительный мир Лайла перестала существовать.

Распалась на миллионы нитей, и каждая нить разматывалась, тянулась, как струна – вот-вот порвется. Она перешагнула порог своего мира – и попала в никуда. А потом, столь же внезапно, рухнула ничком на мостовую мира чужого.

Приземлившись, она невольно вскрикнула. Руки и ноги тряслись, голова гудела, как колокол.

Земля под ладонями – а это была земля, что уже неплохо – была шершавая и холодная. В воздухе тихо. Ни фейерверков. Ни музыки. Лайла с трудом поднялась на ноги. С пальцев, из носа капала кровь. Она вытерлась, и красные точки испещрили камень. Достала нож, встала поудобнее, спиной к обледенелой стене. Вспомнила, как в прошлый раз в этом Лондоне ее окружали жадные глаза людей, изголодавшихся по власти.

Вдруг мелькнул какой-то яркий блик, и она подняла глаза.

Небо над головой играло оттенками заката – розовое, пурпурное, золотое. Но в Белом Лондоне не могло быть таких ярких красок, и на миг она в ужасе подумала, что попала в какой-то другой город, в другой мир, очутилась еще дальше от дома – как его ни назови.

Но нет, дорога под ногами была знакомой, а вдали на фоне заката высился готический замок. Город был тот же самый, но изменился до неузнаваемости. С тех пор, как она побывала здесь, прошло всего четыре месяца. Четыре месяца назад они с Келлом сразились с близнецами Данами. В то время этот мир был покрыт льдом, пеплом и холодным белым камнем. А сейчас… сейчас по улице шел человек и улыбался. Не щерился голодным оскалом, а просто улыбался каким-то своим мыслям, довольный, благословенный.

Что-то было не так.

За эти четыре месяца она научилась чувствовать магию – если не ее намерения, то хотя бы присутствие. Не видела, как Алукард, но с каждым вдохом ощущала в воздухе ее сладкий привкус, густой и даже приторный. Да, в ночном воздухе трепетала магия.

Что же тут происходит?

И где Келл?

Лайла понимала, где она: именно там, куда намеревалась попасть. Она пошла вдоль высокой стены, свернула за угол и очутилась у ворот замка. Они стояли нараспашку, по чугунным створкам вился зимний плющ. Лайла опять остановилась. Каменный лес, когда-то заполненный статуями, исчез, на его месте росли настоящие деревья, а вдоль лестницы выстроились стражники в сверкающих доспехах, и все были начеку.

Келл наверняка внутри. Между ними протянулась связующая нить, тонкая, но на удивление прочная, и Лайла не знала, из чего она сделала – из магии или нет. И эта нить притягивала ее к замку. Ей не хотелось думать о том, чем это грозит, насколько далеко ей придется зайти, сколько сражений выиграть. Она пойдет на все, лишь бы найти его.

Вспомнить бы заклинание поиска…

Лайла покопалась в памяти. Ас траварс – это переход между мирами, а Ас тасцен – между разными точками одного мира. А если надо найти не место, а человека?

Она отругала себя за то, что ни разу этим не поинтересовалась. Келл когда-то рассказывал, как в детстве отыскал пропавшего Рая. Какие слова он произнес?

Она напрягла память. Келл использовал что-то, сделанное Раем. Кажется, деревянную лошадку. Всплыл еще один образ – когда Келл впервые нашел ее в таверне «В двух шагах», он сжимал в руке носовой платок. Ее платок.

Но у Лайлы не осталось ничего из вещей Келла. Ни амулетов. Ни безделушек.

Вспыхнула паника, но Лайла с ней справилась.

Амулетов нет. Ну и что? Человек – это ведь не только то, чем он владеет. И не только предметы носят на себе его печать. Детали, слова, воспоминания…

Все это у Лайлы есть.

Она прижала окровавленную руку к дверям замка, ощущая на царапинах холод железа, плотно зажмурилась и вызвала Келла. Сначала вспомнила ту ночь, когда они познакомились, когда она его ограбила в переулке, и как потом он вошел к ней сквозь стену. Незнакомец, привязанный к ее кровати, вкус магии, обещание свободы, страх, что он уйдет. Рука об руку – из одного мира в другой, потом в третий, вместе прячутся от Холланда, торгуются с хитрецом Флетчером, сражаются с Раем, который не был самим собой. Ужасы черной магии во дворце, битва в Белом Лондоне, окровавленное тело Келла у нее на руках среди обломков каменного леса. Разбитая жизнь вдали друг от друга. Потом – возвращение. Матч, разыгранный под масками.

И снова объятия. Танец. Его ладонь обжигает талию, горящие губы в поцелуе, тела на дворцовом балконе, сошедшиеся вместе, как клинки. Невыносимый жар, а потом леденящий холод. Она упала на арене. Он вскипел гневом. А потом отвернулся. И ушел. И она отпустила.

Но сейчас она пришла, чтобы вернуть его.

Лайла напряглась, стиснула зубы, ожидая боли.

Собрала воспоминания, прижала их к стене, как амулет, и произнесла:

– Ас тасцен Келл.

Ворота под ее рукой содрогнулись, мир распался надвое, Лайла сделала шаг и очутилась в сером, мерцающем дворцовом коридоре.

На стенах горели факелы, вдалеке слышались шаги. На миг Лайла поздравила себя с успехом, а потом поняла, что Келла здесь нет. Голова пошла кругом, с губ сорвалось ругательство, и вдруг слева, из-за двери, послышался сдавленный крик.

Лайла похолодела.

Келл. Лайла потянулась к дверной ручке, но, едва коснувшись, услышала в воздухе тихий свист металла. Отскочила – и в тот же миг в дверь вонзился нож. От рукоятки тянулся черный шнур; обернувшись, Лайла увидела женщину в светлом плаще.

По лицу женщины тянулся шрам. Темнота наполняла один ее глаз и, как воск, выплескивалась вниз по щеке и вверх на висок, очерчивая скулы и уходя под шапку волос – ослепительно-красных, краснее, чем плащ у Келла, краснее, чем сияние вод Айла. Такой цвет слишком ярок для этого мира. Точнее, для мира, каким он был раньше. Но Лайла чувствовала – что-то здесь не так, и дело было не только в ярких красках и мертвых глазах женщины.

Эта женщина напоминала не о Келле и даже не о Холланде, а о черном камне, украденном много месяцев назад. Та же странная тяга, тяжелый ритм.

Взмах – и в руке незнакомки появился еще один нож со шнуром на рукояти. Рывок – и первый нож, выдернутый из дерева, полетел прямо ей в ладонь. Изящно, как птица, возвращающаяся в свою стаю.

Лайла, можно сказать, впечатлилась.

– Ты кто такая? – спросила она.

– Вестница, – ответила незнакомка, хотя Лайле одного взгляда было достаточно, чтобы распознать профессиональную убийцу. – А ты?

Лайла достала два своих ножа.

– А я воровка.

– Туда нельзя.

Лайла прислонилась к двери. Сила Келла стучала в спину, как умирающий пульс. «Держись», – в отчаянии подумала она, а вслух сказала:

– Рискнешь помешать мне?

– Как тебя зовут? – спросила женщина.

– Зачем тебе?

Та кровожадно улыбнулась:

– Мой король захочет узнать, кого я…

Но Лайла не стала дожидаться.

В воздух взлетел ее первый нож, и, когда женщина попыталась его отбить, Лайла ударила вторым. Когда он был на полпути, навстречу взвился клинок на шнуре, и Лайла увернулась. Хотела рубануть еще раз, но инстинктивно отбила второй скорпионий удар. Шнур между ножами был эластичным, и женщина повелевала ими, как Джиннар ветром, как Алукард водой, как Кисмайра землей. Ножи покорно подчинялись ее воле, и сила движения оттенялась изяществом магии.

И мало того, сама женщина двигалась с пугающей грацией, будто в текучем танце.

Танцовщица со смертельными клинками.

Лайла пригнулась. Лезвие просвистело возле лица.

Несколько прядей темных волос, отрезанных ударами ножей, слетело на пол. Клинки сливались в серебристое облако, нападая со всех сторон. Лайла только и делала, что увертывалась.

Ей не раз доводилось драться на ножах. И почти всегда начинала она сама. И знала: главное – нащупать брешь в обороне, улучить момент, когда противник откроется. Но сейчас бой был необычным.

Как вообще драться с человеком, который даже не держит ножи в руках?

Ответ прост: точно так же, как с любым другим.

Быстро и грязно.

Дело не в том, чтобы выглядеть красиво. Главное – остаться живой.

Лезвия мелькали, как змеиные жала, били внезапно и стремительно. Но была у них и слабость: они не могли менять курс. Выскользнув из руки, нож летел прямо. Вот почему нож в руке лучше, чем брошенный.

Лайла сделала обманный финт вправо и, когда метнулся первый нож, ушла влево. Прочертил свою линию второй нож, и Лайла опять уклонилась. Пока ножи летели своими путями, она метнулась к противнице.

– Попалась!

Но тут, к ужасу Лайлы, ножи изменили курс. Они развернулись в воздухе и ринулись к ней. Лайла едва успела отскочить, и они вонзились в пол там, где она только что стояла.

Ну конечно. Магия металла.

По руке струилась кровь, капала с пальцев. Лайла была быстрой, но все же этого мало.

Еще один взмах, и ножи вернулись в руки женщины.

– Имена – дело важное, – сказала она, скручивая шнур. – Я Ожка, и у меня приказ не пускать тебя.

За дверями закричал от боли Келл.

– А я – Лайла Бард, и мне плевать! – Лайла достала свой любимый нож.

Ожка улыбнулась и атаковала.

На этот раз Лайла целилась не в тело и не в ножи, а в шнур между ними. Острое лезвие коснулось натянутой нити…

Но Ожка оказалась проворнее. Едва металл коснулся шнура, как нож отскочил в руку хозяйке.

– Ну нет! – Лайла голой рукой ухватилась за шнур. На лице Ожки вспыхнуло удивление, и Лайла победно вскрикнула, но тут ногу обожгла боль. В лодыжку вонзился третий клинок, короткий и острый.

Лайла пошатнулась. На белый пол закапала кровь.

Но Лайла выдернула нож и выпрямилась.

За дверью кричал Келл.

Где-то в другом мире умирал Рай.

Времени медлить не было.

Лайла соединила клинки, и они заискрились. Воздух нагрелся, и, когда Ожка метнула нож, Лайла коснулась шнура пылающим лезвием. Шнур вспыхну, огонь побежал, как по фитилю, и Ожка отпрянула. На полпути к руке шнур лопнул, и нож не сумел вернуться в руку.

Танцовщица сбилась с шага. Лицо убийцы вспыхнуло гневом, и она ринулась на противницу всего с одним ножом.

Но даже при этом Ожка двигалась с жестокой грацией хищницы, а Лайла так сосредоточилась на ноже в руке противницы, что совсем забыла: в комнате полным-полно другого оружия, и маг может пустить его в ход.

Лайла уклонилась от летящего металла и хотела отступить, но споткнулась о табуретку. Огонь в руках погас, и красноволосая женщина коршуном ринулась на нее, целясь в грудь.

Лайла выставила руку, защищаясь. Над лицом столкнулись рукояти ножей. Губы Ожки изогнулись в жестокой улыбке – клинок в ее руке внезапно вытянулся и превратился в спицу, нацеленную в глаз…

Металл ударился о стекло, раздался хруст. Голова Лайлы дернулась. Нож, отскочив от фальшивого глаза, оставил глубокую царапину на мраморном полу.

По щеке потекла капля крови – единственная алая слеза. Нож чуть-чуть задел кожу.

Лайла растерянно моргнула.

Эта тварь хотела проткнуть ей глаз.

К счастью, выбрала не тот.

Ожка на миг застыла в недоумении.

И этого мига хватило.

Лайла рубанула вбок, нарисовав на горле женщины багровую улыбку.

Рот Ожки приоткрылся и сомкнулся, словно повторяя форму разреза на горле, из раны хлынула кровь. Она упала рядом с Лайлой, зажимая рану пальцами, но та была слишком глубока. Смертельна.

Женщина дернулась и затихла. Лайла попятилась от растекавшейся крови. В раненой ноге полыхала боль, голова раскалывалась.

Она встала на ноги, прижимая ладонь к разбитому глазу.

Потерянный второй нож торчал из стены, она выдернула его и побрела к двери, оставляя кровавый след.

Крики по ту сторону стихли. Она подергала за ручку, но дверь была заперта.

Возможно, на нее была наложены чары, но Лайла их не знала, а взывать к дереву, к воздуху или еще чему-нибудь было некогда. Поэтому Лайла просто собрала последние силы и пинком вышибла дверь.

VII

Келл лежал и невидящими глазами смотрел в потолок. Мир был где-то очень-очень высоко и с каждым вздохом уходил все дальше.

Потом раздался голос, голос Лайлы, и, как якорь, вытащил его на поверхность.

Келл охнул и попытался привстать. Не получилось. Попробовал еще раз, встал на одно колено. Тело пронзила боль. Издалека донесся звук приближающихся шагов. Хрустнул засов. Он с трудом поднялся на ноги, и в этот миг дверь распахнулась, и появилась она – тень, очерченная светом, а потом перед глазами все расплылось. Тень бросилась к нему.

Келл из последних сил шагнул вперед, поскользнулся в луже крови и от боли на миг провалился в черноту.

Теплые руки обвили его за пояс.

– Вот я тебя и нашла, – на пол рядом с ним опустилась Лайла. Он уткнулся головой ей в плечо, хрипло зашептал, еле складывая слова. Она, кажется, не поняла, и тогда он поднял изломанные, окровавленные руки и опять вцепился онемевшими пальцами в ошейник.

– Сними… это… – прохрипел Келл.

Взгляд Лайлы – что у нее с глазами? – скользнул по металлу, и она обеими руками ухватилась за ошейник. Тихо вскрикнула, когда пальцы коснулись металла, но не выпустила, а, поморщившись, провела пальцами по краю и нащупала сзади защелку. Расстегнула и отшвырнула ошейник в другой конец комнаты.

В легкие Келла хлынул воздух, по жилам заструилось тепло.

На миг все нервы в его теле вспыхнули – сначала от боли, потом от жаркого электрического толчка – это вернулась магия. Он охнул, согнулся пополам, грудь вздымалась, по щекам струились слезы. Мир вокруг пульсировал и трепетал – вот-вот загорится. Наверное, даже Лайла почувствовала это, потому что отпрянула. А к Келлу возвращалась похищенная сила – вся, до последней капли.

Но чего-то все еще не хватало.

Нет, подумал Келл. Только не это. Эхо. Второй пульс. Он посмотрел на свои разбитые руки, из которых с кровью вытекала магия. Ну и пусть. Он рванул тунику. Печать еще виднелась, но под шрамами, сквозь чары, билось только одно сердце. Только одно…

– Рай… – всхлипнул он. – Не могу… Он…

Лайла схватила его за плечи.

– Посмотри на меня. Когда я уходила, твой брат был еще жив. Не теряй надежды. – В ее словах он увидел отражение собственного страха. – Кроме того, – добавила она, – отсюда ты ему ничем не поможешь.

Она окинула взглядом комнату, увидела металлическую раму, окровавленные наручники на столе с инструментами, железный ошейник на полу и снова перевела взгляд на него. Что-то у нее с глазами. Один, как и положено, карий, а другой покрылся трещинами.

– Твой глаз… – начал он, но Лайла перебила:

– Не сейчас. Идем скорей, – и встала.

Келл понимал – у него не хватит сил никуда идти. Руки разбиты и переломаны, кровь течет ручьями. Стоит шевельнуться, и голова идет кругом. Она хотела помочь, но он даже встать на ноги не смог – покачнулся и рухнул. Сдавленно охнул от досады.

– Так дело не пойдет. – Она прижала руку к ране на лодыжке. – Сиди смирно, я тебя подлатаю.

Келл распахнул глаза.

– Погоди… – И отстранился от ее прикосновения.

– Не доверяешь мне? – усмехнулась Лайла.

– Нет.

– Ну и зря. – Она прижала окровавленную ладонь к его плечу. – Какое слово?

Он покачал головой, и комната тоже качнулась.

– Лайла, я не…

– Слово, черт возьми!

Он с дрожью в голосе ответил:

– Хасари. Ас хасари.

– Ясно. – Она сильнее сжала руки. – Готов? – И, не дожидаясь ответа, произнесла: – Ас хасари.

Ничего не произошло.

В глазах Келла промелькнули облегчение, усталость, боль.

Лайла нахмурилась:

– Разве я не пра…

Между ними вспыхнул свет, сила магии расшвыряла их в стороны, как шрапнель при взрыве.

Келл ударился спиной о пол, а Лайла врезалась в стену.

Он лежал, хватая воздух ртом, и даже не сразу смог понять, сработало заклинание или нет. Но потом пошевелил пальцами и почувствовал, как затягиваются раны, срастаются мускулы, разглаживается кожа. Воздух легко втекал в легкие, пустота заполнилась, разбитое снова стало целым. Он сел, и голова не закружилась. В ушах стучало, но кровь быстрей заструилась по венам.

Лайла со стоном привалилась к стене, потирая затылок, и пробормотала:

– Чертова магия.

Он подошел к ней, присел, и она победно улыбнулась.

– Я же говорила, полу…

Келл не дал ей договорить: он взял ее лицо окровавленными ладонями и поцеловал, глубоко, горячо. В этом поцелуе слились кровь и паника, боль, страх и облегчение. Он не спрашивал, как она его нашла. Не упрекал ее за сделанное, лишь сказал:

– Ты сошла с ума.

Она ответила измученной улыбкой:

– И на том спасибо.

Он помог ей встать, подобрал свой плащ, валявшийся там, куда его бросил Холланд – Осарон.

Лайла еще раз окинула взглядом комнату.

– Келл, что случилось? Кто это с тобой сделал?

– Холланд.

Он видел, что имя обрушилось на нее, как удар, представил, какие образы возникли сейчас перед ней, – те же самые, какие родились у него, когда он очутился лицом к лицу с новым королем Белого Лондона и увидел хорошо знакомого, давнего врага. Антари с разноцветными глазами – один изумрудный, другой черный. Волшебника, принужденного служить близнецам Данам. Которого он своими руками зарубил и столкнул в пропасть между мирами.