По ту сторону штор

Так я сидел минуту, а может, и немного больше, терзаемый полными отчаяния мыслями. Потом мой внутренний барьер не выдержал, и мысли хлынули наружу.

– Почему я? – всхлипывая, процедил сквозь зубы я. – Почему всё это происходит именно со мной?

Слёзы, протекая между пальцев, оглушающе громко падали на мои голые голени. И вдруг, быстро всхлипнув несколько раз, я прошептал:

– Нет… нет. Сейчас не время. Не то время. Я не… должен… отчаиваться. Я… я ведь… нужен ей! Кроме меня, ей сейчас никто не поможет, и… и чтобы…

Громко шикнув, я тяжело вздохнул и посмотрел на тумбу возле кровати.

– Мне нужен телефон. Я… я должен обыскать каждую комнату, каждый тёмный уголок в этой квартире, – подняв голову, я посмотрел на заблокированную стулом дверь и добавил: – Но сначала мне нужно добраться до кухни.

***

Я выглянул в коридор и удивился тому, как там было темно. Как я помнил, когда я проходил по нему в последний раз, то в нём, как и в боковых комнатах, было намного светлее. Казалось, что кто-то занавесил все окна. Сделав шаг из спальни и заглянув в мамину комнату сквозь настежь открытую дверь, я понял, что был прав: тёмные шторы действительно закрывали окно.

«Тут был бы полный мрак, если бы окна в моей спальне тоже оказались бы зашторены», – в ужасе подумал я.

Я нажал на выключатель, находящийся на стене слева от двери. Лампочка под потолком не загорелась. Подумав, что она перегорела, я вернулся в спальню и попробовал включить свет там. Тот же результат, то есть никакой.

«Отлично, – подумал я. – Как раз идеальное время, чтобы обесточить дом. Ну, неважно».

Я принялся шарить по столешницам в комнате и вскоре нашёл фонарик, который я называл «жук» – по форме он напоминал мне жука-скарабея. Заряжался он от кручения маленькой ручки на боку. Подзарядив его немного и включив – яркий жёлтый свет тут же развеял тьму вокруг, – я вышел в коридор и направился к кухне, по пути периодически останавливаясь и вслушиваясь в окружение. Свет от фонаря дрожал, так как руки у меня от волнения и страха ходили ходуном. Добравшись без происшествий до кухни, я тяжело выдохнул и, подойдя к подоконнику, на котором, по идее, должны лежать ключи, медленно отодвинул шторы. Как я и боялся, ключей на месте не оказалось.

Все чувства покинули меня, и в таком состоянии я упал на стул, стоявший возле окна.

«Ключи… как я мог, чёрт возьми, о них забыть? – мысленно спросил я себя. – Почему я подумал первым делом об этом дурацком телефоне, а не о них? Ключи… будь они у меня, я смог бы выбраться из квартиры и найти тысячи телефонов, чтобы позвонить с них врачу! Эх, да что уж сейчас об этом думать…»

И вдруг по моему телу пробежали мурашки, а в сердце что-то больно кольнуло.

– Ключи… какой же я кретин!

Произнеся это, я вскочил со стула, чуть не задев коленом край стола, подбежал к двери, повернул ручку и осторожно толкнул дверь от себя. Дверь спокойно поддалась моему толчку, ознаменовав своё движение тихим скрипом. Закрыв дверь, я сделал шаг назад, наклонил голову, провёл рукой по волосам и задумался.

– Дверь заблокировать не получится. Она открывается в коридор, – прошептал я.

После нескольких секунд задумчивого стояния на месте я всё же решился обыскать кухню. Это было рискованно, даже очень, и я это прекрасно понимал, однако я понимал и то, что телефон вполне себе может быть здесь, в этой комнате, и что мне всё равно так или иначе придётся её обыскать. Кухня в таком случае станет второй исследованной мною комнатой.

«Убежать я не смогу, – подумал я, – но вот спрятаться – вполне».

Я повернул голову и посмотрел на зону за кухонным шкафом, который был размещён справа от окна. Эта зона была единственной на всей кухне, которая не просматривалась со стороны двери. Однако тут была одна проблема: если мама войдёт на кухню и сделает ещё хоть один шаг вглубь комнаты, то та единственная безопасная зона, сразу окажется, наоборот, ловушкой. Однако что есть, то есть, так что, пометив её взглядом, я пошёл к кухонному шкафу, чтобы его осмотреть.

В кухне был холодильник, стоявший справа от двери в углу, обеденный стол с тремя стульями, стол для готовки слева от двери, в который была вмонтирована раковина, шкаф, висящий прямо над этим столом, и кухонная плита с духовкой. На столе для готовки справа от раковины стояли старая микроволновка и музыкальный плеер тёти, к которому я ни разу не прикасался с момента моего переезда, а слева – какие-то банки, покрытые хохломскими узорами, и маслёнка. Осматривать по сравнению с остальными частями квартиры было нечего, но так как мне по понятным причинам приходилось делать это медленно, то и объём работы казался больше, чем он был на самом деле. Шкаф, который я осмотрел первым делом, оказался самым проблемным местом. Моё второе «я», любящее гулять по ночам, могло спрятать телефон в самые тёмные углы этих деревянных коробок, в которые сама тётушка, скорее всего, уже давно не заглядывала. Вытащив, а также осмотрев все скляночки, тарелки и баночки оттуда, я изучил каждый тёмный угол этих шкафов, однако не нашёл ничего. Разочарованно выдохнув, я взял одну из расписанных под хохлому банок, чтобы вернуть её на место, но тут…

Кто-то крался по коридору. Если бы я сейчас начал снова возвращать банки в шкаф, то, скорее всего, не услышал бы из-за звона стекла этого тихого, еле уловимого скрипа досок. Кто-то или что-то явно не хотело, чтобы его обнаружили, и поэтому следующие шажки были тише, но всё же не настолько, чтобы я их не услышал.

Нервно сглотнув, я осторожно поставил банку на стол и медленно спустился со стула. Стул не скрипнул… и вообще ничто не издало звуков. Пригнувшись, я двинулся к безопасной зоне, от страха позабыв вообще про всё на свете. К счастью, пол подо мной ни разу не скрипнул, и, добравшись до угла плиты, я обогнул его, прижался спиной к стене и вслушался. Когда я первый раз услышал скрип, его источник находился примерно возле стеклянного шкафа, расположенного справа от двери маминой комнаты (бывшей тётиной), однако сейчас он уже был практически возле вешалок, или, точнее… почти возле кухонной двери. От страха по всему моему телу пробежали мурашки, и я прижался к холодной стене ещё сильнее.

Когда тихие скрипы начали раздаваться уже прямо возле моей двери, то бишь двери на кухню, я невольно задержал дыхание. В следующий миг за дверью отчётливо послышался металлический звон…

«Ключи! – в ужасе подумал я. – Ключи, про которые я позабыл!»

Через несколько секунд раздался тихий скрежет. Кто-то засунул ключ в замок и попытался его провернуть, но дверь была и так не заперта. Затем начал раздаваться противный скрип. Медленно открывалась дверь… но не на кухню, а в зал.

Я уж было хотел облегчённо выдохнуть, но вовремя придержал себя от этого, закрыв рот рукой. Когда дверь в зал, судя по звукам, раскрылась примерно наполовину, источник скрипов начал передвигаться влево от меня. С каждой секундой скрипы становились всё тише, и когда, наконец, всё стихло, я позволил себе осторожно выглянуть из-за своего укрытия и посмотреть на дверь. Я посидел в безопасной зоне ещё некоторое, не особо продолжительное время, затем выбрался из неё и пошёл на корточках к двери. Добравшись до неё, я приложил к ней ухо. К моему удивлению, ни шороха, ни вообще каких-либо звуков со стороны зала слышно не было.

«Что же она там делает?» – мысленно спросил я себя, и перед глазами предстала картина: мама, слегка покачиваясь, стоит посередине комнаты и бездумно смотрит куда-то во тьму. От этой мысли меня обдало холодом.

«Не может же она вообще ничего не делать», – подумал я… и тут мысли начали расплываться.

Переживания о том, что мать в любую минуту может ворваться сюда и убить меня, растворились в густом тумане забвения. Откуда-то издалека раздалось странное эхо: «…дё-ё-ё-ё-ём, придё-ё-ё-ё-ём!».

Стоп! Взбудоражив туман, я заставил его немного развеяться, после чего поднял голову и раскрыл глаза.

«Нет… я не могу сейчас… уснуть. Только не здесь… – мысленно сказал я. – Что же с этими таблетками, чёрт возьми?! Я же… пил их раньше, причём в большем количестве, но даже тогда они не были такими… такими сильными».

Но все эти вопросы через секунду начали тонуть всё в том же густом тумане, и я понял, что нужно спешить. Осознание этого немного взбодрило меня, однако я понимал, что этой энергии надолго мне не хватит.

Поднявшись с пола, я осторожно повернул замок, приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Дверь зала действительно была полураскрыта, и, сделав шаг из кухни, я заглянул в его тёмные недра, однако из-за непроглядного мрака кроме тёмных силуэтов мебели я ничего не увидел. Протерев уставшие глаза, я на носочках двинулся к концу коридора. Пол в коридоре скрипел куда громче, чем пол на кухне, так что ступать мне приходилось с особой осторожностью, чтобы не выдать себя. Включать фонарик, я, понятное дело, не рискнул, так что мне пришлось вытянуть руки вперёд, чтобы не врезаться во что-нибудь ненароком почти в кромешной темноте. Всякий раз в ужасе останавливаясь после каждого громкого скрипа, я шёл к двери в ванную комнату, которая находилась как раз в конце этого небольшого коридора, и вскоре до неё добрался. Коснувшись её руками и прощупав, чтобы убедиться, что это именно она («а что это ещё могло быть?» – подумал я), я повернул голову, посмотрел на приоткрытую дверь моей спальни, а затем через несколько секунд повернулся и посмотрел сквозь раскрытую дверь на мамину комнату. Я мешкал, потому что в моей голове зародился новый план: запереться в маминой комнате и всю её обыскать. Моя спальня была уже изучена, и идти в неё в этом плане было бессмысленно… однако тут была одна проблема: я не знал, смогу ли в действительности запереться в той комнате. Точнее, не помнил. Моя голова сейчас, казалось, представляла собой большой арбуз на подпорках, который не желал копошиться в себе и что-то там вспоминать. Моей внутренней энергии хватило только на составление этого плана, однако на его обработку – нет.

Несколько секунд я постоял на месте, переводя взгляд от одной комнаты к другой, затем всё же решился идти в мамину.

«Нет времени… на… глупости», – подумал я и вошёл в комнату.

Мамина спальня внешне походила на комнату подростка, которой раньше и являлась: на огромном старом шкафу стояла запылённая магнитола, а на стене возле широкой кровати, размещённой прямо перед шкафом, висели слегка помятые постеры современных рок-звёзд. Ну, почти современных. Чуть правее от шкафа в углу разместился письменный стол, на котором раньше, скорее всего, были разбросаны учебники и тетрадки, однако сейчас на столе не было ничего и столешницы в нём были пусты. Здесь раньше жил сын моей тёти, который погиб в автокатастрофе, ведя машину в нетрезвом виде. Это случилось где-то года три тому назад, и ему в это время было вроде двадцать два… или двадцать три? Да, двадцать три года! Печально всё это. Печально и трагично. Вообще, сразу, как только сюда переехал, я почувствовал… что с этой квартирой что-то не так. Это… странное ощущение, но… в этом месте ты чувствуешь себя не так, как в остальных местах. Особенно ощущается всё это, когда ты начинаешь копошиться в прошлом. Квартира уже не раз мне рассказывала истории своих бывших хозяев, после которых здесь всё осталось практически нетронутым. То же самое было и с этой комнатой: в ней с момента своего переезда сюда я ничего не переставлял, да и заходил я в неё обычно только тогда, когда проводил уборку.

Закрыв за собой дверь и повернув замок, я сделал шаг назад и стал смотреть на дверь так, будто видел её впервые. Сон чуть отступил, и странная и навязчивая мысль проскользнула в моё сознание.

– Дверь… она открывается в коридор, – прошептал я через секунду. – И подпереть я её ничем не смогу.

В коридор во всей квартире открывались только следующие двери: туалета, кухни, ванной и этой комнаты. Я никогда не помечал в своей памяти такие вещи, так как они обычно запоминаются механически. К сожалению, механическая память меня сейчас подвела.

Простояв в раздумьях ещё несколько секунд, я всё же решил не отходить от своего плана. Я приоткрыл дверь, чтобы получить возможность в случае чего, не мешкая, перебежать в свою спальню, после чего развернулся и начал обыскивать комнату. Начать я решил с левого дальнего угла, то есть с рабочего стола. Добравшись до него на цыпочках, я оглядел его поверхность. Уборку я не особо жаловал, так что в некоторых местах стола были видны небольшие кучки пыли… но больше на нём не было абсолютно ничего. Нагнувшись, я практически бесшумно начал осматривать столешницы. И тут… перед моими глазами начали раскрываться чёрные розы. Я почувствовал, что начинаю лететь куда-то… Туда, где круглый год лето, где за окном виднеются поля тюльпанов различных цветов и оттенков. Я вздохнул полной грудью, и в тот же миг ветерок пронёсся над полем и колыхнул прекрасные цветы. Всё было великолепно, всё…

Я схватился за край стола… и розы перед глазами начали таять, а вместе с ними и прекрасный мираж. В следующий миг голову пронзила боль, и, положив руки на виски, я медленно опустился на пол.

– Как же… больно! – прошептал я, и тут из моих уст вырвалось то, что я вовсе не хотел произносить: – За… что? За что вы меня мучаете?

Комната и мрак, окутавший её, мне не ответили. Глубоко вздохнув и выдохнув, я задумался над тем, что сказал.

«Что это значит? Глупость какая-то. Просто вырвалось», – подумал я.

Когда боль немного отступила, я поднялся с пола, огляделся и пошёл к шкафу. Также не найдя там ничего, я осмотрел небольшой шкафчик возле подоконника, а затем и сам подоконник. После того как и с ними было покончено, я включил фонарик-«жук» и начал осматривать все тёмные углы комнаты, в которые могло моё второе «я» спрятать телефон. Нагнувшись, я посветил под столом, и, не найдя там ничего, перевёл луч света на зону под кроватью. Я увидел одну интересную вещицу, которую заметил только сейчас, – хотя мог заметить её сразу, при заходе в комнату. Справа от кровати стояла, прислонённая к стене, большая мамина сумка, с которой она приехала в город. Подойдя к кровати с другой стороны, я сел на пол, положил голову на кровать и раскрыл сумку. В первом, самом главном и объёмном отделении было много всякого барахла вроде косметички, но открыв второй, боковой отдел, который был немного меньше первого, я обнаружил то, что надеялся здесь найти в последнюю очередь, – стопку «Детских дневников», как их называла мама.

– Что они здесь делают? – прошептал я, взяв самую первую из стопки тетрадь и осмотрев её со всех сторон. – Она что, таскает это старьё с собой?

Все тетрадки в стопке, как и та, что я держал, были на сорок восемь листов, в клеточку. Обложки их были шершавыми, разноцветными, но без рисунков. Открыв тетрадь, что держал в руках, я начал читать текст, в котором целиком и полностью рассказывалось обо мне, а точнее, о моём детстве и взрослении. Мама вела дневники до того момента, как мне исполнилось восемь лет, а потом перестала. Как минимум раз в полгода я видел, как она украдкой читает дневники у себя в спальне.

Сразу, как только я прочитал первое предложение, меня втянуло в омут воспоминаний, и я уже не мог остановиться. Я читал ещё и ещё, не замечая, как быстро летают прочитанные листки у меня перед глазами. Весь текст дневников был в основном наполнен комичными ситуациями, виновником которых был маленький я, хотя там были и грустные моменты. Общее у всех новелл было одно: все они были пропитаны чем-то добрым, согревающим мою душу, и это «что-то» заманило меня к себе и стало укутывать меня в мягкую простыню и поить ароматным чаем. Глаза мои начали медленно закрываться.

– Мама… – прошептал я, и по моей щеке покатилась слеза. – Как же сильно я был несправедлив к тебе. Видно… это моё заслуженное наказание. Но я обещаю, что… спасу тебя. Я должен… тебя спасти. Я… клянусь, – сказал я, и сон начал медленно накрывать меня с головой своим одеялом.

… Кругом бархат и шёлковые покрывала, свисающие с розовых небес, среди которых восточные танцовщицы в прекрасных нарядах кружились в танце. Откуда-то издалека раздавалась приятная расслабляющая музыка, ласкающая мои уши. Мышцы мои будто превратились в мягкие перьевые подушки, так что каждое моё движение было очень плавным и неторопливым. Я счастлив, я расслаблен, и мне не нужно больше…

Раздался громкий, долгий и очень неприятный скрип.

Я открыл глаза и откинул от себя одеяло, в которое был укутан с головой. Раздались шлепки, так как вместе с одеялом с меня попадали тетради, которых было несчётное количество, после чего я поднялся с пола и вслушался.

«Уж не приснилось ли мне это?» – подумал я, и тут, как будто желая опровергнуть мои слова, из коридора снова раздался скрип, на этот раз куда более тихий. Его источник находился примерно возле вешалок.

По всему моему телу прошла дрожь, и я попытался сделать шаг к двери, чтобы перебежать в свою комнату, но не смог этого сделать, так как мои ноги будто были прикованы к полу. Тем временем источник скрипов продолжал ко мне приближаться, и этот факт заставил невидимые цепи сжать мои ноги сильней. Мне ещё никогда не было так страшно и одновременно так плохо. Боль в висках была поистине мучительной. Создавалось впечатление, будто внутри моей головы кто-то бьёт в огромные барабаны и кричит что есть мочи. Пересилив себя, я заставил свою ногу подняться и опуститься чуть правее, прямо напротив дверного проёма… но тут произошло то, из-за чего мне пришлось остановиться и закрыть глаза: пол под ногой скрипнул так, что можно было услышать, кажется, даже из зала. Одновременно с этим скрип в коридоре прекратился. Я сразу понял, в чём дело: она не ожидала того, что я буду находиться именно здесь либо что я проснусь до того, как она сюда доберётся. Так что, получается, мы оба находились в состоянии ступора, и, судя по всему, оба понимали, что победителем выйдет тот, кто первым придёт в себя.

Сразу, как только я почувствовал, что ноги отпускает судорога, которая на несколько секунд превратила их в обычные, ни на что не способные мясные рулеты, я на всех парах ринулся вперёд, подстёгиваемый огромным количеством вырабатываемого адреналина. Целился взглядом я на дверь впереди, то есть на дверь в мою спальню. Чтобы не тратить драгоценные секунды, я не повернул голову вправо, хотя желание было огромным, но мне было достаточно того, что как только я выбежал из спальни, то услышал тихий, нечеловеческий клёкот, который напугал меня и послужил сырьём для ещё одного ведра адреналина. На моём лбу от напряжения и волнения скопились несколько капель пота, сердце ударяло по вискам с удвоенной силой, заставляя меня от каждого удара щуриться от невыносимой боли. Я чувствовал на себе обжигающий холодом взгляд безумца, до которого дошло, что его жертве практически удалось скрыться от него. И мне стало по-настоящему страшно. Я даже забыл на несколько секунд, что кого-то там вообще-то хотел спасти. Мне хотелось бежать, бежать отсюда, из этой квартиры, спасая свою жизнь.

Когда до спасительной двери мне осталось несколько шагов, отчаяние, которое являлось преобладающим во мне чувством в момент рывка, стало довольно быстро сменяться надеждой, и, всеми силами стараясь не закрыть уставшие глаза, я распахнул дверь – и…

… Холодные капли воды ударили мне в лицо, а затем скатились по щекам и полупрозрачному жёлтому дождевику. Закрыв за собой дверь трюма, я побежал к правой мачте и, схватив развязавшийся канат, привязал его морским узлом на место. Погода для плавания в море была ужасной: чёрные тучи накрыли небо на тысячи и тысячи километров вокруг. Сильный ветер и чёрные волны пытались всеми своими стихийными силами перевернуть мой огромный парусный корабль. Из-за капель воды, которые налетали мне на лицо при каждом сильном дуновении ветра, я щурился и плохо видел то, что происходило вокруг, но когда ветер слегка утих, я посмотрел вправо и ужаснулся: огромная чёрная волна, которая была в несколько раз больше моего корабля, двигалась сюда и грозилась ударить в правый борт.

– Штурман, право руля! – крикнул я охрипшим голосом и схватился за борт, чтобы не упасть.

Через несколько секунд корабль начал медленно, подобно огромному великану, поворачиваться, чтобы встретить чёрное чудовище своим носом. Я с ужасом смотрел на то, как волна приближалась к нам, раскрыв свою чудовищную пасть. Она желала сожрать нас целиком.

«Но нет, тварь, – подумал я. – Хрен ты что сделаешь с мом кораблём!»

– Ну, давай же!!! – возбуждённо крикнул я, когда волна уже практически достигла корабля.

Раздался громкий рёв, будто волна на самом деле была чудовищем из старых морских легенд, после чего меня обдало мощной струёй воды, которая чуть не повалила меня с ног. К счастью, за борт я держался крепко. Приняв более удобное положение, я поднял ладонь над глазами, чтобы защитить их от дождя и ветра, и посмотрел на самую высокую точку волны, которая дотягивалась чуть ли не до самих чёрных облаков.

Шум воды становился всё громче, и когда волна наконец коснулась корабля, он достиг своего пика и чуть не оглушил меня… хотя сейчас мне было всё равно. Миллион капелек воды ударили по мачте, по свёрнутым парусам, по палубе и, главное, по моему лицу, тем самым ослепив меня на несколько секунд. Палубу на долю секунды осветила ударившая молния, и корабль начал делать невозможное – подниматься по волне вверх. Мне было одновременно страшно и весело, и, прикрывая лицо рукой от накидывающихся на меня капель воды и небольших волн, я кричал что-то дрожащим голосом, подбадривая тем самым команду… которую не видел. Я чувствовал, что корабль не был необитаем, что знакомые по кругосветным плаваниям люди бегали по нему, закрепляли тросы, возились с парусами либо просто держались за что попало, чтобы не упасть. Иногда, резко поворачивая голову, я мог видеть их тени, снующие и бегающие туда-сюда, но очередное дуновение ветра их тут же развеивало.

– Давай, милая! Давай, держись! – кричал я, обращаясь к своему кораблю, на котором проплыл столько морей и океанов, что и не пересчитать, и который не раз и не два благодаря своей огромной скорости и маневренности спасал мою жизнь и жизнь всей моей команды.

Через несколько минут корабль принял практически вертикальное положение. Он норовил перевернуться. Всё, что было плохо закреплено или банально не привязано, полетело к корме. Несколько бочек чуть не налетели на меня, однако, к счастью, мне удалось от них вовремя увернуться. И вдруг корабль начал снова выравниваться. Уже знакомые бочки покатились на палубу, да и вообще всё, что лежало до этого на корме. Когда корабль принял горизонтальное положение, я увидел океан практически с высоты птичьего полёта.

«Я на пике волны», – успел подумать я до того, как корабль полетел вниз на огромной скорости.

На этот раз все бочки, все коробки, которые были по какой-то причине не убраны в трюм и не связаны, полетели к носу корабля, а некоторые и вовсе вниз, в морскую пучину.

Шум воды утих на несколько секунд, будто кто-то взял и убавил его громкость, а затем на корабль разом налетели миллиарды капелек воды. В этот раз я не удержался и упал на сырую поверхность палубы. Через несколько секунд корабль начал выравниваться, и я уже мог снова встать на ноги. Огромное чудовище было преодолено. Тяжело выдохнув, я оторвал от перил дрожащие, покрытые мозолями руки и упал на колени. Я знал, что для расслабления было не очень подходящее время, просто я дико устал и уже не мог стоять на ногах.

И тут, когда я уже готовился победоносно прокричать «Мы справились!», откуда-то издалека раздался рёв. Я уже слышал его несколько минут назад, но тогда я принял его за шум волны.

Подбежав к носу корабля и схватившись руками за бушприт, чтобы не упасть, я вытащил из-за пазухи подзорную трубу и всмотрелся в даль. Высокие чёрные волны колыхались на ветру и норовили наброситься на корабль, однако, кроме них, больше не было видно ничего. И вдруг чуть левее одной из самых малых волн показалось нечто странное, похожее на огромного червя. Через секунду нечто исчезло. Может, оно ушло на глубину, а может, и не появлялось вовсе.

– Что… это… такое? – прошептал я, делая паузу после каждого слова.

И тут, прорываясь сквозь шум воды, вновь раздался рёв, после чего корабль тряхнуло с такой силой, что я не удержался на ногах и в очередной раз упал на мокрые доски. Шипя от боли, я медленно встал, после чего спустился по лестнице на палубу и побежал к правому борту. Добравшись до перил, я схватился за них руками и всмотрелся в чёрную волнующуюся воду. Я не видел ничего, но чувствовал, что под водой что-то было и что оно было огромное. По моим ушам ударила громкая музыка на фортепиано, принесённая откуда-то ветром, после чего практически тут же раздался громкий треск. Через несколько секунд всё утихло, включая и музыку, и только ветер, завывавший в парусах, да шум воды продолжали нарушать тишину. Я стоял вполоборота, держась одной рукой за борт, а другой за грудь, в которой бешено колотилось сердце, и смотрел то на паруса, служащие духовым инструментом для ветра, то на палубу. Я искал источник громкого треска. Я знал, что причиной всего этого послужило появление странного существа, скрывающегося под водой, и это меня пугало. Больше всего на свете я боялся неизвестного – того, что человеческий разум не в силах переварить и понять. Я чувствовал, что демон, прорезающий водную толщу совсем недалеко от моего корабля, приплыл из глубин, до которых никогда не доходил солнечный свет, и что лет ему чуть ли не столько же, сколько и нашему прогнившему миру. Простояв ещё с полминуты и не услышав больше никаких подозрительных звуков, я сделал шаг к середине палубы, и тут… всё вновь затрещало, да с такой громкостью, что уши начало закладывать. Снова раздались звуки фортепиано, и в следующий миг поперёк палубы образовалась огромная трещина, из-за которой корабль начал складываться вдвое. Не удержавшись на ногах, я упал и покатился по мокрым и скользким доскам к разлому, но хорошо привязанная пушка меня спасла. Я схватился за неё, подтянулся и, оказавшись на стволе орудия, зацепился за перила левого борта и пошёл к носу корабля. Я посмотрел по пути налево, за борт, и увидел, что корабль начал медленно закручиваться внутри огромной воронки, которая, без сомнения, хотела его засосать. Каждую минуту раздавался раскат оглушающе громкого грома и в воронку ударяла молния. От молнии каждый раз по воде во все стороны расходились ручейки яркого пламени. Масштабность всего происходящего напугала меня, и на несколько секунд я почувствовал, что вот-вот упаду в обморок. Глаза начали окутывать чёрные лепестки, появилось ощущение недостатка воздуха… но всё это длилось не больше нескольких секунд.