Полная версия
Ветер. Книга 2. Начало времен
Дружба с Прометеем накладывала на его образ ореол загадочности, храбрости и некоторого духа сопротивления устоявшемуся порядку, что так тревожит юные девчачьи души. Но мыловарня могла перечеркнуть напрочь всё, что он успел заслужить. Капраз Борис точно знал, как правильно их наказать.
– А, Прометей, – Селена выпятила вперёд нижнюю губу. – Я так и знала, что ты обязательно попадёшь ко мне.
Прометей хмыкнул.
– Фу, вонища! – заткнул он нос и гундосо произнёс: – Надеюсь, это в последний раз.
– Если не поумнеешь, то не попадёшь, а если дурь из тебя не выйдет, то для тебя ещё осталась ассенизаторская команда. Будешь дерьмо по полям развозить. И это точно будет последнее предупреждение. Потом – только выселение.
– Ладно, я понял, – вздохнул Прометей.
– А тебе, парень, вообще грех жаловаться на такую работу. За твоими волосами нужен уход. Без мыла они быстро сваляются и превратятся в кошму, – Селена потрепала Ивана за шевелюру.
Иван гордо отдёрнул голову.
– Не бзикуй, зелен ещё, – предупредил его капраз. – Не думай, что авторитет, заработанный твоей прабабкой Джейн не позволит применить к тебе серьёзные меры. Будь она жива, не потерпела бы твоих выходок.
– Она была не против исследований материка, – заносчивым тоном ответил Иван.
– Она была против того, чтобы кто-то глупо рисковал своей жизнью. Помнишь её правило: «В первую очередь мы должны беречь свою жизнь и жизнь каждого жителя посёлка. Нас осталось слишком мало и каждая несвоевременная смерть становится причиной уменьшения генетического разнообразия, ведущего к деградации и стагнации человеческого рода». – Капраз наизусть помнил многие цитаты оставленные предками.
– Моя прабабушка многое говорила такого, что мы сейчас не понимаем.
– Не понимаем потому, что не хотим понимать. Нам проще сесть в лодку и отправиться, куда глаза глядят, не задумываясь о том, что после себя ты ничего ещё не оставил. Вот Пит, например…
Прометей закатил глаза. Он каждый раз делал так, когда упоминали Пита.
– Пит – идиот, и он первый кандидат на деградацию, – вставил Иван.
Капраз Борис хотел ещё что-то сказать, но не нашёл слов.
– Короче, каптри Селена, вручаю тебе этих оболтусов. Если будут плохо работать, дай знать. Переведу в ассенизаторы.
– Хорошо, капраз Борис, но у меня здесь не забалуешь. Будут впахивать, как миленькие. Я готовлю партию детского мыла с более нежными свойствами. Завтра принесу на пробу. Кажется, получается отлично.
– Хорошо, тогда до завтра.
– До завтра.
Капраз ушёл.
Селена дождалась, когда он отойдёт достаточно далеко.
– Парни, я на самом деле не считаю так же, как капраз Борис. Мне даже нравится, что у вас есть идея, которая вас питает, и она благородная и красивая. Но на капразе висит забота о посёлке, и это накладывает определённый отпечаток на его мировоззрение. Будьте любезны, не злите его. Он сдержит слово и вас обязательно отселят.
– Я не боюсь этого, – ответил Прометей. – Меня останавливает только отношение к родителям. Их жалко.
– А я не хочу, чтобы меня отселили. Мне нравится тут, но и ходить на материк нравится. Я бы в охотники пошёл, но они меня не берут. Говорят косой слишком, – ответил Иван.
– Выговорились? – Селена обвела парней взглядом. – Теперь за работу. Тебе, Прометей, ковш – будешь варево перемешивать, чтобы жир хорошо отходил. А ты, Иван, поддерживай огонь, чтобы не тух и не разгорался сильно. И так до самого вечера. А я пойду цветов пособираю, да вдоль берега пройдусь. Может быть, что-нибудь полезное найду.
Как оказалось, вонь – это было не самое плохое. К вони можно привыкнуть. Теперь Прометей знал, почему каптри Селена выглядела, как атлет. Ворочать дохлые туши в чане целыми днями требовало огромных физических усилий. Ладони от деревянной ручки ковша загрубели настолько, что на них можно было класть горячие угли и держать долго, прежде чем жар начинал чувствоваться.
Иван менялся сменами с Прометеем, но старший товарищ жалел его, отрабатывая на ковше в полтора раза больше. Производительность труда выросла, и посёлок получал мыла больше, чем обычно. Селена не переставала экспериментировать с цветами и травами, чудесным образом придавая продукту из отвратительных ингредиентов пристойный запах и цвет.
Было воскресенье. В этот день не работали почти все. Каптри Селена смилостивилась над наказанными и разрешила им отдохнуть. Иван решил потратить время в обществе ровесников, а Прометей без раздумий отправился на подлодку «Пересвет». Его интересовала карта и записи судового журнала.
Тот самый Пит, которого капраз Борис ставил в пример Прометею, встретился на пути к подлодке.
– Это, здоров! Я слышал, тебя на мыловарню отправили, – спросил он, не скрывая в голосе иронии.
– Да, работать, – ответил Прометей, собираясь пройти мимо.
– Ммм, понятно. Ты всё дуркуешь?
Откровенно хамство заставило Прометея остановиться.
– Слушай, Пит, ты человек небольшого ума, и будет лучше, если ты не станешь этого всем показывать.
– Чего?
Глаза Пита округлились, он сжал кулаки и сделал движение в сторону Прометея.
– Даже не пытайся, я тебя снова побью. Иди домой, проводи свою старость в обществе внуков, как и положено дедам.
Пит побагровел, но ему хватило ума не сорваться. Прометей был сильнее и умел драться, в отличие от увальня Пита. Они разошлись. Случай с Питом открыл Прометею истину, которую не замечал капраз. Селекция глупцов, таких, как Пит, могла серьёзно подорвать перспективы развития посёлка. А его жажда исследований могла помочь посёлку обогатиться знаниями, обнажившимися из-под толщи воды.
В подлодку его пустили без вопросов. Он был завсегдатаем её музея, в то время как большинство его ровесников были завсегдатаями бара, в котором подавали рисовое пиво.
Иван прочувствовал на себе, как его авторитет резко упал среди ровесников. В той шайке, в которой он привык находиться в свободное время, его приняли холодно. В ней он был негласным лидером, но сейчас он заметил, что все держатся Павла, который при нём ничем лидерским не выделялся.
Отдыха и веселья не получилось. Вторую половину дня Иван провёл с родителями. Отец прочёл ему несколько нравоучений и припомнил их героическую линию, идущую из самого космоса. Иван слушал их, а сам думал о том, как тоскливо бывает, когда тебя не понимают, и пытаются отторгнуть вместо того, чтобы понять.
Положение спасла Анхелика, девчонка-соседка. Она была на два года младше Ивана и, кажется, с недавних пор стала питать к нему чувства. Иван старался не обращать на это внимания. Он был избалован женским вниманием, но в этот раз был по-настоящему рад её видеть.
Сейчас она зашла позвать Ивана на улицу.
– А не рано ли тебе в такое позднее время по улицам шлындать? – услышал вместо приветствия Иван бубнёж отца.
– Мамка сказала, что отпустит меня только с вашим Иваном, – ответила Анхелика, и это было враньём.
Иван вышел из комнаты.
– Привет, Анхелика. Я сейчас выйду.
– Привет! – Глаза девушки заблестели. – Хорошо, я подожду снаружи.
Отец ещё что-то пробубнил, но перечить не стал. В принципе, он поддерживал такие отношения больше, чем неуёмную тягу сына к путешествиям.
Оказывается, у хитрой Анхелики был коварный план. Она обманула Ивана, сказав ему, что Педро и Алекс украли бадью с рисовым пивом, а сама привела его в пустой амбар, ещё не заполненный просушенным зерном и начала бесцеремонно приставать. Гормоны ударили Ивану в голову, и ему стоило больших усилий не поддаться на провокацию. Прояви он слабость и у этой истории мог бы быть очень длинный финал.
Анхелика не обиделась. Иван очень тактично объяснил ей, что не готов ещё стать ни мужем, ни отцом, и предложил погулять по окрестностям посёлка.
– Будешь и ты, как Прометей где попало носиться, а годы пройдут мимо.
– Не твоя забота, что и как у меня будет. Мне интересно бродить по материку. Ты же там не была, поэтому тебе и неинтересно.
– А расскажи мне, Иван, как там?
Впереди было много времени, и чтобы занять его, Иван решил рассказать хитрой соседке всё, что видел на материке.
– Ну, на материке нет такого прозрачного воздуха, как у нас на острове. Там везде туман. Он бывает плотный или же прозрачный, но он есть всегда. Солнца никогда не видно. Охотники не заходят вглубь материка, потому что боятся потеряться. Только компас помогает найти дорогу. Но Прометей как-то находит её и без компаса. Вместо нормальной твёрдой земли почти везде колышущаяся поверхность из водорослей. Ногу они не держат, но вот в широкоступах из лягушачьей кожи ходить можно спокойно. Вначале это непривычно, потому что всё вокруг волнуется и колышется. Там, где слой водорослей истончается, находится или болото, или река. Болото – это плохо. Оно выделяет газ, и если надышаться им, то можно потерять сознание и умереть. А ещё можно провалиться в него, и оно затянет. Болота надо обходить стороной.
– А если река? – Анхелика слушала с разинутым ртом.
– Если река, то широкоступы не помогут. Туда без лодки лучше не соваться, и близко к краю не подходить. Прометей рассказывал, что его однажды кто-то из-под воды пытался схватить за ногу. Он говорит, что видел огромную пасть с мелкими зубами, схватившую за край его широкоступ. Так он вернулся потом на одном широкоступе.
– А тебя никто не хватал за ногу?
– Меня – нет. Прометей дорогу хорошо чувствует, поэтому старается обходить опасные места. Вот лягушки однажды напали на нас. Еле ноги унесли.
– Да ты что, расскажи! – Анхелика засучила ногами в нетерпении.
– Да что там рассказывать. Мы легли спать прямо на водорослях, рядом никакой земли не оказалось. Я обещал Прометею караулить, а сам заснул. Знаешь, там из-за вечного тумана всё время в сон клонит. Почувствовал я только, как подо мной всё колышется. Со сна даже приятно было, как в кроватке укачивало. А когда проснулся, чуть не закричал. Вокруг нас было штук десять здоровых жаб. Они пучили на нас свои глазищи и пускали слюни. Только представь, мы, как внутри хоровода из лягушек были. Прометей, конечно же, не спал, он проснулся раньше меня. Мы молчим, и жабы молчат, смотрим друг на друга. У Прометея нож длинный был, а у меня слега, на случай если провалюсь, но расклад всё равно был не на нашей стороне. И скорее всего, нас бы уже в живых не было.
– А что же случилось? – Анхелика смотрела на Ивана во все глаза.
– Сова. Представляешь? Она бесшумно упала сверху, схватила одну лягушку за голову своими когтищами и так же молча исчезла. Лягушки вразбег, а мы с Прометеем ещё долго сидели на одном месте и не могли придти в себя.
– Как интересно. А потом вы сталкивались с лягушками?
– Постоянно. Им главное – не дать себя окружить. И если срубить парочку атакующих, они уже не прут так настойчиво.
– А совы?
– Вот совы – это проблема. Они принимают людей за добычу и атакуют. У Прометея вся спина в шрамах от их когтей.
– А у тебя?
– У меня ещё нет. Бог миловал.
– Мне кажется, шрамы идут мужчинам. С ними они выглядят героически.
– Успею ещё, какие мои годы.
– А после вашего наказания вы снова пойдёте на материк?
– Зимой нет, не пойдём. Прометей говорит, что зимой можно в град попасть, или просто замёрзнуть. В тумане холод ощущается гораздо сильнее. Одежда промокает и согреться нельзя.
– А если развести огонь?
– Там всё и всегда мокрое, и не горит. Кроме…
Иван неожиданно замолчал.
– Эй, договаривай! Я не отстану. – Анхелика поднялась и встала между коленками Ивана. – Ну?
– Анхелика, тебе-то это зачем? Это наш секрет с Прометеем.
– Не поделишься, я всем расскажу, что у вас секрет и капраз Борис заставит вас раскрыть его. Или…
– Ну, ты даёшь, Анхелика. Уже второй раз сегодня пытаешься меня на слабо́ проверить. Я бы никогда про тебя такое не подумал. Ты же как все девчонки была?
– Ой, ты просто меня не замечал. Я всегда была любопытная. Ну же, колись.
– Вот зараза. Прометей убьёт меня, если узнает, что я проболтался. Ты ведь никому не скажешь?
– Нет, клянусь экипажем подлодки.
– Хорошо. Короче, мы нашли остров. На материке это верхушки утонувших скал. Тот остров был с пещерой. А в ней всякие механизмы и вещи. Всё было в таком состоянии, что рассыпалось от прикосновения, кроме красной бочки из пластика. А в той бочке находилась вонючая жидкость, едкая такая на запах. Прометей сказал, что моторы механизмов работали на этой жидкости. Там же мы нашли спички, штук десять, в жиру, чтобы не намокли. Им тоже ничего не сделалось. Прометей, он ведь головастый, в подлодке сидит каждый раз, как случай представляется, всё про ту жизнь знает. Он сообразил, что это спички, и они нужны, чтобы поджигать. Мы подожгли вонючую жидкость, и она горела так жарко. Коптила, трещала, но горела. Прометей сказал, что хочет сделать такую штуку, чтобы заливать в неё вонючую жидкость и на ней готовить, прям там, на материке.
Иван замолчал.
– Не проболтаешься?
– Нет, я же поклялась.
– Ну, ты же девчонка.
– Девчонка, но не такая, как все. Можешь мне доверять.
Анхелика прижалась к Ивану и подставила губы для поцелуя. Парень не растерялся и скрепил клятву поцелуем. Ему подумалось, что пока девушка питает к нему чувства, их секрет будет сохранён.
В понедельник на мыловарню Иван пришёл раньше Прометея. Каптри Селена уже была там и разводила огонь под чаном.
– Так, соня Иван. Вчера на берегу с лодки видели тушу тюленя, прямо возле Белого камня. Бери тележку и дуй туда. Если по дороге попадутся цветы, сорви их.
– Хорошо, каптри.
Иван взял скрипучую тележку на железных колёсах.
– Можно жира взять, ось смазать? Скрипит на всю округу.
– Бери. Боишься, девки тебя услышат?
– Ничего я не боюсь.
Иван смазал ось, погонял её взад-вперёд, чтобы разошёлся жир. Проверил на ходу результат, остался доволен и покатил её в сторону Белого камня. По дороге останавливался рядом с любым цветущим растением, нюхал его цветы, и если запах казался ему подходящим, срывал и складывал их на дно тележки.
Иван слышал от стариков рассказы, что до катастрофы и много лет после неё природа на острове была другой. Цветов почти не было. Они появлялись в самый короткий и тёплый период лета и быстро отцветали. А в остальное время, когда не лежал снег, вся зелень состояла из низкорослой, плотной травы и мхов, ковром покрывающих землю.
Сейчас такое трудно было представить. Трава местами доходила до пояса, всё лето цвела, разнося аромат цветения даже в море. С берега наступали леса. Старшие говорили, что это прибивает течениями семена деревьев, сброшенные ещё до катастрофы. За свои семнадцать лет Иван успел заметить, как в некоторых местах деревья сильно продвинулись вглубь острова. Капраз как-то обмолвился о том, что собирается культивировать их, с целью получения дров и материала для строительства.
У Белого камня и в самом деле было полно чаек. Ивану хотелось, чтобы они склевали тюленя полностью. Ему противно было брать в руки дохлое вонючее тело. А так можно было оправдаться перед каптри.
Чайки взлетели одновременно, как белое облако, когда Иван приблизился к ним. Развороченная туша тюленя, с кишками, растянутыми на несколько метров, без глаз и почти без морды, ждала своей участи быть принесённой в жертву благородному делу. Иван набрал воздух, чтобы не дышать, подкатил тележку вплотную к туше, опустил её и приставил к тюленю. Попробовал затолкнуть ногой, но туша колебалась, и не хотела сдвигаться с места. Ничего не оставалось делать, как затолкнуть её руками. Хорошо, до воды было близко.
Пальцы проткнули дряблую мёртвую плоть. Ивана чуть не вырвало от этого ощущения. Из последних сил, рывком ему удалось забросить тушу в тележку. Иван выдохнул и побежал к воде, ловя носом приятный запах солёной воды. Пока он отмывал руки, не желающие расставаться с запахом дохлятины, чайки расселись по краю тележки и продолжили пиршество. Иван отогнал их и покатил телегу обратно.
Прометей пришёл и уже ворочал ковшом.
– Что, не обманули? – спросила Селена.
– Нет, лежал, загорал, кишками наружу.
– Цветов нарвал?
– Да, там, на дне лежат.
– Надо было их сверху положить, Иван! – заругалась Селена. – Я же из них экстракт отдельно добываю, а теперь они пропахли дохлятиной.
– Прости, я не сообразил.
– Чёрт с вами. Бросайте его в чан, а я пойду сама собирать. Нет в вас азарта, мужики.
– Нету, – согласился Прометей.
Каптри Селена взяла мешочек, нож, и ушла собирать цветы. Иван, по свету, исходящему из глаз Прометея, понял, что тому не терпится чем-то с ним поделиться.
Как только Селена ушла, Прометей бросил ковш.
– Слушай, я всё воскресенье был на подлодке… – начал он.
– Я в курсе.
– Не перебивай. В общем, мне разрешили почитать судовой журнал. Я начал читать его с того самого дня, как лодка вышла в море, в свой последний поход. И знаешь, что я там нашёл?
– Что? – Иван не имел ни малейшего представления.
– Там есть запись, такая, не уставная, не относящаяся к службе, оставленная капдва Терёхиным.
– Самим Терёхиным?
– Да, им самим. Он написал, что его дочь пошла в турпоход на плато Путорана, и он гордится её смелостью.
Глаза Прометея бегали. Он ждал, когда Иван проникнется тем, что он ему рассказал.
– И что? Я не знаю, что такое плато Путорана.
– Ах ты, балбес малолетний. Плато – это тоже горы, но с плоскими вершинами, понимаешь? Дочь Терёхина, накануне катастрофы – я по датам сверил, – была в горах, точно так же, как основатели Горбуновы.
Иван знал историю каждого основателя их посёлка, и Горбуновы были на особом счету, потому как десять лет прожили в пещере одни.
– Думаешь, она выжила?
– А почему бы и нет? Может быть, не она, но их там было много, шансы были. С подветренной стороны горы можно было легко спастись.
– Сколько туда идти?
– Это далеко, Иван. Я смерил линейкой. По прямой – две с половиной тысячи километров. Как минимум, всё лето в одну сторону, а на самом деле может получиться в два раза больше.
– Ты же знаешь, нас не ждёт ничего хорошего, когда мы вернёмся.
– Если вернёмся ни с чем – да. Возможно, нас отселят. Но с другой стороны, мы знаем, как не умереть с голоду, как сшить одежду, как пережить зиму.
– Как сварить мыло, – добавил Иван.
– Точно.
– Как-то не хочется, Прометей, всю жизнь прожить одному.
– Да? А я думал Иван, что ты меня поддержишь.
– Я поддерживаю тебя, и если ты задумаешь отправиться туда, то я помогу тебе подготовиться, но отправляться с тобой я ещё не решил. Мне тут Анхелика глазки строит. Она повзрослела, и я теперь вижу, какой красивой она становится.
– Понятно. Баба стрельнула глазками, ты и размяк. Ладно, пойду один. До апреля подготовлюсь как следует, и пойду.
– Но ты же до зимы не вернёшься? Ты же говорил, что на материке зимой град идёт с кулак, и холод собачий?
– Я что-нибудь придумаю.
– А готовить ты как собираешься? На той вонючей жидкости? У тебя спичек всего девять штук осталось.
– Придумаю, не беспокойся. Есть у меня всякие идеи, но тебе не расскажу, потому что ты не со мной.
– О, брось обижаться, Прометей. Ты как пацан. Мне нравится ходить на материк, и вообще путешествовать, но мы как будто играем в игру, от которой нет пользы, как будто тешим себя развлечениями, забывая, что на нас лежит ответственность за развитие посёлка.
Прометей налился пунцом.
– Пользы нет? – зловеще-тихо произнёс он. – Нет пользы от наших путешествий? Да они тут сами в себе закупорены, киснут, как ягоды для уксуса в бутылке. Мы же глупеем на глазах, разве ты не замечаешь? Патронов у нас осталось несколько десятков штук, а дальше что? Медведей вилами гонять? Как их делать, никто не знает, и не хочет знать. Вот, затянули одну песню – «Рис превыше всего». Так мы скоро поклоняться ему начнём, молитвы возносить и прочие глупости делать. Ты же помнишь ветряную мельницу, которая давала ток. Наши деды ещё знали, как её ремонтировать, а когда она сломалась, всё, починить некому. Смазывают подшипники, чтобы крутилась, и делают вид, что это и есть её предназначение – крутиться на ветру. А наши дети вообще будут думать, что это нерукотворное творение каких-то там Основателей.
Глаза Прометея горели, губы тряслись от волнения, лицо было совсем красным. Иван даже испугался его в таком состоянии. Он выглядел безумным, как олень, вырвавшийся из медвежьих лап.
– Я понял тебя, Прометей, я не против того, чтобы исследовать и находить что-то полезное, оставшееся от наших умных предков. Я поддерживаю тебя полностью, я на твоей стороне.
– Чего тогда ерепенишься?
– Я думаю о том, что могу потерять время. Мы просто должны создавать семьи и рожать детей. Нам это завещали, и те люди, относящие себя к учёным, как моя прабабка Джейн, знали, что залог нашего развития в скором восстановлении численности. Иначе мы вымрем.
– Понятно. Я вижу, лавры Пита не дают тебе спокойно спать. Счастья вам с Анхеликой, и детей побольше.
– Да при чём здесь Анхелика? Я в общем сказал. Я помогу тебе подготовиться, но не пойду. Это далеко и опасно, и если мы с тобой погибнем, то род, который шёл бы от тебя и от меня, и который через сотни лет превратился бы в народ, никогда не появится.
– Это твоё окончательное слово?
Прометей так ухватился за ковш, что Иван подумал, будто товарищ собирается его им огреть, если он ответит отрицательно.
– Да. Я могу проводить тебя до материка, и всё.
– Спасибо, не надо.
Прометей заиграл желваками и принялся неистового гонять несчастную тушу тюленя по чану. Иван подкинул дров и стал следить за тем, чтобы они не разгорелись сильнее нужного.
С этого момента их нерушимая дружба дала трещину. Прометей молчал, разговаривал с Иваном только на отвлечённые темы, не касающиеся путешествия на далёкое плато. Настойчивая Анхелика не давала скучать, и через какое-то время Иван понял, что желает видеть её регулярно. Как только девушка заметила, что отношение к ней со стороны Ивана поменялось, она тоже изменила отношение к Ивану. Она позволяла себе забавляться им, дразнить, и вообще вела себя немного дерзко. Иногда это злило Ивана, но чаще вызывало желание обладать ею. За этими отношениями Иван совсем забыл про Прометея.
Наступила зима. Она снова оказалась теплее, чем прошлая. Несколько раз пытался выпасть снег, но тёплые потоки воздуха с материка, приносящие непроглядные туманы, не оставляли ему шансов. Олени, нагуливающие жир на зиму, так и не растратили его. Обманутая природой трава вновь взошла под самую зиму. Остров зеленел повсюду. Белые медведи настолько обнаглели, что несколько раз являлись в посёлок. Каждый их визит становился настоящим чрезвычайным происшествием.
Капраз берёг патроны для особого случая, но в то же время помнил о своей главной обязанности – беречь людей. Поэтому все ждали, когда медведи уйдут сами. Иван понял, что слова Прометея, сказанные как будто в запальчивости, имели смысл. Глупая проблема с медведями на самом деле не имела решения теми методами, которые стали основой жизни посёлка. Хуже того, медведи, почувствовавшие безнаказанность, могли привести к гибели людей.
После того, как отбывание наказания на мыловарне закончилось, Прометей отправился с охотниками на материк, а Иван пошёл работать на рыбные фермы. По возрасту ему ещё не разрешалось заниматься опасным промыслом. Да и после того, как у него появилась зазноба, интерес к материку у парня угас. Иван отрабатывал смену и спешил домой, переодеться, отбиться от рыбного запаха, стремясь поскорее увидеться с Анхеликой. К тому времени их отношения стали совсем взрослыми. Родители втайне планировали свадьбу и уже договаривались о деталях. Семейства Ивана и Анхелики не пересекались в прошлом, и это обстоятельство со стороны поселкового руководства, следящего за смешениями, наилучшим образом подходило для брака.
Даже весна в этом году началась так, будто между временами года не было никакой границы. В конце февраля зачастил дождь, мелкий и обложной, без единого просвета. Моховая подстилка под травами набралась водой как губка, затрудняя всякие передвижения вне дорог. Оленьи полутуши, вялящиеся на ветру, оказались в серьёзной опасности безнадёжно пропа́сть под дождём. Капраз Борис распорядился построить для них навес всем посёлком. В дело пошли все вещи, которые было не жалко. Их пропитывали жиром, чтобы не промокали и пускали на «крышу».
Ивана в нерабочее время тоже привлекли к постройке навесов. Анхелика тоже работала там, вместе со своей матерью. Иван держался их, но виду не подавал. Он стеснялся её матери. Капдва Семён, ответственный в посёлке за внутренний порядок, раз за разом привозил на телеге, запряжённой парой оленей, новые куски пропитанного материала.
– Осторожнее там. Последнее выгребаем, – предупредил он.
Он говорил это каждый раз. Народ подтрунивал над его предупреждениями, не считая их серьёзными. Работа кипела, всё шло хорошо, до того момента, пока истеричный женский голос не выкрикнул: