Последняя ночь колдуна

– Верни мне ключи, пожалуйста, – тихо, но твердо попросила она.

Он приоткрыл окно, взгляд его потемнел. Какое-то время он сидел, тупо глядя на нее. Потом, точно вспомнив что-то, сунул руку в карман просторного плаща, достал ключи, демонстративно отстегнул брелок и швырнул связку под ноги Глаше в грязную жижу. Взревел мотор, и машина, обдав Глашу напоследок брызгами, с визгом покрышек по асфальту рванула с места.

Девушка сгорбилась, низко опустила голову и некоторое время стояла, глядя на мутную воду и не решаясь достать из лужи ключи. Затем медленно, как бы через силу, нагнулась, опустила руку в грязь – при этом лицо ее жалко сморщилось – и выудила кольцо, на котором, позвякивая, болтались два ключа: один простой, а другой – длинный с затейливой бородкой. С ключей капала грязная вода. Глаша, неловко держа ключи двумя пальцами, свободной рукой расстегнула сумочку и долго шарила в ней в поисках носового платка. Он обнаружился в боковом кармашке и вид имел не очень свежий. Правда, после того, как она обтерла им ключи, его вообще осталось лишь выбросить. Что Глаша и сделала, как только ей на пути попалась урна.

Уже совсем стемнело, а ей еще предстояло минут двадцать ковылять до остановки троллейбуса. В легких туфлях на шпильках, под дождем по сплошной грязи это путешествие представлялось настоящей пыткой, но отступать было некуда.

Глаша поправила на плече сумочку, вздохнула и сделала первый шаг в новую жизнь.

Глава 3

Улица была почти пуста. Редкие прохожие обходили Глашу стороной. Она была похожа на пьяную: без зонта, мокрая, жалкая в осенней куртке и летних туфлях. Тонкие каблуки то и дело попадали в скрытые водой выбоины, и Глафиру пошатывало.

Асфальтовая дорожка, по которой шагала девушка, тянулась вдоль трассы с довольно оживленным в этот час автомобильным движением. Глаша, погруженная в свои мысли, не обращала на него внимания. Она не сразу увидела, что рядом с ней едет машина, но когда раздался резкий гудок, она, вздрогнув, остановилась.

Пьяный голос из автомобиля окликнул ее:

– Эй, телка, ты свободна?

Из открытых окошек «Нексии» на нее скалились четверо парней самого похабного вида. Голова того, что сидел рядом с водителем, напоминала шерсть бродячего пса в колтунах и репейнике. Глаша знала, что эта прическа называется «дреды». Вдобавок к живописной шевелюре парень имел в ухе сразу три серьги и пирсинг под нижней губой. Все вместе выглядело угрожающе.

Глаша содрогнулась от отвращения, когда тип в дредах высунул в открытое окошко руку и попытался ухватить девушку за рукав. Она шарахнулась в сторону, а тип под гогот своих товарищей вновь спросил:

– Прокатимся, детка?

– Отвяжись!

Глаша развернулась и ускорила шаг. Машина последовала за ней, вкатившись на тротуар и чуть не наезжая на пятки.

– Ты куда? – летело ей вдогонку. – Как насчет свидания? Нас всего четверо, и мы ребята что надо!

– Да ну ее, – раздался другой голос, более тонкий и сиплый. – Она вся какая-то облезлая и мокрая, загваздает нам салон.

– А мы ее обсушим, – загоготал кто-то третий. – Мы ребята горячие!

Глаша почти бежала. Машина не отставала, а парни в машине уже икали от смеха.

Глаша поняла, что ей не убежать. Еще немного покуражатся и затащат ее в салон, завезут в какую-нибудь подворотню и будут глумиться, пока не устанут. Хорошо, если убьют. А если оставят в живых?

Девушка судорожно всхлипнула, озираясь на бегу, как загнанное животное, ничего не видящими от слез глазами. Машина лениво преследовала ее, сигналя и слепя фарами.

– Оставьте меня в покое! – закричала она.

– Ох, какие мы недружелюбные, – придурок с дредами погрозил ей пальцем. – Мы к тебе по-хорошему, а ты…

В машине опять загоготали.

– Отвалите, уроды! – взвизгнула она.

– Глянь, телка заводится, – заметил водитель, мерзко ухмыляясь.

Вильнув рулем, он попытался прижать ее к стене дома. Глаша увернулась в последнюю секунду. Она чувствовала, как у нее бешено колотится сердце. Ухмыляющиеся морды расплывались перед ее глазами. Она задыхалась.

Отморозок в дредах по-прежнему тянул к ней руки. Водитель стал теснить ее к стене, чтобы тот мог ее схватить.

– Нет! – уворачиваясь от него, вопила Глаша сквозь слезы.

Из заднего открытого окна в нее швырнули тлеющий окурок. Он попал ей в карман.

– Гол!!! – завопили в машине с экстазом.

Ткань куртки задымилась. Глаша сунула руку в карман, обожгла пальцы и, совершенно обезумев от ужаса, стала стаскивать с себя куртку.

– Стриптиз! О-о-о! Давай, детка!

Она услышала, как захлопали дверцы, завизжала, швырнула в них куртку и бросилась бежать. Топот и улюлюканье следовали за ней по пятам.

«Звери! Тупые животные!» – рыдала она.

Глаше показалось, что она налетела на столб. От удара у нее зазвенело в голове. Она отшатнулась. Столб оказался человеком. Огромный, как гора, он стоял и с недоумением взирал на нее сверху.

Сначала она подумала, что это один из преследователей, который забежал вперед. Но этот тип не делал попытки схватить ее, просто стоял и смотрел, не говоря ни слова.

Преследователи почему-то остановились. Глаша боялась повернуть голову, чтобы посмотреть, что происходит у нее за спиной.

– Эй, детка, отцепись от дяди и топай сюда, – с ласковой угрозой позвал ее парень в дредах. – Это наша девка! – пояснил он мужчине, давая понять, что добычей делиться не станет.

Глаша всхлипнула, замотала головой и попятилась.

– А ну, двигай сюда, живо! – проревел еще один.

Шагнув вперед, он попытался схватить ее за руку. Глаша дико завизжала. Она не соображала, что делает, но делала все быстро. Она повисла на шее у мужчины, вцепившись ногтями в его кожаную куртку.

– Это кто тут у нас? – пророкотал у нее над ухом очень низкий, слегка гортанный голос.

– Г-Глаша, – прошелестела она.

Метнув вверх затравленный взгляд, она, к своему ужасу и позору, обнаружила, что вопрос был обращен вовсе не к ней. Мужчина пристально, но спокойно смотрел на сбившихся в кучу Глашиных преследователей.

Вообще-то парни настроились хорошенько повеселиться с насмерть перепуганной девушкой. Она так славно удирала, что в них проснулся азарт. Мужик, на шее которого грушей повисла их законная добыча, заметно портил пейзаж.

Их первой реакцией было одно – попытаться дать в «бубен» мужику, тем более что он был один, а их – четверо. Но вдруг их что-то остановило. Возможно, ледяной взгляд этого типа. Он их не боялся, и они это чувствовали. Кроме того, Баклану – парню с дредами – тип показался знакомым. Когда его утонувшие в пиве мозги не без усилий всплыли на поверхность и он смог сообразить, кто перед ним, его спине стало жарко и веселиться как-то сразу расхотелось.

– Святой? – неуверенно пробормотал он, все еще надеясь, что обознался.

Глаша с удивлением уловила в его голосе страх.

Мужчина не ответил. Он продолжал стоять, засунув руки в карманы куртки и как будто не замечая Глаши, болтавшейся на его шее.

– Святой, ты каким ветром здесь? – Баклан попытался скрыть позорную дрожь в голосе за фамильярностью. – Твоя, что ли, девка?

Глаша знала ответ и в испуге вцепилась в кожаного изо всех сил. Но он не сказал «нет», зато тихо и зло прошипел ей в ухо:

– Отцепись…

Глаша лихорадочно соображала. Предстояло выбрать из двух зол.

Ублюдки позади или разъяренный тип прямо перед носом. Она выбрала второе и обняла мужика покрепче. Он тихо крякнул.

Парни занервничали. Похоже, прозвище «Святой» было им хорошо знакомо и они предпочитали с ним не связываться.

– Ладно, Святой, без обид, – раздался писклявый голос, – мы отваливаем! Девка эта нам по фигу.

– А чего ловили? – спросил Святой без любопытства.

– Да так… скучно.

– Если скучно, Чика, тебя ведь так звать? – езжай на проспект, сними там шлюху и оттянись по полной, – посоветовал Святой почти по-отечески. – Нехорошо пугать обывателей.

На «обывателей» Глаша почему-то обиделась.

– Кто ж знал, что она эта… как его… обывательница. Мы думали, обычная соска. Иначе с какого кайфа она на шпильках в такую погоду?

Святой пропустил оправдание мимо ушей, и тогда третий парень добавил:

– Мы ж ничего ей не сделали!

«Ничего себе ничего! – возмутилась Глаша. – Напугали до смерти и куртку почти новую прожгли!» – но возмутилась она про себя и только скрипнула зубами.

– Ну что, пошли мы? – спросил тем временем Баклан.

– Валите, – разрешил Святой.

Топот ног стих подозрительно быстро. Глаша пошевелилась.

– Может, наконец слезешь с моей шеи? – язвительно обратился к Глаше ее спаситель.

Глаша мгновенно разжала скрюченные от напряжения пальцы и быстро отпрыгнула в сторону. Сумочка, которая не потерялась во время погони каким-то чудом, больно ударила ее по бедру.

– Спасибо, – неуверенно пробормотала она.

– Не стоит.

Он сказал это таким тоном, что Глаша покраснела. Она поняла, что на спасенную героиню в его глазах явно не тянет. Он оглядел ее с ног до головы без интереса и даже вроде бы презрительно. Только на мокрых открытых туфлях взгляд задержался чуть дольше.

– Я не успела переобуться, – Глаша зачем-то начала оправдываться. – Меня должны были встретить… после работы… на машине…

– Чего ж не встретили? – Насмешка его была просто оскорбительной.

– Не ваше дело! – огрызнулась она.

– Далеко в таком виде ты не утопаешь. Баклан с бандой на улицах не единственные, – проинформировал Святой.

– Доберусь как-нибудь, – попыталась Глаша продемонстрировать свою независимость.

– До дома подбросить?

А вот этого она не ожидала. Предложение Святого вдруг напугало ее. С чего вдруг такая доброта? Как женщина она его не заинтересовала, это и слепому ясно, а свой лимит на добрые дела он исчерпал на год вперед тем, что отбил совершенно незнакомую девицу у шпаны. Что, если он тоже какой-нибудь браток или – бери выше – авторитет? Напугать тех психов было непросто. Они сами кого хочешь испугают, и все же они убрались, поджав хвосты, хотя Святой даже ни разу не повысил голос.

Испугав сама себя до дрожи в коленках, Глаша, мелко семеня ногами, попятилась.

– Спасибо, до дома не надо, – сказала она, изобразив на застывшем лице подобие вежливой улыбки.

– Дело твое, – легко согласился «браток-авторитет».

Она уже вздохнула было с облегчением, расслабилась и тем самым допустила ошибку. Святой вдруг резко шагнул к ней, обхватил, сунул себе под мышку. Потом свободной рукой открыл дверь стоящего рядом джипа и зашвырнул ее на заднее сиденье, как куль с мукой.

Глаша рухнула вниз с протестующим визгом и тут же вскочила, как будто по мягкому кожаному сиденью были рассыпаны канцелярские кнопки. Девушка метнулась к дверце и принялась двумя руками остервенело дергать ручку. Замки оказались заблокированы.

Святой невозмутимо уселся на водительское место и повернул ключ зажигания. Мотор тихо заурчал. Какая-то тряпка пролетела мимо Глаши и шлепнулась рядом на сиденье. Интересно, когда он успел подобрать ее куртку?

Глаша сопела ему в затылок, кося глазами по сторонам и прикидывая, чем бы половчее огреть негодяя.

– Попробуешь напасть сзади – получишь в ухо, – услышала она его спокойный голос.

– Да как вы смеете?! – Глаша задохнулась от возмущения. – Что вам от меня надо?!

– От тебя? Ничего. Довезу до места, высажу, где скажешь, и топай на все четыре стороны. Ничего личного, так что не обольщайся.

Глаша зарычала от ярости. Да что он о себе возомнил? Почему издевается над ней? С какой стати?

– Это вы не обольщайтесь, – прошипела она. – Признаться, я предпочитаю мужчин помоложе, а то с возрастом мужчины киснут, знаете ли. Что это с вами? – изобразила она удивление. – Вы так нахмурились, глядя на меня, что на вашей физиономии не сморщились только зубы.

На этот раз она достала его. Всегдашняя невозмутимость дала трещину. Глафира отчетливо видела, как на его лице идет борьба между желанием вышвырнуть ее на улицу немедленно и нежеланием отступать от своих слов.

Он оказался человеком слова и на улицу ее не выкинул, но это решение далось ему с трудом.

– Вот что… Глаша, – надо же, даже имя запомнил! – Твои сексуальные предпочтения мне до лампочки. Я сказал, что довезу тебя до дома, – и сделаю это. Говори адрес и сиди тихо, как мышь за печкой. – Он помолчал немного и добавил: – Тебе же будет лучше.

– А зачем вам это надо? – пискнула Глаша.

Он ответил не сразу, и у Глафиры было время пожалеть о своем любопытстве.

– Я всегда довожу дело до конца. – Он позволил Глаше обдумать сказанное, затем продолжил: – Иногда это занимает много времени, но в конце концов я всегда добиваюсь своего. Запомни это.

Его угроза словно зависла над Глашей хмурым облаком. Она по-настоящему испугалась и вжалась в спинку кожаного сиденья. Напрасно она пыталась разозлить его. Что-то подсказывало ей, что этот Святой – человек мстительный.

До самого конца пути она неподвижно сидела на заднем сиденье. Она даже дышать старалась бесшумно, только взглядывала изредка в зеркало заднего вида, больше всего боясь встретиться там с его глазами.

В салоне было почти темно, и Глаша явственно ощущала силу личности сидящего за рулем человека. Он действительно смахивал на святого своим суровым, даже аскетичным лицом. Но Глаша знала твердо одно – заработать на такую тачку и при этом сохранить даже отдаленное сходство со святым невозможно.

Глаша бы очень удивилась, если бы узнала, что Святой тоже думает о ней. Эта странная девушка с лицом осиротевшего ребенка, потерявшегося в жестоком мире, заинтриговала его. Наверняка она сболтнула про молодых любовников, чтобы досадить ему, отомстить за безразличие. Впрочем, какое ему дело? И, что бы она там ни болтала, в свои сорок он чувствует себя прекрасно. У него железный удар и цепкий ум. Он прошел через ад и сумел снова оказаться наверху. Он умеет побеждать, и ему это нравится. А что касается этой нелепой девицы, то она будет занимать его мысли только до определенного времени. Совсем недолго. Скоро он ее высадит и забудет о ней как о досадном эпизоде.

Он лгал себе. Миниатюрная рыжеволосая женщина с полными чувственными губами и неожиданно большой грудью, легко угадывающейся под насквозь промокшей кофточкой свободного покроя, привлекла его внимание…

* * *

Собственная квартира в этот раз показалась Глафире самым безопасным, самым уютным уголком на всем белом свете. Захлопнув за собой входную дверь, она словно отгородилась от всех неприятностей, обрушившихся сегодня на ее голову. Глаша даже удивилась, обнаружив, что совсем не переживает. А ведь должна бы…

Она взглянула в зеркало в прихожей, но собственный затрапезный вид не расстроил ее. Все поправимо. Сейчас она примет ванну, вымоет волосы и обязательно поест. Глаша почувствовала, что ужасно проголодалась.

Испорченную куртку она бросила у входа в прихожую прямо на пол. Что-то звякнуло. Ключи! Ну, конечно. Это ключи ее мужа. Теперь, наверное, уже бывшего. Глаша поморщилась, как от зубной боли. Ну нет, она не позволит затянуть себя обратно в мутную воду переживаний. Только не сегодня.

В подтверждение своей решимости Глаша, скинув на ходу туфли, прошлепала к телефонной розетке и выдернула ее из гнезда. Вот так. Теперь ее никто не потревожит.

Удовлетворенно вздохнув, она отправилась в ванную. Сняла с себя все и свалила кучей в углу. Завтра она соберет все это, включая куртку и туфли, и отнесет на помойку, чтобы ничто не напоминало о сегодняшнем отвратительном дне. Нет, пожалуй, куртку стоит оставить. Она совсем новая. Глаша не планировала покупать другую как минимум два сезона, да и денег сейчас лишних нет. Пообещав себе посмотреть завтра, что там можно сообразить с прожженным карманом, Глаша постаралась расслабиться и погрузилась в ароматную пену.

После ванны, распаренная, она отправилась на кухню. Желудок урчал от голода. На средней полке холодильника стояла сырая курица – Глаша заранее разморозила ее, чтобы запечь вечером в духовке. Ее муж не признавал ни колбасу, ни пельмени, ни, боже упаси, полуфабрикаты. Только свежеприготовленное мясо.

Глаша мрачно усмехнулась и отправила птицу обратно в морозильник. Сегодня она будет есть то, что хочется. Глаша обожала картошку с тушенкой и холодным молоком. И еще овощи, которые муж тоже терпеть не мог. Даже из супа вылавливал все до последней морковки.

Почистить картошку и поставить ее на огонь было делом нескольких минут. Глаша убавила огонь, когда картошка закипела, открыла банку тушеной говядины. Уже помытые помидоры и зеленый огурец, прижавшись друг к другу, лежали в глубокой эмалированной миске. Глаша удовлетворенно обозрела натюрморт, втянула носом вкусный запах и отправилась в комнату. Пока картошка варится, делать все равно нечего.

Квартира в старом сталинском доме, которая досталась Глаше от бабушки, была однокомнатной. Для двоих, пожалуй, тесновато, но для нее одной места вполне достаточно.

Глаша остановилась напротив большой фотографии в рамке, висящей на стене. С нее на Глашу, улыбаясь, смотрела знаменитая в прошлом актриса. Никто из гостей не догадывался о том, что женщина на этом увеличенном любительском фото – Глашина мать. Даже Славик не знал правды. Он часто посмеивался над женой, тем более что актриса эта давно уже умерла, а перед смертью несколько лет не снималась.

Глаза, которые Глаша так любила, улыбались ей. Мама смеялась, глядя в объектив, в тот день, когда Глаша впервые взяла в руки фотоаппарат и для пробы решила щелкнуть мать. Та, позировавшая в своей жизни сотням лучших фотографов страны, в этот раз не стала принимать жеманных поз, которые стали неотъемлемой частью ее образа, а просто улыбнулась дочери, чисто и светло, не заботясь о морщинках в уголках глаз и не думая о правильно поставленном свете. Глаша считала, что на этом старом снимке ее мать – настоящая, такой ее никто не знал. Это была ее и только ее мама, неприкосновенная частица знаменитой женщины, которую она оставила в наследство своей дочери.

Жаль, что на этом наследство не исчерпывалось.

Глава 4

«Правильно бабка говорила, что объедаться на ночь вредно!» – подумала Глафира утром следующего дня.

Глаша лукавила. Она прекрасно знала, что пузо, набитое накануне вожделенной картошкой и тушеным мясом, не имеет никакого отношения к странному старику. Этот старик был ей хорошо знаком в том смысле, что посещал ее сны не впервые. Да что там, она и припомнить не могла, когда он появился в первый раз. Кажется, это было в глубоком детстве, еще до того, как Глаша пошла в первый класс.

Глаша могла бы поклясться, что в реальной жизни никогда старика не встречала. Правду сказать, забыть его было бы невозможно: огромный, с густой, абсолютно белой шевелюрой до плеч и окладистой бородой, судя по всему, никогда не знавшей ножниц и расчески. Одет он был всегда одинаково – в свободную серую рубаху из домотканой материи. Более всего он напоминал Глаше Григория Распутина, но какого черта царский юродивый стал бы забираться в ее сновидения? Кроме того, ее старик был седой, а Григорий Распутин до самой смерти оставался жгучим брюнетом.

Сны эти Глаша не любила, хотя в них не было ничего кошмарного. Старик просто сидел возле ее постели и смотрел на нее глубоко посаженными, похожими на угли, глазами. Иногда он начинал говорить и несколько раз даже давал дельные советы относительно предстоящих в ее жизни событий. Глаша всегда удивлялась, что, проснувшись, помнит его слова. Обычные сны стирались из ее памяти подчистую. Советы старика выручали ее, но испытать к нему чувство благодарности ей мешал страх. Она боялась ночного гостя и, положа руку на сердце, предпочла бы выбираться из своих проблем самостоятельно, лишь бы не видеть по ночам это строгое благообразное лицо.

Старик был еще одной тайной Глаши, о которой она, как и о матери, никому не рассказывала. Сам старик запрещал ей говорить. Она понимала, что он – всего лишь сон, плод ее воображения, но ослушаться почему-то не решалась.

Сегодняшний сон встревожил девушку больше других. От его слов: «Я уже близко, скоро мы встретимся!» Глаша проснулась в холодном поту, сердце бешено колотилось. Осознание того, что это только сон, в этот раз облегчения не принесло. В ее душе поселилась тревога. Это чувство было настолько сильным, что даже отодвинуло на задний план все неприятности, случившиеся с ней накануне. Она ощутила острую потребность куда-то бежать и что-то делать, но куда и что – оставалось для нее загадкой.

Залив свое беспокойство двумя кружками крепкого кофе и смыв под душем липкий пот ночного страха, она почувствовала себя лучше и сочла, что вполне в состоянии отправиться на работу.

* * *

– Меня муж бросил, – сообщила Глаша подругам.

– Славик? Счастье-то какое! – Динка даже не пыталась изобразить сочувствие.

– Неужто восстал наш туалетный коврик? – не поверила Валя.

– Коврик нашел себе новую хозяйку! – Глаша вздохнула.

– И слава богу. В смысле Славу – к богу.

– Скорее к богине.

– Да хоть куда! – Валя отмахнулась. – Зануда он у тебя редкий. Жить с таким сможет только ходячая логарифмическая линейка.

– Это ты про меня?

– Это я вообще.

Глаша не стала углубляться в эту животрепещущую тему.

Сейчас ее больше интересовал другой вопрос. Увидев, что Валя потянулась к пицце, она воскликнула:

– Погоди!

– С какой стати? Ты что, Глаш, очумела? – Валя удивленно взглянула на подругу, но руку, зависшую над горячей пиццей, не убрала.

Глаша легонько шлепнула ее по пальцам.

– Эй, полегче!

Валя хмыкнула.

– Что за шум, а драки нет? – влетела запыхавшаяся Дина.

Она, как всегда, опаздывала.

– Драка как раз сейчас будет, – мрачно пообещала Валя, – если вот эта вот не даст мне съесть мой законный кусок горячей пиццы.

– И не дам! – запальчиво воскликнула Глаша. – Пока не расскажет, что тут происходит, – пиццы ей не видать!

Говоря это, Глаша обернулась к Дине, а Валя только того и дожидалась. Она ловко подцепила ломтик пиццы и сунула ее в рот, сразу откусив чуть не половину. На ее лице появилось выражение блаженства.

– А что происходит-то? – не поняла Дина.

Валя пожала плечами.

– На швободную плош-шать въежжают новые айендатоы, – сообщила она с набитым ртом и для верности мотнула головой куда-то в сторону коридора.

Глаша успела заметить, что ее подруги как-то странно переглянулись.

– Девчонки, вы чего темните-то? Кто эти новые арендаторы? Что за тайны мадридского двора?

Валя вздохнула и громко проглотила недожеванный кусок. Дина сосредоточенно кусала нижнюю губу.

– Ну!

– Вот тебе и «ну», – передразнила Валя, потом шумно выдохнула, с сожалением посмотрела на свой надкушенный трофей и отложила его в сторону.

– Валь, скажи ты, – попросила жалобно Дина.

– Как что, так сразу Валя, – насупилась та.

– Это заговор, – констатировала Глафира обреченно.

Девчонки снова переглянулись.

– Ну вот что, – Глаша шлепнула ладонью по столу, – не хотите говорить – не надо. Я сама пойду и посмотрю!

Она решительно поднялась с места.

– Стой, – Динка помотала головой, – не ходи.

Глафира остановилась и выжидающе уставилась на нее.

– Пропал завтрак, – вздохнула Валя с сожалением.

Через десять минут Глаша уже знала, что на давно пустующий пятачок въезжает отдел женской одежды. И не просто одежды. Это была точная копия ее собственного отдела. Те же самые фирмы и модели, те же цены.

Но самым главным было даже не это. Человеком, скопировавшим ее собственную идею, оказалась… Муля. До этого она мирно торговала чаем, кофе. Ее прилавочек размещался как раз у входа в Глашин отдел. Девушка разом припомнила повышенный интерес Мули к тому, что и как она делает, ее бесконечные вопросы, от ответов на которые Глаша благоразумно уклонялась. Она и раньше не испытывала восторга по поводу Мулиного любопытства, но даже предположить не могла, что у той хватит наглости скопировать все в точности, да еще и разместиться в непосредственной близости от нее, Глаши.

Замысел ее стал ясен. Глаша кропотливо прикармливала клиентов, которые в большинстве своем не видели отличия между китайско-турецким ширпотребом и качественной европейской одеждой. Там кофточка – тут кофточка, так какая разница? У китайской и цвет поядовитее, и блесточек нашито поболе.

Глаша долго билась над тем, чтобы сломать стереотипы. Она предлагала клиенткам примерить скромные на вид трикотажные кофточки и сама до конца не понимала, в чем тут фокус. Даже самая затрапезная дамочка в этих вещах обретала черты благородства, стиль и элегантность. Цены Глафира держала умеренные, и те, кто хоть один раз купил у нее вещицу, возвращались к ней снова и снова.

К настоящему моменту у Глаши сложился довольно большой круг постоянных покупателей, которые приводили с собой родных, друзей и сослуживцев, всех тех, кто не мог не заметить благоприятных перемен в счастливой первооткрывательнице и страстно желали так же преобразиться.