bannerbannerbanner
Смыслы и образы. Часть 3
Смыслы и образы. Часть 3

Полная версия

Смыслы и образы. Часть 3

текст

0

0
Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Смыслы и образы

Часть 3


Борис Вараксин

© Борис Вараксин, 2020


ISBN 978-5-4498-6212-9 (т. 3)

ISBN 978-5-4493-8971-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Цезарь Боэций ван Эвердинген

Цезарь Боэций Ван Эвердинген. «Вакх и Ариадна». 1650. Холст, масло, 147×161см. Дрезденская галерея.


Более плутовскую сцену трудно придумать. Озорница Ариадна… Туповатый Вакх, в некоей заторможенности всматривающийся в фривольную богиню… Её подруга-сводница… Сатир-очкарик подозрительно интеллигентного вида…

Куда мы попали? Что здесь происходит?

Обратимся к мифу. Оказывается, с Ариадной случилось самое настоящее горе. Её бросил тот, кого она любила больше жизни – Тесей. Тот самый, которому она помогла выбраться из лабиринта с помощью клубка ниток.

Она лежала на берегу и глотала слёзы. Здесь и застал её Вакх, случайно проходивший мимо. И влюбился. А так как был он весельчак по натуре, то сумел сначала развеять девичье горе, а затем и завоевать её сердце.

Потом она умерла и черёд страдать пришёл уже Вакху. Он бросил пить и веселиться и этого не смог перенести всемогущий Зевс. Он оживил Ариадну и сделал её бессмертной.

Вот такая история. Уж не знаю, какими источниками руководствовался художник, но у него всё выглядит, во-первых, не столь трагично, а во-вторых, порождает некоторые каверзные вопросы. Например, кто кого здесь утешает? Или соблазняет… Или ещё чего… Такое впечатление, что Вакх тихо-мирно сидел под деревом, пил вино и ни о чём таком не думал. Известно же: или вино, или… А если попытаться совместить, то может выйти полная конфузия.

И тут подваливают к нему две прекрасные незнакомки с вполне очевидными намерениями. А у него вино не допито, фрукты не доедены… Как-то всё не вовремя!

Пора взглянуть на Ариадну повнимательнее. Тут полный порядок. Только вот на брошенную возлюбленную, разбитую горем, она не похожа. Может, и не было никакого Тесея? Или был, да весь вышел? Не справился со своими обязанностями… Что ж, с такой красавицей большой запас прочности нужен. Хотите убедиться? Вы рисковый человек.

Вакх весь в раздумьях. Уж не дурачат ли его? Эта дама слишком хороша, чтобы польститься на первого встречного. Что она в нём нашла?

С другой стороны, не упускать же такой шанс! Правда, если что-то пойдёт не так, скандала не избежать. Ославит на весь свет! Ему это надо?

Когда нет внятных ответов на острые вопросы, лучше тянуть время. Может, само как-нибудь рассосётся. Вино в такой ситуации становится как нельзя кстати. Вот вам и одна из причин алкоголизма. И чем дольше тянется неопределённость, тем больше шансов, что дама встанет и уйдёт. И слава богу! Авторитет не пострадает! Это ж не он не смог, а она не захотела! А желание дамы – закон!

И не надо ничего делать, как-то напрягаться. Нет ничего лучше молодого вина! Понял, пупс? Учись, как с женщинами обращаться!

Впрочем, не исключено, что Вакх оробел по каким-то другим причинам. Например, его чувства возвышенны и чисты, а ему предлагают нечто банальное и утомительное. Нет уж, дудки. Обойдитесь как-нибудь без меня…

Пьетро Лонги

Пьетро Лонги. «Щекотливая ситуация». Около 1755. Музей Тиссен-Борнемиса, Мадрид.


Пьетро Лонги – венецианский художник XVIII века, прославившийся сценками из жизни венецианского общества. Порой эти сценки принимали игривый, если не сказать – фривольный характер. Начинал он, как и подобает уроженцу Венеции, масштабными полотнами в духе своих предшественников и лишь со временем переключился на небольшие, миленькие вещицы, отличавшиеся, тем не менее, наблюдательностью и мягким юмором.

Одна из таких работ перед нами. Точного описания сюжета нет, но ничто не мешает нам пофантазировать.

Название «Щекотливая ситуация» можно понимать как в переносном смысле, так и буквально: юная дама щекочет пёрышком молодого человека, заговорщицки прижав пальчик к губам.

Возможно, молодой человек – художник. На это указывают картина на стене и фрукты, приготовленные в качестве натюрморта. Девушка с пальчиком у рта – ученица этого художника и пришла писать под его руководством этот самый натюрморт. Пришла не одна, а с подругой, пожелавшей познакомиться с интересным молодым человеком, дающим уроки живописи.

Третья девушка (облокотившаяся о спинку стула) – служанка молодого человека.

Тот дремлет после бурной ночи. Вид у него далеко не джентльменский: халат, нижнее бельё. Но озорниц это нисколько не смущает. Юноша симпатичен и это всё искупает.

Юная леди не удержалась и, желая разбудить спящего, щекочет пёрышком его щеку, вовлекая взглядом и нас в свою игру. Молодой человек, несомненно, дамский любимец (и дамский угодник). Но что в этом плохого? Кстати, уж не самого ли себя изобразил в таком забавном виде Пьетро Лонги? Всякое возможно.

Версия хорошая, но слишком простая. Можно придумать и другую. Взглянем на картину на стене. На ней – три обнажённые девушки на лоне природы. Возможно, это знаменитые грации (служанки богини Венеры). Сюжет с ними в те времена был весьма распространён. Обычно их писали несколько по-другому – стоящими в кружок. Здесь же – прямо-таки постельная сцена, сильно напоминающая работы других художников. Например, Жака Бланшара. Возможно, наш непроснувшийся художник знаком с французской живописью и солидарен с ней в вопросе предоставления максимальной свободы во время отдыха на природе. Думаю, и будущему покупателю картины могла нравиться несомненная продвинутость нашего героя в данном вопросе. Так что всё идёт к тому, что потребителю будет предложено нечто подобное. А раз так, то почему бы трём пришедшим девушкам не быть теми самыми моделями, коих и надлежит изобразить юному дарованию?

Мечтательный вид молодого человека может быть вызван не столько крепким сном, сколько видением будущего полотна. Предстоит много работы. Моделям следует придать наиболее соблазнительный вид. Задача не из лёгких, но где наша не пропадала. Кстати, не подумать ли о своём участии? Нет, пожалуй, это уже слишком. Не поймут…

Такое впечатление, что глаза у нашего ценителя прекрасного слегка приоткрыты и он незаметно наблюдает за происходящим. Кто с кем тут играет? Как бы совсем скоро в щекотливом положении не оказались уже милые девушки. Не слишком ли они легкомысленны для столь важной и ответственной работы, как долгое и утомительное позирование? Впрочем, кто ж откажется от общения с таким красавчиком, до крайности избалованным женской заботой и вниманием.


Николас Питерс Берхем

Николас Питерс Берхем. «Старшина купцов, принимающий мавра». 1665г. Дрезденская галерея.


Искусствоведы не дают окончательную трактовку сцены, запечатлённой на этой картине. Что несколько странно: замысел представляется очевидным. Хотя о сути происходящего догадываешься не сразу.

Итак… Свирепые собачонки, печальная обезьянка, павлины, изощрённой формы ваза, люди, архитектура, тревожное небо…

Два человека ярко выраженной восточной наружности (мавры) в некоторой растерянности блуждают среди беззаботных европейцев. Резонно предположить, что развалившийся человек справа – важная персона. Но так ли это? Ведь если мы приглядимся, то «старшина купцов» внешне мало чем отличается от молодого человека с лютней в руках на возвышении. И есть ощущение, что эти двое молодых людей и эффектная девушка в шикарном платье – одна компания. Возможно, это труппа актёров, приглашённых на вечеринку. Женщина – певица. Всё готово к концерту.

И тут появляется некое заморское чудо. Ходит, присматривается, ищет, к кому бы обратиться. Ну, как его не «развести»? И развалившийся на коврах бездельник решает выдать себя за хозяина поместья.

Как выглядит настоящий хозяин, мавр не знает. Этих европейцев разве разберёшь? Тот, что перед ним, какой-то несолидный, но, может, он и впрямь здесь за главного?

Мавр прибыл по торговым делам. Но, кажется, его планы изменились. Просто он увидел певицу и «запал» на неё. И теперь готов пойти на всё, лишь бы женщина стала его.

Но коли так, почему бы не поторговаться? Возможно, мавр даже и купит ставшую столь желанной европейку. Причём выложит за неё какую-нибудь совсем уж несусветную сумму (перо с крупным драгоценным камнем уже, кажется, отвергнуто).

Чем всё для него закончится? Вряд ли чем-то хорошим. Очень может быть, что трюк с продажей красавицы проделывается компанией не в первый раз. Но не исключена и импровизация.

В любом случае, за судьбу актрисы можно не беспокоиться. Сбежит при первой возможности. Мавру же поделом: нечего соваться туда, где тебя не ждёт ничего, кроме насмешки.

Для шутников он и впрямь отличное развлечение. Лютнист, к примеру, уже просто не в силах сдержать смех.

Берхем помогает зрителю разобраться, что происходит: павлин символизирует умение пустить пыль в глаза, обезьянка – человеческую глупость, ваза – тщеславие, румяное яблоко – соблазн, лимон – неизбежное разочарование.

Что же касается свирепых собачонок, то они принадлежат светским дамам. Вот уж кому не стоит попадаться на язычок! Вцепятся – не оттащишь! Ну, а истинный хозяин – там, наверху, в тёмной одежде, в некоей усталости от человеческого идиотизма наблюдает за происходящим. И то, как «разводят» африканца (человека явно состоятельного и гордого), доставляет ему удовольствие. И почему-то кажется, что это сам художник и есть.

Адриан ван Остаде

Адриан ван Остаде. «Два курящих крестьянина». 1664. Дрезденская галерея.


Табак в Нидерландах начали выращивать в начале XVII века. Так что эти крестьяне наслаждаются уже местным табачком.

К середине XVII века табакокурение становится общедоступным. И какая же это прелесть – глотнуть ядрёного, пробирающего до печени сизого дыма! А если ещё и с пивом… Кайф становится просто запредельным. И вот уже перед глазами сменяются райские кущи и прелестные крестьянки, отличный кусок французского сыра и ломоть ветчины. Да, жизнь воистину прекрасна!

Для крестьянина без шляпы удовольствие впереди. Сейчас раскурит трубку и… Где его пиво? Эй, хозяйка, не тяни! Ставь кружку на стол!

Есть здесь и ещё двое: женщина и собака. Некурящие. Пока… Потому что пёс явно заинтересован в процессе. Кстати, для него приготовлена трубка. Не для хозяйки же! Та это поганое зелье терпеть не может! Так что хозяин чуток удовлетворит жажду и непременно присоединит к компании четвероногого друга. И кто его знает: может, тому понравится…

Увы, но женщина в столь важном деле, как совместное табакокурение, партнёр неважнецкий. Не нравится ей дым, исторгаемый здоровым мужским организмом. Ей, видите ли, противно!

Что тут скажешь? Не понимает человек радости жизни.

А табачок хорош! Кхе-кхе… Так бы курил и курил… Все дни напролёт… С кружечкой доброго пивка… И закусывать не надо.

Карло Чиньяни

Карло Чиньяни. «Иосиф и жена Потифара». 1678/1680. Дрезденская галерея.


Как и многие ветхозаветные истории, эта вызывает некоторое недоумение. Иосиф был продан в услужение Потифару – важному египетскому чиновнику. Юноша отличался особой добросовестностью, за что и удостоился практически безграничного доверия со стороны хозяина, став его домоуправителем.

И всё шло замечательно, пока жена Потифара не воспылала к молодому человеку безумной страстью. И как он ни сопротивлялся многочисленным посягательствам с её стороны, однажды она затащила-таки его в постель.

Собравшись с силами, Иосиф вырвался из объятий сладострастной хищницы и убежал, оставив в её руках кое-что из своей одежды.

Дальнейшее понятно. Злополучный предмет гардероба был предъявлен мужу в качестве железной улики, обличающей гнусного прелюбодея, и Иосиф отправился в тюрьму.

Кто же виноват в этой истории? Ответ не очевиден.

Начнём с Иосифа. Вряд ли можно предъявлять какие-то претензии юноше, которому и так досталось больше всего. Он был честен и перед хозяином, и перед богом, и даже, в какой-то степени, перед женщиной. Почему он должен был отвечать взаимностью на её домогательства? Может, она была не в его вкусе? Может, он вообще был в шоке от подобного обращения? В общем, у Иосифа были причины твёрдо и недвусмысленно сказать «нет». Он и сказал.

Жена Потифара… Тут сложнее. Поступок мужа, приведшего в дом молодого симпатичного работника мог быть расценён ею как провокация. Сами посудите: а если б она привела в дом молодую, прелестную, невинную душой и телом служанку и, оставив её наедине с мужем, отправилась по делам? Чем бы всё закончилось? Подумать страшно! Так что здесь мы имеем дело скорее с жертвой обстоятельств, нежели хладнокровной преступницей.

А поведение Иосифа? Неужто он так и не понял, что своим отказом жестоко оскорбил женщину? На что он рассчитывал после случившегося? Ещё хорошо отделался. Мог и вовсе остаться без головы. Тюрьма стала для него сущим спасением.

И, наконец, Потифар… Тут мало что можно добавить к сказанному. Единственно, хочется спросить: как фараон мог довериться человеку (Потифар был начальником над всеми его телохранителями), неспособному разобраться с собственной женой? Что говорить о более серьёзных вещах? Его же, в случае чего, обведут вокруг пальца!

Но вернёмся к картине. Чиньяни изображает самый ответственный момент. Правда, женщина в его исполнении отнюдь не выглядит коварной хищницей. Скорее, симпатичной и глуповатой самкой.

Художник хотел потрясти наше воображение сценой насилия над личностью, а вышли какие-то обнимашки. Так и хочется сказать: «Да не паникуй ты, парень. Ничего страшного. Расслабься и получи удовольствие. Ты не предатель. Слуга вовсе не обязан быть верным хозяину везде и во всём. Только по работе…»

В любом случае, тюрьмы Иосифу было не избежать.

Джорджоне и Тициан

Джорджоне. "Спящая Венера". 1509-1510. Дрезденская галерея


Живопись, пожалуй, самое прекрасное, что придумал человек. А если она еще и в исполнении великого художника…

Джорджоне… Что за чудо его «Спящая Венера»! Спокойный пейзаж, город на холме, эффектно скомканные простыни, мягкость и изящество. Перед нами само совершенство, идеал женской красоты, торжество вселенской гармонии и виртуозное мастерство исполнителя. Этой картиной можно любоваться часами.

Однако, приглядимся повнимательнее. Что это? Там, позади Венеры, на всхолмье. В центре картины. Пень? Похоже. И что он может означать? Не просто же так художник изобразил его? Как-то не вяжется его присутствие здесь со всем настроем картины. Всё должно быть идеально прекрасно, и вдруг такое. Да ещё на самом видном месте.

Увы, но именно в этой малозаметной детали следует искать ключ ко всей картине. Ведь ничего другого, как внезапную смерть, пень символизировать не может. Ещё вчера здесь росло здоровое, могучее дерево, а сегодня его уже нет.

Но на чью гибель намекает художник? Да его самого. Больше некого. Смерть прекрасной женщины символизировало бы что-нибудь другое, более изящное. А вот по отношению к самому себе художник мог позволить и что-то вроде чёрного юмора. Что он и сделал.

Но если наша догадка верна, то эта картина есть не что иное, как реквием самому себе. Причём о своём замысле автор никому не сказал, даже своему лучшему ученику Тициану, которому вскоре придётся заканчивать работу учителя.

Считается, что Джорджоне умер от чумы в 1510 году. Однако, теперь есть повод для сомнений в этом факте. Джорджоне мог предчувствовать свою скорую кончину. Чума – явление неожиданное и скоротечное, болезнь же (нам неизвестная) могла уже какое-то время подтачивать его силы. Так что всё-то он предвидел.


Тициан. Венеция. 1538г. «Венера Урбинская». 119х165см. Галерея Уффици.


Теперь – другая Венера, Тициана. И первый вопрос, который возникает при взгляде на эту картину: почему Тициан написал её не через 5 лет после смерти Джорджоне, не через 10 или 20, а почти через 30? Что заставило его вернуться к образу прекрасной женщины, на этот раз переместившейся в спальню? И почему его Венера столь сильно отличается от своей предшественницы?

Видимо, Тициан время от времени вспоминал «Спящую Венеру», но исключительно как образец художественного мастерства. Пока однажды, по прошествии многих лет, не задался простым вопросом: а зачем Джорджоне написал её? Какой смысл вкладывал в своё произведение? Что хотел сказать? И что означает пень в центре картины?

Не сразу, но ответ пришёл. И был он такой же, как и у нас.

Что же сделал после этого Тициан? Написал свою Венеру. Только очнувшуюся после долгого сна. Фактически, он вдохнул жизнь в ту, прежнюю «Венеру».

У Тициана образ Венеры куда более живой (и, соответственно, приземлённый), нежели у Джорджоне. Его Венере не чужды бытовые проблемы: служанки, например, заняты поиском платья для своей госпожи. То есть она – дама состоятельная, чего не скажешь о Венере Джорджоне (чей образ абсолютно символический). И в отличие от своей предшественницы, на пальце одной руки тициановской Венеры перстенёк, а на другой – браслет. То есть теперь это вполне земная женщина с понятными причудами, а не богиня.

Своим творчеством Тициан продолжил дело Джорджоне. Такова символика этих двух картин.

Мане

Эдуард Мане. «Олимпия». 1863 г.


Картина вызвала грандиозный скандал. Ещё бы, в отличие от Джорджоне и Тициана Мане изобразил не идеал женской красоты, а известный публике женский типаж определённого свойства. Очевидно, что дама прилегла на постель в туфлях на босу ногу не просто так, а в ожидании кого-то (назовём его сдержанно – посетитель). Кстати, вот и он, вернее, букет цветов от него, что только подтверждает нашу догадку. Спокойный же взгляд модели ставит последнюю точку в наших рассуждениях.

Сомнений нет: Мане изобразил куртизанку – вульгарную и циничную. И публика это прекрасно поняла. Но и этого мало. Художник не стал мелочиться и предложил согласиться с простой истиной – все женщины такие! Скандал стал неизбежен.

В принципе, провоцирование публики – одна из важнейших задач художника. И если у него это получилось – честь ему и хвала. А ежели в добавок ко всему провокация вышла тонкой и изящной – вообще прекрасно. Как говорится, пиар обеспечен.

Мане решил идти до конца и с самым невинным видом сослался на своих великих предшественников, ничтоже сумняшеся поставив себя в один с ними ряд. Может, ещё и это окончательно взбесило публику. Но он-то здесь причём? Мало ли что кому придёт в голову?

В общем, задача была выполнена. Блестяще!

Ларионов

Михаил Ларионов. «Еврейская Венера». 1912 г.


Михаил Ларионов. «Кацапская Венера». 1912 г.


Святое дело провокации продолжил Михаил Ларионов, несомненно, прекрасно понявший замысел Эдуарда Мане.

Вряд ли кто будет спорить, что его красавицы – суть продолжение восхитительного ряда Венер и Олимпий. В чем разница? Наверно, прежде всего – в зрителях.

У венецианских Венер это были герцоги, князья или, на худой конец, бароны. Картины эти – для шикарных интерьеров, просторных залов со сверкающими полами и тысячами свечей в фантастических люстрах. Высокое искусство для высшего общества.

Картина Мане для тех, кто просвещен и успешен, но к высшему свету не принадлежит. Она демократична и откровенна, вульгарна и вызывающа, а ее автор готов высказываться как угодно и о ком угодно. Художник не потакает вкусам своих заказчиков (у него их попросту нет), а делает то, что ему кажется правильным и необходимым. И он совершенно не против провокации, эпатажа, вызова общественной морали и нравственности. Для своего времени «Олимпия» была чересчур откровенной картиной именно по своему подтексту. Но скандальная слава лишь поспособствовала её популярности.

Тем не менее, картина Мане была всё же рассчитана на подготовленного зрителя, разбирающегося в тонкостях живописного искусства. Михаил Ларионов сделал последний, решительный шаг – адресовал своё произведение народу вообще, упростив живопись до предела. Фактически, это лубок, но исполненный на высоком художественном уровне.

Чтобы по достоинству оценить работы московского живописца, нужно обладать недюжинным чувством юмора. Ведь его Венеры – это, фактически, полное отрицание всей той живописи, что столетиями тешила взор изысканной публики. Конечно же, Ларионов подсмеивается над зрителем, над его приверженностью ко всему искусственному, неживому. Его Венеры – это вызов общественному мнению, причём в куда большей степени, нежели у Мане. Но при всей приземлённости своего искусства Ларионов безукоризненно точен в характеристике своих героинь. Они у него ровно такие, какие и в жизни – неуклюжие и смешные, наивные и себе на уме. А объединяет их то, что обе они – одновременно и простонародны, и провокативны до крайности.

Начнём с того, что своих «Венер» Ларионов усадил с точностью до наоборот по отношению к всемирно известным прекрасным дамам. То есть если кому-то захочется углядеть какую-то связь между венецианскими красавицами и этими представительницами прекрасного пола – пожалуйста, но только без претензий к автору.

Что же касается обстановки… Она, что называется, в соответствующем стиле: сплошной наив из розочек, подушечек, свечечек, полосатых диванчиков и прочей ерунды. Тут же традиционные портреты родственников. Мещанство, одним словом. Ну, а то, что художник вручил своей даме фиговый листок для целомудренного прикрытия самого сокровенного (согласно книге Бытия) – что ж, лишний повод улыбнуться. Кстати, листок этот больше напоминает лопух.

«Кацапская Венера» – дама с другим характером: не столь простодушным, как у «Еврейской Венеры». И обстановка вокруг неё соответствующая: ковры, коты… Тоже мещанство, но более жлобское, что ли.

Резюмируя, можно сказать: Ларионов не народ поднимает до высокого искусства, а искусство опускает до уровня простого человека – неискушенного, простодушного и безграмотного. И не боится этого делать. Наивному человеку – наивное искусство, но в высокохудожественном исполнении. Такое вот поветрие случилось в русской живописи начала ХХ века. И если кто-то думает, что оно было и прошло, то это совсем не так. В начале ХХ века всё только начиналось.

Самюэль ван Хогстратен

Самюэль ван Хогстратен. «Больная». 1660-е годы. Холст, масло, 70х55см. Рейксмузеум, Голландия.


Весьма примечательная работа художника из славной когорты голландских живописцев середины XVII века. Излюбленная тема: несчастная девушка и доктор, ставящий неутешительный диагноз. Как правило, речь идёт о незапланированной, а то и просто непонятно как случившейся беременности.

Персонажей – трое: девушка, доктор и ещё какой-то субъект с кислым выражением лица. И это крайне интересно, потому что дама отнюдь не выглядит глубоко несчастной. Да, она бледна, смиренна, покорна судьбе. Но случившееся явно не стало для неё неожиданностью. Больше того, у неё прямо-таки умиротворённое выражение лица. Словно гора с плеч свалилась. Как это понимать?

Собственно, вариантов тут немного. Может быть, и вообще единственный. Перед нами любовники. И если мужчину положение, при котором он не чувствовал себя связанным какими-либо обязательствами (да практически ничем!), полностью устраивало, то женщине хотелось чего-то большего. Какой-то определённости. И это-то здесь и главное.

Любовника ставят перед фактом. Мол, и что ты на это скажешь? Доктор взглядом знатока оценивает мочу пациентки. Ему (как и бедолаге в домашнем халате) всё ясно: залёт. Согласно медицинским показателям. Естественно, первый, кто об этом узнаёт – отец будущего ребёнка. Какова же будет его реакция на столь радостное известие?

На страницу:
1 из 3