Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

Подписан к печати первый номер журнала «Творчество» как органа Союза советских художников. Главный редактор Еремия Меликадзе.

Не позднее 8 февраля. Из студенческого дневника Ромэна Назирова:

«Детали» из МГУ. Прошла дискуссия о романе Дудинцева. Старенький профессор делал доклад о художественных особенностях романа «Не хлебом единым». Студенты послушали, послушали – да и взбунтовались. К черту художественные особенности, нам нужен идейный смысл романа! Началась ругань, начались выступления, и профессора принялись постепенно смываться. Дискуссия страшно затянулась. Все выступления носили острый, яростный характер. Книгу превозносили за ее остроту, за ее «революционность». На трибуне появился растерянный Дудинцев. Очевидцы свидетельствуют, что очень мямлил и «держался трусливо». Он говорил, что его не так поняли, что он не то хотел сказать в своей книге, что его «революционность», короче говоря, преувеличена. В конце концов студенты освистали Дудинцева! Ни больше, ни меньше. Выступил один поляк, очень способный парень, которого называют «будущим Белинским» (если не ошибаюсь, дискуссия происходила у филологов МГУ). Этот молодой поляк сказал, что поражен выступлением Дудинцева. Можно ли назвать писателем такого советского писателя, который оправдывается и извиняется за то, что написал книгу, разоблачающую бюрократов и приспособленцев? Это было громовое выступление. Дискуссия длилась до 5 часов утра. На другой день все, кто не читал роман, кинулись искать в библиотеке «Новый мир» №№ 8–10. Но ректорат опередил студентов: «Новый мир» с романом перестали выдавать, говоря, что он занят. Студенты МГУ написали Дудинцеву уничтожающее письмо (Р. Назиров. Из дневника 1957 года // Назировский архив. 2016. № 2. С. 83).

15 февраля. В Союзе писателей СССР восстановлен (посмертно) Павел Васильев. И. М. Гронский вспоминал:

Однажды я встретился на партконференции Краснопресненского района с поэтом А. Безыменским, сказал:

– Саша, я ставлю вопрос о реабилитации Павла Васильева.

– Как? Этого бандита!

– Тебе не стыдно бросаться такими словами?

– Пашка будет реабилитирован через мой труп!

Позвонил Елене Усиевич, она отреагировала:

– Иван Михайлович! Побойтесь Бога! Это же контрреволюционер, антисоветчик, а вы хотите поднять вопрос о реабилитации!

– Елена Феликсовна, нам с вами говорить больше не о чем! – я повесил трубку (С. Гронская. С. 57).

Три характеристики – от И. М. Гронского, Б. Л. Пастернака и Г. А. Санникова – решили дело.

19 февраля. Анна Ахматова подписывает с Гослитиздатом договор на издание книги «Стихотворения».

В правах члена СП СССР восстановлен Николай Вирта, исключавшийся в 1954 году из Союза писателей «за поступки, не совместимые с высоким званием советского писателя».

20 февраля. В «Крокодиле» (№ 5. С. 10–11) фельетон И. Рябова «Про смертяшкиных», в издевательском тоне трактующий главным образом публикацию стихов М. Цветаевой в «Литературной Москве» и вступительную статью И. Эренбурга к этой публикации.

«Литературная Москва», – в феврале написал Э. Казакевич в редакцию журнала «Крокодил», – и впредь будет считать своим долгом содействовать в духе решений XX съезда партии реабилитации ушедших от нас, забытых и оклеветанных литераторов, восстановлению поруганных литературных репутаций. Выступление тов. Рябова мы не можем истолковать иначе как стремление остановить, задержать плодотворные и необратимые процессы в нашей общественной жизни (Э. Казакевич. Слушая время. С. 389).

Письмом кандидату в члены Президиума и секретарю ЦК КПСС Д. Т. Шепилову откликнулся на этот фельетон Илья Эренбург:

<…> Месяц тому назад я долго беседовал с товарищами Сусловым и Поспеловым, которые меня заверяли в том, что с «администрированием» у нас покончено, что всем писателям предоставлена возможность работать и что не может быть речи о поощрении какой-либо групповщины. Вот что происходит на самом деле. <…> Вскоре после этого появилась грубая статья Рябова в «Крокодиле» под названием «Смертяшкины», поносящая память Цветаевой и упрекающая меня за предисловие. Статья Рябова не литературная критика, а пасквиль. Наши поэты самых разных литературных течений – Твардовский, Маршак, Луговской, Исаковский, Щипачев, Антокольский, К. Чуковский и другие, написали в «Литературную газету» протест против статьи Рябова. Протест этот не был напечатан. Мало того, не только «Литературная газета» в отчете с собрания прозаиков, но и «Правда» – орган ЦК – выступили с нападками на Цветаеву и на мое предисловие. <…> Если руководство ЦО и ЦК становятся на сторону одного литературного течения против другого, то мне остается сказать, что заверения товарищей Суслова и Поспелова не подтверждаются действительностью. Мне было бы весьма тяжело видеть, что писателям, не разделяющим литературные оценки Рябова, Кочетова и их друзей, закрыт рот и что они должны отстраниться от участия в культурной жизни страны. Я надеюсь, что Вы как руководитель идеологического отдела ЦК рассмотрите поднятые мною два вопроса и примете справедливое решение (И. Эренбург. «На цоколе историй…». Т. 2. С. 431, 432).

Письмо И. Эренбурга было оставлено без внимания.

21 февраля. Дж. Фельтринелли получает подписанную Борисом Пастернаком телеграмму с просьбой отложить выпуск романа на итальянском языке до сентября.

22 февраля. В ЦДРИ выставка малоизвестных рисунков Сергея Эйзенштейна к фильмам «Иван Грозный» и «Александр Невский».

22–23 февраля. За несколько дней до открытия Первого всесоюзного съезда советских художников в Отделе культуры ЦК КПСС проходит совещание художников, в котором принимает участие 141 человек: секретари ЦК П. Н. Поспелов, М. А. Суслов, Д. Т. Шепилов, ответственные работники ЦК, секретари обкомов КПСС, министр культуры СССР Н. А. Михайлов, начальник ГлавПУРа А. С. Желтов и др.

Выступая на совещании, скульптор Евгений Вучетич недоумевал:

Критик <В. И.> Костин на заседании Министерства культуры СССР в присутствии тов. Молотова предложил освободить наше искусство от руководства государством и партией. <…> Нас удивляет, что партийная организация МОССХ, да и правление МОССХ, не удосужились до сих пор обсудить антипартийную вылазку Костина. Спрашивается, как же могло случиться, что за последние годы в Московском союзе создалась такая нездоровая обстановка? Как могло случиться, что в столичном коллективе, который состоит из здоровых прекрасных художников, была попытка отстранить партию от руководства искусством? (цит. по: В. Воловников. С. 10–11).

Не позднее 23 февраля. Выходит первый номер журнала «Москва» (подписан к печати 2 февраля). Главный редактор – Николай Атаров.

25 февраля. В Ницце умер Марк Александрович Алданов (род. в 1886).

28 февраля. Комитет по Ленинским премиям в области литературы и искусства сообщает, что для дальнейшего обсуждения отобраны роман «Русский лес» Леонида Леонова, цикл стихотворений «Моабитская тетрадь» Мусы Джалиля, «Районные будни» и другие очерки Валентина Овечкина, литературное исследование «Мастерство Некрасова» Корнея Чуковского (см.: Литературная газета. С. 3).

В «Литературной газете» статья «Америка без прикрас» Александра Казем-Бека, который 38 лет прожил в эмиграции, сначала во Франции, а затем в США, где был профессором русской литературы в Коннектикутском колледже, а теперь принял решение возвратиться в Советский Союз. В статье сообщается:

В Соединенных Штатах немало больших писателей, выдающихся ученых и замечательных музыкантов (последние, между прочим, – почти сплошь родившиеся в Европе эмигранты <…>). И все же Соединенные Штаты так и не создали своей самобытной, подлинно национальной культуры (с. 4).

Протестуя против такого «приговора», Илья Эренбург направил письмо в редакцию «Литературной газеты», но его отказались печатать. Тогда Эренбург напрямую обратился к секретарю ЦК КПСС Д. Т. Шепилову, после вмешательства которого письмо все-таки было опубликовано 23 марта – впрочем, с комментарием: «Печатая письмо Ильи Эренбурга, редакция не видит достаточных оснований для такой оценки статьи А. Казем-Бека» (с. 4). А главный редактор «Литературной газеты» Всеволод Кочетов, 15 апреля направляя Шепилову письма читателей, поддерживающих А. Казем-Бека, присовокупил, что Эренбург

не считает нужным со своими статьями и письмами обращаться (как это обычно делают литераторы) непосредственно в редакцию газеты, а обращается в ЦК КПСС как в почтовое отделение (Вопросы литературы. 1993. № 4. С. 270).

Решением секретариата правления СП создана комиссия по литературному наследию Осипа Мандельштама в составе А. Ахматовой, Н. Мандельштам, З. Паперного, А. Суркова, Н. Харджиева, Е. Хазина, И. Эренбурга.

28 февраля – 7 марта. В Москве проходит I Всесоюзный съезд советских художников247, учредивший Союз художников СССР. Его первым секретарем избран Константин Юон.

Незадолго до съезда, 2 февраля, в «Литературной газете» напечатана статья Бориса Полевого «Раздумья на выставке» (с. 3), в которой наряду с пространным восхищением работами художника-анималиста Евгения Рачева попутно были критически задеты репродукции картин «Тройка» Александра Герасимова и «В новую квартиру» Александра Лактионова.

Без обиняков о ведущих представителях соцреализма несколькими месяцами раньше в статье «Накануне съезда» (Искусство. 1956. № 3) высказался ответственный секретарь Московского союза советских художников Аркадий Гиневский:

Такие художники, как А. Герасимов, В. Ефанов, Д. Налбандян, И. Тоидзе и некоторые другие, работы которых провозглашались образцами следования традициям русской школы, а на самом деле порывали с лучшими из этих традиций, уводили советское искусство в сторону от великих заветов русской школы (с. 23)248.

Как вспоминает Андрей Турков,

присутствовавший на съезде секретарь ЦК КПСС Д. Т. Шепилов произнес речь, понятую слушателями как проявление новых, более либеральных веяний» (А. Турков. Что было на веку… С. 171).

Председатель правления Ленинградского Союза советских художников Иосиф Серебряный в содокладе о живописи предложил:

если бы в наших художественных музеях мы показывали в определенной пропорции наиболее яркие образцы формалистического искусства 20‐х годов – Татлина, Малевича, Кандинского, Филонова и ряда других, мы бы не совершили ошибки и, может быть, прояснили некоторые нездоровые головы, млеющие перед «новым» искусством Запада (Материалы Первого Всесоюзного съезда советских художников. С. 74).

Вполне по тем временам либеральной была и принятая съездом резолюция: метод социалистического реализма

предусматривает общность идейных и политических воззрений художников. Однако эта общность не только не исключает, но и предполагает многообразие и богатство жанров, форм, стилей, средств художественного выражения, определяемых особенностями творческой индивидуальности художника (Там же. С. 348).

Февраль. Здание московского Манежа, где долгие годы располагался правительственный гараж, передано городу под Центральный выставочный зал для проведения Юбилейной Всесоюзной художественной выставки.

В феврале впервые с 1930‐х годов открылась квартирная выставка в Москве. Ее устроителем был художник Игорь Куклис. Свидетельствует Валентин Хромов:

На улице Чаплыгина около Покровских ворот в квартире физика Валентина Рокотяна, с февраля по апрель и по май на эту выставку стояла очередь по всей лестнице и выходила даже на улицу. Когда я выходил из метро «Площадь Дзержинского», «Лубянка» нынешняя, то там уже спрашивали, а где выставка? Стояла картонная коробка, на которой было написано «На краски», и туда клали деньги, и на эти деньги друзья Куклиса очень долго гуляли. Все стены были увешены в три ряда работами. Результаты творчества 55–57‐го года все были на этой выставке от пола до потолка. Был вечер поэта Красовицкого, были академик Ландау, Лившиц академик, его секретарь. Они там сели с трех часов до 12-ти ночи, все смотрели и открывали рот. Ландау говорил: «Я люблю стихи Лермонтова, но то, что я слышал сегодня, меня потрясло». Выставка была довольно смелой по тем временам (цит. по: М. Уральский. Избранные, но незванные. С. 84–85).

Журналы в феврале

В «Коммунисте» (№ 3; февраль) редакционная статья «Партия и вопросы развития советской литературы и искусства», где подчеркивается, что постановления ЦК партии 1946–1948 годов по вопросам литературы и искусства

сыграли огромную роль в дальнейшем развитии художественного творчества по пути социалистического реализма. <…> Атаки на постановления ЦК из враждебного нам лагеря, склонность некоторых наших товарищей представить их устаревшими, не отвечающими требованиям нового периода – все это рассыпается в прах при беспристрастном и объективном анализе249 (с. 15).

Речь в статье идет также об ошибках журнала «Новый мир», опубликовавшего роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», рассказ Д. Гранина «Собственное мнение», поэму С. Кирсанова «Семь дней недели», и о неверных положениях статьи А. Крона «Заметки писателя», напечатанной в сборнике «Литературная Москва», № 2. Там же:

Кое-кто неправильно толкует призыв партии поднять бичующую силу нашей сатиры до уровня гоголевской и щедринской. Забывается при этом, что сатира Гоголя и особенно сатира Салтыкова-Щедрина была направлена на расшатывание основ существовавшего тогда строя.

Тогда как

цель нашей сатиры – беспощадное осмеяние всего мешающего движению народа к коммунизму, то есть утверждение советского строя путем критики недостатков (с. 21).

В «Неве» (№ 2) статья Льва Плоткина «Богатство советской литературы», где сказано:

У нас и до сих пор появляются статьи, в которых подсчитывается, сколько пьес на тему об интеллигенции написано и сколько драматических произведений о рабочем классе поставлено на сцене. Конечно, для чиновного отчета важны эти цифры, но при чем здесь искусство? Неужели то обстоятельство, что будет написано еще несколько десятков слабых пьес о рабочем классе, доставит радость кому-нибудь, кроме чиновничьего сердца?! (с. 190–191).

Эта статья <…> – указывает Андрей Тюрин, – получила отповедь со стороны руководства города, была названа «опасным явлением», вызвавшим в областном и городском комитетах «серьезную тревогу» (А. Тюрин. С. 69).

В «Знамени» (№ 2) цикл стихов Бориса Слуцкого «Давным-давно». В «Москве» (№ 2) стихи Бориса Слуцкого «Мы, раненые корпуса „Один“», «О погоде», «Лошади в океане». В «Иностранной литературе» (№ 2) пьеса Бертольта Брехта «Добрый человек из Сезуана».

Март

5 марта. В «Литературной газете» двухподвальная статья Дм. Еремина «Заметки о сборнике „Литературная Москва“» (с. 2–3), где отмечается, что во втором выпуске этого издания возобладали «недуг мелкотемья» и «недуг уныния» (с. 2), «тенденция нигилизма, одностороннего критицизма в оценках и в отношении ко многим коренным явлениям и закономерностям нашей жизни» (с. 3).

Особенно резкой критике подвергнут рассказ Александра Яшина «Рычаги», походя охаяна статья Александра Крона «Заметки писателя», осуждены стихи Николая Заболоцкого, Марины Цветаевой, Семена Кирсанова, Конст. Ваншенкина, Юлии Нейман и Якова Акима.

Они, эти произведения, – издержки, а не завоевания советской литературы на ее едином с партией и народом трудном и сложном, но победоносном, героическом пути250 (Там же).

Читал ублюдочную статью Е. Ну их всех к чертовой матери! Надо делать свое дело», – 14 марта в письме Э. Казакевичу откликнулся на эту статью К. Паустовский (http://paustovskiy-lit.ru/paustovskiy/letters/letter-284.htm).

5–8 марта. На пленуме правления Московской писательской организации, открывшемся вступительным словом К. Федина251, с докладом «О некоторых проблемах развития прозы» выступил Д. Еремин, который подчеркнул:

К сожалению, в прошлом году появились и такие произведения, в которых авторы не нашли своей правильной позиции, не учли обобщающей силы искусства, не сумели с реалистической полнотой решить поставленные перед собой идейно-творческие задачи. Это прежде всего роман В. Дудинцева «Не хлебом единым» и рассказ Д. Гранина «Собственное мнение», опубликованные в «Новом мире», рассказы А. Яшина «Рычаги», Н. Жданова «Поездка на родину», Ю. Нагибина «Свет в окне», появившиеся во втором сборнике «Литературной Москвы». <…> Причины таких срывов надо искать в идейной незрелости этих писателей, оказавшихся несостоятельными, когда перед ними встали сложные вопросы жизни, в слабости мастерства, особенно проявившейся в обрисовке положительных героев (Литературная газета. 19 марта. С. 1).

На пленуме, – как сказано в отчете «Литературной газеты», – завязались длительные споры вокруг произведений, помещенных в сборнике «Литературная Москва», опубликованной в «Литературной газете» статьи Д. Еремина об этом сборнике и романа В. Дудинцева «Не хлебом единым» (с. 1).

Сборник «Литературная Москва» наиболее последовательно защищал один из его редакторов В. Каверин252. Отдельные положения, высказанные В. Кавериным, поддержали Л. Чуковская, М. Алигер, С. Кирсанов, А. Турков. Резко критически о «Литературной Москве» и романе В. Дудинцева высказались Г. Бровман, З. Кедрина, М. Алексеев, Б. Бялик, Н. Чертова.

В прениях в поддержку В. Дудинцева высказались также Е. Евтушенко, Ф. Вигдорова, Л. Кабо; с осуждением романа – Х. Аджемян. Ю. Бондарев, Б. Галин, А. Коптяева, В. Сафонов, Г. Серебрякова253, В. Тевекелян, Т. Трифонова, Л. Якименко.

Дважды выступивший на пленуме В. Дудинцев попытался защитить свой роман, назвав его критиков «паникосеятелями»254. Ему возражали П. Федоров («Появилась „чернящая“ литература, но она быстро закончит свое печальное существование»), О. Писаржевский («<…> Дудинцев приходит к ложному убеждению, что борьба с бюрократизмом начинается с его произведения»), М. Прилежаева («Слушая выступление Дудинцева, я все время ждала, что он скажет что-то светлое, доброе, обращенное к молодежи, с чем после этого захочется идти на трудовые подвиги, но этого я так и не услышала») (с. 3).

8 марта с ответом на речь В. Дудинцева от имени редколлегии «Нового мира» выступил К. Симонов:

Мне неоднократно приходилось отстаивать ту точку зрения, что при всех недостатках романа Дудинцев писал его с добрыми намерениями. Но вот в той позиции, которую занял здесь Дудинцев в своем выступлении, я этих добрых намерений не усматриваю. Больше того, в этом выступлении я усматриваю дурное намерение. Оно состоит в том, чтобы под внешним покровом смелости уйти от прямого, по-настоящему смелого и требующего действительного гражданского мужества ответа на вопрос – что в романе, вопреки основному замыслу автора (а я хочу продолжать в это верить), оказалось работающим не в ту сторону? <…>

Мне кажется, что Дудинцев до конца, глубоко не задумался над тем, что к полному коммунизму есть только один путь – через диктатуру пролетариата, со всеми вытекающими из нее последствиями, о которых нам нет причин застенчиво умалчивать, ибо писатель социалистического общества не тяготится, а гордится тем, что он работает под руководством партии, не стыдится, а гордится тем, что он полностью и безраздельно ставит себя на службу интересам народа, осуществляемым в форме диктатуры пролетариата, и сознательно отвергает в своем творчестве то случайное, наносное, что могло бы в том или ином случае работать вопреки интересам этой диктатуры (с. 3).

И тут, – вспоминает В. Дудинцев, – я потерял сознание (В. Дудинцев. С. 99).

Оценивая это выступление, важно иметь в виду, что на К. Симонова было оказано беспрецедентное, даже по тем временам, давление. С ним дважды встречались секретари ЦК КПСС П. Н. Поспелов и Д. Т. Шепилов, требуя, чтобы он дал «развернутую критику романа Дудинцева и его речи на пленуме». И только после второй беседы в ЦК, состоявшейся 7 марта, Симонов, как сказано в докладной записке Шепилова, дрогнул,

заверил нас, что без всяких колебаний, по своей личной глубокой убежденности выступит на Пленуме и подвергнет суровой критике Дудинцева, речь которого вызывает у него искреннее возмущение (В. Огрызко. Охранители и либералы. Кн. 1. С. 413).

Тем не менее эта речь К. Симонова была понята современниками как прямое предательство – см. написанное тогда же, но опубликованное только в 1989 году стихотворение Евгения Евтушенко «Письмо одному писателю» (май 1957):

Опять вы предали. Опять не удержались.Заставила привычка прежних лет,и как бы вы теперь ни утешались,замкнулся круг. Назад возврата нет.Не много ли скопилось тяжких грузовна совести? Как спится по ночам?Я понимаю бесталанных трусов,но вам – чего бояться было вам?Бывали вы талантливо трусливы.Вы сами вдохновлялись ложью фраз,и, располневший, но еще красивый,с достоинством обманывали нас.Но потеряла обаянье ложь.Следят за вашим новым измененьемхозяева – с холодным подозреньем,с насмешливым презреньем – молодежь.(Е. Евтушенко. Первое собрание сочинений. Т. 1. С. 353)

8 марта. Из дневника Сергея Дмитриева:

Над стилягами принято у нас смеяться. Но следовало бы задуматься. Постепенно именно эти как бы и странные фигуры становятся героями нашего времени. В них выражается (пусть крикливо, часто безвкусно и подражательно) желание обрести свой внешний облик, перестать быть людьми как все, стертыми людьми. <…> Зеленые пиджаки и яркие галстуки – протест против стертого стандарта советского общества строителей будущих идеальных общественных строев. <…> Чего они хотят, это и самим им неясно. Но чего они не хотят, против чего фрондируют, кого хотят эпатировать всем своим обликом – это они понимают, чуют всем нутром своим (Отечественная история. 2000. № 3. С. 154).

13 марта. Подписан к печати последний прижизненный сборник Бориса Пастернака «Стихи о Грузии; Грузинские поэты: Избранные переводы» (Тбилиси: Заря Востока).

14 марта. Илья Эренбург как член комиссии по наследию Б. Пильняка обращается к ее председателю Николаю Погодину с предложением включить в состав планируемого трехтомника Пильняка «Повесть о непогашенной луне» – «если это не встретит трудностей» (И. Эренбург. «На цоколе историй…». С. 430).

Трудности, надо полагать, возникли, так что «Повесть о непогашенной луне» будет опубликована в журнале «Знамя» только в 1987 году (№ 12), а трехтомник Пильняка выйдет лишь в 1994 году.

Умер Николай Дмитриевич Телешов (род. в 1867).

16 марта. Степан Эрьзя обращается к председателю Совета министров СССР Н. А. Булганину с письмом, где сказано:

Всю свою жизнь я трудился как скульптор.

Мною создано более 3000 произведений скульптуры, которые находятся во многих городах нашей родины и за рубежом.

Мне 80 лет. У меня хранится около двухсот моих скульптурных работ.

Прошу принять их от меня в дар нашему народу и моей любимой родине.

Желательно, чтобы коллекция не была разрознена и помещена в Русский музей (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 640).

В ответ на это письмо министр культуры СССР Н. А. Михайлов 22 марта доложил Булганину, что его ведомство

считает целесообразным удовлетворить просьбу С. Д. Эрьзя. Приносимую им в дар коллекцию произведений скульптора следует разместить в Государственном Русском музее, включив в экспозицию лучшие работы.

Помещение в экспозиции музея всей коллекции произведений С. Д. Эрьзя нецелесообразно, поскольку в ее составе имеются и малозначительные и явно модернистские работы (Там же. С. 640–641).

18 марта. На экраны выходит фильм Константина Иванова «Солдаты» по мотивам повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда».

Из Литературного института исключен студент 4‐го курса Евгений Евтушенко – как сказано в приказе,

за систематическое непосещение занятий, неявку на зимнюю экзаменационную сессию и несдачу экзаменов в дополнительно установленный срок (И. Фаликов. Евтушенко. С. 86).

Во внимание, надо думать, было принято и то, что 8 марта, выступая на пленуме правления Московской писательской организации, Е. Евтушенко полемизировал с К. Симоновым, излагавшим точку зрения ЦК КПСС, и пытался «обелить Дудинцева» (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 633).

Вскоре после этого выступления, – писал он, – меня исключили из Литинститута (Е. Евтушенко. Волчий паспорт. С. 348).

Обратившись к директору Виталию Озерову с просьбой о восстановлении, Евтушенко 9 апреля получил ответ от зам. директора по И. Серегина, где, в частности, сказано:

Вы стали одиозной фигурой в студенческом коллективе и сами себя поставили вне его, а приказ только оформил созданное Вами самим положение. Если Вы этого не понимаете, то обижайтесь на себя. <…>