Волосы. Иллюстрированная история

Ил. 1.17. Рекламная брошюра о порошковом шампуне Edward’s Cremex Shampoo Powder. Кон. XIX века

Преимущество сухого мытья шампунем, будь то с помощью опасной жидкости или безвредного порошка, заключалось в том, что для него не требовалась вода – ценный ресурс, которым большинство британских домов не располагало в достаточном количестве (что и говорить о горячей воде) вплоть до второй половины XX века (как, впрочем, и ванными комнатами). Поэтому, пытаясь установить частоту мытья волос, важно помнить, что эта практика сильно зависела от классовой принадлежности, культурных норм и доступа к воде. Об этом наглядно свидетельствует рекламная брошюра, сопровождавшая шампунь марки Harlene’s Cremex, продукт эдвардианской эпохи, продававшийся в саше, по шесть штук в упаковке за шиллинг. Вспениваемый с водой, Cremex, согласно рекламе, был разработан специально для домашнего использования. На иллюстрации изображены мужчина, женщина и подросток на разных этапах мытья шампунем, каждый склонился над раковиной с кранами горячей и холодной воды (ил. 1.17). Текст поясняет:

По-настоящему красивые волосы – это чистые волосы. А для тщательного очищения волосы следует регулярно промывать безопасным, приготовленным согласно последним научным достижениям тонизирующим порошковым шампунем, который придаст волосам подобное нимбу сияние, вызывающее всеобщее восхищение117.

Время появления этой рекламы, в общем совпадающее с периодом широкого освещения случаев смерти, связанных с шампунем, делает акцент на безопасности и здоровье особенно актуальным. Подчеркивание легкости и блеска в качестве определяющих признаков чистых волос также свидетельствует о значительном удалении от прежних норм. Еще более показателен в отношении изменения повседневных практик предлагаемый график очищения волос с помощью Cremex: для тех, кто живет за городом, мытье с шампунем раз в неделю; для городских жителей – два раза в неделю.

Утверждениям рекламной продукции, однако, необходимо противопоставить отсутствие водопровода и канализации – условия, в которых жило, вероятно, большинство населения. В Великобритании XIX века, в период, когда возникло выражение «великий немытый» (the great unwashed) для обозначения народа, недостаток гигиены был настолько массовым, что для решения этой проблемы было создано движение общественных бань (ил. 1.18)118. Антисанитария, для борьбы с которой было разработано движение, была не призраком времен Диккенса, жившим в трущобах викторианской Британии, а бедой, преследовавшей общественное здравоохранение даже в XX веке. Видал Сассун, родившийся в 1928 году, посещал общественные бани раз в неделю. Позже он не без эмоций писал о своем детстве в Ист-Энде, где «не было ни ванных комнат, ни туалетов в доме – только холодная вода на крошечной кухне». Лишь в конце 1940‐х годов он переехал в дом с ванной и горячим водоснабжением119. Неудивительно, учитывая нехватку ресурсов и состояние жилья в большей части Европы сразу после войны, что, за исключением Америки, «потребления шампуня не было широко распространено»120. В 1949 году британские женщины, как сообщалось, мыли волосы «в среднем от одного раза в неделю до одного раза в две недели»121.

На протяжении всего XX века взаимосвязи между культурными установками и материальными условиями продолжали определять различные гигиенические режимы во всем мире122. Однако в последние десятилетия меняющиеся стандарты чистоты и экспансия западной индустрии красоты в страны Азии и Африки означают, что проблемы будущего, вероятно, будут касаться вопросов использования ресурсов и устойчивого развития – того, откуда мы будем брать воду и энергию, – а также переработки отходов, производимых более чем семью миллиардами человек во всех частях света при мытье, кондиционировании, сушке и укладке волос.

Ил. 1.18. Публичные бани и прачечные района Сент-Джайлс и Блумсбери. В подобных зданиях представители «великого немытого» могли помыться и постирать белье. В некоторых городах Англии такие заведения функционировали вплоть до 1960‐х годов и даже дольше

Мы начали эту главу с того, как Энн Фэншоу вымачивала ящериц и мух в бутыли с оливковым маслом. Хотя наш исторический экскурс местами пролегал по незнакомым территориями, где мажут голову медвежьим жиром и ядовитыми химикатами, за явным исключением представлений о чистоте, в основном ландшафт оказался удивительно знакомым. Конечно, на поверхностном уровне моды прически претерпели кардинальные изменения в течение прошедших столетий, но основные причины и способы ухода за волосами изменились очень мало. В следующей главе мы обратимся к тем людям, которые были ответственны за эту культурную область, – слугам, цирюльникам и парикмахерам прошлого – и к тесным взаимоотношениям, развитию которых благоприятствовал процесс ухода за волосами.

ГЛАВА 2

От слуги до стилиста

Люди

Если бы мы могли воочию проследить за Сэмюэлем Пипсом (1633–1703) и его женой Элизабет 5 октября 1662 года, мы бы обнаружили их в спальне. Они ссорились. Супруги наслаждались воскресной возможностью подольше поваляться в постели, но вдруг беседа коснулась Сары, их служанки. Пипс (ил. 3.4) считал, что она ничем не хуже всех прочих слуг, что у них когда-либо были, но Элизабет хотела избавиться от нее, потому что она хотела «ту, которая могла бы хорошо убрать голову»123. Эта супружеская перебранка, позже вкратце изложенная Пипсом в дневнике, раскрывает простую истину о том, что исторически прически преимущественно создавались в домашних условиях. Большинство людей попросту причесывались сами или с помощью членов семьи, а те, кто стоял выше на социальной лестнице, например Сэмюэль и Элизабет Пипс, также прибегали к содействию слуг (ил. 2.1). В доме Пипса не было строгих правил насчет того, кто занимался причесыванием. Нам известно, что Элизабет с прическами помогала ее горничная, а самого Пипса причесывали и стригли то его жена, то домработницы, а также невестка Элизабет и ее брат124. Такое непостоянство весьма характерно для ухода за волосами, поскольку он представляет собой деятельность, которая может быть наделена различными уровнями эмоциональной значимости: она может осуществляться как в рамках договорных, профессиональных отношений, так и как часть взаимодействия равных по статусу людей.

Для тех, кого причесывали слуги, было важно их умение обращаться с волосами, и в зависимости от уровня своего мастерства служанка могла сохранить или потерять рабочее место125. Репутация служанки могла распространяться за пределами дома, где она работала. Фанни Боскауэн (1719–1805) писала своей двоюродной сестре: «Я знаю, что горничная леди Фалмут убирает волосы в совершенстве»126. Ценилось мастерство не только горничных, но и слуг-мужчин. Согласно книге Изабеллы Битон о домоводстве (1861), парикмахерские услуги были самой важной частью обязанностей горничной, но камердинеру также следовало быть «хорошим парикмахером», способным красиво стричь и ухаживать за волосами как на голове, так и на лице127. Мемуары Джона Макдональда (р. 1741) наделяют эту нехитрую хозяйственную рекомендацию необыкновенными подробностями. Воспоминания Макдональда, слуги XVIII века, дают редкую возможность взглянуть на работу домашней прислуги с точки зрения подчиненного, а не господина. На протяжении тридцати трех лет Макдональд сменил двадцать семь хозяев, работая в разных качествах – от конюха до камердинера, а также в разных странах, от Шотландии до Индии. Его навыки в укладке волос приходились очень кстати при поиске работы и открывали возможности как финансового, так и сексуального характера. Умением Макдональда управляться с бритвой, пудрой, помадой для волос и шпильками пользовался не только его господин и иногда госпожа, но также и члены других семей, включая детей. Кроме того, он позаботился о том, чтобы отточить эти универсально востребованные навыки, однажды на несколько месяцев поселившись в доме у парикмахера, чтобы улучшить свое мастерство128.

Ил. 2.1. Горничная причесывает даму

Востребованность парикмахерского искусства в качестве навыка слуги можно также оценить по менее субъективным свидетельствам в виде объявлений из газет. В объявлениях о поиске работы и вакансиях умение управляться с волосами занимает видное место. Число таких объявлений резко возросло в последние десятилетия XVIII века, что может объясняться развитием газетного производства и возросшим уровнем грамотности, совпавшими с модой на более сложные фасоны причесок. Часто в них указывался навык укладывать волосы «в нынешнем вкусе», что свидетельствует о неравнодушии к моде и желании быть современным. Через объявления трудоустройства искали как мужчины, так и женщины, и работодатели адресовались к работникам обоих полов. Так, например, на страницах газеты Morning Herald от 4 января 1781 года женщина примерно тридцати лет пишет, что «умеет убирать волосы» и ищет работу в качестве горничной для дамы, а неженатый джентльмен желает нанять слугу, от которого «требуется умение причесывать волосы и чисто брить»129. В то время как горничные предлагали парикмахерские услуги исключительно для работодателей-женщин, мужчины-слуги, как, например, Джон Макдональд, нередко могли обслуживать как хозяина, так и хозяйку. Так и было в случае с благонадежным мужчиной около тридцати восьми лет от роду, искавшим работу, который мог «убирать волосы леди или джентльменам в нынешнем вкусе и чисто брить»130. Навыки парикмахерского мастерства повышали шансы на трудоустройство не только для горничных и камердинеров, но и для мужчин и женщин, искавших должность или требовавшихся на удивительное разнообразие позиций: один джентльмен желал нанять опытного конюха, который не только умел бы подковывать лошадей, но и «кое-что понимал бы в прическах»; а женщина, которая хотела получить место помощника учителя в пансионе, отмечала свои навыки владения французским языком, рукоделия и умения убирать волосы131.

Для привлечения потенциальных работодателей некоторые предприимчивые люди, такие как Джон Макдональд, брали уроки у профессионалов, поскольку, хотя стрижка и уход за волосами в основном происходили на дому, существовали и независимые парикмахеры. Уже в XVI веке камеристки и горничные специализировались на стрижке, завивке, окрашивании и укладке женских волос. Например, Бланш Суонстед была камеристкой Анны Датской, жены короля Якова I. После смерти Анны в 1619 году Бланш обратилась к королю с просьбой о пенсии, заявив, что из‐за прислуживания покойной королеве она потеряла своих бывших клиенток и средства к существованию132. Сэмюэль Пипс сообщает нам в своих дневниках, что камеристка супруги Карла II, Екатерины Брагансской, была француженкой по имени г-жа Готье133. В 1747 году Р. Кэмпбелл в своем описании лондонских профессий охарактеризовал горничную как «премьер-министра» женской красоты – злободневный намек на относительно недавнее создание этой политической должности. Горничная «вооружает слабый пол этим опасным оружием, красивыми кудрями и очаровательными локонами: она подстригает их волосы по моде, придавая им всевозможные формы». По словам Кэмпбелла, это ремесло было «чрезвычайно прибыльным»134.

Ил. 2.2. Визитная карточка парикмахера начала XIX века. Парикмахер совершает визиты на дом, предлагая свои услуги дамам и господам, семьям и школам. На витрине справа демонстрируются товары, которые можно у него приобрести, в том числе расчески и щетки, а также такие продукты, как краска для волос, масло макассара, медвежий жир и мыло

Ил. 2.3. Pекламное объявление из газеты 1778 года от некоего мистера Пейнти, дамского парикмахера, открывшего собственную академию для обучения искусству женских причесок

Однако к тому времени, когда Кэмпбелл использовал определение «камеристка» (tire-woman), оно, вероятно, казалось все более старомодным. Развивалась новая профессия, получившая название «парикмахер», и в основном ее представляли мужчины. В течение XVIII века число этих специалистов росло в геометрической прогрессии: во время коронации Георга II в 1727 году сообщалось, что в Лондоне было всего два парикмахера; в 1795 году, по оценкам современников, общее их число в Британии составляло пятьдесят тысяч135. Они оказывали услуги мужчинам и женщинам, продавали парфюмерные товары и средства по уходу за волосами (ил. 2.2), а кроме того – ведь то была эпоха париков – также завивали парики и делали прически с накладками и шиньонами. Некоторые давали уроки, другие открывали собственные академии (ил. 2.3), третьи повышали ставки и открывали для себя мир издательского дела, становясь авторами трактатов и учебников о волосах и парикмахерском мастерстве. XVIII век был золотым веком индустрии волос. Некоторые из таких парикмахеров обрели нечто наподобие звездного статуса. Если у королевы Екатерины была камеристка, то уже сто лет спустя королеве Шарлотте, супруге Георга III, прислуживал парикмахер по имени Суарди. В 1619 году Бланш Суонстед вынуждена была обратиться к королю с просьбой о небольшой пенсии, на которую она могла бы жить, но в 1788 году Суарди потребовал 200 фунтов стерлингов за услуги, оказанные Шарлотте в течение всего одного лета136. Это была огромная сумма по любым меркам, в современном эквиваленте она составляет более 22 000 фунтов стерлингов137. Королева, как оказалось, не готова была пойти на такие расходы, договорившись о том, чтобы нанимать его, только лишь когда потребуется, на основе почасовой оплаты. Тем не менее согласилась ли она нанять Суарди на полный рабочий день или нет – в каком-то смысле не имеет значения, поскольку этот случай служит иллюстрацией необычайно быстрого становления новой профессии, профессионального «затмевания» женщин парикмахерами-мужчинами, принятия новой парадигмы, в соответствии с которой мужчины обслуживали клиенток-женщин, и формирования представления о парикмахере как о гениальном стилисте, который мог диктовать условия сильным мира сего (ил. 2.4).

Ил. 2.4. Парикмахер-мужчина делает прическу женщине. Цветная гравюра начала XIX века. Гребень и ножницы, его профессиональные инструменты, находятся под рукой в кармане его фрака. Высоко поднятый воротничок его накрахмаленной рубашки, печать на цепочке у пояса и облегающие панталоны, закрепленные штрипками, говорят о том, что он следует последним модным веяниям

По словам миссис Пейпендик (1765–1840), одной из фрейлин королевы Шарлотты, в то время услуги парикмахера можно было получать двумя способами. Большинство дам из высшего общества, как поясняет Пейпендик, нанимали парикмахера либо на основе ежеквартального контракта на ежедневное создание причесок – на таких условиях предлагал свои услуги королеве Суарди, либо по особым разовым случаям – как предложила ему в ответ королева138. По особым случаям сама миссис Пейпендик пользовалась услугами некоего мистера Кида. Между строк ее мемуаров мы можем видеть, что, должно быть, между ними существовали близкие профессиональные отношения. Она полностью доверяет ему, называя его «кавалером дня» и полагаясь на его «неподражаемый вкус», в стремлении выглядеть наилучшим образом на концертах, на крестинах своего старшего сына и при позировании известному портретисту Иоганну Цоффани. И, как и в случае с любым проверенным временем парикмахером, миссис Пейпендик раздражало не столь искусное исполнение другого мастера, так что, когда порой ей приходилось довольствоваться услугами некоего мистера Тейлке, она считала, что «прическа была ей не к лицу», и даже жаловалась, что «дурные черты лишь усугубились»139. Королева Шарлотта так же прогадала, сменив вымогателя Суарди на другого парикмахера, мистера Дункана. Несмотря на личные рекомендации некоторых из ее фрейлин, Дункан, по ее словам, «не имел вкуса», и ему недоставало изобретательности Суарди: «он был не способен исполнить ничего кроме обычных примеров парикмахерского искусства»140.

Несмотря на то что парикмахеры имели собственные заведения или помещения для работы, они также посещали своих клиентов на дому. Для женщин благородного сословия это был наиболее привычный способ прибегнуть к услугам профессионального парикмахера. В городах такие визиты не представляли никакой сложности. Клиентов в загородных поместьях также посещали на дому, однако парикмахер мог воспользоваться случаем и обслужить сразу несколько человек за один раз. Именно так Нэнси, племянница норфолкского пастора Джеймса Вудфорда (1740–1803), проживавшая в восьми милях от города, получила приглашение в дом местного сквайра, чтобы провести там день и воспользоваться услугами «некоего Брауна, лучшего дамского парикмахера в Норидже»141. Писательница Фанни Берни (1752–1840) однажды отметила, что, не имея собственной горничной, выписала парикмахера из Оксфорда, города в пяти милях, на шесть часов утра следующего дня. К ее радости, парикмахер прибыл вовремя и затем в течение двух часов работал над созданием ее прически142. Некоторым парикмахерам приходилось путешествовать еще дальше. В 1780 году, когда Ричард Камберленд (1732–1811) отправился в Испанию на переговоры о торговом партнерстве с Великобританией, он взял с собой ради удобства своей жены и дочерей «лондонского парикмахера по фамилии Легг»143.

Парикмахеры обслуживали женщин в частном домашнем пространстве вплоть до эдвардианского периода. Фотограф и дизайнер Сесил Битон (1904–1980) вспоминал, что, когда он был совсем маленьким ребенком, по особым случаям к его матери приходил человек с коричневой кожаной сумкой, и его горячие щипцы для завивки помогали создавать ее сложные прически144. Однако то был последний вздох этой долгой традиции, ведь уже в первые десятилетия XX века в парикмахерском деле произошла новая революция. Все более публичная жизнь женщин, их новые короткие стрижки, а также развитие новых технологий, таких как устройства для перманентной завивки, означали, что очень быстро основным способом воспользоваться услугами профессионального парикмахера для женщин стало посещение салона. В ответ на потребительский спрос количество парикмахеров многократно увеличилось. В отличие от более ранних этапов истории профессии, на этот раз рабочая сила была почти исключительно женского пола, какой и остается на сегодняшний день. В Великобритании XXI века 88% людей, работающих в женских и мужских парикмахерских, составляют женщины, также женщинами являются 79% владельцев салонов145. Однако преимущественно женский состав отрасли скрывает за собой глубокое неравенство: почти каждый из известных стилистов, под чьим именем продаются линии продукции для волос и чье влияние формирует эстетику, – мужчина146.

Цирюльники

В уход за волосами были вовлечены не только слуги и профессиональные парикмахеры. Как отмечал в своем дневнике Сэмюэль Пипс, при том что его стригли и причесывали члены семьи и прислуга, брился он самостоятельно, а также обращался к цирюльнику. Исторически представители этой профессии принадлежали к гильдии брадобреев-хирургов и, помимо бритья и стрижки волос, имели право проводить небольшие хирургические вмешательства. На практике, однако, люди, вероятно, специализировались в одной из этих двух областей задолго до официального распада объединенной гильдии в 1745 году147. Ко времени Пипса цирюльники приспособились к новым тенденциям в моде и стали торговать париками: таким образом, Пипс посещал цирюльника ради бритья и стрижки, а также покупал парики у него и у мастеров, специализировавшихся на их изготовлении. Приобретенные им парики чистил и ремонтировал тоже цирюльник (ил. 2.5).

Ил. 2.5. Цирюльня, где изготавливают парики. 1762. Один клиент сидит в центре комнаты, его бреют (обратите внимание, как он держит чашу), а другой стоит у окна с зеркалом в руках, вытирая оставшуюся на лице пену. Другие лица в комнате занимаются изготовлением и декорированием париков. Среди них две женщины. Готовые изделия висят на стене

Цирюльники, обслуживавшие наиболее состоятельных клиентов, вели дело на широкую ногу. Суммы, выплачиваемые королевским брадобреям для компенсации расходов на полотенца и простыни и такие расходные материалы, как бритвы, расчески и мыло, позволяют оценить роскошь обслуживания. В 1636–1637 годах Томасу Дэвису, цирюльнику Карла I, выплатили 91 фунт стерлингов на белье для бритья за год и 60 фунтов стерлингов на расходные материалы за шесть месяцев, что на сегодняшний день составляет более 21 000 фунтов стерлингов148. В нижней части ценового диапазона все было совершенно иначе: пособие на цирюльника, выплачивавшееся морякам во флоте Карла I, составляло всего 2 пенса в месяц149.

Цирюльники занимались своим ремеслом в различных условиях. Самые бедные, странствующие брадобреи обслуживали сельское население, для которого ближайшая цирюльня была слишком далеко или не по средствам. Цирюльники нередко работали в трактирах, возможно, потому, что там было удобно собирать местных клиентов, а также можно было обслуживать путешественников, остановившихся, чтобы передохнуть или сменить лошадей. Пипс сообщает, что его «подкоротили» (то есть побрили) в трактире «Старый лебедь», где он также назначал встречу своему цирюльнику, чтобы примерить заказанный парик. В Хантингдоне его брили в «Короне», а в Бристоле «очень симпатичный парень» брил его в «Подкове» на Уайн-стрит. Кроме того, Пипс упоминает ряд различных цирюлен в Лондоне, а также то, что однажды его брили «на улице»150. Сто лет спустя норфолкский пастор Джеймс Вудфорд в своих дневниках описывал сходные реалии. Вудфорд брился самостоятельно и посещал цирюльника, у которого он также покупал и завивал свои парики. Он посещал цирюльников и в своем приходе, и в близлежащем Норидже, и во время периодических поездок в Оксфорд, Бат и Лондон. В таких случаях он иногда заходил в цирюльню или брился в трактире, где остановился. За эпизодические парикмахерские услуги Вудфорд расплачивался сразу, в иных случаях, как правило, по истечении квартала или полугодия, согласно обычаю того времени.

Ил. 2.6. Веселая и непринужденная атмосфера цирюльни XIX века. Ожидающие своей очереди посетители и цирюльник беседуют с интересом и удовольствием, даже клиент, которого бреют, слушает разговор со вниманием. Один из посетителей читает копию консервативной и чрезвычайно популярной воскресной газеты John Bull, которую начали выпускать в 1820 году

Как и парикмахеры, цирюльники посещали своих клиентов на дому. Пипса часто брили дома утром, ночью или днем – у него, кажется, не было предпочтений в этом отношении – и очень часто по воскресеньям. Однажды брадобрей так задержался у него, что оказался заперт в доме на ночь, и Сэмюэлю пришлось вызывать слугу, чтобы тот выпустил цирюльника151. Из этих свидетельств мы можем составить представление о том, что цирюльники всегда были готовы прибыть по первому зову. От них ожидалось, что они поедут к важным или прибыльным клиентам практически в любое время суток, подобно Эноху Эллору, брадобрею из Манчестера, которого в 1664 году вызвали между полуночью и часом ночи в дом Джона Лидса, чтобы побрить там гостя152. Часы работы, очевидно, долгое время оставались источником напряженности: профессиональные гильдии, местные власти и правительство страны неоднократно пытались положить конец воскресному бритью и обязать цирюльни закрываться по воскресеньям153. Даже закон о шестидневной рабочей неделе парикмахерских (Sunday Closing Act) 1930 года, призванный окончательно пресечь эту порочную практику, делал исключение для клиентов, которых цирюльник посещал на дому или обслуживал в отеле154.

Одной из причин, по которой оказалось так сложно регулировать сферу парикмахерских услуг, была популярность цирюлен в качестве места проведения досуга (ил. 2.6). Согласно мемуарам Ричарда Райта Проктора (1816–1881), цирюльника из Солфорда, поступившего в подмастерья в 1826 году в возрасте девяти лет, для обычного работяги парикмахерская в воскресенье представляла собой «долгожданное убежище» от остальных шести дней тяжелого труда. На какое-то время «они забывали свои личные заботы» во «всепоглощающей» беседе и обмене новостями.

Многие из этих любителей новостей жили на расстоянии пары миль от заведения, но они редко изменяли привычке появляться на пороге цирюльни с наступлением воскресного утра. Порой летом они так рано начинали болтать под нашей дверью, что Дэвид [наставник Проктора], убедившись в бессмысленности попыток поспать, часто проводил время между закрытием и открытием цирюльни за правкой бритв, курением трубки и внимательным изучением газет155.