Ночная охота

Сказка ложь, да в ней намек!

Добрым молодцам урок.

А.С. Пушкин

По словам старосты выходило, что беда пришла от «излишней доброты», привитой ему чрезмерно добросердечной матерью, ныне покойной. С пару новолуний назад приехали в деревню злополучные гости.

– Самые обычные! Вот те крест! – с остервенелой горячностью заверял голова поселения, чертя спьяну в воздухе символ прямо перед носом собеседника. – Подъехали на своей скрипучей телеге. Старик лошадкой правит, а баба его на возу. За вещами, значит, приглядывает. Скарбу не так уж много. Из живности только кляча в телегу впряжённая. Испросили разрешения поселиться в заброшенной хате за околицей.

– Хм. Село у вас большое, людей много. Не уж то никто из молодых дом занять не хочет да обновить? Это же не на пустом месте строить, – заметил Кетту странное обстоятельство, ковыряясь веточкой в зубах.

– Не, там давно никто не живёт, – махнул рукой в сторону староста как будто говорил о чём-то абсолютно неважном, и, слишком быстро опустив глаза в кружку, попытался отхлебнуть закончившееся пиво. Звук вышел настолько неприличный, что мужик всё же смущённо поднял взгляд.

– Так и я про то, – продолжал настаивать Кетту, припоминая, как из-за аналогичной мелочи не так давно просидел на крыше церквушки аж с самой полуночи и до третьих петухов.

– Да никто из своих жить там не станет! – увидев, что на его простенькую уловку не клюнули, воскликнул ушлый толстячок. А затем, заглаживая оказию, решил продолжить приглушённым тоном. – Всего семь лет назад там Горан всю семью свою порешил. Собрал в подвале и топором порубил на кусочки. Всё из-за ведьмы красивой. Мы её потом вместе с ним и сожгли. Прям возле крыльца.

– И место теперь дурное?

Кетту стоило усилий заставить себя не улыбаться и сохранить серьёзность. Он не мог позволить себе другого. Иначе излишне длинные клыки видны станут (как их не подтачивай, а всё растут!), да и старосту обидеть можно. Попробуй потом гонорар увеличь! А история и правда смешная. Типичная. Наделают тёмные селяне сгоряча дел. Неположенным оружием или без обряда проблему разрешить попытаются, а потом ведь только хуже.

– Совсем дурное, – мрачно подтвердил староста. – По ночам как будто кто-то воет. А на земле только колючий бурьян растёт…

– Милка! – перебил разговор зычный голос хозяина таверны. Голосил он так, что, по всей видимости, решил докричаться до соседнего села. – Где ж ты там?!

Почти в тот же миг в зал вбежала запыхавшаяся пышногрудая девица, в руках которой непостижимым образом удерживался огромный поднос с уймой тарелок. Ногой она ловко прикрыла за собой дверь. Кетту тут же пришлось поморщиться из-за резких запахов, просочившихся из кухни. Его более тонкое чем у простых людей обоняние и так с трудом выдерживало спёртый воздух таверны да вонь потных мужиков, сидящих за массивными, грубо сколоченными, столами. Даже то, что он сел возле самого окна не спасало. Со двора тянуло ещё менее привлекательным ароматом конюшни… Между тем Милка окинула его заинтересованным взглядом светлых глаз, но её любопытство погасло столь же быстро, как и загорелось. Быть не может, чтоб до неё не дошёл слушок, что староста беседует с довольно известным охотником за нечистью. Однако ей, наверняка, представлялся герой-богатырь какой, а тут…

Кетту был среднего роста, довольно хрупкого и худощавого телосложения. Если что и выделяло его из толпы – так это стянутые в хвост густые светло-рыжие волосы, больше подходящие какой-нибудь легкомысленной девице. В лице тоже не было ничего примечательного кроме острых скул. Тонкий, может быть чуть более длинный, чем надо, нос с лёгкой горбинкой и широкими чуткими ноздрями постоянно морщился от окружающих запахов. Уголки губ прикрывали усики, нисколько не добавляющие облику охотника хоть немного солидности. Щетина на щеках и подбородке, тщательно срезаемая раз в неделю острым ножом, тоже с такой целью не справлялась. Пожалуй, лишь широко расставленные карие глаза, твёрдо смотрящие на мир, можно было назвать красивыми.

– Что же в такое гиблое место старичков то отправил? – как бы вскользь поинтересовался Кетту, с сожалением провожая взглядом ладную фигурку отвернувшейся от него Милки.

– А чего ж мне не пустить пожить? Вроде и пара почтенная. Медяками аж на серебряную монету наскребли в дар за доброту. А что хата такая? Так им помирать всё равно скоро. А мы бы скарб их того. Поделили б или продали. Да и могилки хорошие на вечную память для них поставили бы, – с сожалением пояснил свою «доброту» голова деревни. Видимо, он уже свыкся с мыслью, что в домашних сундуках добра прибавится, а тут такое разочарование. Староста даже сплюнул на пол. Розовощёкое пухлое лицо выражало при этом столь глубокую скорбь и горечь утраты, что с его образа можно было писать иконы мучеников. – Кто же знал, что они такими злыднями окажутся. Колдуны… Чёрные.

Последнее слово мужик прошептал едва слышно, памятуя о нехорошей примете. Чёрные колдуны, как в простонародье называли некромантов, уважением не пользовались. И переубедить сельских жителей, что те, большей частью, безобидные, ещё никому не удавалось. Конечно. Ведь достаточно одной ложки дёгтя, чтобы всю бочку мёда испортить. Изредка появлялся некий безумный колдун, мечтающий то весь мир себе армией скелетов подчинить, то всё живое искоренить. А остальные немногочисленные некроманты в дела живых никак не вмешивались, ибо те их если и интересовали, то только как научный материал. Сидели в своих тайных лабораториях да искали пути к собственному, исключительно личному бессмертию, изредка выползая на свет по повелению Ковена во времена нестабильности магических линий. Периодически такое явление массово возникало раз лет в десять-двадцать. Из-за чего так происходило, Кетту мало интересовало. Точнее он мало что понял в объяснении. Однако последствия всегда оказывались одинаковыми – разгулявшиеся погосты да множащаяся в немереных количествах неразумная нежить, которая, казалось бы, не так давно была изничтожена под корень. Вот тогда и выходили на дороги странники, кутающиеся в чёрные жёсткие плащи, да опирающиеся на посохи с янтарными навершиями. Движением одной брови могли они остановить разгулявшееся бесчинство.

Увы, народ неистово верил, что сии колдуны до того сами эту напасть и наподнимали.

Собственно, в этой деревне, по мнению старосты, нечто аналогичное и происходило ныне. Приютили, обогрели стариков, а те «отблагодарили» по полной. Выпустили в мир нечто «непотребное». И вот то, что определить нежить собеседник так и не смог, весьма настораживало Кетту! Уж в этом-то селяне вполне были подкованы. В их головах хранилось столько легенд, что любая энциклопедия померкла бы. А тут даже предположений никаких. Охотнику же связываться с чем-то неясным не хотелось. Ведь одно дело браться за привычного зверя, а другое…

По разъяснениям выходило, что местный нарушитель спокойствия уж как почти третью седмицу всю округу тревожит. Жители теперь по ночам и носа на улицу показать не смели. Хотя до проявления такой осторожности некоторые местные видели белёсый шар ростом с человека. Катилось это нечто то в одну, то в другую сторону. И если на траве оставался просто слегка осклизлый след, «по которому поутру никак найти супостата не удавалось», то, натыкаясь на живое, странная нежить оставляла только скелет несчастного. Пока это были курицы да собаки селяне не особо тревожились. Хотя гонца к местному князю за помощью, конечно, сразу послали. А вот когда старуха, страдающая бессонницей, перед самым рассветом заголосила: «Убил, окаянный! Убил!»…

Оказалось, видела она в щели ставень, как, проломив дверь, нежить вкатилась в дом Зайца (так бесхитростно прозвали местного охотника). Мужики, выслушав причитания, похватали топоры да вилы, но внутри уже никого не было. Там оказались лишь человеческие кости. Погибла вся семья от мала до велика. Все восемь человек. И мрачные от жуткого зрелища селяне рассвирепели. Ну, а уж когда в дом вошёл и старик, опирающийся на кривой посох с янтарным навершием, обозлились ещё больше. Им сразу стало ясно, кого «приютил» староста в хате за околицей. Колдун же, словно хозяин, осмотрел всё, охая и шепча что-то под нос. Один из храбрых мальчишек, заглянувший в окно, даже видел, как он в склянку слизи набрал. А после вышел из дома, зыркнул гневными очами на всех вокруг, словно проклиная, да и ушёл прочь из деревни. В другую сторону от своего жилища.

Вот тут уж была поднята предельная тревога…

«Верно маг сделал, – меж тем подумалось Кетту. – Мужики то хоть и опешили, а руки не пустые. Не уйди некромант сразу, и часа бы не прошло, как к его дому всей гурьбой кинулись бы правосудие вершить. А так погодили».

– Вы согласитесь?

Тусклые глаза пухленького розовощёкого коротышки выражали и мольбу, и затаённую надежду, и липкий страх. Хотя Кетту привык к последнему. Чем обыкновеннее люди, тем большую инстинктивную, да невеяную глупыми преданиями неприязнь они испытывают ко всему иному. Доводилось же ему в силу своей нелёгкой профессии общаться довольно много именно с таким народом. Как-то глупо у местного князька аудиенции добиваться, чтобы узнавать, не шалит ли кто вот на том подозрительном погосте.

–Хм, – задумчиво произнёс охотник за нечистью и оценивающе посмотрел на собеседника.

На самом деле он уже знал, что согласится. Но в кошельке в последнее время крайне редко звенели монетки, а потому ему хотелось набить себе цену. Того и гляди лето кончится, да наступит промозглая серая осень. И нечего месить грязь по дороге почти что новыми сапогами. Хорошо бы накопить немного деньжат, да переждать холодное время. Лучше всего перезимовать в снятой комнатке у какой-нибудь опрятной старушки. В городе, конечно. Там и сплетни не так разлетаются, да и к каждому новому лицу не так присматриваются. А пристального внимания следовало избегать для собственной безопасности. Не то оговорили бы похлеще, чем того старичка-некроманта.

Кетту происходил из древнего рода лисиц-оборотней. Но большинству людей была глубоко безразлична его родословная, что весьма и весьма его устраивало. И он старательно прятал память о своих предках в самом дальнем уголке мозга. На то было две причины.

Вторая заключалась в том, что того и гляди на него – профессионального ночного охотника, иной сорвиголова сыщется. Конкуренция и так большая. А уж чтобы официально устранить соперника по работе, да ещё и за деньги…

Тут и не один ловчий вызовется! Тело же легко разойдётся на амулеты и обереги.

А вот первая причина Кетту являлась глубоко личной. Никак ему не улыбалось жениться на истеричной кузине для продолжения своего древнего рода. Кто только такие обычаи выдумал, чтоб ему страдать так?

– Да соглашайтесь! – перебил староста злополучной деревеньки грустные мысли оборотня о терпеливо дожидающейся его пассии да знаком приказал хозяину таверны наполнить кружки тёмным пенным пивом по новой. Видимо, надеялся, что либо угощение приведёт охотника в хорошее расположение духа, либо градус сможет сыграть свою коварную роль в уговорах.

– Хорошо, – твёрдо произнёс оборотень и отхлебнул из кружки. Напиток и взаправду был хорош. Достойная крепость, благородная горечь. Давненько таким баловаться не приходилось. Тем более, задарма.

– Вот так бы сразу, господин охотник, – прямо-таки расцвёл староста, после чего встал и на всю таверну провозгласил тост. – За нашего избавителя от супостата ночного!

Местные мужички кислым взором окинули своего старосту. Не внушал им доверия вид худосочного Кетту. Если бы не профессиональная метка на ладони, говорящая о том, что тот давно не новичок в своём деле, давно бы подняли на смех намерение помочь. Более того, от «супостата ночного» избавиться селянам хотелось ещё как, но сумма, которая стала предложена охотнику, шла из их карманов. Каждый двор вкладывался. Деревня же, хоть и большая, но далеко не самая богатая. Любой крошечный кругляш добывался тяжёлой работой. А потому мужички мрачно приподняли кружки, невольно давая Кетту понять, что после оплаты задерживаться здесь не самая лучшая идея.

***

Решив, что составлять компанию ударившемуся в хмель старосте не стоит, Кетту по-тихому вышел из таверны на разведку. Отправился он налегке. Небольшой рюкзак с нехитрым имуществом да сундучок, в котором скрывались склянки с зельями и несколько ритуальных предметов, так и остались в миниатюрной комнатке на втором этаже. Всё равно этой ночью охота не начнётся. Сначала нужно узнать зверя, его повадки.

Однако, прежде чем приступить к делу, Кетту посмотрел по сторонам и подошёл к стройному дереву справить нужду. Общественный домик, притаившийся чуть поодаль во дворе таверны, не прельщал ароматом своих нечистот. Здесь же было довольно свежо, несмотря на отсутствие ветра. И почти тихо. Вечер вступал в свои права. Хорошо так.

– Вы как-то на других совсем не похожи, – вдруг откуда ни возьмись нагловато заявил хрипловатый детский голосок, разом лишая обстановку должного блаженства.

Инстинкты заставили оборотня резко обернуться. При этом Кетту машинально принял стойку, хотя одна рука продолжила удерживать завязки брюк. Но он быстро расслабился. Произошла всего-навсего нелепая оказия. У грязного мальчишки-конюха оказались хорошие задатки для профессии ночного охотника. Мало того, что столь тихо подкрался, так ещё под грязными обносками, пропитавшимися вонью навоза, было тело, не издающее запах. Уж теперь это обстоятельство не ускользнуло от чуткого носа оборотня. Так что можно мысленно отругать себя за невнимательность, но профессиональная гордость от этого самобичевания не ослабнет.

– А кто они? Другие эти?

– Да. Так… До вас на блудника тоже охотились.

Мальчишка, потеряв интерес, собрался уходить, но Кетту хватило времени оценить его по достоинству. Вряд ли этот крепыш был сыном хозяина таверны. Скорее дальний родственник или подкидыш, ставший ныне служкой. Таким как он в деревнях предстояло делать самую грязную работу за хлеб и подобие постели всю свою жизнь. И от понимания, что такой талант вот пропадает, внутри охотника нечто сразу возмутилось. Уж очень несправедливо мироздание. Однако недовольство миром быстро угасло. Уж как ни крути, а не с руки Кетту огранять этот самородок. Сам оборотень и станет первой жертвой своего ученика.

– Ты уж последи за моей лошадкой получше, – мягко попросил охотник и щедро кинул маленькому конюху свою последнюю монетку. Ребёнок умело поймал медяк на лету и улыбнулся щербатой улыбкой.

– Спасибо вам. Я постараюсь.

– Погоди уходить. Чего ты там про блудника говорил? Кто это?

– Да это я его так называю. Нежить энту, – пояснил мальчик.

– И кто до меня на него ходил?

– Двое их было. Первый аж сам младший сын Старого Волка.

– Хм. Это кто будет? – не понял Кетту.

– Князь наш. Так вот прозвали его. А почему не ведаю, – мальчишка равнодушно пожал плечами, но говорить продолжил с восхищёнными глазами. – В доспехах блестящих приехал и на коне белом. Боевом. Меч с камнями длинный на поясе. Девки все засмотрелись, так он ехал красиво. На всю деревню брянцал латами… Только по ним то и поняли кого нашли утром. Раздавило его словно в лепёшку. Несъедобным, наверное, показался.

– А второй кто?

– Второй то ночной охотник был, как и вы. Две ночи блудника караулил, а на третье утро нашли скелет посреди деревни. Это как раз седмицу назад и было. Жаль его. Монетку мне тоже дал, хотя я его изначала испугался очень. Такой здоровый был, – ребёнок смешно развёл руки, пытаясь показать необъятный размер, и надул щёки.

– Не, человек таким огромным быть не может, – уверенно сказал Кетту, отсмеявшись.

– Может! – уверенно заявил парнишка и умудренным голосом добавил. – Не берёт, значит, блудника сила. Как есть – не берёт! Мозгой его брать надо.

После этих слов мальчик горделиво посмотрел на охотника, желая увидеть, как тот восхитится проницательностью обычного конюха. Но Кетту эти слова не оценил. Он свою охоту именно хитростью и вёл, предпочитая не подставлять под когти да зубы собственное тело. Вот чем для вампира стрела с осиновым наконечником хуже кола будет? И ведь куда как легче жечь оживших мертвецов, когда те попадают в глубокую яму, гонясь за приманкой. Отчего прочие охотники, сплошь и рядом использующие традиционные членовредительские методы охоты, иногда доживают до глубокой старости, было для оборотня невероятной загадкой.

– Буду знать, – всего-то и сказал в ответ Кетту и пошёл по пыльной, каменистой дорожке, желая переговорить ещё с кем-нибудь из жителей. О потраченной монетке он ни капельки не жалел. И то, что теперь на завтрак не хватит денег, его ни единого мгновения не волновало. Раз на местности бушует непонятная нежить, то исчезновение какой-нибудь упитанной курочки точно на голодного оборотня не спишут.

К сожалению, узнать подробности, позволившие бы точнее классифицировать блудника, после обхода деревни не появились. Можно было подумать даже, что это напущенный в отместку за что-либо морок. Но остающиеся кости. Тем более в доспехах. Всё это не укладывалось в голове оборотня. Следовало посмотреть на таинственную нежить самому. Единственное, в чём Кетту был теперь уверен, так это в том, что свою роль здесь сыграли колдуны-старички, ибо по словам местных кумушек выходило, что незадолго до появления блудника, примкнувшая к деревне старушка ходила по дворам, прося «хоть малую горсточку муки» на хлеб. Отказать в такой малости мало кто решился. Тем более что лето предвещало великолепный урожай.

«Не обеднею. Да и грех на душу отказом не возьму», – думала хозяйка очередного двора, остывая от первичного раздражения, вызванного тихой просьбой седовласой худощавой попрошайки.

Теперь женщины вот дрожали, боясь, что на их семью наложено какое жуткое проклятье. На шеях многих висели самодельные амулеты.

Между тем уже хорошо стемнело. Улицы как-то резко опустели, вокруг защёлкали ставни окон. Изредка только какой-либо рачительный хозяин ещё выбегал проверить, насколько хорошо заперт хлев. Даже собаки, и те поспешили скрыться в своих будках. Одинокая кошка сверкнула зелёными глазами на Кетту, испуганно фыркнула, вздыбив шерсть на хребте, и поспешила дальше по своим неведомым кошачьим делам. Оборотень проводил её тяжёлым взглядом. Обычно, животные относились к нему благосклонно, безошибочно чувствуя вожака. Но всегда, и во всём находятся свои исключения. И почему-то эта мысль, как и всегда, оставила некий неприятный осадок на сердце. Кетту даже остановился и почесал лоб, словно у него внезапно разболелась голова. А затем понял, что не хочет идти в дом некромантов. В конце концов, по словам мужичков, решивших всё же учинить расправу, маги успели незаметно улизнуть. Причём, по всей видимости, на той же телеге и со своим же скарбом, ибо в доме оказалось совсем пусто. И не один день он уж пустует. Так чего туда наведываться? Заброшенное жилище можно и в другой раз осмотреть. Да и то для очистки совести.

– Если не дом, то что теперь? – подумал вслух Кетту, наслаждаясь собственным одиночеством, и внимательно осмотрелся в поисках высокого местечка, с которого стало бы удобно наблюдать за блудником.

Деревня хоть и радовала размером (почти на полсотни дворов), но своей часовенки не имела. Прежняя сгорела во время грозы вместе со служителем, а восстанавливать до прихода нового священника никому не хотелось. Своих дел насущных хватало. Помимо общинных полей, у каждого и свои огороды. И землю крестьяне использовали с толком. Обычных деревьев во дворах оказалось крайне мало – сплошь и рядом низенькие яблони, груши да сливы. Дома же, почти все маленькие да одноэтажные, тесно прижимались друг к другу. Массивная таверна на их фоне выглядела чуть ли не замком.

Увиденное расстраивало. Кетту хотелось отдохнуть с дороги. Он рассчитывал посмотреть на нежить с безопасного расстояния, да после пробраться в снятую комнату, чтобы поспать оставшееся до утра время. А тут такие препятствия. Хоть самому башню какую возводи, чтобы округу просматривать! Да и кроме того, не каждую ночь блудник забирается в деревню. В окрестных полях да в лесу тоже стали частенько находить белые скелеты мелких и не очень зверушек. И все без следов от клыков хищников.

Охотник с грустью дошёл до последнего двора, за которым начиналось обширное пастбище. Чуть поодаль, справа, колосилась рожь. И, немного подумав, Кетту неторопливо двинулся вперёд, с удовольствием вдыхая неподвижный чистый ночной воздух. Ветра так и не было. Это притупляло обоняние, но то не особо пока беспокоило. Летняя жара ушла, оставляя приятную нежную прохладу. Оборотень посмотрел на едва выглядывающую из-за горизонта полную жёлтую луну. Через несколько ночей она наполнится таинственной силой, и его тело непреодолимо изменится. Не по собственному желанию. Но подобное лишь углубляло ощущения. Снова свободным призраком предстояло Кетту пробежать под бескрайним ночным небом… Охотник встряхнул головой, смывая чарующее наваждение. Одновременно пришла и ужасная усталость. А затем ноздри защекотал запах вкусной выпечки. Несмотря на то, что желудок был полон, в животе заурчало.

– Нет, не буду я сегодня дозор устраивать, – раздражённо произнёс вслух оборотень и решительно повернулся в сторону таверны, желая всё-таки выспаться и, при возможности, выпросить у Милки какой-нибудь пирожок. Это импульсивное движение и спасло ему жизнь.

***

Кетту был молод. Но по меркам самих оборотней. Узнай люди его настоящий возраст, то сказали бы, что он уже должен быть седовласым сгорбленным стариком, не встающим с постели даже для справления естественной нужды. И если по совести, то и вовсе пора ему лежать в могиле, достойно оставив всё своё имущество благодарным потомкам, упорно нежелающим видеть, как быстро летит время. Ведь однажды настанет и их печальный черёд… Так что, Кетту был молод, но видел и знал многое. За прожитые годы, проведённые большей частью будучи охотником за различной нечистью да нежитью, Кетту сталкивался со многими странными вещами. И немало повидал на своём веку он жутких существ. Но то, что предстало перед его взором ныне, явно было из ряда вон выходящим явлением. Даже для такого как он.

В нескольких метрах от него застыл огромный сгусток. Иначе эту белёсую, схожую с гноем массу, Кетту назвать просто не мог. По форме это нечто, как и говорил староста, напоминало шар ростом с невысокого человека, но идеальной геометрической фигурой не являлось. Всю поверхность покрывали крохотные, словно дождевые червяки, наросты. Они непрерывно шевелились, вызывая неподдельное отвращение и смазывая контуры блудника. У существа не было ни глаз, ни рта. Оно представляло собой просто мерзкий, извивающийся комок. Как с этим бороться, охотник не представлял. Стрела или меч увязли бы в упругой и желеобразной массе, не добравшись до центра. А именно там, скорее всего, и затаилась слабая точка. Возможно, как и для любой нежити, опасен для твари был бы солнечный свет. Но, несмотря на вероятное участие некромантов и то, что никто ещё не видел блудника днём, сказать, что это именно нежить, а не нечисть, Кетту не мог. Вероятно, ещё мог бы помочь огонь.

Но все предположения следовало проверять опытным путём. А, значит, если первая попытка выйдет неудачной, существо только обозлится. В том, что это не морок, наёмник отныне был полностью уверен. Иллюзии не имели запаха. А блудник…

Кетту в растерянности снова осторожно втянул в себя воздух. Как ни странно, но ароматной выпечкой пахло именно это гадкое существо.

Тем временем блудник пришёл в движение. Он вытянул нижние наросты своего тела и словно перетёк на новое место, одновременно готовя новое щупальце для дальнейшего передвижения. Процесс происходил быстро и столь плавно, что слух улавливал лишь лёгкий шелест травы. Словно ветер коснулся тонких стеблей. Неудивительно, что приближения блудника никто не слышал. Но ночной охотник не долго восторгался своими выводами. Он ловко отпрыгнул в сторону, убираясь с пути этого существа, и приготовился к атаке. Однако шар не стал нагонять оборотня, а покатился дальше в прежнем направлении. Заворожённо Кетту смотрел, как он добрался до забора. Там блудник ненадолго застыл, по всей видимости, ощупывая препятствие. Но, скорее всего, плетёная преграда не показалась ему крепкой, ибо новый нарост возник чуть выше, чем ранее. А затем шар всей своей, словно внезапно затвердевшей, массой рухнул вниз. Дерево с треском прогнулось и частично поломалось. Пустолайка, до этого не высовавшая из уютной конуры сладко сопящего носа, неожиданно решила отработать свой хлеб и с рыком бросилась на нарушителя спокойствия. Последние мгновения её жизни Кетту не пожелал бы и заклятому врагу.

Острые глаза оборотня уловили, что стоило собаке соприкоснуться с одним из червеобразных щупалец, как остальные, ближайшие к ней, резко удлинились, захватывая и запихивая внутрь шара живое создание. При этом плоть храброго сторожа словно плавилась, превращаясь в слизь. Эту массу прочие наросты старательно размазывали по поверхности запульсировавшего блудника. И когда от тела собаки ничего не осталось, странное хищное нечто снова покатилось вперёд. Щупальца его дотронулись до стены дома, но, на этот раз, решив, что преграда непреодолима, блудник выбрал иное направление. А на земле возле конуры остались только белые собачьи кости.