Нефритовый кубок

– Ой-ей… – выдохнул Шетаси, ошеломленно созерцая творившееся внизу безобразие. Длилось оно не более десяти ударов сердца и закончилось столь же внезапно, как началось. Кавалькада помчалась дальше: наверстывать драгоценные потерянные мгновения и догонять неожиданно захватившего почетный титул предводителя скачки Упрямца. О происшествии свидетельствовали только потерянно бродившие лошади без седоков, среди которых выделялся светло-рыжий жеребец. Сначала он, заметно припадая на правую сторону, бросился вслед за остальными, но опомнился, вернулся обратно и затоптался подле неподвижной фигуры, лежавшей посреди беговых дорожек.

На трибунах встревожено зашумели. Второй упавший наездник с трудом поднялся, захромал к сотоварищу, присел рядом и спустя несколько мгновений отчетливо прокричал зрителям: «Эй, кто-нибудь! Пошлите к судейским за лекарем! Да шевелитесь, демон вас раздери! Тархалла затоптали!»

От Большой трибуны вдоль бровки поля уже бежал с десяток человек в форме служителей Ристалища. Следом, подпрыгивая, катила запряженная малорослым коньком одноколка с ярко-зеленым кожаным пологом – к месту происшествия спешил не то лекарь Конного Поля, не то сам владелец ристалища.

– Плакали мои империалы горькими слезами, – со вздохом искреннего сожаления пробормотал уль-Айяз. – Отчего бы этой распроклятой кляче не грохнуться в другой день? Почему именно сегодня?

– Добро бы он шлепнулся на препятствии или поскользнулся в яме, – раздумчиво проговорил Тавилау-младший, забравшийся на скамейку, дабы получше рассмотреть сумятицу на дорожках. – В конце концов, никто не может всегда оставаться победителем. Даже лучшие из лошадей иногда падают, – он спрыгнул вниз и добавил: – Жаль Тархалла. Если не разбился насмерть, то вновь мы увидим его не раньше, чем через полгода. Феникс, говорят, не признает других наездников… Что на него нашло? Отлично бежал и споткнулся на ровном месте.

Издалека донеслись жидкие хлопки – Летящая Стрела, обогнав уже поверившего в победу Упрямца, завершил скачку. Вид у коня и всадника был одинаково обескураженный: на первое место они наверняка не рассчитывали, заранее соглашаясь на третье или четвертое, и теперь совершенно не представляли, как себя вести и как быть.

– М-да, случается, – глубокомысленно кивнул Шетаси и огляделся, ища поднадзорного. Тот с досадой разорвал на мелкие клочки и выбросил маленькие пергаментные листочки, на которых записывалась величина принятой ставки, и поднялся, намереваясь уходить. Девицы с двух сторон нашептывали ему что-то утешающее, уговаривая не расстраиваться из-за потери денег.

– Сколько хожу на скачки, такое вижу впервые, – рассуждал сам с собой молодой представитель семейства Тавилау. – Толкнули Феникса, что ли? Зато как повезло тем, кто ставил на Стрелу! Из какого расчета на него принимались ставки, почтеннейшие? Один к пяти? Это получается… – он закатил глаза и быстро зашевелил губами, высчитывая, – по пяти полновесных империалов за один жалкий талер?..

Шетаси пробурчал в ответ нечто яростно-неразборчивое и дернул за рукав странно затихшего подопечного, неотрывно глядевшего вниз, на Поле.

Поступок, который совершил в следующий миг начинающий человекоохранитель, поразил его самого. Цепким движением выхватив из пояса Наставника латунную бляху с драконом Немедии, он загрохотал по лестнице, прыгая через три ступеньки и расталкивая пробиравшихся к выходу зрителей. Сиганув через ограждающий дорожки высокий деревянный барьер, Конан врезался в собравшуюся у места падения наездника изрядную толпу, и надсадно прокричал, размахивая блестящим знаком:

– Сыскная Когорта! Всем разойтись, ничего не трогать! Эй, ты! – он повернулся к ближайшему служителю: – Ноги в руки и побежал за городской стражей, патруль торчит у Главного входа! Пусть оцепят это место и никого не подпускают! Ты – к владельцу Поля! Известишь его о том, что случилось! Где лекарь? Носилки какие-нибудь есть? Нет? Тогда грузите в повозку! Он еще жив?

Почтеннейший уль-Айяз, наблюдая за бурной деятельностью подопечного, только растерянно крякнул. Подросток-варвар вел себя настолько самоуверенно, что никто не усомнился в его праве отдавать приказы. Кольцо зевак постепенно разомкнулось и начало рассеиваться, особенно когда появились стражники и принялись подталкивать замешкавшихся древками копий. Бедолагу Тархалла, напоминавшего наполненный осколками костей мешок в виде человеческого тела, с величайшей осторожностью взгромоздили на сидение повозки и медленным шагом повезли к видневшимся на другой стороне Поля белым зданиям служб. Кто-то попытался схватить Феникса за болтающуюся уздечку, за что был незамедлительно укушен и с воплем бросил ремень.

Хромающий саглави заковылял следом за печальной процессией, словно верный конь павшего в бою полководца.

* * *

Довольно странное общество собралось нынче в обширном внутреннем дворе дома, принадлежавшего достопочтенному Аддаху Рабилю, содержателю Конного Поля в шумном городе Шадизаре. Не считая самого месьора Рабиля, невысокого человека средних лет с желчным взглядом, смягчавшимся только когда речь заходила о конских статях, во дворе столпились: чрезмерно суетившийся представитель Судейской Коллегии с помощником, личный писец хозяина Поля, лекарь, несколько примчавшихся на шум из расположенных поблизости конюшен наездников и их подручных, не считая конюхов, тщетно пытавшихся угомонить метавшегося Огненного Феникса и отвести его в стойло, парочки приятелей Рабиля, завсегдатаев бегов, и двоих Стражей Сыскной Когорты – постарше и помладше. Предводительствовал, как ни странно, варварского обличья юнец. Его более пожилой спутник предпочитал держаться в уголке и только корчил скорбную физиономию, соответствующую моменту.

Еще одного присутствующего отныне не волновали никакие земные трудности. Наездник Тархалл скончался по дороге, не приходя в сознание, о чем во всеуслышание сообщил лекарь Конного Поля, накрывший труп вытертой попоной.

– Кто-нибудь видел, как он упал? – с плохо скрываемой яростью в голосе вопросил Аддах, обращаясь к стоящим вокруг людям.

Начавшуюся разноголосицу оборвал Конан, потребовавший, чтобы рассказывали по очереди и не прерывали говорящего.

Общее мнение гласило: саглави потерял равновесие без всяких видимых причин. Всадники утверждали, будто такого не может быть, их поддержали видевшие забег со стороны зрители. Те и другие хором твердили, что дело нечисто и обязательно нужно что-то предпринять.

По совету Шетаси киммериец, прихватив с собой парочку стражников, заранее осмотрел злосчастное препятствие, миновав которое, Феникс сбился с галопа. Преграда выглядела, как любая другая на Ристалище: высотой в три локтя, из тонких жердей, ошкуренных и выкрашенных в чередующиеся белые и красные полосы. Ничего подозрительного в ней не обнаружилось, также как и в расположенной дальше неглубокой яме, наполненной мутной водой, и на изрытом лошадиными копытами участке между ними…

Слушавший перепалку месьор Рабиль то и дело искоса бросал изучающий взгляд на человекоохранителей, обдумывая про себя нечто серьезное. Решив, внезапно махнул рукой, заставив всех умолкнуть и распорядившись:

– Друзья мои, полагаю, сейчас нам лучше разойтись. Я сам займусь этим тягостным делом. Гебали! – лекарь кивнул. – Позаботься о том, чтобы тело покойного наездника доставили в дом почтенного ит'Каранга. Кстати, он сам в городе?

– Нету его, – паническим полушепотом выговорил судейский. – Он в Карпашских горах, осматривает табуны и закупает новых лошадей. Обещал вернуться только к Осеннему Призу, а какой теперь Приз? Что ж делать-то, господин Рабиль? Сорвется скачка, помяните мое слово, непременно сорвется! Без Феникса…

– Значит, обойдемся без Феникса! – злобно рявкнул Аддах, и оторопевший чиновник отступил на пару шагов. – Кому-то придется наведаться в горы и разыскать Барча… – владелец Поля на краткий миг замешкался, наверняка представляя, как воспримет эту новость ит'Каранг, подобно большинству туранцев, отличавшийся крайне вспыльчивым характером. – Кто поедет? – он оглядел своих подчиненных. – Желающие есть? Нет? Имрет, тогда придется тебе. Уж не обессудь.

Принудительно назначенный доброволец из числа наездников состроил гримасу:

– Имей в виду, я делаю это только ради тебя и Тархалла. Если Барч в ярости ненароком меня прибьет, ты оплатишь похороны.

– Отправляйся как можно скорее, – сухо отрезал Аддах и поманил сыскных за собой, в жидкую тень под обегавшим двор навесом. Мимо провели наконец-то пойманного Феникса, и владелец Поля, глянув на золотистого коня, дернул углом рта:

– Лучший жеребец, который мне когда-либо попадался, но с таким скверным нравом – не приведи боги… Сочувствую ит'Карангу: сегодня он потерял и отличного наездника, и превосходную лошадь.

– Огонек больше не сможет выступать? – подал голос Шетаси. – Ноги у него вроде в порядке, шея не сломана. Он, конечно, поцарапанный и изрядно побитый, но…

– Просто я сомневаюсь, что Феникс согласится признать какого-либо другого всадника, кроме Тархалла, – коротко пояснил месьор Рабиль.

– И что с ним теперь станется? – поинтересовался Конан.

– Владелец решит. Может, поставит в конюшню и сделает папашей множества отборных жеребят. Или продаст втридорога, – Аддах отвернулся от выгуливаемого на растяжках саглави, никак не желавшего успокоиться и постоянно старавшегося цапнуть или лягнуть оказавшегося поблизости человека. – Поговорим о наших трудностях. Вы – люди из Сыскной Когорты Рекифеса, так? И всерьез собираетесь заняться причинами падения этого четвероного мерзавца?

– Почему «мерзавца»? – удивился киммериец. Ответа он не дождался – должно быть, у месьора Рабиля имелись свои, скрытые от посторонних ушей причины невзлюбить красавца Феникса. – Да, мы считаем, что этот случай чрезвычайно подозрителен. Разве нет?

– Что-то мне давно не попадались сыскные, горевшие желанием в чем-нибудь разобраться, – вполголоса пробормотал Аддах. – Должно быть, Рекифес отыскал-таки средство заставлять своих подчиненных работать… Ладно, чем я могу помочь, коли вы так решительно настроены, молодой человек? Можешь ходить по службам Поля и разговаривать, с кем пожелаешь, но добиваться честных ответов тебе уж придется самому. Ристалище – маленький тесный мирок, куда редко допускают посторонних. У нас тут все вращается вокруг да около лошадей. Если узнаете что-нибудь полезное, не забудьте поделиться. Кстати, если вам понадобятся какие-либо средства, обращайтесь прямо ко мне.

При упоминании о «средствах» Шетаси уль-Айяз внезапно оживился, рассыпавшись в многословных заверениях, что злоумышленника или злоумышленников вскорости непременно разыщут. Конан же, поразмыслив, спросил, не доходили ли до владельца Поля какие-нибудь слухи, касающиеся покойного Тархалла. Вдруг кто-нибудь ему угрожал или намекал на то, что хорошо бы в будущей скачке Феникс пришел не первым, а вторым или третьим?

– Вряд ли, – покачал головой Аддах. – Во-первых, все знали, что Тархалл подобными трюками не балуется, а во-вторых, боялись Барча. У туранца весьма незамысловатая и действенная манера расправляться с теми, кто задумывает сделать ему пакость… В общем, желаю успехов на поприще восстановления справедливости, а у меня сегодня своих забот полно.

После столь нелюбезного прощания владелец Конного Поля развернулся, чтобы уйти, но киммериец окликнул его:

– Почтеннейший, мы забираем лошадь.

– Что? – месьор Рабиль вмиг потерял всю свою невозмутимость. – Как забираете? Куда?

– На конюшню Сыскной Когорты, – объяснил Конан, – поскольку конь теперь будет этим… – молодой человекоохранитель едва не прикусил язык, лихорадочно вспоминая мудреное слово, и все-таки вспомнил: – вещественным доказательством.

– Доказательством чего? – ядовито осведомился Аддах. – Милейшие, вы уверены, что Феникс через пару дней не сдохнет от казенных харчей? У вас там кто-нибудь способен ходить за лошадьми? Учтите, если коню причинят хоть малейшее неудобство, Барч с вашей Когорты шкуру спустит. Вас не спасет даже грозный Рекифес. Оставьте Феникса в покое. Никуда он отсюда не денется.

– Положено, – упрямо стоял на своем варвар, и Рабиль, сдавшись или не желая спорить, устало махнул рукой:

– Демон с вами, уводите эту тварь. Только напишите расписку – мы, такие-то и такие-то, служащие Сыскной Когорты, такого-то дня… Своеручная роспись, печать – как положено. Мне, знаете ли, совсем не хочется ругаться с ит'Карангом по поводу его ненаглядного скакуна.

Для написания требуемой бумаги призвали писца с необходимыми принадлежностями. Шетаси уль-Айяз, сопя от усердия, приступил к созданию документа, а Конан решил поближе взглянуть на причину нынешней драмы.

Причина скосила на незнакомца выпуклый лиловый глаз, захрапела и сделала удивительно точный выпад передней ногой, промахнувшись всего на полпальца. Раздосадованный неудачей, жеребец возмущенно заржал и попытался вскинуться на задние ноги, чему помешали двое конюхов, изо всех сил вцепившихся в ремни растяжек. Блеснули новенькие шипастые подковы, и вовремя отскочивший киммериец с легким ужасом прикинул, как он и Шетаси поведут эдакого зверя почти через весь город к зданию Когорты. Кажется, он погорячился с «вещественным доказательством», но пути обратно отрезаны – вон почтеннейший Наставник уже прикладывает к листу пергамента окунутую в зеленый сургуч маленькую печатку с изображением дракончика.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вещественное доказательство

Считается, что жителей Шадизара ничем не удивить. Мол, в этом городе ежедневно случается столько из ряда вон выходящих событий!..

Однако маленькая процессия, двигавшаяся вдоль улицы Девро, без особого труда удостоилась внимания окружающих.

Процессия состояла из двух человек и одного чрезвычайно раздраженного коня туранской породы саглави. Золотисто-рыжий жеребец всячески пытался насолить взъерошенному подростку-варвару, чувствовавшему себя самым несчастным обитателем Заморы (а может, и всего Материка…), но упрямо тянувшему скакуна за собой. Некоторые из зевак, заметив на кожаной безрукавке молодого человека криво пришпиленную бляху Сыскной Когорты, ехидно интересовались, чем провинилось бедное животное. Кто-то громогласно осведомился, скоро ли состоится казнь четвероногого преступника и будет ли ей предшествовать показательное судилище.

Скорбно вздыхающий Шетаси уль-Айяз предпочел держаться от воспитанника и пребывающего в скверном расположении духа жеребца в разумном отдалении. Еще до выхода с Конного Поля он попытался отговорить подопечного от безумной затеи, но разве можно вести пристойную беседу, когда рядом фыркает и храпит разъяренный конь?

Воображение почтенного уль-Айяза разыгралось не на шутку, с готовностью рисуя в самых черных красках предстоящее объяснение с месьором Рекифесом. И с Барчем ит'Карангом, который через два-три дня прибудет в город, горя желанием узнать, куда накануне Осеннего Приза подевалась его лучшая лошадь. Все беды оттого, что мальчишка слишком далеко зашел в своем рвении! Скачки – самое непредсказуемое из игрищ. Даже безусловный победитель может перед самым концом забега споткнуться о крохотный камешек и полететь вверх тормашками. Единственный умный поступок, который совершил подопечный – заручился обещанием поддержки у Рабиля. Всенепременно нужно воспользоваться этой поддержкой, причем желательно, чтобы она выражалась в круглой сумме золотых либо серебряных монет…

За печальными размышлениями уль-Айяз не заметил, как они преодолели длинную и шумную Девро, миновали незримую границу между издавна соперничающими кварталами Скена и Ночная Пустошь, свернули налево и вышли к казармам Сыскной Когорты. У ворот маялся скучающий стражник. Завидев приближающихся человекоохранителей, он поперхнулся неоконченным зевком и осведомился:

– Это что?

– Конь, – раздраженно буркнул Конан. Огненный Феникс высокомерно обозрел растерянного караульного, растрескавшиеся створки и видневшийся за ними мощеный двор, поразмыслил и решил, что входить ему не хочется. В подтверждение замысла саглави попятился, стараясь выдернуть из рук варвара удила.

– А зачем вы его сюда привели? – ошеломленно заикнулся стражник.

– Побудет живой уликой, – объяснил уль-Айяз и вполголоса поинтересовался: – Рекифес здесь?

– Куда он денется… – горестно вздохнул караульный и обеспокоено воззрился на занимавшихся перетягиванием кожаного ремешка подростка и рыжего коня. – Куда вы его собираетесь поставить?

– В конюшню, само собой, – удивился вопросу почтенный Шетаси.

– Там крыша протекает, – с готовностью доложил страж порядка. – И дверь сломана.

– Но каких-то лошадей там держат? – пропыхтел Конан, коему наконец удалось втащить упрямого жеребца за ворота.

– Водовозную клячу и двух старых меринов для курьеров, – пожал плечами караульный. Оглянулся и быстрым шепотом добавил: – Между прочим, сюда идет Рекифес.

Шетаси мысленно пожелал оказаться как можно дальше от Казарм и от Шадизара. Скажем, на Полуденном Побережье. И чтобы поблизости не шлялись никакие молодые и целеустремленные варвары, а также породистые скакуны с мерзким характером и разъяренные начальники, способные под горячую руку испортить жизнь кротким, ни в чем не повинным подчиненным.

Месьор Рекифес, впрочем, разъяренным не выглядел. Скорее, чрезвычайно удивленным. Он внимательно оглядел храпящего коня, съежившегося уль-Айяза и растерявшего изрядную часть своей самоуверенности новичка, после чего спокойно поинтересовался:

– Если мне не изменяет зрение, это прославленный Огненный Феникс?

– Он самый, – хором подтвердили Шетаси и Конан. Саглави, услышав свою кличку, поставил уши топориками и подозрительно скосился на Верховного Дознавателя, – вероятно, задумывал новую каверзу.

– Разве ему не положено сейчас быть на Конном Поле? И почему он такой… грязный и потрепанный? Его владелец знает, где находится лошадь?

Повисло нехорошее молчание. Поскольку мальчишкой явно овладел приступ немоты, Шетаси решился заговорить первым.

– Он упал, – решительно начал почтенный старший письмоводитель. – Ни с того, ни с сего. Об него споткнулись остальные скакуны и получилась изрядная свалка, едва не погубившая финальный заезд. Пока лошади топтались на месте и лягали друг друга, кто-то из них от души прогулялся по ребрам Тархалла, наездника Феникса. Тот, само собой, помер. Конан решил, что здесь дело нечисто. Месьор Аддах, владелец Ристалища, с ним согласился. А Барча, хозяина Феникса, в городе нету. Он на пастбищах в Карпашских горах. Поэтому мы привели коня сюда. Вот.

Выговорив, Шетаси почувствовал облегчение и заранее смирился с тем, что рассвирепевший Рекифес сейчас отругает их обоих, прикажет немедля доставить жеребца в особняк ит'Каранга и передать нижайшие извинения за самоуправство, а затем распорядится выгнать некоего уль-Айяза вкупе с бесталанным подопечным из рядов Сыскной Когорты. Ну и пусть. Сколько можно бегать за жуликами и рыться в пыльных бумагах?

Дознаватель молча обошел вокруг настороженно следившего за ним коня, скорчил недовольную гримасу и внезапно кивнул:

– Ладно. Ведите его на конюшню и постарайтесь выбрать стойло почище. Не представляю, чем вы станете его кормить…

– Сеном, как всех лошадей, – заикнулся Конан, за что удостоился недоверчивого хмыканья Рекифеса.

– Обошлось, – с невероятным облегчением вздохнул Шетаси, глядя вслед немедийцу, торопливо поднимавшемуся по ступенькам Сыскной Управы. Убедившись, что грозный дознаватель скрылся за дверью, уль-Айяз обернулся к подопечному, ехидно вопросив: – Сынок, что ты теперь собираешься делать?

– Э-э… – не нашелся с ответом начинающий страж закона. – Для начала посмотрим, куда бы пристроить коня.

– Валяй, – охотно согласился Шетаси. – Я к этой зверюге даже под угрозой смерти подходить не стану.

Караульный на воротах ничего не преувеличил: конюшня Сыскной Когорты и в самом деле пребывала в прескверном состоянии. На ее ремонт вечно не хватало денег, и оттого меж потолочных балок кое-где красноречиво просвечивали голубые кусочки неба, большая часть стойл пустовала, а трое обитателей выглядели весьма запущенными и недовольными жизнью.

Бросив на новое место жительства один-единственный взгляд, Феникс сразу составил о нем крайне невыгодное мнение и пнул ближайшую копну подгнившего сена. Та с шорохом развалилась, наполнив темноватое пустынное помещение запахом преющей травы и мышиных гнезд. Шетаси оглушительно чихнул и с сомнением огляделся по сторонам.

– Пожалуй, вон то подойдет, – высказался он, указывая на клетушку слева от центрального прохода. – Коли ты ее почистишь и приведешь в порядок, и если боги проявят толику благосклонности, то сия драгоценнейшая скотинка сумеет протянуть на наших хлебах денька три-четыре, прежде чем откинет копыта. Надеюсь, к тому времени вернется Барч и заберет ее домой. Послушай, ну зачем тебе понадобилось тащить с собой несчастное животное? И не тверди мне о доказательствах! Что ты собираешься доказывать с помощью бессловесной твари? Думаешь, она укажет тебе на преступника? Или расскажет, по какой причине у нее вдруг подогнулись ноги посреди скачки? Кстати, имей в виду – едва по городу пройдет слух, что Огненного Феникса содержат в конюшне, где приличного засова-то нет, сюда сбегутся все наши конокрады.

– Я понимаю, – откликнулся чрезвычайно хмурый подопечный, пытаясь открыть хлипкую дверцу стойла. Та жалобно хрустнула и сорвалась с петель. Уль-Айяз фыркнул, привязанный к столбу жеребец презрительно заржал.

– Раз понимаешь, то почини дверь и заодно выдумай способ помешать желающим свести коня, – посоветовал достопочтенный старший письмоводитель. – Это тебе вполне по силам. И, поскольку ты втянул меня в эту неразбериху, пожалуй, я решил, что стоит предпринять для начала.

– Что же? – Конан мгновенно забыл о необходимости наводить порядок в стойле, а заодно и об осторожности, встав всего в паре шагов от Феникса, да еще непредусмотрительно повернувшись к нему спиной. Коварный саглави не преминул воспользоваться удачным моментом и, развернувшись, от души толкнул мальчишку-варвара головой. Тот едва устоял на ногах, вцепившись в край подвернувшейся под руку старой кормушки.

– Первое правило любого расследования – ищи, кому выгодно, – с пафосом провозгласил Шетаси, делая вид, что не заметил досадной промашки ученика и откровенно злорадного выражения на длинной, узкой морде жеребца. – Стало быть, нужно выяснить, какие настроения нынче царят на Конном Поле и о чем сплетничает тамошний народ в преддверии Осеннего Приза. Грядущий розыгрыш Нефритового Кубка, сынок – это не шутка. До сегодняшнего полудня любой знаток бегов с уверенностью заявлял: Кубок обеспечен Тархаллу и Фениксу. Теперь – не знаю, не знаю… – он раздумчиво покачал головой и деловито закончил: – Кроме того, все может обстоять гораздо проще. Кто-то решил учинить гадость лично Тархаллу. Врагов и недоброжелателей у него хватало. В общем, я отправляюсь навестить места, где собираются люди, близкие к Ристалищу. Там, должно быть, гул стоит, как в пчелином улье. Верни-ка мой значок, а завтра утром встретимся и поглядим, какую рыбку мне удастся выловить в этой взбаламученной воде.

Подопечный открыл было рот, чтобы возмутиться или задать вопрос, но передумал. С видом покорности судьбе пожал плечами и вручил Шетаси позаимствованную латунную бляху человекоохранителя.

* * *

К вечеру предназначенное для Феникса помещение обрело относительно приличный вид, но возникла пара новых трудностей. Как предсказывали Аддах, Рекифес и многоумный Шетаси уль-Айяз, конь наотрез отказался есть предложенное ему сено, хотя Конан позаимствовал у казенных лошадей их лучшую пищу. Жеребец опрокинул кормушку, расплескал предложенное ведро с водой и теперь безостановочно кружил по стойлу, издавая режущие ухо взвизги, более подходящие свинье. Способов угомонить проклятое животное киммериец не знал.

Затем на многострадальную голову начинающего Стража Когорты обрушилось следующее бедствие. В конюшню заглянул посыльный от Рекифеса. Сочувственно поцокал языком, глянув на беснующегося саглави, и вручил Конану послание от дознавателя.

В прошнурованном пакете обнаружились блестящий значок с дракончиком и десяток пергаментных листов, кое-где заполненных уставным чиновничьим почерком.

– Напишешь доклад о том, что произошло на Ристалище, и завтра с утра подашь Рекифесу, – кратко и безжалостно пояснил вестник. – Да, еще велено передать, чтобы за конем смотрели в оба глаза. Чего он крутится, словно гусь на вертеле?

– Злится, – ответил Конан и растерянно уставился на пергаментные листы, соображая, как одолеть эту неприятность. Дождаться возвращения уль-Айяза и попросить его выручить бестолкового ученика, способного с горем пополам объясняться на местных наречиях, но совершенно не владеющего грамотой? Или улучить момент и сбегать домой, на постоялый двор «Хромая лошадь», обратиться к Ши или Диери? Они, конечно, умеют читать и писать, однако киммериец опасался, что у Ши Шелама вполне достанет предприимчивости и чувства юмора, дабы состряпать такой, с позволения сказать, «доклад», после коего некий Конан Канах птичкой вылетит за двери казарм Когорты.