Нефритовый кубок

– …да никогда в жизни!

С последними словами хозяин проворно нырнул за стойку, откуда появился уже с маленьким кожаным мешочком, стремительно перекочевавшим за широкий пояс почтеннейшего Шетаси, составив компанию кошельку Бирмита Крысы.

– Смотри у меня, – пригрозил на прощание уль-Айяз, однако от предложенного кувшина белого шемского не отказался, и даже проявил щедрость, разделив сей кувшин с младшим подопечным.

– Вот народишко пошел, – огорченно сетовал месьор Шетаси, направляясь в сторону улиц торгового квартала Сахиль. – Никакой честности в людях не осталось! Нет, чтобы расплатиться и жить спокойно, так всякий норовит увильнуть да припрятать, себе оставить побольше, а законной власти – поменьше!

«Законная власть, надо полагать – господин Шетаси собственной персоной», – рассудил Конан, но вслух говорить ничего не стал. Он уже запомнил простое и действенное местное правило: иногда стоит держать язык за зубами.

Вместо этого киммериец спросил:

– Теперь куда?

– В «Золотой павлин», – пропыхтел уль-Айяз, вытирая с лысины обильные капли пота и раздраженно поглядывая на ослепительный солнечный диск. – Тамошний владелец обзавелся дурными привычками. Во-первых, водит дружбу с перекупщиками желтого лотоса, чего я во вверенном мне квартале потерпеть никак не могу. Во-вторых, обирает девчонок, которые живут при таверне, и какую-то, по слухам, даже поколотил. Хорошо ли это – обижать бедных девушек?

Конан согласился, что весьма нехорошо. В «Павлине», таверне поблизости от площади Скачущих Коней, ему доводилось бывать, и он знал, что там подрабатывает танцовщицей Элата, одна из десятка подружек Ши Шелама. Правда, из-за некоторых обстоятельств Ши с ней недавно поссорился, и теперь вовсю ухлестывал за Юнрой, дочкой богатого торговца древностями Аземы Тавилау. Самому киммерийцу Юнра казалась чрезмерно рассудительной для женщины и страшненькой с лица. Непонятно, что в ней нашел Ши. Может, желает добраться до сундуков ее папаши? Зряшные надежды – кладовые семейства Тавилау отнюдь не стоят нараспашку в ожидании проходимцев навроде Ши.

Владелец «Павлина» при виде достопочтенного Шетаси и маячившего у него за плечом хмурого верзилы сразу поскучнел, юркнул в заднюю комнату и вынес оттуда ставший уже привычным туго набитый кошелек свиной кожи. Подношение уль-Айяз с негодованием отверг, и полюбопытствовал, каковы последние новости из Турана. Хозяин скривился, как от зубной боли.

Далее разговор велся полушепотом, завершившись вытянутым из тавернщика признанием в том, что встреча посредника и покупателей дурманного товара состоится через два дня, в таверне «На любой вкус», после заката. Шетаси одобрительно похлопал собеседника по плечу, наказал впредь не бить шлюх, приносящих заведению немалый доход, и не отнимать у них больше положенного.

Кошелек уль-Айяз все же запасливо прихватил.

– Вот и нашлось занятие для его милости Рекифеса, – с удовлетворением заявил уважаемый письмоводитель, покинув «Золотой павлин». – Всякие там засады, облавы и прочие шумные развлечения. Ему это чрезвычайно по душе. Только запомни, сынок – настоящие, большие дела творятся тихо. Чтоб никто, ни одна зараза болтливая не пронюхала. Усвоил?

На следующем постоялом дворе картина повторилась до мелочей, да вдобавок стражей закона бесплатно угостили недурным обедом. «За счет заведения», льстиво пропела хозяйка, заодно шепнувшая месьору Шетаси о подозрительных сборищах в доме по соседству и предположившая, что туда наведываются любители потискать малолеток… Рассказывая, она делала круглые глаза и всячески изображала готовность помогать доблестным человекоохранителям.

– Р-разберемся, – посулил уль-Айяз, и, когда хозяйка отошла, буркнул: – Вот они куда перебрались, после того как нынешней зимой разогнали притон на Бронзовой улице… Ну-ну, запомним.

Чем дальше, тем больше Конан убеждался, что Шетаси уль-Айязу известно о Шадизаре все или почти все. Кто кому сколько задолжал, кто чем промышляет и с какой девицей нынче живет, кому улыбнулось переменчивое счастье, а кто сидит на мели. Уль-Айязу не требовалось ни угрожать, ни применять силу – ему тут же рассказывали необходимое, и, как заметил киммериец, с явным злорадным удовольствием, пытаясь насолить собрату по ремеслу или удачливому конкуренту.

Единственная досадная заминка случилась под вечер, в таверне «Кувшин и кружка», чей владелец клятвенно обещал вернуть долг завтра. В крайнем случае, через два дня. Посетителей совсем нет, дряхлая бабушка, как назло, занемогла… Знаете, сколько нынче лекари дерут за свои снадобья и свое время?

Шетаси сочувственно кивал, поглаживал редеющие усы и в конце концов обернулся к маявшемуся от скуки подопечному.

– Сынок, пойди-ка сюда, – окликнул он Конана и указал на невольно попятившегося содержателя «Кувшина». – Видишь это неудачливое создание природы? Возьми его и выведи наружу. Можешь делать с ним, что угодно, только чтобы через четверть колокола двадцать талеров серебром лежали на этом столе. Приступай, да гляди, не посрами чести Сыскной Когорты.

Хозяин открыл рот, но возразить не успел – его сгребли за шиворот и непреклонно повлекли к выходу. Грохнула о косяк закрывшаяся дверь. Почтеннейший Шетаси с ухмылкой налил себе дорогого «Аромата Пуантена», обнаруженного в закутке под стойкой, и приступил к неторопливому смакованию. Немногочисленные гости таверны встревоженно переглянулись, кто-то предпочел украдкой выскользнуть на улицу.

Минуло не четверть колокола, а едва ли двести или триста ударов сердца. Уль-Айяз едва успел опустошить кружку, когда на пороге объявился молодой варвар, весьма довольный собой.

– Деньги спрятаны в бочонке на складе для вина, – бодро доложил он. – Принести?

– Само собой, – хмыкнул Шетаси и на всякий случай осведомился: – Как поживает наш досточтимый хозяин?

– В колодце плавает, – безмятежно ответил киммериец.

– По кускам? – слегка обеспокоился уль-Айяз.

– Почему по кускам? – удивился Конан. – Целиком. И даже живой. Во всяком случае, когда я его туда кидал, он вовсю вопил и брыкался.

Доставленный в общий зал бочонок стражи порядка немедля вскрыли. В нем обнаружилось около пятидесяти симпатичных кругляшек с изображением немедийского дракона и еще с два десятка тяжелых туранских империалов, масляно отсвечивающих золотом высокой пробы.

– Нам лишнего не надо, – бормотал себе под нос Шетаси, проворно раскладывая монеты на кучки. Отсчитав положенную мзду, он задумчиво глянул на Конана и подвинул к нему десяток монет, провозгласив:

– Делим по справедливости и сообразности, то есть пополам.

Хорошим знанием науки счисления варвар похвалиться не мог, однако заподозрил, что половина сегодняшней добычи уль-Айяза должна составлять гораздо больше, нежели жалкие десять талеров. Понимал это и месьор письмоводитель, с гортанным хохотком растолковавший:

– Половины, сынок, бывают разные. У тебя подружка есть?

– Есть, – кивнул начинающий человекоохранитель.

– И красивая?

– Мне нравится, – несколько растерянно сказал Конан, гадая, к чему эти расспросы. Нет, знакомить месьора уль-Айяза с Диери он, пожалуй, не станет.

– Ну-у тогда… – Шетаси поколебался, однако добавил к доле подчиненного еще пяток империалов. – Купи ей какую-нибудь побрякушку. И смотри вокруг получше, запоминай, как дела делаются. Седмицу вместе походим, а потом посмотрим, народ к тебе попривыкнет, может, тебя одного выпускать можно будет… Завтра к полудню приходи в управу, заглянем на Каменный рынок, больно там умельцы резать кошельки расшалились. Да еще за одним человечком приглядеть надобно, что-то он подозрительным мне кажется…

Совет Наставника относительно подарка для подружки Конан выполнил, но в «Хромую лошадь» явился далеко заполночь, когда Диери уже легла спать. Ши отсутствовал – либо ушел резаться в кости, либо отправился навестить очередную симпатию.

«Рассказать им, что я нанялся в Сыскную Когорту? – размышлял Конан, устраиваясь рядом с сонно пробормотавшей что-то вопросительное девушкой. – Пожалуй, не стоит. Смеяться будут, особенно Ши. Нет, не скажу».

Открыть тайну все-таки пришлось, и ничего хорошего, как верно догадывался Конан, из этого не вышло. Постоянное злоязычие Ши Шелама привело к тому, что вскоре киммериец не выдержал и перебрался из «Хромой лошади» в казармы при городской управе, где обитала большая часть подчиненных Рекифеса. Диери решение приятеля чрезвычайно расстроило, а Ши втайне обрадовался, рассчитывая занять временно опустевшее местечко поблизости от Деяниры. Коварные замыслы пока не увенчались успехом, но Ши не терял надежды.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Конное ристалище

Гонг!

Тягучий бронзовый звук еще плыл в жарком воздухе, когда дверцы десятка крохотных загонов распахнулись, выпуская на Конное Поле разноцветную, стремительную лавину. Плотно сбитая группка лошадей вскоре обернулась длинной цепочкой и понеслась к заветной алой ленточке, означавшей финал забега, под нарастающее улюлюканье и вопли зрителей.

– Ерунда, развлечение для швали с дешевых мест, – авторитетно пояснил Шетаси уль-Айяз и сплюнул вишневой косточкой точно в макушку промышлявшего в проходе между скамьями нищеброда. – Молодняк выпустили, посмотреть, кто чего стоит.

Конан покивал, дабы показать, что внимает словам почтенного Наставника. На самом деле его целиком и полностью захватило азартное действо на дорожках Поля. Грохочущий множеством копыт вихрь пронесся по прямому отрезку, тянувшемуся вдоль трибун, взлетел над очередной преградой, и умчался дальше, оставив на память о себе развороченный дерн и тонкое облачко пыли.

Внизу засуетились фигурки служителей, торопливо поливавших землю водой и разравнивавших вмятины. Появилась и знаменитая ярко-красная лента – она перечеркнула поле как раз напротив трибуны для судейских и благородного сословия. С обеих сторон на бровке встали надзиратели, чья обязанность заключалась в том, чтобы как можно точнее удостовериться, которая из лошадей первой сорвет ленточку.

– Идут, идут! – зашумели внизу, в колыхавшейся вдоль ограждений Поля толпе. Кто-то пронзительно засвистел.

На сей раз у надзирателей не возникло никаких сложностей с определением победителя – впереди всех несся, далеко вытянув голову и резко выбрасывая ноги, буланый конек, на предыдущем круге скромно отиравшийся в самом конце вереницы. Теперь он обогнал соперников по меньшей мере на два-три корпуса, и не сразу сумел остановиться, прогарцевав до самого конца трибун. Алая лента зацепилась за стремя всадника и весело трепыхалась на ветру.

– Нынешней зимой покажет себя по всей красе, – вынес решение уль-Айяз и лениво повернулся, взглянуть на огромный дощатый щит, заметный со всех концов немаленького Конного Поля. Там как раз вывесили отрез белой ткани с намалеванными громадными буквами номером и кличкой победителя. Для не умеющих читать или сидящих слишком далеко известие повторяли вслух – по бокам от щита громоздились две внушительные, причудливо изогнутые и сверкающие надраенной медью трубы. В случае необходимости из них исторгался рев, способный заглушить царящий над Конным Полем непрестанный гомон и разносившийся на всю округу.

«Интересно, Ши выиграл что-нибудь на этой лошади? – Конан украдкой посмотрел наверх, туда, где отводились места для небогатых горожан, желающих насладиться одним из любимейших шадизарских развлечений. – Он, конечно, клятвенно обещал не разбрасываться деньгами и ставить только на тех, которые наверняка придут первыми, но это же Ши! У него золото просто в руках не держится, просыпается между пальцев!»

Попытка разглядеть в пестрой сумятице маленькую компанию знакомых, среди которых болтался Ши Шелам, успехом не увенчалась. Конан знал, что они там, на верхнем ярусе трибун – Ловкач, его нынешняя симпатия Юнра Тавилау, Диери, Гайраль-карманник, Рибеке по прозвищу Хорек, подручный в меняльной лавке, да вдобавок их подружки. Им наверняка весело, сидят себе, глазеют и развлекаются, а он даже не может подойти к собственной девушке! Потому что, видите ли, кое-кто вбил себе в голову: стоит знакомым углядеть поблизости начинающего человекоохранителя из Сыскной Когорты, и короткую жизнь Ши Ловкача можно считать завершенной.

– Не отвлекайся, – неожиданно зашипел над ухом Шетаси. – Никуда твои дружки разлюбезные не денутся. Мы сюда зачем пришли, не забыл? По сторонам глазеть? Или хочешь, чтобы Его милость Рекифес устроил нам веселую жизнь за нерадение?

– Не хочу, – отозвался подопечный, злорадно подумав про себя: «Сам-то сначала помчался искать посредника и монету ему совать, чтобы сделать ставку, а меня погнал искать поднадзорного!»

Личность, слежку за которой возложили сегодня утром на почтенного Шетаси и его юного воспитанника – средней руки купец – торчала несколькими рядами ниже, в обществе парочки хихикающих девиц с Улицы Соблазнов, и уходить пока не собиралась. Конан тщетно гадал, чем обычнейший торгаш мог заинтересовать Верховного Дознавателя, но спросить у Шетаси не решился. Люди ведь частенько кажутся не тем, что они есть на самом деле. Возможно, от купчишки тянется куда-то длинная ниточка…

По Ристалищу пробежала заметная волна напряжения. Надсадно взвыли трубы, загромыхал большой барабан, извещая о грядущем начале следующей скачки. Многократно усиленный кованой медью голос служителя принялся монотонно перечислять клички лошадей, имена наездников и владельцев животных. Шетаси, словно поддавшись общему порыву, встрепенулся, и, мигом забыв о собственном указании, пробормотал:

– Вот теперь начнется… Брось ты пялиться на этого старого идиота, куда он денется! На поле посмотри! Выводят, выводят! Вон они!

– Кого выводят? – не понял киммериец.

– Да Феникса же! Чем ты слушаешь, сынок, ушами или задницей? – возмутился уль-Айяз и сердито прикрикнул на сидевших впереди, чтобы не загораживали обзор. – Нынче же последние состязания перед Большим Осенним Призом. Могу побиться об заклад на свое месячное жалование, что Феникс с легкостью возьмет и эту скачку, и Нефритовый Кубок!

Конан ничего не ответил: он сообразил, что имеет в виду уважаемый Наставник и теперь высматривал среди церемонно вышагивающих по дорожкам скакунов Огненного Феникса и Тархалла. Ошибиться, не признав нынешних любимцев Шадизара, невозможно. Они сами бросаются в глаза: сухощавый, тонконогий жеребец песочно-рыжей масти в аккуратных белых чулочках, и его наездник – невысокий, хрупкого сложения туранец, издалека смахивавший на подростка. Конь, словно сознавая свою высокую цену, с достоинством косился по сторонам темно-фиолетовыми, блестящими глазами, раздувал ноздри и зло фыркал на соперников.

Шетаси уль-Айяз изрядно бы поразился, узнав, что его молодой подчиненный может похвастаться знакомством со знаменитостью Конного Поля – однажды Конану довелось посидеть за одним столом с Тархаллом из Аграпура и услышать много интересного. Произошла встреча по чистой случайности (на самом деле дружбу с туранцем водил Аластор Кайлиени, лучший из взломщиков, нынче, к величайшему огорчению приятелей и удовольствию властей, уехавший на Полуденное Побережье), однако запомнилась надолго. Подросток-варвар с удивлением обнаружил, что склонный позубоскалить и угоститься за чужой счет наездник Тархалл совершенно справедливо полагается одним из немногих честных людей в Шадизаре.

Завершив традиционную проездку по кругу перед трибунами и поприветствовав судейскую коллегию, всадники неторопливой вереницей направились к месту начала гонки. Между зрительских рядов засуетились те, кто замешкался с решением – на какую из лошадей ставить. Громкие выкрики посредников: «Белое Облако – один к трем!», «Вояка – три к двум!» – оставались пока для Конана тайной за семью печатями, хотя сперва Ши, а затем уль-Айяз старательно пытались разъяснить новичку тонкости игры на конских бегах. Пока он твердо усвоил единственное правило: со звоном колокола, извещающим, что лошади разошлись по загончикам, прием ставок прекращается. Потом на Большой трибуне ударят в гонг, и начнется собственно скачка.

– Последний забег! – громогласно оповестили зрителей медные трубы. – Участвуют…

На сей раз Конан слушал повнимательнее – Огненный Феникс бежал третьим. К именам лошади и всадника присовокупили загадочное «два к одному», отчего завсегдатаи Конного Поля восторженно взвыли, а уль-Айяз довольно хмыкнул, и, не дожидаясь вопроса неразумного ученика, внушительно растолковал:

– Ежели бы у тебя, сынок, имелась пара лишних золотых империалов и ты их поставил на Феникса, то по окончанию скачки получил бы целых три, уразумел?

– А если Тархалл не придет первым? – здраво предположил киммериец. – Тогда никому ничего не достанется, так?

– Феникс не выиграет? – искренне засмеялись ярусом ниже. – Ну, повеселили! Эй, мальчик, коли не разбираешься в лошадях, то сиди, помалкивай и слушай умных людей!

– Вот именно, – поддержал неизвестного нахала Шетаси. – Выдумал еще глупость: Огонек не выиграет! Да как он может не выиграть, когда второго такого коня во всем городе… да что в городе! Во всей Заморе не найти! У него и возраст самый подходящий для скачек, и всадник, какого поискать!

– В Туране, говорят, с ними больше тягаться не рискуют, – насплетничали сверху. – Визирь Замбулы предлагал отсыпать за это четвероногое золотом по весу, и как думаете, почтеннейшие? Отказали бедолаге визирю, как есть отказали!

– Я слышал, после нашего Приза они в Немедию надумывают податься, – донеслось откуда-то слева.

– Значит, Бельверус ждет сплошное разорение, – хихикнули справа.

Часто забил колокол. Кучки игроков, толпившиеся вокруг посредников, быстро рассеялись – кто вернулся на свои места на ярусах, кто ссыпался вниз, надеясь увидеть скачку поближе.

– Четыре круга с преградами и водными ямами, – уль-Айяз предвкушающе подался вперед, выбивая пальцами частую дробь по скамье. – Ну, только не подведи!

Из последнего восклицания Наставника следовало, что досточтимый Шетаси пожертвовал своими империалами в пользу безусловного победителя, Огненного Феникса. Наверняка так же поступил и Ши, на котором висит изрядная сумма невозвращенных долгов. «В следующий раз, – решил Конан, – надо будет самому попробовать сыграть. Вдруг получится?»

Гонг! Звонкое хлопанье открывающихся настежь дверец. Слитный глуховатый топот четырех с лишним десятков копыт. На трибунах даже не успели разобрать, кто захватил голову скачки, так быстро пронеслись мимо кони. Смачно хлюпнула вода во взбаламученной неглубокой яме, разлетелись грязные брызги, и кавалькада унеслась дальше, огибая плавный изгиб дорожек и приближаясь к следующему препятствию.

* * *

Хотя лошадям предстояло одолеть четыре круга, страсти разгорелись уже на первом. Вперед вырвался гнедой скакун, чей короткий хвост украшал пучок шелковых ленточек. Какое-то время гнедой (сидевший ярусом выше знаток сообщил, что жеребца зовут Упрямцем, а привезли его из Дарема, столицы соседней Коринфии) изо всех сил старался удержаться на первом месте, затем начал отставать, перейдя в замыкающие. Хваленый Огненный Феникс пока ничем особенным себя не проявил – как вполголоса пояснил Шетаси, такова всегдашняя привычка Тархалла. Пускай соперники выматываются, азартно оспаривая первенство. На третьем или четвертом круге Феникс, по виду которого почти невозможно предположить, будто он устал, начнет прокладывать себе дорогу к победе.

Как не хотелось Конану отвлекать Наставника, но любопытство и стремление узнать что-то новенькое оказались сильнее.

– Скажем, Феникс в самом деле такой несравненный, как о нем сплетничают, – начал он, дождавшись, когда лошади завершат второй круг пробега и удалятся от трибун. – Однако распоряжается-то им человек…

Шетаси презрительно хмыкнул.

– Ясно, к чему ты клонишь. Хорошее предположение, особенно для нашего развеселого городка. Только имеются кое-какие помехи. Для начала вспомним о законах чтимого всеми любителями и участниками бегов Аддаха Рабиля, коий шестой год является владельцем сего процветающего заведения. Рабиль, едва став хозяином Конного поля, заявил, что никаких мошенничеств с лошадьми он не допустит. «Никаких» – это, конечно, он хватил через край. Посредники на ставках хоть малость, да жульничают, и наездники, особенно у кого с золотишком туго или кто пожаднее, лошадей придерживают. Месьор Рабиль, когда узнает про подобных умников, гонит с Поля паршивой метлой, но всех за руку не схватишь. А нынешняя скачка будет честной от начала до конца еще и потому, что среди наездников есть Тархалл.

– Тархалл Неподкупный, – с ехидным смешком добавил сплетник сверху.

– Зачем ему брать чужое золото, когда у него своего завались? – согласился уль-Айяз. – Тархалл служит у Барча ит'Каранга, побочного сынка аграпурского градоправителя и на деньги этой лихой парочке плевать с высоких белых стен туранской столицы. У Барча полная конюшня отборных скакунов, Огненный Феникс, чистокровный саглави, которого за последние два года еще никто не обгонял, поэтому он и Тархалл могут позволить себе роскошь быть честными людьми.

– Вдобавок ит'Каранг помешан на лошадях и мечтает обзавестись коллекцией призов из всех стран Заката и Восхода, – присовокупил голос с верхнего ряда. – Туранские у него уже есть, заморийские скоро будут. С чем его и поздравляю.

Конан не выдержал и оглянулся – посмотреть, кто столь хорошо осведомлен о тайной жизни Конного Поля. Увидев, пожелал немедля провалиться сквозь землю и проклял себя за недогадливость. Ведь слышалось же в голосе нечто знакомое! Теперь сплетни разлетятся во всему кварталу Нарикано и окрестностям, а Ши придется срочно переезжать.

«С другой стороны, – попытался здраво рассудить киммериец, – на мне же не болтается вывески с надписью „Сыскная Когорта“! Знака человекоохранителя мне пока не выдали, а тот, который принадлежит Шетаси, спрятан. Мало ли с кем я могу водить компанию?»

Сидевший ярусом выше молодой человек принадлежал к семейству Тавилау, доводясь хитроумной Юнре одним из многочисленных сводных братьев или племянников. Злые языки поговаривали, что семье Тавилау пора присвоить звание шайки, ибо их расплодилось слишком много и каждый воображает себя умнее прочих. Заправляли среди Младших Тавилау Юнра и ее братец Адриеш, недавно вернувшийся из Аквилонии, где он успешно завершил обучение в Тарантийской Обители Мудрости. На совести Адриеша лежала идея создания «Вестника Шадизара», листка с изложением последних новостей и мнением Семейства по различным вопросам городской жизни. «Вестник» занимался тем, что изводил дознавателя Рекифеса упреками в бездействии, напоминал правящему Совету, что взяточники рано или поздно попадаются, высмеивал слишком прижимистых торговцев и вовсю наживал врагов.

К счастью, Тавилау-младший сделал вид, будто всецело поглощен созерцанием бегов и ему нет никакого дела до всяких там начинающих человекоохранителей.

Между скакунами, как раз вышедшими на третий круг, в самом деле развернулось нешуточное состязание. Феникс прибавил скорости, без труда пробившись в главенствующую тройку, на прыжке через яму оставил позади начавшую выдыхаться соловую кобылу и вклинился между двумя соискателями красной ленточки победителя. Справа от золотистого саглави тяжелым галопом шел массивный вороной жеребец, слева, отчаянно дергая головой, мчался серый в яблоках скакун офирской породы.

– Вороной – аренджунский Вояка, серого офирца кличут Летящей Стрелой, он наш, из Шадизара, – уль-Айяз незаметно для себя встал со скамьи, опомнился и торопливо плюхнулся обратно, невнятно бормоча: – Ах, как идут! Как идут, сынок! Сейчас он их обойдет! Ну, пошел же, пошел!..

Феникс, аккуратно подобрав длинные ноги под корпус, взмыл над очередным препятствием из ошкуренных жердей и словно завис на миг, давая восторженным зрителям полюбоваться собой. Приземлился, крутанув жестким хвостом и на малую долю обогнав пепельную Стрелу. Легким, привычным движением рванулся дальше – продолжить то ли бег, то ли полет, почти не касаясь земли…

Никто толком не понял, что именно случилось. Просто у самого края трибун Феникс вдруг шатнулся, неуклюже врезавшись в тяжеловесного Вояку и едва не сбив того с ног. Обозлившийся вороной, не слушаясь наездника, без размышлений куснул обидчика, и тут сзади в них со всего разгону врезались скакавшие позади лошади. Гнедой Упрямец чудом проскочил возникшую свалку навылет и понесся дальше, но прочие сбились в неразборчивую мешанину ржущих голов, взмахивающих рук и клубов пыли.

Какая-то женщина, сидевшая в первых рядах, пронзительно завизжала. Из неразберихи вывернулась соловая кобыла со сбившимся набок пустым седлом и кособоко затрусила в сторону поросшей зеленой травой лужайки, занимавшей центр Поля. Появился уцелевший Вояка, безжалостно нахлестываемый всадником, добежал до следующей водной преграды и внезапно замер, уперевшись в землю всеми четырьмя ногами. Наездник перелетел через низко наклоненную голову лошади и смачно плюхнулся в желтоватую воду.