У черта на посылках

Впрочем, кое-что все-таки было известно. Но эта, известная часть еще больше интриговала и читателей и журналистов. Дело в том, что из прожитых шестидесяти лет пятьдесят шесть Кибиткин был самым обыкновенным человеком. Он не то, что книг не писал, он даже десятилетку не осилил – ограничился восемью классами. Работал, кажется, на заводе, После перестройки его, как и многих, сократили. Он, естественно, запил и пил горькую до тех самых пор, пока вдруг, в одночасье не решил написать роман, да еще с мистическим уклоном! Говорят, что это решение особенно сильно напугало его жену, безропотно терпевшую все его мытарства и пьянки много лет. Бедная женщина решила, что муженек спятил на почве, так сказать, злоупотребления. Да и как же иначе, если он всю жизнь даже фамилию свою писал с ошибками. Верная жена, пытаясь спасти мужа от насмешек, пилила его денно и нощно, до тех пор, пока он в один прекрасный день не исчез. Где господин Кибиткин провел последующий год – неизвестно. Только всплыл он уже знаменитым автором нескольких бестселлеров, которые печатались огромными тиражами и раскупались почище гамбургеров в Макдоналдсе. Одно весьма солидное издательство, заполучившее в свое полное распоряжение этого уникума, носилось с ним как курица с золотым яйцом. На Кибиткине делались огромные деньги, он стал признанным лидером всевозможных рейтингов, и все писал и писал, выдавая в год по десятку новых книжек. Теперь он жил в собственном особняке за городом, в издательстве лично не появлялся. Рукописи привозила его секретарша, она же по доверенности оформляла все документы. Кто занимался бытовой стороной жизни гениального отшельника? Еще одна тайна за семью печатями.

Некоторые поговаривали, что он продал душу дьяволу, но лично я в это не верила. Во-первых, само существование этого гения зла вызывало у меня сильные сомнения, а, во-вторых, как-то не верилось, что столь масштабная личность как Мефистофель могла польститься на жалкую душонку полуграмотного разнорабочего, каковым и являлся Кибиткин до своего неожиданного взлета.

Клубящиеся вокруг писателя-невидимки слухи не давали мне покоя довольно долго. У всех остальных давно опустились руки, но мне приспичило провести свое собственное расследование. Ну не верилось мне, что нет никакой возможности раскопать правду про чудо-писателя. А в том, что эта правда окажется сенсацией, я ни минуты не сомневалась. В нашей редакции меня отговаривали от этой безнадежной затеи, но я продолжала стоять на своем. Мое упрямство, как обычно, не довело до добра. Разговор с женой Кибиткина, Нелей, закончился ничем. Она мгновенно раскусила мои намерения и просто выгнала за дверь, как приблудившуюся дворнягу, крича на весь подъезд зычным голосом с сильным украинским акцентом всякие неприятные замечания лично в мой адрес и в адрес всей журналистской братии.

Это произошло несколько дней назад. И надо же было такому случиться, что именно в тот момент, когда я, точно побитая собака, вернулась в редакцию, чтобы зализать раны, до меня докопалась Галка и принялась настойчиво расспрашивать, как продвигаются дела с Кибиткиным и скоро ли будет готов обещанный материал. Я была в сильно расстроенных чувствах, и у меня помимо воли вырвалось: «Все просто отлично! Его жена мне тако-о-ое сказала!» Галкины глаза округлились, и она выскочила из комнаты, прежде чем я успела объяснить, что на самом деле имела в виду те эпитеты, которыми меня наградила эта темпераментная женщина. Потом я собралась, конечно, объяснить все впечатлительной секретарше, но руки так и не дошли и, похоже, что моя нерасторопность вышла мне боком. На кого-то моя неосторожная фраза произвела неизгладимое впечатление…

Самое обидное, что на самом-то деле я ничегошеньки не знаю, ну просто ни на шаг не приблизилась к этой тайне, будь она трижды неладна, а меня уже едва не убили и напугали до полусмерти. С другой стороны, если кто-то, кем бы он там ни был, так боится за сохранность этой тайны, то она, должно быть, стоит того. И я, раз уж меня все равно подозревают, должна выяснить, что это за тайна. Если, конечно, раньше меня не прикончат, как ту ворону.

ГЛАВА 5

Все важные дела нужно начинать с утра, за редким исключением. Полностью согласная с этим утверждением, я накануне преспокойно улеглась спать. Впрочем, «преспокойно» – это слишком громко сказано. Перед тем как отправиться в кровать, я дважды проверила запоры на двери и установила фиксатор на верхнем замке. Но и этого мне показалось мало. Поэтому я приволокла из кухни табуретку, пододвинула к двери, а сверху установила старый медный тазик, который пару лет назад купила на блошином рынке, намереваясь варить в нем клубничное варенье. До варенья дело так и не дошло, но тазик все же пригодился. Прежде чем решиться использовать его в роли сигнализации, я для робы грохнула его об пол. От гулкого звона и грохота у меня заложило уши, и я торопливо водворила этот «царь-колокол» на место.

Ночь прошла спокойно, никто не пытался прорваться через мою самопальную баррикаду, так что я прекрасно выспалась. На всякий случай я все же первым делом осмотрела квартиру на предмет появления в ней посторонних предметов весьма неприятного вида. Ничего не появилось. Это подтвердило мою уверенность в том, что давешние «чудеса» не имеют к мистике никакого отношения, все это дело рук человека. А раз так, то моя задача вывести этого шутника на чистую воду. План я разработала еще вчера. Он был прост на первый взгляд, но я старалась не думать о том, что на второй – он практически невыполним.

Я решила снова вернуться к Неле Кибиткиной и заставить ее рассказать мне правду о ее муже. Я почему-то не сомневалась в том, что правда ей известна. В силу того, что настроена я была весьма решительно, у меня была надежда, что женщине придется быть со мной откровенной. Журналистские амбиции тут ни при чем, но раз кто-то решил проверить меня «на слабо», ему придется пожалеть о своей неосторожности. Я таких проверок не люблю.

Жила супруга Кибиткина в отдаленном районе, на улице летчика Бабушкина. Москва – огромный город и, несмотря на то, что прожила я в нем уже несколько лет, этот район был мне совершенно незнаком. Поэтому, как и в прошлый раз, пришлось воспользоваться такси. Не успела я поднять руку, как рядом тормознула чумазая «копейка», страшно подумать, какого года выпуска. Меня всегда интересовал вопрос, почему большинство бомбистов передвигаются на старых отечественных автомобилях? Специально они их покупают, что ли? Нет, ну правда, если удается поймать какую-нибудь иномарку, то ее владелец, скорее всего, останется глух к твоим мольбам отвезти тебя по нужному адресу и наверняка предложит свой маршрут, конечный пункт которого окажется весьма далек от первоначального. Машинально я отметила, что из этого, если хорошенько разобраться, может получиться симпатичная статейка. Потом мысли переключились на предстоящую операцию. Неразговорчивый водитель с седым стриженым затылком остановил машину напротив стеклянного павильона, с вывеской, оставшейся еще со времен развитого социализма, и я поняла, что мы приехали. Места я узнавала слабо, но спорить с хмурым шофером побоялась, протянула ему сто рублей, как договаривались, и нехотя выбралась из теплого салона на холодный ветреный тротуар.

От кучки серых пятиэтажек меня отделял широкий газон сырой земли с едва пробивающейся зеленой травкой. С такого расстояния разглядеть название улицы, написанное на белой табличке, висящей на серой стене, было невозможно. Я хорошо помнила, что Неля жила в трехэтажной сталинке, ничего похожего пока не наблюдалось, оставалось надеяться, что нужный дом отыщется где-то в глубине района. В прошлый раз мне повезло больше – водитель подвез меня прямо во двор, желая блеснуть своим великолепным знанием города. Но то было в прошлый раз. Сейчас придется действовать самостоятельно. Отыскав протоптанную тропинку, я, подбадривая себя на ходу, двинулась по направлению к хрущевкам.

Мне повезло, искать долго не пришлось. Едва завернув за угол, я увидела знакомый дом, покрытый выцветшей розовой штукатуркой. Откуда-то справа доносился гвалт детских голосов. Так и есть, там должна быть школа. А вот и маленький продуктовый магазин, расположенный на первом этаже Нелиного дома.

Во дворе имелся крошечный скверик, который произвел на меня впечатление еще в прошлый раз. Окруженный ажурной оградой, с деревянными скамейками и стильными фонарями на тонких ножках, высившимися среди старых развесистых лип, покрытых светло-зеленой дымкой молодой листвы, скверик когда-то выглядел как картинка. Сейчас впечатление портили наваленные большой кучей ржавые трубы и старые доски, которые кто-то свалил почти в самом центре, наплевав на эстетику. Странные мы стали: гадим у себя под носом, портим то, что должно радовать глаз и при этом причитаем, как хорошо жить на Западе. Конечно, хорошо, они там тротуары с шампунем моют, а мы превращаем свои дворы в свалку.

Почему-то настроение испортилось. Войдя в подъезд, я поднялась по широким ступеням на второй этаж и остановилась перед дверью квартиры с номером двадцать три. Еще в прошлый раз я обратила внимание, что эта дверь, в отличие от остальных, совсем новая, как это сейчас принято – металлическая, но обшитая натуральной кожей светло-бежевого цвета. Эти наблюдения заставляли прийти к выводу, что Неля, хоть и была брошенной женой, но в средствах не нуждалась. Я предварительно навела справки о ней, еще тогда, в первый раз. Выходило, что Неля звезд с неба не хватала, всю жизнь работала санитаркой в больнице, а в последние годы вообще нигде не работала. Откуда у нее деньги на такую дверь, оставалось только догадываться. Одна из моих догадок заключалась в том, что деньгами ее снабжал бывший муж. Такая щедрость выглядела несколько подозрительно, но у Кибиткина могли быть свои резоны так поступать. Например, он мог платить Неле за молчание.

Решительно надавив на красную пуговку звонка, я прислушалась, ожидая услышать трель в квартире, но было тихо. Вообще-то, это ничего не означало, если у нее хорошая звукоизоляция, то я могу и не услышать того, что происходит внутри квартиры. Как назло, я не могла вспомнить, слышала ли я звонок в прошлый раз, короткая, но яркая стычка с хозяйкой напрочь стерла из памяти остальные подробности. Звонил звонок или нет, но открывать мне дверь никто не спешил. Наверное, посмотрела в глазок и делает вид, что ее нет дома. Я надавила снова и держала палец на кнопке немного дольше, давая понять, что просто так не уйду. Не сводя глаз со стеклянной линзы дверного глазка, я заметила метнувшуюся в нем тень, но из-за двери по-прежнему не доносилось ни звука. Возможно, тень мне просто померещилась. На всякий случай я позвонила еще раз, изо всех сил напрягая зрение и слух. Никакой реакции. И что же теперь? Дверь, что ли, ломать? Я со злостью пнула бежевую обивку. Забыла, что под мягкой кожей железо и здорово ушибла ногу, но почти не обратил на это внимания, так как увидела, что дверь медленно отворяется.

– Здравствуйте! – Сказала я тому, кто, по моему мнению, стоял за дверью, старательно демонстрируя вежливость. Подумала еще и решила добавить приветливую улыбку.

Но моих стараний никто не оценил, я по-прежнему стояла с идиотской улыбкой перед полуоткрытой дверью, из которой никто не показывался. Улыбку пришлось срочно сворачивать и брать инициативу в свои руки. Что я и сделала, осторожно подтолкнув дверь рукой. Она приоткрылась пошире, но хозяева как сквозь землю провалились. В коридоре было темно, и, как я ни таращила глаза, разглядеть ничего не смогла. Путь был свободен, но заходить я не торопилась. Мне почему-то стало вдруг тревожно. Кто знает, что ждет меня за этой дверью, в темноте. Войду, а Неля меня скалкой – бац! – чтоб впредь неповадно было.

Но и стоять на площадке дольше было неудобно. Нужно либо входить, либо уходить. Я выбрала второе, хотя меня не покидала уверенность, что это был не самый лучший выбор. Тем не менее, я вошла. И первым делом попыталась найти выключатель. Он оказался, как положено, слева от входа. Да вот беда, сколько я ни щелкала, свет не зажигался. От этого стало еще неприятнее. Вытянув вперед руки, я, стараясь не налететь на что-нибудь в прихожей, на ощупь двинулась вперед. Справа мои настороженные ушки уловили какой-то шум. Он доносился из-за стены. От охватившего меня страха, я не сразу сообразила, что это шумит льющаяся в ванну вода. Ну, слава богу! Если кто-то набирает воду, значит, кто-то дома есть. Воспрянув духом, я громко крикнула:

– Неля! Здравствуйте! Выгляните, пожалуйста. У вас дверь не заперта.

Может, она меня не услышала, по крайней мере, не отозвалась. Мне ничего не оставалось, кроме как сунуть голову в ванную. Уже открывая дверь, я подумала: «А как она моется в темноте? Пробки ведь перегорели».

В ванной оказалось неожиданно светлее, чем в коридоре. После непроглядной темноты, мне даже показалось, что здесь было совсем светло, все из-за прямоугольного окошка в противоположной от входа стене, почти под самым потолком. Так было принято строить в старые времена и теперь это окошко сослужило мне хорошую службу, так как я сразу увидела Нелю. Она лежала в наполненной до краев ванной и не надо было обладать особой интуицией, чтобы понять, что женщине плохо. Ее голова была запрокинута, глаза закрыты. Скрюченные пальцы судорожно цеплялись за скользкий от воды бортик. Вода из крана с шумом лилась в ванну. Неля не выдернула затычку, и водяной поток готов был хлынуть на кафельный пол в любую секунду.

Я бросилась к женщине с криком:

– Неля, очнитесь, что с вами?

При этом я энергично трясла ее за плечи, отчего ее голова безвольно моталась из стороны в сторону. От моей бурной деятельности, вода перелилась-таки через край и я, недолго думая, сунула руку в кипяток, ухватилась за цепочку и выдернула пробку из стока. Потом снова обернулась к бесчувственной женщине. Что делать? Мысли беспорядочно заметались. От волнения сердце колотилось у самого горла. Я была вся мокрая, от воды ли, от пота не знаю. Дрожащими руками я попыталась нащупать пульс на запястье Нели. Вроде бы, сердце еще билось, а, значит, я успела вовремя. Попытка вытащить ее из воды ни к чему не привела. Неля была значительно ниже мен ростом, но очень полная и к тому же скользкая от воды. Короче, я ее уронила. Она плюхнулась обратно в ванную, обдав меня тучей брызг. И в ту же секунду, ее тело выгнулось дугой и мелко задрожало, рукой она вцепилась в мой плащ, глаза резко открылись. Эти остановившиеся, какие-то незрячие глаза с расширенными зрачками напугали меня сильнее всего. Еще секунда и я сама хлопнулась бы в обморок рядом с ванной. Но Неля неожиданно обмякла, ее пальцы разжались, рука с легким всплеском упала в воду. Преодолевая страх, я выловила эту руку и слегка нажала пальцами на голубую вену под тонкой бледной кожей. Слабый пульс, который мне удалось нащупать в первый раз, теперь исчез совершенно. Неля умерла.

Вымокшая до нитки, я стояла посреди ванной, не в состоянии поверить в то, что случилось. Я уже поняла, что у женщины случился сердечный приступ. Так же я понимала и то, что скорая, даже если бы я догадалась ее вызвать, не успела бы помочь несчастной. Вроде бы, винить себя было не в чем, но мне было гадко на душе. Посмотрев еще раз на нелепую фигуру в уже почти пустой ванной, я попятилась и почти вывалилась в коридор. Нужно было все же позвонить в скорую, нельзя оставлять ее вот так вот лежать. Где же здесь телефон? Я прошла немного по коридору, до двери со стеклянными вставками, открыла ее и оказалась в просторной кухне с большим окном, за которым как ни в чем не бывало светило солнце. Неля была хорошей хозяйкой. На кухне было прибрано, в раковине не громоздилась гора немытой посуды. Похоже, после ванной она собиралась позавтракать. На столе стояло блюдо с еще не остывшими гренками и тарелка с тонко порезанными колбасой и сыром. Завтракать Неля собиралась не одна, я заметила две чашки, наполненные свежесваренным кофе, от которых поднимался едва заметный парок. Значит, она ждала гостей. Может быть, потому и дверь оставила открытой? Немного странно, но возможно.

Телефона в кухне не было, и я вернулась обратно по коридору, заглянув в другую дверь. Она вела в гостиную, обставленную современной и явно новой мебелью, что подтверждало мои предположения о неплохом финансовом положении Нели Кибиткиной. Особой роскоши не наблюдалось, но вся мебель была добротная, середину комнаты занимал ковер с пушистым ворсом. Меня поразило обилие комнатных растений. Большие и маленькие, в крошечных горшках и огромных вазонах, они стояли повсюду: на подоконнике, на полу и на специальных многоярусных подставках. Многие цвели. Таких причудливых цветов мне прежде видеть не доводилось. Будь у меня побольше времени, обязательно рассмотрела бы такую красоту повнимательнее.

Воздух в комнате был влажный и теплый, как в каких-нибудь субтропиках. Из гостиной вела еще одна дверь, должно быть, в спальню. Но проходить туда я не стала, так как в углу, на столике увидела телефон. Уже подняв трубку и ткнув пальцем в «ноль», я услышала, как за стеной отчетливо скрипнула половица. Так и не нажав на «три», я застыла, стиснув трубку и стуча зубами от страха. Сразу припомнилась тень, промелькнувшая в дверном глазке. Так мне это не показалось! В квартире кроме меня был кто-то еще. Человек прятался в соседней комнате все время, пока я возилась с Нелей. Я, точно загипнотизированная, уставилась на дверь, не в силах заставить себя оторвать от нее взгляд. Вдруг круглая, массивная ручка начала медленно поворачиваться…

Я не стала ждать, что будет дальше, закричав, почему-то басом, «А-а-а!!!», я бросила трубку и вылетела вон. Вниз по лестнице я мчалась уже молча, озабоченная только тем, чтобы не пропахать носом ступеньки. Выскочив на крыльцо, как чертик на пружинке, я собиралась, не снижая скорости, бежать дальше, но услышала чьи-то голоса за кустами палисадника. Несмотря на то, что я была в состоянии, близком к помешательству, у меня хватило ума понять, что в мокром плаще, со всклокоченной шевелюрой и с безумным выражением на перекошенной физиономии лучше никому на глаза не попадаться. Мало ли к каким выводам относительно смерти Нели придут в милиции, а мое появление в образе бабы-яги, возвращающейся с шабаша, никак не сможет остаться незамеченным. Поэтому, не дожидаясь, пока группа подростков (как я определила по голосам) появится перед подъездом, вывернув из-за кустов, я нырнула в эти самые кусты и затаилась.

Здорово, что возле старых домов есть палисадники. Еще лучше, что они с незапамятных времен засажены акацией. То есть, может быть, эти густые кустики называются как-то по другому, но я имею в виду те, у которых такие перистые, как у крошечной рябинки, листики и желтые цветочки, которые позднее превращаются в зеленые стручочки – свистульки. Самое же большое везение заключалось в том, что эти кустики начинают зеленеть очень рано. Благодаря этому молодая, но уже обильная листва полностью скрывала меня от любопытных взглядов, давая надежное убежище. Несмотря на явные преимущества моего положения, оставаться здесь надолго мне не хотелось. Мокрая одежда на ветру стала ледяной, и я сильно дрожала, не в силах согреться. А подростки, как нарочно, остановились возле самого подъезда, уходить они явно не собирались. Я присела на корточки, обхватив себя руками за плечи, но это мало помогало, зубы выбивали барабанную дробь.

Хлопнула подъездная дверь. Кто-то вышел на улицу и быстро прошел мимо.

– Закурить не найдется? – Ломающимся баском окликнул один из мальчишек. Ответа я не услышала. Они, по-видимому, тоже, так как немного погодя прозвучало:

– Вот козел. Даже не обернулся.

– А кто это? Вроде, я его не знаю.

– Да ты че, сдурел? Это ж теть Нелин хахаль.

– Врешь.

– Да вот те крест. Он к ней часто ходит. И ночевать остается. Правда все больше вечером появлялся, днем я его первый раз вижу.

От такого заявления я чуть было не вывалилась из кустов и забыла про холод. У Нели был любовник? Вот это новость. Эх, дубина я стоеросовая, не догадалась глянуть в щелочку на этого типа. Хотя, откуда я могла знать, что так получится? Похоже, этот тип прятался в квартире, когда я откачивала его возлюбленную. Мог бы, между прочим, и помочь, трус несчастный.

– Ерунда это, пацаны. – Подхватил третий голос. – Парень-то совсем молодой, а тетя Неля уже в годах. Никакой он не хахаль. Может сын…

– Неа. Нет у нее детей. Она моей матери жаловалась.

– Ну, родственник. – продолжал настаивать мальчишка.

Продолжая препираться, они наконец-то сдвинулись с места и скоро их голоса стихли. Тем не менее покидать свое убежище я не торопилась. Ока томилась в ожидании, успела окончательно убедиться в том, что выгляжу просто ужасно. Неважно, что подумают обо мне случайные прохожие, это я как-нибудь переживу, а вот попасться на глаза какой-нибудь любопытной соседке, живущей в этом доме, было бы нежелательно.

Соблюдая осторожность, я выбралась из кустов на узкую асфальтированную дорожку, пролегающую вдоль самой стены дома и, двигаясь по ней, обогнула здание, оказавшись через некоторое время возле школьного забора. Детей перед школой уже не было. Перемена закончилась, школьный двор был пуст, и я могла надеяться, что мой круиз остался незамеченным.

Поймать машину удалось только после того, как я догадалась стянуть плащ (темные свитер и брюки в мокром виде выглядели не так ужасно). В голове мелькнула мысль, что у меня становится хорошей традицией шататься по городу в непотребном виде. Еще немного и меня начнут узнавать, принимая за городскую сумасшедшую.

ГЛАВА 6

Ни горячее молоко с медом, ни ванна с пихтовым маслом не спасли меня от простуды. Втайне я надеялась, что моя прогулка в мокрой одежде как-нибудь обойдется без последствий, но не обошлась. Проснувшись на следующее утро, я попробовала сглотнуть и сразу почувствовала, что в глотке у меня надолго поселился колючий ежик, возможно, с отравленными колючками. Из зеркала над умывальником на меня глянуло несчастное существо с красными, опухшими глазами и уныло опущенными уголками губ. Тщательно умыв это безобразие, я поплелась на кухню на поиски аптечки. Проглотить таблетку целиком в моем состоянии не представлялось возможным, поэтому я тщательно растолкла в ее ложке и, морщась, проглотила. По старинке я пользовалась исключительно отечественными лекарствами. Однажды попробовала слопать импортное средство от простуды, но быстро поняла, что на меня оно не подействовало. Так что в моей аптечке ничего кроме «Сульфадемитоксина» и «Парацетомола» не водится. До сих пор помогало. К счастью, болею я редко, и ничего тяжелее гриппа со мной пока не приключалось.

Держа в одной руке стакан томатного сока, я, прижимая трубку плечом, быстро набрала знакомый номер редакции.

– Добрый день. – Пропел мне в ухо Галкин голосок. Да, в десять на работе день в самом разгаре, оказывается, я еще и проспала.

– Привет, Галка. – Поздоровалась я хрипло, чувствуя, как по горлу проползла полоска наждачной бумаги. Крупного помола.

– Ой, Андрюшка, ты, что ли? Куда ты пропала. Главный тебя обыскался. Держим оборону из последних сил!

– Болею я.

– Что, так плохо? – Всполошилась Галина. Я вдруг поняла, что она имеет в виду ворону и, соответственно, считает, что я больна на голову. Но переубеждать ее мне не хотелось. Нужно было бы много говорить, а мне сейчас были по силам только короткие реплики. Поэтому я решила не надрываться. Пусть себе думает что хочет. Главное, чтобы до шефа не дошло. Поэтому я предупредила:

– Скажи главному, что я тут поработаю над одним материалом. Когда вернусь – сразу отдам в печать. Хорошо?

– Это на самом деле или просто отговорка? – Осторожно поинтересовалась Галка. Я хорошо понимала ее волнение. В нашей редакции пустых обещаний по поводу материала не давали. За это можно было и по шее схлопотать. Пообещал? Хоть из кожа выпрыгни, а статейку в зубах приволоки. Поэтому я немного помедлила, прежде чем ответить:

– Все нормально. Будет вам пара колонок.

– Ладно. Я постараюсь ему сказать это в обтекаемой форме. А то вдруг у тебя чего не заладится, так чтоб не придирался понапрасну.

– Спасибо. – С чувством сказала я и, не удержавшись, спросила:

– Слушай, Галка, а кому ты говорила о моей встрече с Кибиткиной?

Галка, не ожидавшая этого вопроса, замолчала, а я почувствовала себя неблагодарной свиньей. Наконец она сказала:

– Ну, кое-кому я конечно говорила…

Я усмехнулась и уточнила:

– Кое-кому или всей редакции? Не бойся, колись. Я сейчас больная и немощная, так что расправа тебе не грозит.

– Ой, ну что ты, в самом деле? – Возмутилась Галка. – Я же не знала, что это тайна! Одному, другому сказала…

– А дальше понеслось как снежный ком. Все ясно, Галочка, не бери в голову. Это я так… – Постаралась я успокоить не на шутку перепугавшуюся секретаршу.

– А зачем ты вообще спросила? Что-то случилось? Материал кто-нибудь перехватил? Вот сволочи. Я им по дружбе, а они! Так и норовят стянуть, что плохо лежит!