Полная версия
Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал
Савиньяк взялся было за трубу, но арьергард еще только готовился, а Айхенвальд ушел слишком далеко для наблюдений, да и дыма прибавилось. Смотреть стало не на что, зато слушать… Чем дальше продвигался бергер, тем чаще звучали залпы, и это было просто отлично. Неистовый «гусь» хотел летать, телеги ему мешали – значит, долой телеги! С полковыми обозами шли только личные гвардейцы его высочества – не ради пороха, ради перьев, то есть, простите, парадных мундиров. Шитых золотом. С четырьмя десятками пуговиц. Что ж, «вперед во славу кесаря», то есть, простите, Фридриха! Под барабанный бой, при полном параде, колонны в ряд, и принц на черном коне… Зато у остальных из боеприпасов только то, что тащат на себе. Полтора десятка выстрелов на большое сражение – мало, а высочайшее топанье ногами и вопли пушек не заменят. Даже самых малых.
– Господин маршал! – Запыхавшийся «фульгат» едва не растянулся у ног командующего. Предательски блеснул подтаявший ледок. – От Реддинга… Со стороны обозов наблюдается подход кавалерии и пехоты. Готовят атаку.
Ну и хвала Пфейтфайеру. Неожиданностей не будет, но отсутствие неожиданностей не равняется отсутствию неприятностей. Дриксенская гвардейская кавалерия мало уступает талигойской, если вообще уступает, а Эмиля Леворукий занес аж в Ургот.
– Возвращайте Хейла. И потрудитесь не спотыкаться. Вражеская конница – не повод подворачивать ноги.
2Конь Чарльза перескочил убитую лошадь, подкова чиркнула о кирасу лежащего навзничь всадника. Это тоже называлось войной. Той, что пристала офицеру для особых поручений и генеральской свите. Другим достался бой, а им – скачка за ушедшими вперед: Хейл был не из тех, кто оставляет атакующие эскадроны без присмотра. Небольшая кавалькада догоняла спешащую к Ор-Гаролис чужую смерть. На дороге валялись трупы, мушкеты, переломанные и все еще целые пики, шлемы, патронные сумы, холщовые походные торбы, брошенные спасавшимися от тяжелых палашей «крашеными». Впереди ржало, орало, скрежетало и бухало. Сзади тоже слышался шум, но Чарльз предпочитал не оглядываться.
Среди серых и белых пятен что-то мелькнуло. Черное и красное. Человек. Свой…
– Поднимите его, – велел на ходу Хейл, и двое адъютантов бросились к пытающемуся выбраться из-под мертвой лошади кавалеристу. Он был ранен в бедро, и снег вокруг становился все краснее. Генерал шевельнул поводьями, раненый и адъютанты остались позади. Навстречу попался еще один раненый. Этот ехал сам, то и дело стирая с лица кровь. Грохотало уже совсем близко, Хейл махнул плетью в сторону ближайшего холма. Разумеется, они опять будут смотреть!
– Завтра попрошусь к Бэзилу. Хоть коневодом, – вслух пообещал Чарльз. Раненые появлялись все чаще. Одни были кое-как перевязаны, другие просто зажимали раны, но честь отдавать они не забывали. И, Леворукий их побери, они улыбались!
– Хороший бой! – крикнул какой-то теньент. Давенпорт кивнул в ответ, перехватывая поводья. Лошади принялись взбираться по склону, и тут сквозь грохот и гул донесся сигнал – конницу звали назад!
– Горнисты! – Хейл лишь слегка повысил голос. – «Выходить из боя, собираться вместе».
Кавалькада подалась вбок и вверх и застыла на склоне. Десять всадников вскинули горны. Проэмперадор звал, генерал приказывал, но услышат ли полковники? Захотят ли услышать, и что делать с теми, кто предпочтет уже идущую драку?
По долине расплывалось дымное пятно. Негустое, но разглядеть без трубы что-то дальше, чем за тысячу бье, не получалось. Пришлось смотреть вниз. Там раненые прижимались к холмам, освобождая путь тем, кто сейчас бросится назад. Из белесого облака донесся зов полковой трубы, почти слившийся с таким же, чуть более далеким. К чести полковников Хейла, няньки им не требовались. Трубачи один за другим подтверждали: «Слышим. Собираемся. Идем». Схватка послушно затихала. Ближайшие эскадроны прекращали атаки, даже самые успешные, и выходили из боя.
– Могли бы и поживее, – буркнул Хейл. – Не в болоте…
Генерал ворчал, потому что был доволен. Будь он зол, никто б не услышал и слова. До вечера.
– Мальчики, – Хейл требовательно оглядел немногочисленную свиту, – живо к командирам полков. Приказ один – следовать за мной. Пойдем не со стороны гряды, а вдоль реки. Заодно пощиплем тех «гусей», что бегут к обозу или на тот берег.
Чалый жеребец грациозно развернулся на крохотной площадке и, игриво взмахнув хвостом, начал спускаться. Трубы все пели, а первый из возвращавшихся эскадронов уже подходил к холму. Кавалеристы шли в полном порядке, колонной по трое, только голова у богатырского вида корнета с полковым штандартом была обвязана, а у седла болталось еще одно знамя. Трофейное.
3Айхенвальд по-прежнему наступал. Умело и упрямо, но это перестало быть главным. В поле зрения появился арьергард дриксов, и выглядел он внушительно. Пехоты было поменьше, чем у Фажетти, зато густые порядки конницы за дальним флангом внушали большие опасения. Тот, кто гнал солдат в тыл талигойцам, не хитрил, за холмами не прятался, и в этом был свой резон. Завидев у себя в тылу значительные силы, фрошеры должны выпустить Фридриха и перестроиться для отражения атаки. Должны… У Лионеля Савиньяка отродясь не имелось долгов. Даже в юности. Он вообще был добродетелен, пари и тех не терпел, но сейчас поставил бы рамку с Фридрихом против списка Золотого Договора, что приближающимися частями командует злющий гаунау, приставленный Хайнрихом к пока еще не великому зятю. Увы, биться об заклад было не с кем – Хеллинген подобного себе не позволял, а Мениго и Фажетти были заняты.
Марций уже развернул свои четыре полка поперек долины вместе со всей артиллерией, упершись левым флангом в холмы. Правый обрывался, не доходя до реки. Родич приказу подчинился, но только подчинился. Будь его воля, он бы растянул заслон, оставив в тылу пару рот для затыкания дыр. Именно так советуют стратеги – не только злополучный Пфейтфайер. Именно так поступил бы Айхенвальд, Бруно, пожалуй, даже фок Варзов, но дыр у Фажетти не будет. Гаунау поторопился со своей помощью, а Фридрих, судя по скромности дриксенского огня, промешкал или пожадничал. Нет бы отдать часть гвардейских запасов тем, кто дерется, только гвардия Фридриха умрет, но не поделится с тем, кто уже умирает. В том числе и за них.
– Господин маршал, Хейл выйдет на исходные позиции через полчаса.
– Хорошо.
Дриксенский зад может брыкаться, сколько его душе угодно, а вот укусит ли голова? Что сделает командующий авангардом, услышав за спиной грохот боя? Ты бы принялся считать, сколько фрошеров можно собрать в Надоре и сколько нужно, чтобы так смело атаковать. Потом, по мере приближения этого безобразия, ты бы задумался, какие силы нужны, чтобы опрокинуть чуть ли не половину армии. Возможно, ты бы понял, что враг бросил на весы все. Значит, серьезной атаки на мост не будет. Значит, наглецы на том берегу лишь отвлекают внимание и нужно, оставив надежный заслон, мчаться назад. Наплевав на полученный утром приказ. Это самое умное, что можно сделать. Это единственное, что нужно сделать, если хочешь спасти… нет, не затащившего тебя в ловушку напыщенного дурака, а своих людей и свою шкуру. Лучше отдать хвост, чем хвост вместе с головой. Ящерицы – великие тактики, потому и выживают.
– Господин маршал? – Хеллинген, и какой решительный…
– Да, полковник.
– Мне кажется, было бы правильным остановить Айхенвальда. В ближайшее время арьергард дриксов будет готов атаковать. Прикажете дать сигнал?
– Раз пехота может наступать, пусть наступает. Что у вас еще?
4Прямо на глазах Чарльза лопнул строй синего батальона, вернее, его остатков. Отрезанные от своих, прижатые к реке и расстроенные залпами с близкой дистанции дриксы дрогнули и бросились врассыпную до того, как черно-белые пикинеры вышли на расстояние удара. Большинство бегущих кинулось на восток, к своим, но кое-кто из стоящих с краю рванул прямиком к бурлящей на обледеневших камнях безымянной речке.
Первым мчался синий пикинер. Перемахнув водную полосу, он очутился на галечной отмели, в два прыжка ее преодолел и поскакал дальше, опираясь на обломок пики, как на шест. Несущийся следом мушкетер такой возможности не имел и поскользнулся чуть ли не на первом валуне. Отчаянно взмахнув руками и выронив мушкет, бедняга кое-как выпрямился и, не решаясь двинуться с места, застыл посреди потока дурацкой статуей. Вожак этого не заметил. То и дело оборачиваясь на черно-белых, он мчался вперед заячьими прыжками – прямиком в объятия созерцающего переправу разъезда Реддинга. За пикинером сломя голову неслась стайка человек в десять. Раздался одиночный выстрел, почти догнавший прыгуна долговязый мушкетер дернулся и упал. Речушка была мелкой, но встать упавший не пытался, а остальные даже не замедлили бег…
Нет, один, с обвязанной головой, вроде бы повернул, но успел ли? Развязки Чарльз не видел – и разъезд, и беглецов скрыла скала.
– Поохотиться бы, – шепнул Давенпорту последний из адъютантов Хейла, еще не понюхавший сегодняшнего пороха.
– Без нас справятся, – покривил душой Чарльз.
Генеральская кавалькада быстрой рысью двигалась вдоль реки вслед за передовыми эскадронами, обходя дерущихся и не ввязываясь ни в какие схватки. У пехоты и так все шло отлично. Попавшие под первый удар дриксы были опрокинуты, Айхенвальд наступал, успешно продолжая то, что так хорошо началось. Отсутствие обоза уже давало о себе знать: талигойцы пороха не жалели, ответная стрельба была редкой и беспорядочной.
– Пока неплохо, – выразил общее мнение незнакомый теньент с перевязанной рукой, сменивший ушедшего в бой порученца, – а вот что-то будет сейчас у нас?
– У нас будет атака вражеской кавалерии, – удовлетворил любопытство теньента генерал и уточнил: – Очень скоро.
О том, что было бы, атакуй дриксы из арьергарда позже, когда полки Хейла ушли бы к Ор-Гаролис и рассеялись в холмах, Чарльз не спросил. Савиньяк или угадал, или знал точно; в любом случае он был прав, а пугать других и себя неслучившимися бедами Давенпорту не советовал еще Генри Рокслей. Когда был не покойником, а маршалом и талигойцем.
5Дриксы атаковали вполне предсказуемым образом. Неведомый командир арьергарда действовал в полном соответствии со здравым смыслом и Пфейтфайером: пехота, судя по буро-коричневым мундирам – гаунау, наступала Фажетти в лоб, а кавалерия выдвигалась сбоку, направляясь в обход открытого правого фланга. Красивое решение, хоть сейчас в учебный трактат! Хочешь – бей в бок не перекрывшего до конца берег Фажетти. Хочешь – бей в тыл не желающему оглядываться Айхенвальду; сковать упрямца перед решающим столкновением сам великий Гусь велит. Какой выбор, господа, какой выбор!
Грохнуло. Артиллерия дриксов вовсю поддерживала атаку своей пехоты. Ответа не было, хотя пора бы уже, а темно-синие эскадроны красиво заворачивали вправо, явно готовясь обрушиться на фланговые батальоны второй линии. Все-таки решили не бросать в тылу неразбитых фрошеров… Предусмотрительно и похвально! Гуси вообще птицы вдумчивые, один Август чего стоил!
– Прикажите Айхенвальду остановиться и развернуться, – снова подал голос Хеллинген. Обычно начальник штаба был ходячей субординацией, но бедняга видел, как Фажетти перестроился лицом к надвигающейся коннице. Умело перестроился, но строй вышел слишком уж тонким, и субординация полетела к Леворукому.
– Вы что-то сказали?
– Конный резерв! Пошлите Фажетти конный резерв! – Точно решил, что Марцию конец. И все из-за избытка опыта и знаний.
– Полковник Хеллинген, смирно!
– Я не собираюсь…
Грохот пушечного залпа весьма кстати скрыл грех неподчинения. Грохот талигойского залпа. Успели! Фажетти уже в Лаик умел выбрать нужный момент.
Дымное облако, летящие через конские головы всадники, валящиеся на снег лошади… С холма выглядит недурно, но Лионель Савиньяк слишком хорошо помнит Торку, чтобы наслаждаться красотой зрелища. Талигойскую кавалерию тоже встречали залпами в упор. Глупая была атака, чего уж там. Сегодняшний гаунау толковей старика Понси, он все понял правильно. Столь уверенное движение синей конницы застопорилось.
– Артиллерия оказалась весьма к месту, не правда ли, Хеллинген?
– Да, господин маршал!
Бунт иссяк. Нет, Хеллинген не испугался, вояки вообще мало чего боятся, но им надо смотреть снизу вверх. Кодорни, Айхенвальд, Хейл, Эрмали, не говоря уж о Лецке, – все они старше и опытней, но в этот Излом опыт не спасает, а тянет на дно. Как доспехи в воде.
Новый залп, прислуга у орудий делает все возможное! Молодцы, их старания не пропадут зря. Не пропадет ничего, что пришлось терпеть во время этого проклятого марша.
– Господин Проэмперадор. Подходит Хейл.
Пусть докладывают. Хоть бы и о том, что видно в любую трубу. Доклады наполняют некоторые существования смыслом. Пусть исполняют приказы – это придает уверенность. Смысл и уверенность – это счастье, хотя адъютанты и полковники о таком не задумываются. Он и сам не задумывался, пока подыгрывал Росио. Зачитать в нужное время письмо, проворонить неурочную встречу короля с супругой, сообщить о тайной депеше, обронить пару слов в соответствующем присутствии, даже обнажить шпагу… Это просто и иногда – весело, не то что, стоя на холме, гнать других на чужие мушкеты и ждать, ждать, ждать! Предел мечтаний для фридрихов и скрежет зубовный – для Росио, Рудольфа, отца…
Хватит! Их с тобой нет, есть ты, вот и решай. Это твоя диспозиция, последний полученный тобой приказ. Ты не просто должен защитить Надор, ты должен запереть Хайнриха в Гаунау до конца кампании, так изволь сосредоточиться. На Айхенвальде. Упрямец дошел-таки до боевой линии, спешно выстроенной то ли Фридрихом, то ли кем-то, кто очнулся первым. Если Айхенвальд остановится, дриксы смогут отдышаться. Если Айхенвальд остановится, схлынет азарт и солдаты почувствуют усталость. Нужно идти вперед. Не давать передышки, не позволять собраться с мыслями тем, у кого они есть.
– Господа, мы перемещаемся вслед за наступающей пехотой. Кто-то один может остаться и понаблюдать за сражением кавалерии. Оно обещает быть интересным.
– Кавалерийский резерв…
– Следует за нами.
Пока обруч катится, он не упадет! Пока идет война, армия не развалится, а будет армия, будет и Талиг. Если остановишься, то потом соберешь половину, треть, четверть… Если остановишься, те, кто не думает, – задумаются, а это удовольствие не для всех.
– Хеллинген, вы остаетесь? Отлично. Потом доложите.
6Новый пригорок. На этот раз с кривым деревцем на склоне. Сколько можно смотреть сверху вниз на чужой бой! Хуже – на свой, в котором тебя нет. «Особые поручения»… Таскаться за теми, кто знает свое дело и не думает ошибаться, а если ошибется, заметит это первым. И исправит.
– Недурно! – сообщил Хейл, не опуская трубы, но и без нее было видно, как уже обошедшая было заслон дриксенская конница развернулась к новому врагу. Успели. В последний момент, но успели. Неизвестный командир предпочел сшибку отступлению, и теперь две конные лавины неслись навстречу друг другу, словно на гобелене в Роксли. Нелепое сравнение, но чего только не придет в голову обреченному наблюдать. Вечный наблюдатель, хоть хроники пиши… «Я видел арест короля…» «Я видел то, что осталось от Надора…» «Я видел бой у Ор-Гаролис…» Не участвовал – видел. Не дрался – наблюдал. Свысока!
– Свеженькие, – усмехнулся раненный в плечо капитан. Хейл разогнал по полкам уже всех адъютантов, теперь его сопровождали легкораненые офицеры. И Чарльз Давенпорт.
– Ничего, – второй капитан улыбаться не мог, мешала кое-как перевязанная рана, – сейчас они начнут уставать…
Картинно несущиеся всадники сшиблись сразу в четырех местах. Сверху бой казался каруселью, водоворотом, в котором кружат разноцветные листья. Кто-то падал на снег, кто-то на всем скаку пролетал мимо одного противника, чтобы схватиться с другим. Темно-синие мундиры мешались с черно-красными. В бой вступали все новые и новые эскадроны, конные схватки вскипали по всему пространству – от сражающейся пехоты и до речного берега. У Хейла людей было больше… То есть изначально больше, но без потерь при первой атаке не обошлось, вдобавок кое-кто все же отстал, а дриксы только вступили в бой, и еще они очень хотели помочь своим.
Если арьергард прорвется, у Фридриха будет порох, если будет порох, все изменится. Будет не победа, а бойня, только принц в крайнем случае может убраться в Гаунау и набрать новых солдат, а вот Савиньяк… Кроме ушедшего к перевалам Кодорни можно рассчитывать разве что на новобранцев, оправившихся раненых и немногочисленных ветеранов. Вернее, стариков.
– Поторопи этих волов, Шарло. Лебенслюстигу нужна помощь.
Мелькнула обвязанная голова – капитан спускался с холма, спеша навстречу отставшим. Хейл переступил с ноги на ногу и вновь уставился на поле. Отвлекать генеральское внимание на свою персону Давенпорт не стал. Послал своего, пусть и раненого? Его право.
Временная свита в изодранных закопченных мундирах сгрудилась у края площадки. Командующего офицеры не стеснялись. Они громко разговаривали, переживая уже пережитое, выясняя, где Лебенслюстиг, младший Хейл, Гедлер, выискивали в общей каше своих, как-то их узнавали – или им так казалось. Чарльз молча отошел. Из боязни зацепить чужую рану. Из боязни надерзить и выставить себя дураком. По ту сторону холма тоже шел бой, и Давенпорт стал смотреть, как дерется пехота, о которой он почти позабыл, хотя ветер и доносил треск мушкетов, то и дело перекрываемый пушечными залпами. Пороха ни Талиг, ни Дриксен не жалели, но атака арьергарда захлебывалась. Конница была связана боем, а пехоте не хватало сил самой проламить талигойскую линию.
– Проклятье, они прорываются!
Может, сказалась свежесть людей и лошадей, может – удача, а может – умение командира, но в построениях Хейла возникла брешь, в которую «гуси» швырнули последние резервы. Еще немного, и темно-синие выйдут в тыл пехоте Фажетти. А своих резервов, кроме пары отставших и только что подошедших эскадронов, у генерала не осталось.
– Давенпорт!
Голова еще была в чужом бою и своей досаде, а гвардейские ноги уже щелкали каблуками перед возникшим начальством.
– Вы смотрите, куда нужно, – кивнул в сторону прорыва Хейл. – Передайте Диру – закрыть брешь. Проводите, но не увлекайтесь. Удачи!
Подтвердить приказ Чарльз забыл, вернее, вспомнил об этом у подножия холма. Подошедший резерв еще устраивался, Дир был в седле – ждал, вернее, злился. Как сам Чарльз пять минут назад.
– Робби, – крикнул Чарльз, наплевав на все уставы, – галопом за мной! «Гуси» прорвались. Приказ – латать дыру.
7Песня горна, короткое ржанье, охватившая мерзлую землю дрожь – два эскадрона, три с лишним сотни всадников, перешли на галоп. Топот множества копыт разносится по долине барабанным боем, ударяется в скалы, и те отвечают! Рокот накладывается на рокот, а конница все набирает ход, все неотвратимей, все неистовей становится бег. Удары копыт. Удары сердца, встречный ветер, свет, блики на выставленных вперед клинках. Здесь твое место, твое счастье, твоя жизнь и чужая смерть. Чужая!
Чарльз выравнивает коня, мчится рядом с Робби. Как же все ясно и просто! Нужно только держать строй! Безделью, ожиданиям, наблюденьям конец. Конец и офицеру для особых поручений. Теперь он один из многих. Он идет в атаку, как все! Со всеми. Нет людей, нет коней, нет эскадронов, есть единый неистовый порыв, который не сдержать никому!
Белая ложбинка, подъем, и вот они, враги! Совсем рядом!.. Леворукий, да они же стоят! То ли решают, куда свернуть, то ли приводят в порядок смешавшиеся ряды.
– Повезло! – шепчет, говорит, кричит Робби, привстав в стременах, машет рукой.
– Тали-и-иг!..
– Савиньяк!..
– Хе-е-е-е-ейл!
И вновь: «Тали-и-и-иг!»
Встречать атаку разогнавшихся талигойцев, не успев набрать ход, дриксы не захотели. Огрызнулись десятком пистолетных выстрелов и стали поворачивать коней.
– Вперед!
– Хейл!
– Держи «гусей»!
– Талиг!
Рубаки Дира на плечах бегущих врезаются в круговерть кавалерийского боя. Черный поток разбивается о синий, растекаясь ручьями и ручейками. Дорываются до живого тела клинки, ржут пьяные от скачки кони, сухо щелкают выстрелы, и ревут, ревут сбоку все еще несытые пушки.
Пронеслась потерявшая всадника лошадь, вынырнул из суматохи усатый дрикс на рыжем коне, поднял палаш. Чарльз принял удар на эфес, ответил, синий сдал вправо и вперед… Пара бесполезных ударов, пистолетный выстрел, усатый хватается за бок, рядом возникает Робби.
– Все, друг! – Сияющие глаза, на мокром лбу черные полосы. – Хватит с тебя сладкого! Дальше наша работа. Дуй к генералу – доложишь. Стив, прикрывать капитана!
– Так точно!
Лавина рассыпается на части, тает в общей схватке. Тысячи человек продолжают упорно резаться. Что для этакой мясорубки несколько лишних сотен и тем более трое? Капитан и двое солдат выбираются на обочину, пробиваясь назад. Обгоняют раненых. Их немного, потерянные в ложбинке минуты аукнулись дриксам упущенной удачей.
– Давайте к тому горбу. Я хочу оглядеться.
При докладе без холмиков не обойтись – разумеется, если начальство не удовольствуется отчетом о твоих восторгах. Безымянный горбик радушно подставил нетронутый снежный бок, позволяя подняться на словно созданную для наблюдений вершину. То, что представлялось мешаниной лиц, клинков, темно-синих спин и лошадиных крупов, обрело четкость.
Подход эскадронов Дира окончательно погасил порыв дриксенской кавалерии, но и талигойские порядки пришли в расстройство. Схватка притихла сама собой. Черные и синие отходили, перестраивались, готовясь с новой силой кинуться друг на друга. И кинулись бы, не опереди их пехота. И пушки.
Хейлу все же удалось оттянуть вражескую кавалерию от пехоты Фажетти и полностью завладеть вниманием дриксов, а те упустили из виду, что пехота может не только обороняться от конницы, но и наступать. Эта рассеянность оказалась роковой. Фажетти относился к великим стратегам прошлого и их трудам без должного почтения и не знал, что должен торчать столбом, считая чужих лошадей. Отбив первую попытку обхода, пехотные каре вместе с полковой артиллерией немного постояли, словно наблюдая за боем, и двинулись вперед. Подойдя на выстрел, они обрушились на топтавшихся на месте «гусей» всей мощью своего огня. Артиллеристы просто свирепствовали – картечь сыпалась дождем…
– Не хотел бы я сегодня быть «синим», – проворчал Стив.
Чарльз кивнул. Он мог лишь гадать, каково это – стоять в редеющем строю и слушать, как свистит смерть. Смерть, с которой не скрестишь клинок и которой не всадишь в брюхо пулю. Ненавидят ли солдаты тех, кто послал их на убой? Раньше Чарльз о таком не задумывался, но раньше он не смотрел сверху на сражения.
Запел горн – Бэзил и Лебенслюстиг вновь пошли вперед. Вновь боевой клич и топот сотен копыт сливаются в общий рев. Вновь сшибаются шеренги, но инициатива «гусями» бесповоротно утеряна. Черно-синий неистово ревущий зверь, пятная снег, медленно, но верно отползает назад, к западу. По истоптанному полю бредут выбравшиеся из битвы раненые, сбиваются в стайки, тянутся к своим, да бродят среди неподвижных темных пятен осиротевшие кони. Гул делается глуше, ветер носит дым, мешая видеть даже с холма. Все, пора докладывать.
– Возвращайтесь, – велит Чарльз, – дальше я сам.
Стив и его приятель не спорят. Они рады такому приказу. Капитан Давенпорт тоже бы предпочел вернуться к Диру. Чарльз хотел просто воевать уже тогда, когда в Талиге все было в порядке, а ему доставались гарнизон, гвардия, генералы…
Хейл стоял все на том же месте и все в той же позе, словно Чарльз никуда не отлучался, только даже от новой свиты осталось всего трое.
– Как заткнули прорыв, я видел, – взял быка за рога генерал. – Что дальше?
– Пять батальонов второй линии заслона атаковали фланговые эскадроны дриксов, когда те перестраивались.
– Браво! – Хейл был откровенно доволен. – Атаку мы им сорвали, но так оставлять нельзя, пора переходить в наступление. Давенпорт, отправляйтесь к маршалу. Сообщите, что его приказ выполнен. Ищите его в непосредственной близости от порядков Айхенвальда.
– Благодарю за совет, господин генерал!
– Поздравляю с первым боем. – Командующий кавалерией неожиданно усмехнулся. – Я свое первое сражение встретил оруженосцем. Хуже того, я и впрямь таскал оружие за господином и стерег его лошадь. Как же я был зол! А после боя меня еще и подпоили…
– Кто был вашим господином? – не выдержал Давенпорт.
– Арно Савиньяк. Старший, разумеется.
Глава 10
Кадана. Изонийское плоскогорье
400 год К.С. 22-й день Весенних Скал
1Два часа, и чуть ли не половины победоносной армии как не бывало, а мушкеты оставшихся вот-вот станут палками. Разве что гвардейцы поделятся. «Гуси» с обозами и «медведи» без ничего… Вот и клин между родичами. Хайнрих с горя похудеет и вырвет у зятя перья, но это будет еще не сейчас, сейчас – арьергард. Его мало отогнать, нужно, чтобы гаунау не пустились на новые подвиги; значит, Фажетти придется наступать. Хоть и жаль дробить силы перед главной схваткой, оставлять за спиной недотрепанных «медведей» с порохом нельзя.