Девушка с запретной радуги

– Таким образом книга не продвинется дальше, – произнес он. – Уберите проигрыватель, Мелисанда. Я хотел бы немного пописать. Или точнее переписать все. – Потом он одарил меня ослепительной улыбкой: – Идея с музыкой была гениальной. Спасибо.

– Но Вам не кажется… Я не сделала ничего особенного, – пробормотала я, избегая его взгляда, той глубины, в которой я имела все шансы затеряться.

– Нет, Вы на самом деле не сделали ничего особенного, – подтвердил он, опустив меня ниже плинтуса. – Вы особенная, Мелисанда. Вы, а не то, что Вы говорите или делаете.

Его глаза как обычно пытались поймать мой взгляд. Он поднял бровь с иронией, которую я уже очень хорошо знала.

– Спасибо, синьор, – смиренно ответила я.

Он рассмеялся, словно я рассказала ему анекдот. Он не обижался на меня. Я казалась ему забавной. Возможно, это лучше, чем ничего. Я мысленно вернулась к нашему разговору, состоявшемуся несколько дней назад, когда он спросил меня, согласилась бы я отдать ноги или душу ради любви. Тогда я ответила, что никогда не любила, а потому не знаю, как бы я поступила. Теперь же я осознавала, что могла бы ответить ему на тот сложный вопрос.

Он придвинул к себе компьютер и начал писать, закрывшись от меня в своем мире. Я же вернулась к своим обязанностям, хотя мое сердце дрожало. Влюбиться в Себастьяна МакЛэйна было равносильно самоубийству. А у меня не было желания становиться камикадзе. Правильно? Я была здравомыслящей девушкой, практичной, разумной, неспособной видеть сны. Даже с открытыми глазами. Или я была такой до настоящего момента..?

– Мелисанда?

– Да, синьор? – повернулась я к нему, удивленная его обращением. Когда он начинал писать, он абстрагировался от всего и всех.

– Мне хочется, чтобы здесь были розы, – произнес он, указывая на пустую вазу на письменном столе. – Попроси Миллисент поставить их сюда, пожалуйста.

– Конечно, синьор, – взяла я вазу обеими руками, зная, насколько она тяжелая.

– Красные розы, – уточнил он. – Как твои волосы.

Я покраснела, хотя в его словах не было ничего романтичного.

– Хорошо, синьор.

Я почувствовала на своей спине его взгляд, пока аккуратно открывала дверь и выходила в коридор. Выйдя, я спустилась на нижний этаж, крепко держа в руках вазу.

– Синьора МакМиллиан! Синьора! – позвала я, но нигде не было видно пожилой женщины. Смутное воспоминание пришло мне в голову. За завтраком экономка говорила мне что-то относительно выходного дня… Интересно, она имела в виду сегодня? Сложно сказать. МакМиллиан была кузницей запутанных сведений, и мне редко удавалось выслушать ее сначала и до конца. В кухне ее тоже не было. Огорченная я поставила вазу на стол около корзины со свежими фруктами.

Блестяще. Теперь я должна нарезать в саду розы. Задание за пределами моих способностей. Проще поймать облако и сплясать вальс.

В ушах невыносимо зазвенело, и с ощущением неминуемой катастрофы я вышла на свежий воздух. Розарий лежал передо мной, пылающий огнем лепестков. Красные, желтые, розовые, белые, даже синие. Жаль только, что я живу в черно-белом мире, где все было всего лишь оттенком. В мире, где цвет был чем-то необъяснимым, чем-то неопределенным, запретным. Я даже не могла мечтать о том, чтобы различать цвета, поскольку я не знала, что это такое. С рождения.

Я сделала нерешительный шаг к розарию, щеки мои пылали. Мне нужно придумать себе извинения, чтобы объяснить мое возвращение без цветов. Сначала я должна была выбрать красную из двух коробок, теперь – принести розы того же цвета. Какой он, красный? Как представить что-то, если я этого даже не видела? Даже в книге.

Я наступила на сломанную розу и, наклонившись, подняла ее. Она была уже увядшей, слабой в своей растительной смерти, но все еще пахла.

– Что ты здесь делаешь?

Я резко отбросила со лба волосы, пожалев, что не завязала их как обычно в хвостик. Они были длинными и уже мокрыми от пота.

– Мне надо собрать розы для синьора МакЛэйна, – ответила я лаконично.

Кайл улыбнулся мне своей привычной улыбкой, полной раздражающих намеков.

– Тебе помочь?

В этих словах, брошенных на ветер, пустых и двусмысленных, был путь к спасению, неожиданный выход из положения, и его надо было ловить на лету.

– На самом деле это должен был сделать ты, но тебя нигде не было видно. Как обычно, – язвительно сказала я.

– Я не садовник, – дрожь пробежала по его лицу. – Я и так много работаю.

Это заявление заставило меня рассмеяться. Я приложила руку ко рту, чтобы приглушить свое веселье.

– Это правда, – гневно сказал он. – Кто, по-твоему, помогает ему мыться, одеваться, передвигаться?

Мысль об обнаженном Себастьяне МакЛэйне произвела в моей голове короткое замыкание. Мыться, одеваться… Обязанности, которые я бы выполняла с удовольствием. Но мысль, что я никогда не буду этим заниматься, заставила ответить меня язвительно.

– Зато ты свободен большую часть дня. Конечно, ты всегда здесь, но тебя редко беспокоят, – добавила я дозу. – Давай, помоги мне.

Он все еще стоял раздраженный, а я протянула ему ножницы с улыбкой.

– Красные розы, – уточнила я.

– Будет сделано, – пробурчал он, принимаясь за работу.

Когда букет был готов, я пошла за ним на кухню, где стояла ваза. Мне казалось правильным, если мы разделим задание: он понесет вазу, а я – цветы.

МакЛэйн все еще воодушевленно писал и прервался лишь, когда мы вошли. Вместе.

– Теперь я понимаю, почему ты так долго отсутствовала, – прошипел он в мою сторону.

Кайл поспешил уйти, грубо поставив на стол вазу. На мгновение я даже подумала, что она упадет. Он уже вышел, когда я принялась ставить в вазу розы.

– Это было таким сложным заданием, что тебе потребовалась помощь? – спросил он, а глаза его метали неконтролируемые вспышки молнии.

Я взмахнула руками, как рыба плавниками, которая очень глупо попалась на крючок.

– Ваза была тяжелой, – извинилась я. – В следующий раз я не возьму ее с собой.

– Очень мудро, – сказал он ангельским голоском, но с лицом, затененным двухдневной небритостью, он казался злобным демоном, явившимся прямо из ада, чтобы тиранить меня.

– Я не нашла синьору МакМиллиан, – настаивала я. Рыба, которая все еще болталась на крючке и которая еще не поняла, что это было любовью.

– Ах, конечно, это ее выходной день, – подтвердил он. Потом его затихший гнев снова вспыхнул. – Я не хочу любовных историй между моими подчиненными.

– Мне это даже не приходило в голову, – сказала я так поспешно и искренне, что получила одобрительную улыбку от него.

– Меня это радует, – взгляд его был ледяным, несмотря на улыбку. – Но это не относится ко мне. Я не против иметь любовные истории с подчиненными.

Я восприняла его слова, как еще более серьезное издевательство в моем отношении. Впервые мне захотелось ударить его, хотя это и не было первым разом. Но я не могла дать волю рукам, потому лишь сильнее сжала букет, забыв о шипах. Боль меня застала врасплох, будто обычно я была невосприимчива к шипам, когда была занята перепалкой с другими.

– Ай! – отдернула я руку.

– Ты укололась?

Мой взгляд был красноречивей любого ответа. Он протянул мне руку.

– Покажи мне.

Я автоматически протянула к нему руку. Красная капля крови выделилась на белой коже. Темная, черная капля для моих аномальных глаз. Красная – для его нормальных.

Я попыталась выдернуть руку, но он железной хваткой сжал ее. Я рассеянно смотрела на него. Он не отводил взгляда от моего пальца, словно хищник, который гипнотизирует добычу. Потом все закончилось, как обычно. Его выражение лица изменилось, когда я даже не успела его расшифровать. Казалось, он испытал отвращение и потому поспешно отвел взгляд. Моя рука стала свободной, и я приложила палец к губам, чтобы слизать кровь.

Его голова снова повернулась в мою сторону, будто ею управляла непреодолимая и не особо приятная сила. Выражение его лица было умирающим, страдающим. Но лишь на мгновение. Потрясающее и нелогичное.

– Книга продвигается хорошо. Я нашел новые ресурсы, – сказал он, словно отвечая на мой вопрос, который я не задавала. – Ты могла бы принести мне чашку чая?

Я ухватилась за его просьбу, как за веревку, брошенную утопающему.

– Конечно, сейчас принесу.

– В этот раз сможешь сделать сама? – его ирония была почти приятной, после пугающего взгляда мгновением ранее.

– Постараюсь, – ответила я, принимая игру.

В этот раз я не повстречала Кайла, и это было для меня облегчением. Я вошла в кухню, значительно более уверенной походкой, нежели в сад. Попробовав там все блюда в компании синьоры МакМиллиан, я выучила все ее тайники. Без проблем я нашла чайник на полке сбоку от холодильника и пакетики чая в коробке с другой стороны. Потом я вернулась наверх, держа в руках поднос.

МакЛэйн даже не поднял глаза, когда я вошла. Очевидно, его уши, как радары антенны, уже знали, что я была одна.

– Я принесла сахар и мед, потому что я не знаю, с чем Вы предпочитаете пить чай. А также молоко.

Он кивнул, взглянув на поднос.

– Не слишком тяжел для тебя?

– Я к этому приспособлена, – ответила я с достоинством. Защищаться от его словесных шуток становилось моей неотъемлемой привычкой, разумеется, более приятной, чем трагичное волнение несколько минут назад. – Синьор… – это был подходящий момент, чтобы задать такой важный для меня вопрос.

Он улыбнулся мне самой приятной и искренней улыбкой, как монарх, положительно относящийся к своему честному подчиненному.

– Да, Мелисанда Бруно?

– Я хотела бы спросить, когда у меня будет выходной? – произнесла я бесстрашно на одном дыхании.

Он развел руки и сладко потянулся, прежде чем ответить.

– Выходной? Ты еще даже не начала хорошо работать, а уже хочешь отдохнуть от меня?

Я перенесла вес с одной ноги на другую, глядя, как он наливает в чай ложечку молока и кладет сахар, а потом делает медленный глоток.

– Сегодня воскресенье, синьор. Выходной день синьоры МакМиллиан. А послезавтра будет ровно неделя с тех пор, как я приехала. Может, это повод обсудить мой выходной, синьор?

Судя по выражению его лица, он не собирался предоставлять мне никакого выходного дня.

– Мелисанда Бруно, может, ты полагаешь, что я не собираюсь предоставлять тебе выходной? – насмешливо спросил он, словно прочитав мои мысли. Я уже хотела ответить, что я даже не думала предположить нечто подобное, к тому же абсурдное, но он добавил: – …потому что ты абсолютно права.

– Может, я не поняла, синьор. Это еще одна Ваша шутка? – слабым голосом спросила я, пытаясь сдержаться.

– А если нет? – возразил он, глядя на меня бездонными, как океан, глазами.

Я смотрела на него с раскрытым ртом.

– Но синьора МакМиллиан…

– Кайл тоже не имеет выходных дней, – напомнил он мне с мрачной улыбкой.

У меня начало складываться ощущение, что он жутко веселится, насмехаясь надо мной.

– Но у него нет фиксированных часов, как у меня, – сухо сказала я. У меня возникло сумасшедшее желание исследовать село и окрестности, и меня раздражало, что я должна бороться за свои права. Он даже бровью не повел.

– И он всегда в моем распоряжении.

– И когда я могу уйти? – спросила я, повышая голос. – Ночью, может? Я свободна от заката до рассвета… Вместо того, чтобы спать, я должна шататься по ночам? В отличие от Кайла я живу здесь и не возвращаюсь домой вечерами.

– Не вздумай уходить ночью. Это опасно.

Его смиренные слова отпечатались в моем сознании, спровоцировав слабый трепет.

– Мы находимся в тупике, – сказала я ледяным тоном, каким часто был его тон. – Я хочу исследовать окрестности, а Вы не хотите предоставить мне свободный день, чтобы я могла сделать это. С другой стороны, Вы угрожающе советуете мне не выходить ночью, потому что это опасно. И что мне остается делать?

– Когда ты злишься, ты еще более прекрасна, Мелисанда Бруно, – сказал он некстати. – Злость окрашивает твои щеки в нежно-розовый цвет.

Я просто разомлела на мгновение от радости, вызванной его комплиментом. Но потом ко мне вернулась злость:

– Так что? Вы дадите мне выходной?

Он криво улыбнулся, и мой гнев уступил место какому-то другому непонятному ощущению.

– Ок, пусть будет воскресенье, – сказал он наконец.

– Воскресенье? – он сдался так быстро, что это меня просто ошеломило. Он так быстро принимал решения, что мне уже казалось, будто я не в состоянии за ним поспеть. – Но ведь это выходной день синьоры МакМиллиан… Вы уверены…?

– Миллисент выходная только по утрам. Вы можете взять выходной вечером.

Я кивнула не очень убедительно. Но мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.

– Согласна.

– Вы не отнесете это на кухню, пожалуйста? – указал он на поднос.

Я уже дошла до двери, когда в голове моей со скоростью метеорита пронеслась мысль.

– Почему именно воскресенье?– я обернулась и посмотрела на него. У него было выражение гремучей змеи, и я все поняла в мгновение ока. – Потому что сегодня воскресенье, и мне придется ждать еще целых семь дней.

Победа Пирро. Я была так взбешена, что мне хотелось бросить в него поднос.

– Они быстро пролетят, – проговорил он, забавляясь. – И пожалуйста, не хлопай дверью, когда будешь уходить.

Я как раз собиралась это сделать, но мне помешал поднос. Я должна была бы поставить его на пол, потому я отказалась от этой идеи. И потом, он, вероятно, повеселился бы еще больше в этом случае.

В ту ночь, первый раз в своей жизни, я видела сны.

Глава пятая

Я была похожа на дух, почти призрак, в моей ночной рубашке, которая невидимо трепетала на ветру. Себастьян МакЛэйн любезно протягивал мне руку.

– Хочешь потанцевать со мной, Мелисанда Бруно?

Он неподвижно стоял на ногах у моей кровати. Никакого инвалидного кресла. Его лицо было бледным, почти таким же, как сон. Он преодолел разделяющую нас дистанцию с быстротой кометы и одарил меня обворожительной улыбкой человека, который не сомневается в счастье другого, потому что оно является отражением его собственного счастья.

– Синьор, МакЛэйн… Вы можете ходить… – мой голос был наивным, как у ребенка.

Он улыбнулся мне в ответ своими грустными темными глазами.

– По крайней мере, во сне, да. Ты даже во сне не хочешь называть меня Себастьяном, Мелисанда?

Я была смущена и боялась отказаться от формальностей даже в такой фантастический и нереальный момент.

– Согласна… Себастьян.

Его руки крепко и игриво обхватили мою талию.

– Ты умеешь танцевать, Мелисанда?

– Нет.

– Тогда позволь мне вести тебя. Думаешь, у тебя получится? – подозрительно посмотрел он на меня.

– Думаю, что нет, – искренне ответила я.

Он кивнул, нисколько не смутившись моей искренности.

– Даже во сне?

– Я никогда не вижу снов, – недоверчиво сказала я.

И, тем не менее, я это делала. Это было неоспоримым фактом. Потому что это не могло быть реальностью: я в ночной рубашке в его объятиях, его нежный взгляд, отсутствие инвалидной коляски.

– Надеюсь, что проснувшись, ты не будешь слишком разочарована, – задумчиво произнес он.

– Почему я должна быть разочарована? – полюбопытствовала я.

– Я стану героем первого сна в твоей жизни. Тебя это не разочарует? – он серьезно и испытующе смотрел на меня.

Потом он отстранился, но я положила ему руки на плечи, жесткие, как когти.

– Нет, останься со мной, пожалуйста!

– Ты хочешь видеть меня в твоем сне?

– Я не хочу никого другого в моем сне, – смело сказала я. Я напомнила себе, что смотрю сон. Во сне я могла говорить все, что мне приходит в голову, не боясь последствий.

Он еще раз улыбнулся мне улыбкой, прекрасной, как никогда. Он кружил меня, ускоряя ритм по мере того, как я выучивала шаги. Этот сон был настолько реалистичный, что пугал меня. Кончики моих пальцев ощущали мягкость его кашемирового свитера, а под ним – твердость его мускулов...

И вдруг я услышала звон маятниковых часов и засмеялась:

– И здесь то же самое!

Звон часов меня не особо порадовал. Он был резкий, тревожный, старый. Себастьян отстранился от меня, нахмурив лоб.

– Я должен идти.

Я вздрогнула, словно в меня вонзилась пуля.

– Именно должен?

– Должен, Мелисанда. Сны тоже имеют свойство заканчиваться, – в его словах послышалась грусть, приправленная прощанием.

– Ты вернешься? – я не могла отпустить его без борьбы.

Он внимательно посмотрел на меня, как делал это обычно в течение дня в реальности.

– Как я могу не вернуться теперь, когда ты научилась видеть сны?

Это поэтическое обещание заставило сильнее забиться мое сердце, которое и так билось как сумасшедшее от одной только мысли, что я увижу его вновь.

Сон погас, как пламя свечи, и наступила ночь.

Первое, что я увидела, открыв глаза, был потолок с наружными балками, потом слегка прикрытое окно.

Я впервые видела сны.

Миллисент МакМиллиан одарила меня любезной улыбкой, когда я появилась на кухне.

– Доброе утро, дорогая! Хорошо поспала?

– Как никогда в моей жизни, – лаконично ответила я. Сердце готово было выскочить из груди при воспоминании о герое сна.

– Я счастлива, – сказала экономка, даже не догадываясь о моих мыслях, и пустилась в подробнейший рассказ о дне, проведенном в селе. О мессе, о встрече с людьми, чьи имена мне ни о чем не говорили. Как всегда я позволила ей болтать, в то время как мой мозг занялся фантазиями, куда более приятными. Я постоянно посматривала на часы в лихорадочном ожидании встречи с ним.

Было, конечно, глупо думать, что этот день может стать другим, что он может вести себя по-другому. Это было лишь сном и ничем более. Но я, как весьма неопытный в этом вопросе человек, вообразила себя, что сон мог бы продолжиться в реальности.

Когда я вошла в кабинет, он открывал письма ножом для резки бумаг. Он быстро поднял глаза, чтобы лишь взглянуть на мое появление.

– Письмо от моего издателя. Я выключил телефон, чтобы он не доставал меня! Терпеть не могу людей, у которых нет фантазии… Они вообще не имеют ни малейшего понятия о жизни творческого человека, его времени, его пространстве...

Его жесткий тон вернул меня на землю. Никакого приветствия, никакого особого узнавания, никакого нежного взгляда. «Добро пожаловать в реальность», – поприветствовала я сама себя. Какая дурочка – думать обратное! Вот почему я никогда раньше не видела снов: потому что я не верила, не надеялась, не осмеливалась надеяться.

Мне нужно срочно стать снова Мелисандой, какой я была до этой встречи, до этого заблуждения.

Но, может, он приснится мне снова. Эта мысль согрела меня лучше чая синьоры МакМиллиан или жаркого солнца по ту сторону окна.

– Эй? Что Вы стоите, словно статуя? Садитесь, наконец.

Я покорно села напротив него, чувствуя, как румянец залил мою кожу. Он протянул мне письмо с серьезным лицом.

– Напишите ему и скажите, что он получит рукопись в предусмотренные сроки.

– Вы уверены, что успеете? Я хочу сказать… Напишите все…

– У меня парализованы ноги, а не мозг, – зло отреагировал он на мои слова. – У меня был лишь момент кризиса. Он закончился. Окончательно.

Я все утро провела в осторожном молчании, наблюдая, как он печатает на компьютере с необычайной энергией. Себастьян МакЛэйн был легко раздражаемым, подверженным смене настроения и вспыльчивым. Его можно было бы легко возненавидеть… Так думала я, рассматривая его. Но он был красив. Слишком красив, и он это знал. И это делало его еще более ненавистным. В моем сне он был воображаемым, проекцией моих желаний, нереальным человеком во плоти. Сон был лживым, изумительно лживым.

Вдруг он показал мне на розы:

– Замените их, пожалуйста. Терпеть не могу видеть, как они вянут. Я хочу видеть их всегда свежими.

– Сейчас сделаю, – вернулся ко мне голос.

– И будьте внимательны, чтобы не уколоться в этот раз, – твердость его тона меня ошеломила. Я никогда не была готова к его разрушительным вспышкам гнева.

Чтобы не рисковать, я взяла всю вазу и пошла вниз. Посреди лестницы мне встретилась экономка, которая сразу же поспешила мне помочь.

– Что случилось?

– Он хочет новые розы, – объяснила я, переводя дух. – Говорит, что не переносит, когда они вянут.

– Каждый день что-нибудь новенькое, – возвела женщина глаза к небу.

Мы отнесли вазу на кухню, а потом она пошла за свежими розами, исключительно красными. Я же присела на стул, будто придавленная мрачной атмосферой дома. Мне никак не удавалось выкинуть из головы сон этой ночи, отчасти потому что это был первый сон в моей жизни, и меня до сих пор бросало в дрожь от этого, отчасти потому что он был таким живым, болезненно живым. Звук настенных часов заставил меня подскочить на месте. Он был настолько ужасным, что напугал меня даже во сне. Возможно, именно эта деталь и сделала сон таким настоящим.

Глаза мои наполнились слезами, неудержимыми и бессильными. В горле застряли рыдания, и я никак не могла с ними справиться. Именно в этом состоянии меня нашла экономка, когда вернулась на кухню.

– Вот свежие розы для нашего синьора и хозяина, – весело сказала она, но заметив слезы на моем лице, она прижала руки к груди: – Синьорина Бруно! Что случилось? Вам плохо? Это из-за головомойки синьора МакЛэйна? Он то насмехается, злобный, как медведь, то очаровательный, когда вспоминает о том, чтобы быть таким… Не волнуйтесь, что бы он Вам не сказал, он уже забыл об этом.

– В этом-то и проблема, – сказала я плачущим голосом, но она не услышала, погрузившись в свои дискуссии.

– Я приготовлю Вам чай, Вам полегчает. Я помню однажды, где я работала раньше…

Я молча переносила ее тяжелую тираду, ценя неудавшуюся попытку отвлечь меня. Выпив чай, я сделала вид, что чувствую себя лучше, и отклонила ее предложение помочь мне. Я могла сама отнести розы. Женщина настаивала на том, чтобы сопроводить меня хотя бы до лестничной площадки, и я не посмела отказаться от ее любезной настойчивости. Когда я вернулась в кабинет, я была прежней Мелисандой: с сухими глазами, спокойным сердцем и смиреной душой.

Часы тянулись долго и были тяжелыми, словно железобетон, под стать моему настроению. МакЛэйн игнорировал меня весь день, обращаясь ко мне лишь в случае острой необходимости. Жгучее желание, чтобы наступил закат, было сравнимо только с утренним желанием увидеть его вновь. Неужели возможно, чтобы прошло так мало времени?

– Можете идти, синьорина Бруно, – попрощался он, не глядя мне в глаза.

Я ограничилась тем, что пожелала ему хорошего вечера, уважительно и холодно, как он.

Я искала Кайла по его просьбе, когда услышала рыдания из-под лестницы. В нерешительности опустив глаза, я раздумывала, что делать. После тысячи сомнений, я все же решила направиться туда, откуда был слышен шум, и то, что я увидела, было невероятным.

Там был Кайл, неясные очертания лица которого были скрыты в тени. Он шмыгал носом, сжимая в руке платочек, и теперь казался лишь бледной копией того соблазнителя, которого я видела раньше. Я взирала на него, онемев от изумления.

Он заметил меня и сделал шаг вперед.

– Я вызываю жалость? Или хочешь посмеяться надо мной?

Я почувствовала себя так, будто он поймал меня в то время, когда я шпионила за ним. Но я пресекла его попытки оправдаться.

– Тебя ищет синьор МакЛэйн. Он хотел бы вернуться в комнату, чтобы поужинать. Но… Ты в порядке? Могу я помочь тебе?

Его щеки покрылись темными пятнами, покраснев от смущения. Он сделал шаг назад.

– Ладно, извини. Забудь то, что я сказала тебе. Я только и делаю, что вмешиваюсь в чужие дела, – произнесла я.

– Ты слишком очаровательна, чтобы быть человеком, везде сующим свой нос, – отрицательно покачал он головой с непривычной вежливостью. – Нет, я… Я расстроен из-за развода. – Только сейчас я поняла, что он сжимал в руках не носовой платок, а скомканный лист. – Это произошло. Все мои попытки сохранить брак рухнули.